Анастасия, боярыня Воеводина

Глава 22

В уютном кабинете князя Михаила отдыхали после удачной охоты два старых друга. Как ни странно, но с годами общаться они стали даже чаще, чем сразу после принятия царского венца Михаилом. Сейчас, помывшись после скачки наперегонки с собаками, они потягивали напитки. Царь — испанскую мальвазию, князь — просто квас. Спиртного он так и продолжал избегать.

— Давай расспросим этого мальчишку, которого Джон тебе прислал. Додумался! Учителя нашел! Его самого еще за парту сажать впору.

— И посажу. Русский учить. Микки хорошо его освоил, после того, как я ему в свадьбе отказал, пока русский не выучит и не креститься. Отец его поплевался, поплевался и согласие дал. Он такие деньги от меня получает, что лорд Твистоун на соседнее имение нацелился, в пэры метит! А Мишка, как прижился, женился, обрусел, жену взял из бедных дворянок, я ему деревеньку пожаловал, Михайловкой назвали. Я ему фамилию Каменский дал, стоун с английского камень переводится. Заодно моих Европейскому этикету учит и аглицкому. Поэтому у них аглицкий лучше всех других языков. Домой и не думает собираться. Да и неспокойно в Англии. Сейчас отроку с баней поможет, с одеждой, и приведет.

Фред уже не удивился, что его пригласили после охоты в баню. Русские мылись так часто, как могли. И после диких скачек и помощи собакам, конечно, пошли в баню. Первым — царь с хозяином. Потом Михаил, к которому приставили важного камердинера князя, как оказалось, англичанина, который был при нем уже почти 15 лет. Проехал пол-Европы, и решил остаться в России, которую полюбил всем сердцем. Так что поговорить Фреду было с кем. Микки, оставивший себе эту кличку, что бы отличаться от тезки-хозяина, выручил Фреда с одеждой, испачкавшейся после охоты и вонявшей мокрой псиной от волка. Поняв, что багаж молодого господина едет с телегами в Знаменское и прибудет нескоро, а с собой у него только рубашка и исподнее, позвал холопов, как в России называли слуг, приказал кафтан и камзол вычистить, и освежить восточными духами, мужскими. Рубашку отдал девкам выгладить, а старую, с запачканными землей манжетами, постирать и накрахмалить. Баня, на удивление, была натоплена не жарко. И еще топилась для любителей париться. Фред уже заканчивал одеваться, когда в предбанник ввалилась толпа молодых дворян, принимавших участие в царской забаве.

На Фреда никто внимания не обратил. Все слушали сына какого-то боярина Прозоровского, который чем-то возмущался. Микки тихо ему перевел, что он недоволен тем, что отец отправил его в Бобрики, что бы поухаживать за дочерью князя. Их вотчина находилась как раз на границе его владения, и у его крестьян шел постоянный спор из-за клочка земли на самой границе, Отец надеялся, что князь даст за дочерью спорные земли, и еще деревеньку на границе. Над Прозоровским смеялись, что его отец рот раскрыл на кусок, который ему в него не влезет. Княжна, не княжна, а боярыня, сама себе хозяйка. Царским указом земли Воеводиных за ее фамилией закреплены навечно, а муж боярыни должен взять ее фамилию. Прозоровский крякнул, и довольно сказал, что, наверное, отец тогда эту мысль из головы выкинет, брать в жены девушку, которая скачет на коне, как мужик, в татарском костюме, ударом хлыста волка с ног сбивает, а потом живьем скручивает, себе дороже. Жена должна быть кроткой, послушной и с пяльцами, а не с плеткой! Под смешки приятелей, что с такой женой и девку дворовую не зажмешь в углу, если плетки отведать не захочешь, Фред с Микки покинули баню. В сторону Фреда косились, но острословов останавливала пристегнутая к поясу шпага. Значит, дворянин. Гость князя. Еще неизвестно, насколько родовит, так что пусть идет себе с богом!

На выходе их ждал очередной холоп, пригласивший Фреда на беседу с князем. Он что-то шепнул слегка побледневшему Микки.

— Вы там поосторожнее, князь вместе с Государем Михаилом Федоровичем отдыхают. И беседовать, видно вместе будут!

Фред не смутился. Этикет придворный он знал, как кланяться царствующим особам тоже, так что, к удивлению Микки не смутился, и спокойно шагнул в кабинет. Отвесил полагающийся по этикету правящим особам поклон, и стал ждать вопросов.

— Это что за кривляния? — спросил Михаил.

— Большой придворный поклон, — ответил князь, — так полагается в Европе приветствовать царствующих особ. Так что отрок этикет знает.

— И то ладно. Пусть представиться, да о себе расскажет!

— Ну что, учитель, давай знакомиться поближе. Государя Михаила не стесняйся, ему тоже интересно, кто его крестника учить будет. И учти, врать царю — государственное преступление. Итак, кто такой будешь, и зачем потребовалось на Руси работу искать? Дворянин же, и не из последних.

— Фидрих Рейнский, сын графа, отец в опалу у императора попал, тот владения отобрал, пришлось у родни ютиться. На продолжение учебы денег не было, решил заработать. Для наемника, как сказал лорд Джон, слишком молод и образован, для офицера, наоборот, образования никакого. Вот он и посоветовал учителем. Я согласился.

— Значит сын графа Рейнского?

— Да.

— Я же говорил, врать нельзя!

— Я и не вру.

— Не врешь, но и недоговариваешь. А это авантюризмом попахивает. С Джоном как познакомился, и почему он такое участие в тебе принял, что даже в Россию сам привез? Кого попало, он с собой бы не взял. Денег дал бы в долг, и добирайся за свой счет. Я Джона давно знаю!

— Ему письмо мой друг, Вильгельм-Фредерик написал, просил помочь.

— Вильгельм-Фредерик, сын Эрнста Казимира I Нассау-Дицского? Племянник Вильгельма Оранского?

— Да.

Беседа шла с небольшими перерывами, так как князь переводил государю.

— Высокие знакомства у вас, юноша. Тогда договаривайте. Отец в опале не граф, А Пфальц — граф, курфюрст Пфальц-Рейнский.

Фред промолчал.

— Только одна неувязка. Старший сын Курфюрста, зовется Карл-Людвиг, и он младше вас на три года. А старший сын Фридриха, Генрих-Фридрих, утонул этой весной при непонятных обстоятельствах. Знаете, мы в России сыты самозванцами по горло.

— Я не самозванец!

— Тогда кто? Воскресший утопленник? Не ожидал, что мы в России следим за событиями в Европе, особенно за теми, что связаны с правящим домом Англии!

Фред действительно не ожидал, но вовремя вспомнил, что у него вместе с документом, сделанным Джоном, хранятся письма.

— У меня есть письма. И Вильгельма-Фредерика и Елизаветы Стюарт. Могу принести.

— Нет уж, принесут. Где хранишь?

— В моих вещах, кожаный тубус для бумаг.

Князь послал холопа принести.

— А пока расскажи нам сказку, как выжил!

Фред повторил рассказ о том, как они с Вилли устроили инсценировку утопления, кстати, подсказанную отцом, который пообещал выгнать его из семьи и объявить утонувшим, за отказ жениться на уродливой девке, внучке Оранского, за которой давали замок с клочком земли. Но матери он написал правду, и попросил брата передать ей письмо, когда его тело начнут искать.

Он закончил, князь стал что-то объяснять царю, тот засмеялся, и спросил:

— Слушай, откуда ты все это знаешь?

— А на кого ты, Михаил, повесил посольский приказ, когда выяснилось, что в шпионы я больше не гожусь? — «В шпионы Мишке нельзя, так пусть сам шпионами и дипломатами управляет! Там ему самое место»! Чьи слова? Вот, стараюсь знать, что в Европе происходит. И не только в Европе!

— Молодец. О, вот и бумаги принесли. Тут на иностранном, прочтешь?

— Так, принцесса Елизавета, она же экс курфюрстина, пишет на английском, а Вильгельм на голландском. На голландском не прочту, толмач нужен.

— Ты на аглицком читай, может после письма ясно станет, кого вызывать, Толмача, или палача! — «пошутил» государь.

— Ну что, шутник, скажи спасибо, что мать догадался успокоить. Она подтверждает, что получила через сына Карла письмо, что бы ее успокоить, что был скандал с отцом, тот додумался пригрозить напоить дурманом и оттащить в церковь насильно, боялся, что из-за прихоти внучки Оранского их из Голландии выгонят. Забыл, что ли, что сам его внук? Хорошо, поверили. И что с тобой, утопленником делать?

Он повернулся к царю.

— Михаил, что делать будем? Вот, перед нами настоящий европейский принц, сбежавший из дома. Кстати, если бы не отец, то вполне мог сейчас быть принцем Уэльским. Наследником престола, а не изображать из себя утопленника. Много отец его напортачил. Такие возможности упустил! Во-первых, женился рано. Подождал бы немного, и, возможно, королевой Англии стала бы именно Елизавета, мать нашего учителя. ЕЕ поэтому так и назвали. В Англии женщина может править. Подождал бы немного, и стал бы консортом при ней. После того, как наследник Якова, принц Генрих умер, ходили слухи о том, что королевой может стать Елизавета. Ей помешал Пороховой заговор, его участники прочили престол именно ей. Поэтому ее и выдали срочно замуж за стойкого протестанта. Но Фридрих сразу уволок ее в свой Пфальц, и о ней как бы забыли. Посидел бы в Англии подольше, глядишь и стал бы при Елизавете консортом. Надо было с Бэкингемом поладить, тот бы ее продвинул. Потом эта авантюра с королевством Богемия и чешским престолом. Схватил, и не удержал, сбежал. Глупость одна. Я его сына понимаю. Понял, что перспектив под крылом у отца нет, и решил сбежать. Что делать будем?

— А что? Он вроде бы как покойник, деваться ему некуда. Пусть твоих учит. И еще, ты же можешь его мысли проверить? Что действительно у него на уме!

— А это мысль!

Князь в упор посмотрел на Фреда. Парень стоял спокойно. Волнение выдавали только пальцы, нервно мнущие поля шляпы. Удивительно, но поймать мысли не получалось, словно кто-то поставил блок. Это было подозрительно. Михаил усилил нажим. И получил отпор. Его словно выкинуло из чужой головы!

— «А парень-то, кажется одаренный»! — промелькнула дикая мысль. Вслух сказал:

— Ну что, считай, что подтвердил свою личность. Почти принц. Не слишком мелко учителем идти? Гордость не помешает?

— Гордость отцу всю жизнь мешает. Принцем я себя считать перестал, когда мы в Гааге очутились. Отцу надо было в Англию бежать, напомнить, что пострадал за веру. И наследники у него с мамой уже есть. У Карла жена — католичка, неизвестно, кого бы еще предпочли, мать, или дядю! Но отец всегда шел по пути наименьшего сопротивления! Сел в болото и сидел. А обезопасить себя хотел за счет меня. Вот и получил покойника. Мне в университете обучиться надо, и я попробовал бы Пфальц вернуть. Даже веру бы для этого сменил. Так что мне деньги нужны. Без них учиться не выйдет!

— Хорошо, тогда по рукам! Платить буду, раз за троих работать будешь, втройне. Деньги я уже отложил. Только вместо английского, там почти работы нет, только убрать некоторые просторечные выражения, выучишь русский и начнешь моего младшего учить. Языкам прямо сейчас, старшие помогут переводить, а после — чтению и письму уже по-русски. Договорились?

Князь протянул ему руку. Фред — свою. Как объяснял Джон, заключенная таким образом у русских сделка считалась практически нерушимой. Князь сильно сжал его руку в своей, кажущейся довольно изящной руке, и подержал чуть дольше положенного.

— «Огонь, вода, земля, Ого! Ментал, эмпатия, и лекарские навыки. Одарен и сильно. Знает ли об этом? Скорее, нет. В Европе реформаторы преследуют одаренных даже сильнее, чем католики. Только не сжигают, а вешают. Или топят! Проще и быстрее. И католики для таких детей хоть выход дают — иди в священники и преследовать не будут! А у этих ханжей только смерть. Так что родители или сами не знали, или скрывали. Надо будет заняться»!

— Хорошо, сейчас у нас пир в честь охоты, потом отдохнешь, ученикам завтра представлю, старшим. И еще, среди них моя старшая дочь. Понял намек?

— Да, конечно! — Фред откланялся и вышел из кабинета Князь за ним. Холоп, принесший бумаги ждал у дверей.

— Проводи в трапезную — приказал князь.

Фред, выйдя из комнаты вздохнул с облегчением. Поверили. Видимо, князь следит за положением в Европе. Интересно, для себя, или по долгу службы? И Джон, знает об этом, или нет? Его не предупредил. Может и не знать. Ладно, его взяли на работу, рассказывать направо и налево о работодателе неприлично. Насчет предупреждения князя о дочке про себя посмеялся. Представил себе этакую богатыршу, одним ударом выбивающую дух из волка, а потом связывающая его, живого. Нет уж, девицами пока сыты по горло. И потом, среди служанок он уже присмотрел несколько фигуристых и симпатичных. Он не был девственником в полном понимании этого слова, женщину уже познал, Вилли был старше на год, он и затащил приятеля к здоровой и услужливой вдове. Но особой тяги к женскому полу у него не проснулось. Может быть, наследство отца, который считался одним из первых красавцев Европы, и всю жизнь был верен матери.