Альпинист. Книга 2

Глава 6 Гипоксия

— Как… как база могла передать информацию про то, что погода будет хорошей? — шептал Костя. — Что же тут хорошего?

Я и сам задавался таким вопросом. Но не только это меня сейчас беспокоило. Тревожило и состояние Кости. Я знал парня больше тренера — все-таки учились вместе за одной партой, и на танцы ходили, и за девчонками бегали. Характер у Кости был не взрывной, смирный. Но сейчас…

Я видел, что друг явно не в себе. Нервный, злой. В принципе, его понять можно. Каждый из нас хотел идеальное восхождение — чтобы и погода была хорошей, и усталость не донимала. Но реальность сложилась несколько иначе.

Однако стоило из-за этого так нервничать? Всякое бывает. Тем более на высоте. Нужно быть готовым к этому.

— Костя, ты как? — спросил я парня.

— Погода дрянная, — выдохнул он.

Хотел сказать что-то еще, но не хватило дыхания. Воздух тут и в самом деле был не такой насыщенный кислородом, как внизу, каждое слово давалось с трудом.

— А что ты хотел? Чтобы солнышко светило весь подъем? — злобно сказал я и сам себя выругал за несдержанность. — Ладно, извини. Мне тоже тяжело. Но я терплю.

— А голова у тебя тоже кружится? — спросил Костя, глянув на меня. — Просто у меня кружится. Аж в стороны кидает.

— Голова кружится? — насторожился я.

— Да так, ерунда! — усмехнулся Костя, отмахнувшись. — Из-за голода, наверное.

— Нет, Костя, это не голод, — прошептал я, остановив друга. — Костя, у тебя горная болезнь!

— Да какая к черту горная болезнь?! Я… — он не договорил, вновь не хватило дыхания.

Костя долго и жадно ловил ртом воздух. Потом, вдруг крепко схватив меня, прошептал:

— Андрей, не смей!

— Что?

— Не смей никому говорить. Слышишь? Я справлюсь.

— Да ты же можешь…

— Это приговор будет для меня. Они снимут меня с маршрута, если напишут такой диагноз.

— Костя, горная болезнь…

— Это не горная болезнь!

Костя схватил меня за куртку, притянул к себе. Хотел что-то сказать, но лишь тяжело отдышался, а потом и вовсе закашлялся.

— Высотный отек легких — и смерть. Вот что такое горная болезнь, — попытался донести я до друга простую истину — Может быть, и отек головного мозга. В любом случае ничего хорошего не жди. И просто так это не пройдет. Нужно немедленно спускать его вниз. У нас очень мало времени. Костя…

— Андрей! — прохрипел тот. — Не смей. Я прошу тебя. Ради нашей дружбы.

— Ты действительно хочешь нашу дружбу на одну чашу с твоей жизнью поставить?! — возмутился я.

— Это не горная болезнь, — просипел Костя. — Это просто… отдышка…

— Костя! — к нам подошел Молодов.

Парень выдавил из себя улыбку, но она получилась жуткой.

Тренеру хватило и одного взгляда, чтобы все понять.

— Костя…

— Я пойду дальше! — категорично заявил парень. — Я смогу! Я выдержу!

— Костя, у тебя развивается горная болезнь. Это не шутки! Это смертельно опасно!

— Владимир Федорович! — тон парня изменился. Теперь Костя едва не плакал. — Владимир Федорович, вы же понимаете, что это значит?

Молодов мог соврать; мог сказать что-то про обследование и дальнейшее восстановление организма, когда можно будет рассмотреть вопрос о подъеме; мог наплести про таблетки, которые помогут.

Но он этого не сделал.

Он сказал правду, горькую, но правду.

— Я понимаю, что это значит. На Пик Победы тебе не подняться.

Эти слова оглушили Костю. Он некоторое время непонимающе смотрел на Молодова, не смея что-то сказать в ответ, и лишь открывал рот, как выкинутая на берег рыба. С таким исходом он не мог смириться.

— Костя, нам нужно спуститься вниз, — сказал Молодов. — Мой промах, что не смог определить симптомов у тебя раньше. Но лучше поздно, чем никогда. Жизнь тебе спасем, не переживай. Главное сейчас — скорость.

Группа окружила Костю и это еще больше растревожила и без того нервного парня.

— Нет! — зашипел он. — Я не пойду вниз! Слышите?! Не пойду! Я поправлюсь! Честное слово, поправлюсь! Сейчас отдышусь, кипятка попью — и поправлюсь. Все будет хорошо. Это временно. Пройдет. Сейчас пройдет.

Молодов ничего ему не ответил. Повернувшись к нам, сказал:

— Идем все до Приюта. Потом разделимся на две группы. Одна останется на месте, вторая спустит больного.

— Я не больной! — возмутился Костя, но его никто не слушал.

— Пойдем от Приюта вниз, по другой дороге, прямой. Там есть первая очередь канатной дороги, что-то вроде маршрута эвакуации. Доберемся до нее, спустим парня вниз.

— Владимир Федорович…

— Это приказ, — жестко отрезал Молодов. — Не обсуждается. Пошли. Парни, подсобите ему.

Мы подхватили Костю с двух сторон, двинули в путь.

— Ты не переживай, сейчас чаем горячим отпоем и все пройдет. Бывало так, я читал, — принялся успокаивать Костю Генка.

Я же не стал понапрасну обнадеживать парня. В первую очередь, потому что понимал, что горная болезнь на такой высоте — это и в самом деле приговор. Все, что ниже четырех тысяч метров, да еще и после нескольких дней пребывания на Эльбрусе — по сути пустяк. И если воспринимается организмом так, то однозначно говорит о том, что этому человеку на Победе делать нечего — организм не принимает высоту.

Больше на горы ему не попасть.

Оставшиеся триста метров до Приюта добрались кое-как. Ветер швырял в воздух комки колючего снега, сбивал с ног и норовил все время прижать к земле или растащить по местности. Косте же с каждым шагом становилось хуже. Он задыхался, кашлял, хрипел. Уже не спорил — не было сил.

Хотелось немедленно развернуться и идти как можно скорей вниз. Но эти действия были продиктованы эмоциями. А эмоциям не место в горах. Тут нужно думать холодным разумом. И Молодов говорил все верно. Нужно добить высоту. И уже оттуда спускать Костю вниз, по прямой дороге.

Последние пятьдесят метров погода и вовсе как будто сбесилась. Пришлось несколько раз переждать порывы ветра. Но когда мы забрались на нужную точку и увидели вдалеке тот самый Приют одиннадцати — похожее на дирижабль округлое здание, обшитое оцинкованными листами железа, — все стихло словно по мановению волшебной палочки.

Жаль, вдоволь налюбоваться легендарным строением не получилось.

— Генка, чаю сооруди! — приказал Молодов. — Володька, ты палатку-двускатку ставь. Остальные — помогать остальным и мне под ногами не мешаться.

Объяснять всем по два раза не пришлось. Мы довольно быстро поставили пару палаток, согрели кипятка, заварили чай.

— Костян, давай, хлебай. Горячее через себя пропустить надо обязательно. Легче станет, — сказал Молодов, протягивая дымящуюся кружку.

За последнюю фразу, да сказанную не кем-то, а тренером, Костя зацепился как за последнюю соломинку. Парень схватил кружку и принялся хлебать кипяток.

— Потише. Обожжешься!

— Мне полегче… правда… — выдохнул Костя.

Молодов проверил пульс парня, покачал головой. По взгляду я понял, что легче не стало. Да и сам я видел лицо Кости, белое, похожее на маску призрака. Увидишь такое ночью — богу душу отдашь от страха.

— Свяжусь с базой, — тихо сказал тренер.

И вышел из палатки.

— Парни, — взмолился Костя. — Убедите… Молодова… что я… в порядке.

— Костя, да ты еле говоришь! — возмутился Володька. — Тебе вниз надо! У тебя горная болезнь. Умрешь ведь! Не шутки это!

— Нет, — отмахнулся тот. — Я ведь до этого… ходил с вами… в горы… и ничего…

— Какая там была высота? И какая тут. Давай, Костя, не суетись. Побереги лучше силы для спуска.

Эти Володькины слова задели парня, лицо исказилось в злобной гримасе.

— Я в горы хочу!

— Будем ходить, — кивнул Володька. — Но только высота будет другая. Сейчас — строго вниз.

— Другая высота? — злобно процедил Костя. — Это какая? На Каменку предлагаешь всю жизнь ходить? Нет, я на Победу хочу!

— Какая тебе Победа… — начал Володька, но я остановил его жестом руки.

Спорить сейчас бесполезно.

В палатку зашел Молодов.

— С базой связался. Они согласовали спуск. Сказали приступать немедленно. Володя, ты остаешься за старшего. Организуешь здесь лагерь, пережидай плохую погоду. Провизии хватит. Скоро должна подойти вторая и третья группы — после того, как стихнет метель. Будете штурмовать высоту без меня, старшим останется на время штурма тренер из второй группы. Все понял?

— Понял, — кивнул тот.

— А мы с Андреем спустим Костю.

Молодов глянул на меня, как бы спрашивая — есть возражения? Я промолчал, хотя и не сильно хотел идти вниз. Я понимал, что штурмовать Эльбрус мне едва ли получится. По крайней мере, не в этот заход. А будет ли второй?

Но обстоятельства были такими, что спорить нельзя. Человеческая жизнь важней амбиций.

Все это мое разочарование тренер без труда прочитал в моих глаза и потому добавил словно бы извиняющимся тоном:

— Я бы и один его спустил, но обязательно нужно вдвоем — на тот случай, если его придётся транспортировать лёжа.

— Волоком потащите? — обижено пробубнил Костя.

— Да. Из двух ледорубов соорудим носилки, — невозмутимо ответил Молодов. — Но надеюсь, что до этого не дойдет.

Тренер некоторое время смотрел на трясущие руки Кости, на то, как тот стучит зубами о железную кружку. Сказал:

— Костя, ты уж извини, что я так, беспардонно, может даже грубо, но грех не воспользоваться уроком, коль такой случай… в общем, парни, смотрите, запоминайте как проявляется горная болезнь. Гипоксия, заторможенность, плохое или медленное выполнение команд.

— Я как будто обезьянка подопытная, — пробурчал Костя.

— Извини, пусть покажется это жестоким, но это важно. Для остальных важно, — ответил Молодов. И продолжил: — Если есть подозрение на горную болезнь — сразу проверяем показатели со стороны сердечно-сосудистой системы — гипоксия будет проявляться учащением пульса, более сто восьмидесяти ударов в минуту, увеличением артериального давления — это можно определить по силе пульсовой волны на запястьях, нарастанием одышки. Если указанные симптомы присутствуют, диагноз горной болезни можно ставить наверняка.

— У меня все нормально, — задыхаясь, ответил парень.

— Костя, дай пульс пощупать, — попросил Генка, но получив полный огня взгляд, замолчал.

— Также во время сна у заболевшего может наблюдаться патологическое редкое дыхание или так называемое «периодическое» дыхание, вызванное снижением уровня углекислоты в крови. Также психические нарушения, галлюцинации. Снижение углекислоты в организме приводит к уменьшению частоты вдохов во сне вследствие снижения активности дыхательного центра головного мозга, что еще больше усиливает гипоксию. Обычно это проявляется в виде приступов удушья или даже временных остановок дыхания во сне.

— Со мной все… в порядке… — Костя говорил с трудом.

— Все в порядке, — кивнул Молодов парню. — Все будет в порядке. Когда спустимся.

Тренер глянул на остальных ребят, сказал напутственно:

— Ребята, мы пошли. Оставляю вас и надеюсь на ваше благоразумие. Тут без озорства. Все серьёзно. Да вы и сами видите.

Молодов кивнул на белого Костю.

— Рацию оставляю вам — будете докладывать каждый час на базу о погоде и обстановке.

— А как же вы без связи? — спросил Володька.

— За нас не переживай, мы по ровной дороге пойдем, там все нормально будет, — и кивнул мне, — пошли.

Мы вытащили Костю, который слабо пытался отбиться от нас, двинули в путь. Ледовые заструги преодолели довольно быстро, чему способствовала не только относительно спокойная погода, но и сам Костя, переставший виснуть на руках и перебирающий ногами. А вот со скальными выходами и небольшими сераками — ледяными пиками и образованиями, — пришлось повозиться и обходить их стороной очень осторожно.

— Худшее, что может быть — это если ураганом повалит и вниз понесёт. Мордой об фирновые заструги приложит и потащит, до низу одни уши доедут, предупредил Молодов.

Выйдя на дорогу, про которую говорил тренер, нас вновь нагнал ветер. Засвистело и начало кружить, взметнулся вверх, упавший было снег. Пришлось сильно снизить скорость.

— Спуск займет часа четыре, — сообщил Молодов.

Потом глянул на Костю, уточнил:

— Может быть, и все пять.

Я крепче взял друга за руку и, готовый на долгий переход, двинул в путь.

Мы шли медленно, но темпа не сбавляли, даже когда ветер усилился. Видимость еще позволяла идти. Но я с замиранием сердца думал о том, что будет, если погода станет хуже? Молодов пессимизма не выказывал и шел уверенно, лишь изредка правя маршрут.

Горизонт то становился голубым, чистым, то затягивался белыми облаками, полными снега. Высоко над головой подвывал ветер. От этого нервы еще больше натягивались и становилось не по себе.

Через час или два прошли по ощущениям достаточно много. Костя молчал и лишь изредка что-то хрипел, кашляя и чертыхаясь. Мы с Молодовым тоже устали и пару раз делали небольшие привалы.

В один из таких привалов оживился Костя. Он начал морщиться, словно каждый шаг вызвал в нем приступы обжигающей боли.

— Владимир Федорович, меня нельзя вниз! — вдруг очень серьёзным тоном произнес Костя.

— Почему? — не сдержался я.

— Я утону! — выдохнул Костя. — В земле утоню!

Я непонимающе глянул на Молодова.

— При горной болезни иногда отмечаются временные изменения психики, — пояснил тот. — Кислорода мозгу не хватает, вот он и сбоит. Ничего, пройдет.

— Мне нельзя вниз! — вдруг истошно закричал Костя, чем вызвал наше удивление — откуда у парня вдруг появилось столько сил?

Правда, внезапный всплеск эмоций быстро закончился, Костя мешком повис на наших руках. Пришлось поднапрячься, чтобы тащить его дальше.

Но это продолжалось не долго. В какой-то момент Костя вновь очнулся, начал непонимающе оглядываться, смотреть на нас, на горы и округу. А потом вдруг зловещим шёпотом прошептал:

— Ребята, я не пойду вниз. Тут меня оставьте. Прямо в снегу. Мне не холодно.

— Костя…

— Я не хочу. Извините. Так надо.

И вдруг выхватив из-за пояса ледоруб, наотмашь ударил им Молодова.

Прямо по голове.

Тренер охнул, упал. Я же успел увернуться от второго замаха, к тому же он был не такой сильный — всю мощь парень вложил в первый удар.

Выхватив ледоруб, я повалил Костю на снег. Хотел как следует наподдать, но этого не требовалось — парень был без сил.

— Твою мать! Костя, ты что творишь?! — но взывать к совести парня было бесполезно, глаза его жутко вращались в глазницах, Костя явно не понимал что произошло.

В отличие от меня.

Я метнулся к Молодову. И в ужасе отшатнулся.

Тренер лежал на снегу, неуклюже раскинув руки в стороны. Голова тренера была пробита в районе виска, из раны текла темная густая кровь.

— Владимир Федорович! — подскочил я к Молодову.

Тренер не ответил, он был без сознания. По крайней мере, я на это надеялся.

Мертв? Или живой? Я потрогал шею Молодова, пытаясь нащупать на сонной артерии пульс. Но ничего, кроме собственного оглушительного сердцебиения не почувствовал.

Ситуация была дрянной.

Хуже некуда.

Вдобавок ко всему на горизонте замаячила непроглядная белизна. К нам приближалась сильная метель, гораздо мощней всех тех, что мы уже ощутили на своей шкуре.

— Твою мать… — выдохнул я, глядя на свинцовые, полные тяжелого снега тучи.

Те, что похоронят нас в этой белоснежной могиле.