– Ленор, – сказал я в тот далекий, давний день. – С таким именем из Эдгара По каково приходится бедной девушке?
– Безыменной здесь с тех пор,[10] – сказала она. – На самом деле в именах толку мало. Попробуй повтори какое-нибудь название раз десять-двадцать, и сам увидишь: оно рассыплется и исчезнет, а вещь, которая им называлась, так и останется стоять без ничего – нагой и непостижимой. Иногда до меня доходит, что вообще все непостижимо, все на свете. Черный – это цвет, тишина – это музыка. Доска – это такое место для прогулок. – Она обожала выражаться загадочно, или на худой конец, многозначительно при всяком удобном случае. Не знаю, гуляла ли она сама по доске, но посмотреть, как она прогуливается, очень даже стоило, особенно сзади.
– Что мне в тебе больше всего нравится, – сообщила она мне, – так это то, что ты сделаешь меня несчастной.
– Как это может нравиться? – спросил я.
– Мы с тобой еще не занимались любовью, но, когда я буду чувствовать тебя в себе, я каждый раз буду чувствовать и тот день, когда ты меня бросишь. А значит, будет на что рассчитывать.
– А ты что, хочешь на это рассчитывать?
– Да. Жизнь – это же, в общем-то, одни сплошные разочарования. Люди все время врут, навсегда у них обычно длится месяц или около того, и ничего не выходит так, как было обещано. А потому, когда можно надеяться, что какая-то история кончится именно так, как я рассчитываю, это меня возбуждает. Для меня это такое удовольствие! Настоящий праздник.
– Наверно, ты очень несчастна, Ленор.
– Пыталась я быть счастливой, да ничего не выходит. Не хочешь поцеловать меня? Может, мне и полегчает.