Глава 8


Жил да был на свете мальчик по имени Алькатрас. И творил он всякие интересные вещи. Но однажды предал тех, кто на него полагался, погубил мир и лишил жизни дорогого ему человека.

Конец.

Меня как-то спрашивали, почему разъяснение моей истории требует стольких томов. Ведь в конечном счете суть моего довода предельно проста. Я только что изложил его, ограничившись одним-единственным абзацем.

Три слова: обобщать — неблагодарное дело.

Обобщение — это когда вы берете сложную и захватывающую историю, а затем держите ее в микроволновке, пока она не съежится до крошечного, зажаренного до угольной корочки, кусочка. Один мудрый человек однажды сказал: «Любая история, какой бы хорошей ни была, будет выглядеть крайне глупо, если сократить ее до пары предложений».

Возьмем, к примеру, такой рассказ: «Жил да был на свете один британец с волосатыми ногами, и пришлось ему однажды найти дыру в земле и бросить туда дядюшкино кольцо». Глупо же звучит, да?

У меня таких намерений нет. Я хочу, чтобы вы испытали все до единого моменты агонии, которую чувствовал я сам. Твердя о своей крутости, я хочу показать, насколько я ужасен. А еще я хочу, чтобы вы прочитали целую книжную серию, прежде чем получите объяснение сцены, которую я упомянул в начале первой книги.

Вы ведь его помните, не правда ли? Тот самый эпизод, где я лежу привязанным к алтарю из энциклопедий, и меня вот-вот принесут в жертву Библиотекари? Вот тогда-то я и совершил свое предательство. Вам, наверное, интересно, когда же я, наконец, доберусь до этого поворотного момента моей жизни.

В пятой книге. Так-то вот.


— Так кого именно мы преследуем? — спросил Фолсом, вынимая из ушей вату, когда мы покинули замок принца.

— Мою мать, — коротко ответил я, озираясь по сторонам. Я заметил, как ее лицо мелькнуло в отъезжавшей карете. — Вон туда. Вперед.

— Постой, — сказал Фолсом. — Это Шаста Смедри? Я ее не узнал.

Я кивнул.

— Это может быть опасно, — присвистнул я.

— Это еще не все, — добавила поравнявшаяся с нами Гималайя. — Если то, что я слышала — правда, то в город скоро прибудет Та, Кого Нельзя Называть.

— Постой, кто? — переспросил я.

— Я же только что сказала, — ответила Гималайя. — Та, Кого Нельзя Называть. Библиотекари недовольны тем, как проходят мирные переговоры, и решили вызвать тяжелую артиллерию.

— Плохо дело, — сказал Фолсом.

— Та, Кого Нельзя Называть? — удивился я. — Почему мы не можем назвать ее по имени? Потому что мы ее боимся? Потому что это может привлечь внимание злых сил? Потому что ее имя стало проклятием для всего мира?

— Не говори ерунды, — сказала Гималайя. — Мы не называем ее по имени, потому что его никто не может произнести.

— Кангеч… — попытался было Фолсом. — Кангенченуг… Кагенчачса…

— Та, Кого Нельзя Называть, — закончила за него Гималайя. — Так проще.

— Как бы то ни было, — заметил Фолсом, — нам надо сообщить об этом государю Смедри — ситуация может очень быстро вылиться в опасное предприятие.

Я фыркнул.

— Не опаснее, чем в тот раз, когда я свидетельствовал против Страдающих акрофобией учителей английского из Пафкипси.

— Эм, Алькатрас, на самом деле ничего такого не было, — напомнил Фолсом. — Эта сцена из книги Райкерса.

Я замер. Все верно. Я разговаривал об этом с самим принцем, факт оставался фактом: в реальности ничего подобного не происходило.

Не меняло это и того факта, что кареты Шасты быстро исчезала вдали.

— Слушай, — сказал я, сопроводив свои слова жестом. — Дедушка назначил тебя главным по наблюдению за Библиотекарями в городе. Неужели ты готов упустить одну из самых одиозных Библиотекарш, не проследив, куда она направляется?

— Хмм, — ответил он. — Дело говоришь.

Мы промчались вниз по ступенькам и направились к каретам. Выбрав подходящую на вид, я запрыгнул внутрь с криком:

— Я реквизирую ваше транспортное средство!

— Слушаюсь, государь Смедри, — отозвался кучер.

Я и не ожидал, что все будет настолько просто. Здесь было бы уместно вспомнить, что в правительстве Нальхаллы мы, Смедри, исполняем обязанности юрисконсультов. И имеем право реквизировать практически все, что посчитаем нужным. (Единственное, на что не распространяются наши полномочия, — это пончики, о чем прямым текстом сказано в Запретном пончиковом акте восьмого века. К счастью, в Свободных Королевствах никаких пончиков нет, так что к этому закону прибегают крайне редко.)

Фолсом и Гималайя прыгнули в карету сразу за мной, и я указал вслед удаляющейся повозки с Шастой.

— Следуйте за той каретой! — с пафосом воскликнул я.

Кучер сделал, как велено. Так вот, не знаю, доводилось ли вам кататься в городской карете, но плетутся они со скоростью где-то пара миль в час — особенно в послеобеденных пробках. После моего довольно-таки пафосного и героического (раз уж я сам так сказал) возгласа, события приобрели безоговорочно медленный оборот, когда наш кучер сперва вывел лошадей на улицу, а потом c цоканьем копыт пошлепал за каретой Шасты. По ощущениям это больше напоминало не погоню на большой скорости, а самую обычную вечернюю поездку.

Я устроился на сидении.

— Не слишком-то увлекательно, да?

— Должен признать, лично я ожидал большего, — сказал Фолсом.

В этот самый момент мы проехали мимо уличного музыканта, игравшего у дороги на лютне. Гималайя уже было потянулась к Фолсому, но опоздала. Мой кузен резко встал, вспрыгнул на запятки кареты и начал двигаться, как заправский боец кун-фу.

— Гак! — воскликнул я, падая на пол, когда рубящий удар в стиле карате едва не задел меня по голове. — Фолсом, ты что творишь?

— Это его Талант, — объяснила Гималайя, сползая вместе со мной на пол. — Он плохо танцует! Стоит ему услышать музыку, и пошло-поехало. Это…

Мы выбрались за пределы радиуса слышимости музыканта, и Фолсом замер на полувзмахе, остановив ногу всего в паре дюймов от моего лица.

— О, — сказал он, — Тысяча извинений, Алькатрас. Иногда с моим Талантом сложно управиться.

«Сложно управиться» — это еще мягко сказано. Впоследствии до меня дошли слухи, как Фолсом однажды забрел на конкурс бальных танцев. Мало того, что он умудрился поставить подножку каждому человеку в зале, так еще и запихнул в тубу одного из членов жюри. Если вам интересно, то да, именно поэтому Гималайя заткнула уши Фолсома ватой, прежде чем пустить его в зал, где проходила вечеринка. По той же причине Фолсом вытащил стекло с музыкальной темой из своего экземпляра «Алькатраса Смедри и гаечного ключа».

— Алькатрас! — воскликнула Гималайя, куда-то показывая, как только мы снова уселись на свои места.

Я повернулся и вдруг понял, что карета моей матери остановилась на перекрестке, а наша как раз подъезжала к ней.

— Гак! — выпалил я. — Кучер, вы что делаете?

Кучер повернулся и озадаченно ответил: «Следую за каретой, как вы и просили».

— Ну так не дайте им понять, что мы их преследуем! — возмутился я. — Вы что, никогда не видели кино про супершпионов?

— Что такое кино? — спросил кучер и тут же добавил: — И… что такое супершпион?

На объяснения не было времени. Я жестом велел Гималайе и Фолсому пригнуться. Но в карете оказалось слишком мало места — одному из нас все равно пришлось бы сесть прямо. Узнает ли моя мать Фолсома, одного из знаменитых Смедри? А что насчет Гималайи, Библиотекаря-отступницы? Все мы были чересчур заметны.

— Разве вы двое не можете нас спрятать? — прошипела Гималайя. — Ну знаете, магию применить или вроде того.

— Будь у нас музыка, я мог бы задать трепку ее лошади, — задумчиво произнес Фолсом.

Гималайя с тревогой посмотрела на меня, и в этот самый момент меня осенило: я же Окулятор.

Окулятор. Линз-мастер. У меня были волшебные очки, включая те, что мне совсем недавно дал дедушка. Я выругался и достал фиолетовые Линзы, которые он назвал Линзами Маскировщика. Дедушка говорил, что мне достаточно мысленно сконцентрироваться на образе другого человека, и очки придадут мне его облик. Я надел Линзы и сосредоточился.

Гималайя взвизгнула.

— Ты прямо вылитый старик!

— Государь Смедри? — недоуменно спросил Фолсом.

Так не пойдет. Уж дедушку Смедри Шаста наверняка узнает. Я сел прямо и представил другого человека. Мистера Манна, моего учителя в шестом классе. В последний момент я сообразил, что если хочу выдать его за жителя Свободных Королевств, на нем должна быть туника. Затем я взглянул на свою мать, сидевшую в соседней карете.

Она посмотрела на меня в ответ. Сердце бешено колотилось в груди. (Сердца вообще имеют такую склонность. Если, конечно, вы не зомби. Но об этом позже.)

Мама скользнула по мне взглядом, но по ее выражению лица я понял, что остался неузнанным. Я облегченно вздохнул, и кареты поехали дальше.



Из всех Линз, которыми мне доводилось пользоваться на тот момент, самыми сложными в обращении оказались как раз-таки Линзы Маскировщика. Меня начинало трясти всякий раз, как мой облик менял форму — что непременно случалось, стоило мне хоть немного отвлечься. Чтобы поддерживать иллюзию, приходилось постоянно концентрироваться.

Мы поехали дальше, и мне стало неловко за то, что я так поздно вспомнил о Линзах Маскировщика. Бастилия часто пеняла мне за то, что я забывал о своих Окуляторных способностях, и была права. Как станет ясно в дальнейшем, я до сих не привык к собственной силе.

(Вы наверняка заметите, что я нередко упоминаю разные идеи, которые будут объясняться дальше по ходу книги. Иногда я поступаю так, потому что это неплохой способ предзнаменования будущих событий. Иногда — просто чтобы вас позлить. Что есть что — решайте сами.)

— Кто-нибудь из вас знает, где мы сейчас находимся? — спросил я, пока наш кучер продолжал «гнаться» за каретой Шасты.

— Кажется, мы едем к королевскому дворцу, — заметил Фолсом. — Смотри, отсюда видны верхушки башен.

Проследив за его жестом, я увидел белые дворцовые пики. Мы проехали мимо огромного прямоугольного здания по другую сторону улицы, на фасаде которого крупными буквами была выведена надпись «КОРОЛЕВСКИЕ АРХИВЫ (НЕ БИБЛИОТЕКА!)». Сделав поворот, мы миновали вереницу замков на обратной стороне улицы. Карета моей матери завернула за угол, будто собираясь снова объехать квартал по кругу. Что-то здесь было неладно.

— Кучер, догоняйте вон ту карету!

— Что ж вы никак не определитесь, а? — со вздохом посетовал кучер. На следующем перекрестке мы подкатили к карете Шасты, и я окинул ее взглядом.

Вот только моей матери там не оказалось. Пассажирка напоминала ее внешне, но это была уже другая женщина.

— Битые Стекла! — ругнулся я.

— В чем дело? — спросил Фолсом, выглядывая за борт кареты.

— Она улизнула, — ответил я.

— Ты уверен, что это не она? — уточнил Фолсом.

— Мм, да. Уж поверь. — «Мисс Флетчер» присматривала за мной почти все мое детство, хоть тогда я и не знал, что она приходится мне родной матерью.

— Может, она пользуется Линзами, как и ты, — предположила Гималайя.

— Она не Окулятор, — возразил я. — Не знаю, была ли она в курсе, что за ней следили, но каким-то образом умудрилась сбежать из кареты, пока мы этого не видели.

Фолсом и Гималайя поднялись с пола и снова сели. Я взглянул на Гималайю. Может, это она намекнула моей матери, что мы едем следом?

— Шаста Смедри, — сказала Гималайя. — Получается, она твоя родственница, да?

— Родная мать Алькатраса, — кивнув, ответил Фолсом.

— Серьезно? Твоя мать — Библиотекарь на перевоспитании?

— С «перевоспитанием» у нее дела так себе, — ответил я. Карета с ее двойником остановилась, и пассажирка вышла у ресторана. Я велел кучеру ждать, чтобы мы могли за ней проследить, но заранее знал, что толку от этого не будет.

— Родители Алькатраса расстались вскоре после его рождения, — объяснил Фолсом. — После этого Шаста вернулась к Библиотекарям.

— Из какого она ордена?

Я покачал головой.

— Не знаю. Она… плохо вписывается в их ряды. Есть в ней что-то особенное. — Мой дедушка как-то сказал, что ее мотивов не понимали даже другие Библиотекари.

У нее были Линзы Рашида; если она заручится помощью Окулятора, то сможет читать на Забытом Языке. И это делало ее крайне, крайне опасной. Что ей понадобилось на той вечеринке? Говорила ли она с моим отцом? Пыталась ли что-то сделать с принцем?

— Давайте вернемся в замок, — предложил я. Возможно, дедушка Смедри сумеет нам помочь.

Загрузка...