«Кто они – женщины-птицы Питера Диггса? – писал в «Гардиан» критик-искусствовед Литтон Туми. – Сирены или гарпии? То соблазнительные, то домовитые, то ужасающие, то комичные, то омерзительные… Определенно, они умеют петь, как явствует из скандальных сцен в пабах, где – как, впрочем, и везде, – они предстают с обнаженной грудью. Демонстрируют они и другие части тела – устремляясь от зрителя прочь. Делая покупки в супермаркете, они держатся скромно, несмотря на частичную наготу. В других ситуациях они выставляют напоказ грозные когти и ведут себя неопрятно. Мизансцены этих картин в известной мере близки к хаммеровской готике,[70] но стиль, настроение и общий характер напоминают символистов, в особенности Редона и Кнопфа[71]».
Туми имел в виду мою выставку в галерее Фэншо 1994 года, получившую, в общем, неплохой отклик в прессе и распродавшуюся, к моему удивлению, на ура. Прежде мне не удавалось продать больше двух-трех картин за выставку. Отыскав тему, из которой можно слепить что-то интересное, я обычно не сразу с ней расстаюсь; так было с «Дон Кихотом», так было и с «Неистовым Роландом». Если бы я нарисовал шесть версий Анжелики, спасаемой доблестным Руджеро[72] от морского чудовища, наверное, продались бы все шесть, но в то время я еще не осознал коммерческий потенциал рабства и скотства.
У Ленор насчет моих женщин-птиц было свое мнение.
– Христа ради! – возмутилась она. – Если ты боишься женщин, так почему сразу не объявишь себя гомиком? К чему эта возня с гарпиями?
– Любой мужчина в здравом уме боится женщин, – возразил я. – Ты просто завидуешь. У тебя ведь нет своей галереи, да и, наверное, не будет никогда: ты же ничем не занимаешься, кроме своих блокнотов. Хоть бы одну картину дописала.
– Знаешь, какая между нами разница, зануда ты несчастный? Я учусь видеть, а ты учишься продавать. Все на продажу – как с этими птицебабами.
– Ничего подобного. Я исследую тему, которая того заслуживает, а ты вцепилась в свои образы и боишься, как бы их кто не увидел. Вдруг кому-то не понравится? Вдруг кто-то скажет, что ты не настолько хороша, как тебе нужно? А кстати, ту картину с человечком в лабиринте ты довела до ума?
– Да я и не думала ее дописывать, ты, тупица! Для него прогулка так и не кончилась.
– Ага, он все гуляет, а ты все болтаешь языком. Да только кому нужны эти разговорчики, кроме тебя самой?
– Отлично. Ты от меня больше ни звука не услышишь. Нет, только один – как я захлопну за собой твою дверь. Цацкайся дальше со своими гарпиями – я ухожу.
– На веки вечные?
Вместо ответа громыхнула входная дверь.
Но это был еще не конец: на следующий день Ленор мне позвонила, и я повел ее обедать в «Синего слона». Зеленая листва, тихий плеск фонтана и влажность, как в дождевом лесу, подействовали на нас обоих успокоительно. То, что нас разделяло, готово было извергнуться в любой момент, как спящий вулкан. Правда, в тот раз дело обошлось лишь тоненькой струйкой лавы, но сомнений больше не было: этот горный склон – не самое удачное место для пикников.