Перевал Дикий, где мы сегодня собирались заночевать, оправдывал свое название во всех смыслах. Дикий он по погоде, по сложности восхождения, по сюрпризам. Особенно по сюрпризам. И видимо «посчастливилось» мне встретить одни такой сюрприз прямо сейчас. Я смотрел на силуэт, не отводя взгляда и даже боясь дышать — вдруг это существо услышит мое дыхание?
Впрочем, существо уже давно заметило меня.
Снег хлестал по лицу, застилая обзор, от чего фантазия разыгралась еще пуще. И уже казалось мне, что у существа, стоящего в нескольких десятках метров от меня, уже и вроде бы рога есть на голове, и сама голова какая-то жуткая, угловатая.
А когда существо хрипло произнесло «Андрей!» я вовсе чуть не бросился прочь. И только железная сила воли и холодный разум не дали этого сделать. Откуда существо знает мое имя? Да и голос вполне себе человеческий.
— Кто это? — крикнул я, приглядываясь.
— Это Ефим Куликов, из старшей группы.
Существо двинуло на меня. Снег на мгновение перестал лететь в лицо, ветер затих и я увидел альпиниста из «базы».
— Что вы тут делаете?! — спросил я, не ожидая увидеть еще кого-то.
— У меня приказ с лагеря поступил по рации — вам веревок дополнительных доставить. Вы не получали сообщение?
— Нет, — ответил я. — Непогода, сильные помехи. Только и смогли, что доложиться о прибытии на первую точку.
— Поэтому меня и отправили, — кивнул Ефим. — Молодов передал вам информацию о том, что сейчас на перевале Дикий и выше крутизна подъема слишком большая, нужно еще провесить веревок. Поэтому Молодов и направил меня к вам.
Ефим кивнул на рюкзак за его плечами.
— Взял вам веревок с запасом.
— У нас есть, — ответил я.
Ефим покачал головой.
— Этого не хватит.
Спорить не было никакого желания, поэтому я пригласил гостя в палатку.
— Как же вы тут все плотно разместились! — улыбнулся Ефим, едва вошел внутрь. — Всем добрый день!
Появление гостя удивило всех и на мгновение все затихли.
— Это… — начал я, но Генка опередил меня.
— Ефим! Я видел вас на базе. Вы какими тут судьбами? Мимо проходили?
Палатка взорвалась смехом.
— Ага, мимо! — улыбнулся Ефим. — Дай думаю, зайду, коль по пути! На самом деле я вам еще веревок принес.
Я понимал, что, скорее всего веревки — это только повод проследить ситуацию в группе. Тем более первая ночевка. Всякое может быть. Молодов, этот проницательный человек, понимал — вряд ли обо всем мы будем докладывать в лагерь. Все-таки молодежь, геройство у всех в крови играет. И Молодов не ошибся — споры и в самом деле случились и притирка характеров, — первая, но не последняя, — произошла.
Ефим пристроился с краю, коротко рассказал про веревки и вертикальные стенки. Всех это устроило. Постепенно разговоры стали плавно перетекать на отдаленные темы, не связанные с альпинизмом.
Появление нового человека в группе — хоть и временно, — как ни странно, но успокоило всех и переменило настроение людей. Костарев и Артем ожидаемо отстранились каждый в своем углу, задумались о чем-то своем. Молчали, не скандалили — и на том спасибо. Остальные ребята охотно разговорились с Ефимом, принялись угощать его чаем, кашей и всячески оказывать гостеприимство.
Ефим душевно благодарил всех, а потом, хитро подмигнув нам, шепнул:
— От Молодова еще вам привет. Есть чай?
— Полно! — ответила Марина.
— Хорошо. Давай всем по кружечке? Выпьем.
— Да мы уже… — начал Володька, но Ефим его прервал.
— Так надо. Молодов сказал угостить подарком, только чтобы никто не узнал. Просил слово с вас взять.
Стало интересно и мы с любопытством кивнули:
— Будем молчать.
— Вот и хорошо!
Ефим достал из внутреннего кармана маленькую бутылочку с янтарной жидкостью.
— Коньяк! — выдохнул Генка, первым сообразив, что это такое.
— Он самый, — кивнул Ефим. — Самый лучший, армянский. Не много, поэтому с чаем. Добавляй в котелок. И разливай всем. Захмелеть не получится, но прогреет кровь — это уж точно.
Все оживились.
— А нам разве можно? — с сомнением спросил я.
— Молодов сказал, что совсем немного можно, — ответил Ефим. — Но если считаешь, что группе нельзя, то я конечно спрячу…
— Андрей, ну ты чего? — пробурчал Генка. — Да тут только губу смазать хватит.
Я улыбнулся.
— Ладно. Чуть-чуть можно. Тем более тренер разрешил!
— Тренер плохого не посоветует! — оживился Генка.
Теперь в версии о том, что Ефим пришел сюда не только из-за веревок я уже не сомневался. Молодов мудр и опытен. Он точно знает, что нас ждет. Вот и отправил разгрузить ситуацию. Весьма вовремя кстати. Тем более что группа была не обычной, с учетом случившегося внизу. И Молодов это прекрасно понимает.
Вот ведь проницательный какой!
Генка не соврал, коньяка хватило бы и в самом деле только смочить губы. Но добавленный в горячий чай, он превратил напиток в настоящий нектар. Мы пили крепленый чай и чувствовали, как приятной теплотой жидкость разливается по телу. В голову тоже дало, но не мощно, мягкой волной, потянуло в сон.
Допив чай, и еще немного поболтав, мы улеглись.
Следующее утро выдалось хорошим. Погода утихомирилась. Мы позавтракали и принялись работать. Провесить веревки — работа тяжелая, сложная, особенно в таких условиях, как высота. Больше пяти тысяч метров, воздух разряжен. Тут просто собраться с мыслями и найти в себе силы идти сложно, а еще нужно с веревками возиться. И возиться тщательно — потому что от них много всего зависит. И в первую очередь — жизни поднимающихся.
К обеду работа была закончена.
Клим и Володька вызвались приготовить еду, остальные устало разлеглись на снегу, отдыхая. Я же решил проверить веревки еще раз, больше, что успокоиться самому и не переживать за проделанную работу.
— Разреши я с тобой? — вызвался вдруг Марк.
Я немного удивился такой инициативности, но парень пояснил:
— Сами же потом по этим веревкам пойдем. Уж лучше проверить сейчас, чем потом из снега людей доставать.
Он был прав.
— Хорошо, пошли, — кивнул я.
И мы двинули проверять веревки.
Можно было этого и не делать, ребята отработали на совесть.
— Первые пять веревок — нормально, — крикнул Марк, отходя в сторону.
Парень подошел ко мне, стер со своего лица испарину.
— Слушай, а можно вопрос?
— Давай, — кивнул я, чуть напрягшись.
— Ты какой узел вяжешь на страховку? Я просто обратил внимание, что часто делаешь «дубовый».
— Верно, — кивнул я. — Именно его и вяжу.
— А я «прусик» уважаю.
— «Прусик» хорош, но у «дубового» есть преимущества.
И я принялся с видом лектора рассказывать ему все о узлах, что узнал от Молодова, а Марк с нескрываемым любопытством слушал, хотя и сам все прекрасно знал.
— Владимир вроде тоже «дубовый» вяжет? — спросил Марк, когда я закончил.
— Да, но он любит чередовать.
— Он парень вроде нормальный? Да я интересуюсь, просто никого толком не знаю. Из другого города. А вы вроде как все вместе до этого в клуб ходили, знаете друг друга.
— Верно. Он парень нормальный.
— Вряд ли бы кого-то ледорубом оглушил бы?
Я вновь напрягся.
— Андрей, я просто переживаю. Ты пойми, я из вас толком никого не знаю, а тут такое. Я на всех на вас с опаской смотрю. Ну на тебя конечно не смотрю, по тебе сразу видно, что ты нормальный парень. А вот остальные…
— Остальные тоже нормальные, — ответил я.
— Даже Костарев и Артем?
Вопрос был с подвохом.
— Даже они, — после паузы ответил я. — Своеобразные, эмоциональные, но нормальные.
— Тогда Рудов сам себя, получается, огрел ледорубом, если все нормальные?
— Не мне судить кто из них убийца, — холодно ответил я. — Пошли вниз, скоро спуск будет.
Частью разума расспрос Марка я понимал, парень переживает. Я бы и сам переживал, окажись на его месте. Но другая моя часть напряглась. Не понравился мне этот диалог.
В лагере уже все были собраны. Пора было возвращаться вниз. Высота взята, необходимые дела сделаны, организм подготовлен. Теперь вниз. Отдыхать, чтобы потом подняться еще выше.
— Андрей, привет! — воскликнул Молодов, едва увидев нас, спускающихся с Победы. — Рад тебя видеть! Как хорошо, что все целы! Не поранились? Руки, ноги в порядке? Никаких эксцессов? ЧС? Травм? Ну вот и хорошо!
Тренер подскочил ко мне, обнял.
Усталость была неимоверной, но понимание того, что мы в базовом лагере приятно грели душу. Да и воздух тут был более обогащен кислородом, поэтому дышалось сладко.
А Молодов не унимался с расспросами.
— Что там с веревками? Провели?
Я подробно отчитался о проделанной работе. Молодов удовлетворенно кивнул:
— Не сомневался в тебе. Все сделали как нужно, как учил. Эти веревки понадобятся.
Потом, немного отведя меня в сторону, шепнул:
— Подарок мой получили от Ефима?
— Получили, — улыбнулся я. — Спасибо! Он был весьма вовремя.
— Это я по себе знаю, — кивнул Молодов и голос его стал задумчивым и немного грустным. — Первая ночевка — самая острая. Может быть все идеально. А может быть совсем все швах. Нервы на пределе, натянуты и иногда не выдерживают у ребят. Бывает, и матерые парни зубами скрипят. А молодняк — и подавно. Поэтому очень важно, чтобы в первую ночь все было нормально. Дальше проще будет, но начало — самое важное. Вот я втихаря и отправил Ефима. Он тоже парень сообразительный, тоже видал многое. Поэтому согласился. Но только пусть этот эпизод останется в тайне.
— Конечно!
— Вот и хорошо, а сейчас иди, отдыхай. У группы три дня перед очередным выходом.
Помни — дальше будет легче.
Я искренне на это надеялся.
— Заодно газеты почитай. Там почти на каждой ваши фотографии! А какие статьи! Как написано — закачаешься! В редакцию уже и письма начали люди писать с разных уголков Союза, представляешь?! Такие теплые слова пишут! Ну глянешь, порадуешься.
Я кивнул. И немного подумав, осторожно спросил:
— А что там с расследованием?
— Ай-й… — махнул рукой Молодов, словно отгоняя надоедливую муху. — Как-как… Сам в общем увидишь. Кстати, вон они, следователи. Нарисовались. Задыхаются, блюют, высоту не переносят, а все сидят, бумажки заполняют. Вот это самоотверженность в работе! Двоих уже свезли, с высотной болезнью. На их место других приволокли. Пишут протоколы.
— Есть подозреваемые?
Молодов тяжело вздохнул.
— Костарева раскручивают. Я им пытался перечить, просил, чтобы все версии проверяли, но те отшучиваются. Правда, ребят с базового лагеря опросили давеча. Плотно обрабатывали. Но видимо все пустое. Уже и телеграмму подали в Москву к себе, мол, почти раскрыли, ждут окончания восхождения, чтобы потом…
Молодов не договорил.
— Я считаю так: если виновен — получи заслуженное наказание. Но если не доказали, то и наказывать не имеют права. А что Костарев? Ну, подрался с Рудовым. И что с того? Не улики это и не мотив. Отпечатки пусть ищут. Или что-то более основательное, а не вот эти вот домыслы.
Я согласился с тренером. И глянул на Костарева. Он по обыкновению своему был молчалив.
Три дня отдыха прошли в нервозности. Я ожидал, что мы сможем в полной мере отдохнуть, но люди в штатском не дали нам этого сделать. Расследование продолжалось, но больше походило на пытку. Нас вызывали по одному, вновь и вновь расспрашивали об одном и том же.
Молодов нервничал, кричал на следователей, чтобы те не мешали и дали нам нормально отдохнуть перед очередным восхождением. Следователи вроде соглашались, но тут же вступал в спор Кайрат Айдынович и требовал, чтобы работа по выявлению преступника была продолжена. Это удивляло всех. Но только не меня. Что еще ожидать от Айдыновича, как не этого? Планы его понятны — не дать нам нормально отдохнуть, вымотать морально.
В редкие минуты спокойствия удавалось провести время с Лесей. И каждая встреча была теплой и приятной. Я чувствовал, что наша с ней связь становиться все крепче.
Прошло три дня, и мы вновь выдвинулись на маршрут. На этот раз рюкзаки были не такими тяжелыми, и мы довольно спокойно преодолели расстояние до второго лагеря. Там переночевали, используя провизию, которую доставили в первый наш заход. Правда особо не шиковали, понимая, что будет еще одни, последний подъем. В этот раз нам предстояло добраться до пика Важа Пшавела.
Эта была важная точка. На ней предстояло устроить штурмовой лагерь. И именно с этой точки и будет бросок до Победы, самый сложный и невероятный.
Ночь на перевале Диком прошла спокойно. Все уже были не так нервозны и даже радовались, что удалось вырваться из базового лагеря, где, словно комары и слепни донимали следователи.
Проснулись бодрячком. Вышли на маршрут с шутками и прибаутками.
До третьего лагеря на высоте 6200 метров добрались к трем часам. Тут предстояла ночевка на снежной полке. Воздух тут был каким-то пустым, им сложно было надышаться. Я с трудом сдерживал себя, чтобы не начать быстро и часто дышать, уподобившись собаке. Нельзя. Ни в коем случае нельзя использовать собачье дыхание. Я помнил лекции Молодова. И это ни к чему хорошему не приведет. Делать глубокие вдохи, давать организму высосать из воздуха весь скудный кислород. Выдохнуть. И так каждый раз.
Остальным ребятам тоже пришлось не сладко. Особенно страдал Костарев. Не удивительно. Он был новичком, особого опыта походов не имел и сейчас из-за этого сильно страдал. Но надо отдать ему должное держался парень хорошо, хоть и едва шевелил ногами.
— Привал! — скомандовал я, скидывая рюкзак.
Теперь он казался не таким легким, напротив, в него будто наложили булыжников под самую завязку.
— Генка! Мы с тобой организуем питание. Остальные — кидаем силы на сооружение жилища.
Выбор такой работы был не намеренным. На такой высоте вскипятить воду — не простая задача. А что-то сварить — и вовсе. Сказывается высотное давление и потому процесс простого даже не закипания, а создания воды из снега обычно занимает от сорока минут до часа. Поэтому мы приступили к процессу сразу, едва поднялись.
Мы накипятили воды, сварили кашу. А потом, сняв с огня, укутали в спальник, оставив там доходить ее еще минут на двадцать. Такую хитрость подсказал нам Молодов. Это очень экономило горючее.
«Экономии веса подчинен весь быт в горах!» — говорил он и был абсолютно прав.
Когда все было готово, мы едва держались на ногах. Заползли в палатку, принялись есть, зверски оголодав от физических нагрузок.
— Кулинары из вас, конечно, еще те! — усмехнулся Володька, уплетая кашу.
— А что такое? — напрягся Генка. — Нормальная каша, гречневая, и масла добавили как надо. Вкусно!
— Не солено! У девчат наших куда лучше получалось.
— Ну это ты просто в угоду комплимента нашим красавицам почем зря нашу еду ругаешь!
— Да я честно говорю! Не солено.
— Признаюсь, я согласен с Володей, — кивнул я. — Пресновато. А может, просто вся соль вышла с потом? Не хватает организму.
— Андрей, это нож в спину! Мы же вместе готовили! Ну поддержал бы хоть.
— Чего ты так реагируешь? — улыбнулась Маринка.
— Да просто первенство по вкусной каше в прошлом году именно у меня было! Забыли, как на Каменке проводили чемпионат? Чью кашу больше всех нахваливали? Вот именно — мою! А теперь вдруг начинаете носы воротить!
— Ладно, Генка, твоя каша по-прежнему самая вкусная, — ответил я. — Первенство твое никто не оспаривает. Но за солью я все же сползаю. Где она у нас?
— В рюкзаке дальнем.
Я протиснулся между ребят, добрался в противоположную часть палатки, где у нас располагались спальники и рюкзаки.
— В синем? — спросил я, присматриваясь в полутьме к ношам.
— В нем самом, — ответил Генка и принялся с жаром доказывать остальным ребятам, что именно готовит самую вкусную кашу, приводя в доводы какие-то очень странные причины типа наличия в его доме трех сотен книг о кулинарии и поваров в семье в третьем поколении.
Я достал синий рюкзак и принялся искать в нем соль. Рука наткнулась на что-то твердое, завернутое в тряпочку. Мне подумалось, что как раз может быть соль в упаковке, завернута, чтобы избежать просыпания.
Я достал сверток, развернул его… и открыл от удивления рот. Хорошо, что еще ничего не сказал покрепче, не выдав себя. А выдавать себя сейчас было ни в коем случае нельзя. Это стало понятно, едва блеклый свет упал на предмет, ни по какой логике не должный здесь оказаться, но оказавшийся, и явно не случайно.
Я смотрел на него и все задал вопрос — что он тут делает? Спрашивал сам себя и не находил ответа.
Вместо соли в моих руках лежал пистолет.