Альпинист. Книга 2

Глава 3 Туман

Мероприятие не мелкого масштаба, важность союзная, всякие постановления подписывают не кто-нибудь, Министры! А полевой лагерь у нас, пардон, без уборной. Точнее она есть, но на улице, идти приходится далеко, а по пронизывающему ледяному ветру делать этого совсем не охота. Те более, когда ближе к вечеру начинают выть волки.

Но уборная — это полбеды. Внутри лагеря оказалось много еще чего, что заставило нас, городских подростков, некоторое время возмущаться. Например, кровати. Они были сколочены из досок, лезвие рубанка которых никогда не касалось. По незнанию дела заноз в бок получил Артем, взобравшись на одну из таких кроватей. Печка. Она была в казарме одна и топить ее приходилось круглосуточно, потому что едва она тухла, как комната тут же выстывала.

— Ну что это такое? — возмущался Костя, подкидывая в огонь очередную лепешку. — Этим топить? Солома какая-то. Где уголь?

— Ты что, правда, не знаешь, что это такое? — улыбнулся Володька.

Костя вопросительно глянул на друга.

— Это — кизяк.

— Кизяк… — задумчиво повторил Костя, рассматривая круглый блин. — Глиняный что ли? А как тогда он горит?

— Уж лучше тебе не знать, из чего он сделан!

Костя пожал плечами, мол, как вам будет угодно.

— Это — дерьмо, — внезапно произнес Костарев с дальней кровати.

Все обернулись на него. После нашей последней встречи на стенке, где мы соревновались, он несколько изменился, стал хмурый, молчаливый, нелюдимый. Парни предполагали, что он затаил на меня сильную обиду. Я же думал, что он просто переживал насчет предательства Кайрата Айдыновича. Ведь они были хорошо знакомы, и парень искренне считал, что тот будет за него до конца. Но Айдынович повел себя как последний шакал, тут же, при случае попытавшись слить парня.

— Дерьмо? — удивленно переспросил Костя, явно не ожидая такого ответа.

Он принялся крутить кругляш, похожий на противопехотную мину, пытаясь понять — разыгрывает ли его Костарев или это и в самом деле так? Даже осторожно понюхал.

— Не пахнет.

— Потому что высохло, — буркнул Костарев.

И отвернулся, не сильно желая продолжать разговор.

Костя посмотрел на нас. Во взгляде были смешанные чувства.

— Он прав, — кивнул я. — Отходы жизнедеятельности крупного рогатого скота собирают, мешают с соломой, формируют в формы и сушат. Получается очень экономичное сырье для поддержания огня. С дровами. Как ты понял, тут туго.

— Да я лучше своей кроватью буду топить печку, чем этим! — воскликнул Костя, откидывая кругляш в сторону и вызывая бурный смех остальных парней.

— Чего ржем как кони? — в комнату зашел Молодов.

В руках у него был небольшой мешок.

— Рассказали Косте про кизяк, — пояснил Володька, вытирая навернувшиеся от смеха слезы.

— А что кизяк? — не понял Молодов. — Вполне хорошее топливо. Только вижу, что одна печка плохо справляется с холодом.

— Не то слово, — хмуро ответил Костя, вытирая руки о штанину. — Холод стоит собачий!

— Привыкайте. Считайте, что это тоже своего рода тренировка. Хотя, не так уж тут у вас и холодно. Мы, бывало, и не в таком холоде ночевали. У вас градусов пятнадцать будет, курорт практически. Но чтобы не кисли вот вам принес.

Молодов протянул нам мешок.

— Тут заварка и сахар. Чайник вон в том углу стоит. Сильно замерзнете — сварганьте чайку. Ну а вообще, мой вам совет. Сильно холодно будет — двадцать отжиманий. Поверьте, греет лучше всякого кипятка. Да не кисните вы, завтра нормальную погоду обещают, потепление!

И с этими словами ушел.

Мы тут же принялись ставить чайник.

Через некоторое время зашумела вода, вскипела. Мы бросили в нее горсть заварки, слегка переборщив, от чего чай получился крепким. Но это было даже лучше. С сахаром, обжигающе горячий, он прогрел нутро и уже стало не так холодно. Поболтали некоторое время ни о чем, потом принялись укладываться — завтра ожидался сложный день. Едва лег я на твердую неудобную кровать и укрылся колючим одеялом, как тут же уснул крепким сном.

За ночь с гор спустился густой туман. Здесь он был белым, ровным, напоминая молоко. Изредка в молочной пелене плыли чуть темные тени и казалось, что это призраки альпинистов, кому не посчастливилось (а может быть, повезло?) остаться здесь навсегда. Тишина сковала округу. Она была глухой, давящей, какая есть только в той деревянной коробке, откуда уже нет пути назад. Но никто не почувствовал ее — все спали.

Насчет сложного дня — это я как в воду глядел.

Подъем. Молодов дал команду вставать, но даже сквозь сон я почувствовал в его голосе звенящее напряжение. Поднявшись, я обнаружил, что что многие уже встали, но не одеваются, а рассеяно смотрят по сторонам.

— Что происходит? — шепотом спросил я Володьки.

Тот пожал плечами, и сам ничего не понимая.

— Ну нельзя же так! — возмущался кто-то.

— Так, тихо! — рявкнул Молодов. — Стройся!

— Не с той ноги встал? — предположил Володька, кивая на тренера.

Мы построились.

— Значит так, пацаны, — начал Молодов, оглядывая всех исподлобья. — Кажется, вы не совсем еще поняли, что происходит. Время шуточек закончено. Сейчас — очень важный этап наступает. Тут не место дурака валять.

— Что случилось то? — спросил Володька.

— А вот что случилось, — произнес Молодов и бросил принесенный вчера мешок на пол. Мы глянули на него, но ничего не поняли.

— Кто-то ночью не поленился, встал. И накрошил кизяка и в сахар, и в заварку. Это что, по-вашему, смешно? Вы такой чай пить собираетесь? С дерьмом? Ну тогда пейте. Я не осуждаю. Только вот себе в кружку заваривайте, а не в общий пакет с провизией портите. Кто это сделал? Я спрашиваю кто это сделал?

Никто, естественно, не ответил. Все удрученно смотрели на мешок с безнадежно испорченным сахаром. Потерю заварки еще как-то можно было пережить — Володька сказал, что на поле видел какую-то траву, которая тоже в чай можно добавлять. Но вот сахар… Его было не много, килограмма четыре, на такую большую ораву не разгуляешься. Но все же. Сахар — это энергия, так необходимая сейчас. И теперь она потеряна.

Мы глядели на мешок и видели, что кто-то постарался на славу, намешал в пакеты много кизяка, от чего белый порошок превратился в бурый и отделить его от мусора уже точно было нельзя. Вот ведь подонок!

— Костя, ты вчера кизяк тут швырял, — буркнул кто-то из строя.

— Да вы что! — с жаром воскликнул тот. — Думаете, я дерьмом продукты испортил? Вы за кого меня принимаете?!

— Признавайтесь, кто это сделал, — могильный голосом произнес Молодов. — Или я сам найду шутника.

И вновь молчание.

— Хорошо, не хотите по-хорошему, тогда будет по-плохому.

Молодов принялся ходить вдоль рядов кроватей, иногда останавливаясь, наклоняясь и внимательно изучая пол, сами кровати, тумбочки. Прошел одну, вторую, третью. Остановился у моей. Я не переживал, потому что знал, что это точно не я и ничего найти там не удастся. Но Молодов почему не пошел дальше, а остался стоять. Складка на его лбу становилась все глубже и больше, а взгляд холодел.

— Герасимов, — хмуро произнес тренер. — Подойди сюда.

Я подошел. А вместе со мной и все остальные ребята.

— Что на это скажешь?

Молодов отодвинул кровать, демонстрируя под ней горсть белого порошка и рядом с ней — заварку. По толпе прошелся ропот.

Сказать мне на это ничего не нашлось. Я даже потерял дар речи. Это была подстава. Топорная, безграмотная, но подстава. Такого я не ожидал и потому лишь стоял и хлопал глазами, глядя на обнаруженные следы.

— Да это же явно подстава! — воскликнул Костя. — Видно же. Ну зачем Андрюхе так старательно оставлять у себя под кроватью такую аккуратную горсточку сахара? Словно бы хотел нам сказать — смотрите, это я испортил продукты. Ну глупо же. Да и как он мог оставить улики? Это нужно было сначала чистого сахара и заварки по двум карманам спрятать, чтобы сюда перенести. А потом только дерьмо в пакет крошить. А потом что? Он из карманов сам себе под кровать две горсточки насыпал? Ну глупо же получается!

— А чего ты его защищаешь? — воскликнул кто-то из толпы.

— А потому что не он это! Я Андрюху знаю, он на такое не способен.

— А почем тогда следы у него под кроватью? — не унимался кто-то.

— А потому что подставили его! — не выдержав, закричал Костя.

— Тихо! — успокоил всех Молодов.

— Владимир Федорович, ну сами посмотрите на факты!

Молодов молчал. Он был угрюм. Я тоже молчал. Оправдываться и говорить что-то было сейчас бессмысленно.

— Согласен, — наконец произнес тренер. — Как-то криво смотрится. Ладно, вопрос остается открытым. А пока одевайтесь. Сегодня — без утреннего чая, по понятным причинам.

И ушел, оставляя нас одних. Кто-то похлопал меня по плечу, сказал:

— Не переживай, на тебя не думаем.

А кто-то, напротив, демонстративно отвернулся и ушел.

— Кому-то ты дорогу перебежал, — сказал Володька.

— Это Костарев, — прошептал Генка. — Точно он!

— Ему то какой резон? — спросил я.

— Обиду на тебя затаил — за то, что ты уделал его так.

— Вряд ли он, — покачал я головой. — Да и какая обида? Я ведь и сам стенку не прошел. Все по-честному.

— Да точно он! Кто же еще? Она сам как этот кизяк.

Я украдкой глянул на Костарева, который заправлял кровать, приводил себя в порядок. Выглядел он отстраненно и казалось, что его вообще не интересует произошедшее. Чай вчера, кстати, он тоже не пил, не заинтересовавшись им. Мог ли он так подставить меня? При всей нелюбви к нему, я сомневался, что это сотворил он.

— А кто вообще сказал, что это кто-то из нас сделал? — спросил Володька.

— А кто еще? Йети что ли? — улыбнулся Костя.

— А может и йети, такой вариант тоже отвергать нельзя, — совершенно серьёзно ответил парень.

— Ну ты как скажешь! У него лапа огромная, как бы он тут ходил? Да и стал бы так изощренно заметать следы, подбрасывать кому-то что-то? Сожрал бы нас, и да всех делов.

— А с чего ты решил, что снежный человек — это какая-то тупая обезьяна?

— А разве нет?

— Ну, если его не смогли до сих пор поймать, то думаю, интеллект у него имеется, причем не среднего уровня — так ловко избегать охотников.

— Да не йети это! — возмутился Костя.

— Ладно, шучу я с йети. Но думаю, это кое-кто другой сделал. Из людей.

— И кто же?

— Молодов!

— Чего?! — протянули мы одновременно с Костей.

— Молодов, — совершенно спокойно ответил Володька. — Вспомните, что он говорил.

— А что он говорил?

— Какие виды подготовки нас тут ожидают?

— Физическая, техническая, медицинская… — напрягая память, стали перечислять мы, загибая пальцы.

— А еще?

Дальше уже вспомнить было трудно, хотя список был длинный.

— Да не томи ты! — не выдержал Костя. — Говори! Начал опять театрала тут включать!

— Психологическая! — с победным торжеством ответил Володька.

— И чего? — не понял Костя.

— А того. Психологическая подготовка нас ожидает, а психология — наука тонкая, туманная. Вон как сейчас, за окном. Молодов ведь сам эту заварку с сахаром к нам приволок. А потом, ночью, сам и испортил.

— Зачем?!

— А чтобы посмотреть, как мы справимся с этим. Необычная ситуация, но вполне возможная в горах.

— Сомневаюсь я, что кто-то в горах сахар будет с дерьмом мешать. Если только от кислородного голодания крыша поедет.

— А с бензином смешается, который для розжига? — резонно заметил Володька. — Задача стояла простая: выявить слабые наши места, наши всякие там психологические слабости. Не знаю, как это правильно называется, но суть вы уловили.

— Уловили, — кивнул я, задумавшись.

Версия Володьки вдруг обрела вполне себе реальные грани и право на существование. А что? вполне себе неплохая тренировка, а заодно и способ для тренера посмотреть кто как поведет себя в такой необычно ситуации.

— Ну это как-то низко, что ли, — после паузы произнес Костя.

— А что, он тебя должен оберегать и по головке гладить? — ответил Володька. — Он — тренер. И как он достигнет своих результатов — это только ему решать. Он сам говорил, что игры закончились, настала пора серьезных дел. Вот и первое тебе испытание. Молодов и Андрюху проверил на устойчивость, и других тоже — на то, как они против своего товарища пойдут. И выводы соответствующие сделал.

— Ну… допустим, — нехотя ответил Костя. — И что теперь? Расскажем остальным?

— Не думаю, что это хорошая идея, — произнес я. — Предположение про Молодова — всего лишь версия. А что, если она ошибочная? Меня обвинил в том, чего я не делал, и ощущения это, скажу я вам, не самое приятное. Так что не будем обвинять кого-то, пока у нас не будет железных доказательств. Сейчас пошли на тренировку.

Мы вместе со всеми остальными вышли на улицу. Там было прохладно, даже холодно, поэтому разминку все принялись делась с особым усердием, разгоняя кровь. Молодов тоже был в наших рядах, так же, как и все занимаясь. А вот Кайрат Айдынович суетился вдали, у небольшого кирпичного домика, где стояло несколько человек, явно приезжих.

— Делегация, — произнес Молодов, увидев наши взгляды. — Те самые, которые примут решение кому проходить дальше.

Эта информация еще больше оживила ребят.

Я пригляделся к гостям. Их было трое. Один — коротыш, по которому сразу видно, что из кабинета входит крайне редко. Белое бледное лицо, похожий на вымя второй подбородок, толстые короткие пальцы, сжимающие на груди кожаный портфель. Лицо у него было красное, не привыкшее к морозам.

Второй — чуть выше, худой и жилистый, чем-то похожий на Кайрата Айдыновича, с таким же хитрым крысиным взглядом.

Третий — высокий, крепкий. Голова квадратная, челюсть квадратная и такой же квадратный ломаный нос. Под кустистыми бровями спрятались небесно-голубые почти детские глаза.

Троица была любопытная. Явно набор из разных ведомств.

— Вон каких кадров из партии прислали, — улыбнулся Молодов. — Все как на подбор.

Мы некоторое время смотрели, как Айдынович лебезит перед ними, улыбается, что-то учтиво отвечает. Только что чай не подает (а мог бы, особая заварка у нас уже имелась для него). Потом продолжили тренировки, уже не отвлекаясь на гостей.

— А маршрут какой будет? — спросил Генка. — Приют одиннадцати будет?

Приютом одиннадцати называли самую высокогорную гостиницу СССР, расположенную на юго-восточном склоне Эльбруса. Ее создал строитель первых отечественных дирижаблей, архитектор и альпинист Николай Попов. Визуально похожая на дирижабль, со скругленной крышей, чтобы противостоять мощным ветрам и штормам, она была мечтой всей нашей секции «Снежный барс». Еще бы, побывать в легендарном месте каждому охота!

— Будет, — ответил Молодов. — Имей терпение. Сначала — Пик Терскол. Немного отдыхаем — и топаем до ледовой базы. Там выше трех тысяч, поэтому ночевка. Весь следующий день — физнагрузка. Сидим на месте, отрабатываем работу на снегу — роем пещеры, работаем с вязким глубоким снегом. На третий день идем на Приют одиннадцати. Там продолжаем тренировки два дня. Отрабатываем работу на льду — движение на льду, страховку, бьем ступени и прочее. Потом группами идем на Седловину. Это пять тысяч, даже выше. Там тоже занятия. Потом — рывок на вершину. Итого цикл тренировок займет у нас неделю. Ну и смотрим на свое состояние — готов ли организм к высоте?

— Горная болезнь?

— Она самая.

— А когда подъем будет? — спросил Генка.

— Не знаю, — ответил Молодов.

— Ну вам же должны говорить.

— Смеешься? — угрюмо спросил тренер. — Кто мне чего должен? Айдынович мне должен?

— Ну хотя бы примерно.

— Видишь туман какой? — кивнул Молодов на гору. — Что ты там увидишь? Ничего. На первой же тысяче метров заплутаете и не туда зайдете. Отправлять сейчас людей на гору — это смертный приговор. На дай бог еще на трупосборник зарулите.

— Трупосборник?

— Название говорит само за себя, — угрюмо заметил тренер. — Так разминайся. Пока туман — можно не боятся.

— Молодов! — крикнул Кайрат Айдынович, отойдя от делегации. — Сюда! Живо!

Тренера аж передернуло. Он оглянулся, но идти не спешил. Айдынович, ругаясь, подошел сам.

— Чего стоишь?

— Не стою, — ответил Молодов. — Тренировку веду. Разминаемся.

— Это хорошо, что разминаетесь, — кивнул Кайрат Айдынович. — Это вам понадобиться. И весьма скоро.

— Что вы имеете ввиду? — насторожено спросил Молодов.

— А то, — фыркнул тот. — От делегации указание поступило.

— Какое?

— Прямо сейчас собирать группы и вперед — покорять вершину. Эльбрус ждет вас!