Анастасия, боярыня Воеводина

Глава 8

Разбудил Николай.

— Вставай, княже, враг на горизонте!

Михаил подскочил.

— Да не так быстро, еще и поесть успеешь, да переодеться. Тегиляй и доспех твой кожаный я уже приготовил. Умываться давай.

Михаил привел себя в порядок, переоделся в легкий доспех, Шелом одевать не стал, просто наложил на себя, на весь наряд, включая княжескую шапку, доспех чародейский, все-таки, с ростом силы даже шапка железная чародейству вредила. Окинул взглядом площади крепостную. Пустая. Все же Михайлов не Лебедянь, поболее будет, да и народ тут живет в основном воинский, стрельцы, да пушкари, да дружинники. В мирное время землю пашут, да промыслами всякими промышляют, в военное все за оружие берутся. И слободки вокруг города покидали организованно, никто за скарб не хватался, бабы не рыдали о тряпках оставляемых. Разом собрали семьи, припас, продовольствие, скотину угнали, и корма с собой захватили. Военные люди. Вот и сейчас, все бабы с детьми в укрытия спрятались, что бы мужьям и отцам под ногами не мешаться. Надо будет, сами за оружие возьмутся. Под стенами каменного амбара сидело только пять женок, во главе с травницей. Готовились помощь оказывать, раны врачевать. Скотину и лошадей тоже в хлева и конюшни заранее построенные загнали и прочую скотину помельче тоже. Свиней, баранов и овец, которые не супоросные и не суягные, прирезали и на ледник стащили. Овцы и свиньи быстро плодятся, восстановится стадо. Лед зимний на Проне заготовили. Еще даже не таял. Так что на завтрак была каша с бараниной.

Михаил похвалил проваров, спросил, что на обед. Оказалось щи из квашеной капусты и репа пареная теперь со свининой. Повара повеселели. Раз князь обедом интересуется, значит, город отстоять намерен! Как много значат такие мелочи, Михаил еще в Лебедяни понял.

В окружении десятников вместе с Николаем поднялся на караульную башню. Вдалеке на юге виднелось облако пыли. Дождей давно не было, трава еще низкая, вот и пересохла степь. Михаил достал из кармана тегиляя свое приобретение Европейское — трубу увеличительную. Ее часто моряки использовали, да военноначальники знатные. Купил на всякий случай, вот и пригодилась. Приложил к глазу. Точно, проснулись, скачут!

— Николай, глянь, как к себе домой, окаянные! Может, зря воеводу отпустил, не было ли у него мысли город без боя сдать?

— Нет, князь, — вступился один из десятников, — трус он был отчаянный, но не предатель. Кишка у него была тонка для этого.

— Значит так, други, все же смотрите в оба. Сагайдачный на всякие хитрости поваден. Елец-то он обманом взял. Так что ухо востро держим, возможную измену — в уме, за соседями приглядываем. Но осторожно, что бы не обидеть. На уловки вроде отступления не поддаемся. Николай, на тебе ворота. Опыт имеешь. Главное, петарды не дай заложить. Я на той стене буду, напротив которой горка не срытая. Там, скорее всего, когда первый приступ отобьем, они батарею размещать будут. Устроим им фейерверк!

— Княже, ты только помни, что крепость деревянная, это тебе не Псков. Загореться может!

— Так и Сагайдачный не король молодой, только на два месяца меня старше. Не станет масло прованское около порохового склада размещать!

— Княже, а причем здесь Псков? Там же пожар у шведа случился, вот они осаду и сняли.

Михаил промолчал, ответил Николай:

— Так вот, причина пожара перед вами стоит! Князь Михаил порох у шведа и поджег. Сам еле выжил, мы уже его почти похоронили, да голубь во-время прилетел.

— Так ты, княже, еще и чародей! А мы-то гадаем, почему доспех княжеский не носишь?

— Не могу. Железо силу запирает. А вот порох на расстоянии, даже таком, как до той горушки, что за оврагом, поджечь смогу! Так что не выйдет у казачков город обстреливать. Все, налюбовались, разошлись по своим местам. За пушкарями следите, что бы порох зря не жгли. И сначала заряды смешанные, с железной сечкой использовали, от них урон страшнее, пусть бояться! А мы тут с Сагайдачным по старой памяти поболтаем!

— Ты что, и его знаешь?

— Пришлось встречаться, когда я у литвина Сапеги зимовал. Говорил ему, что Сигизмунд скуп, как шотландец, и его надует. Не поверил. Ничего, сейчас напомню ему, что шотландец, виконт Мори, ему говорил. Это я так назывался, когда у поляков да у шведов был. Жаль, умертвить личину пришлось. Пригодился бы еще!

Десятники, поглядывая на молодого князя с уважением, разошлись по своим участкам. Михаил остался пока на башне с Николаем и ответственным за эту башню старым воином.

К южной дозорной башне подъехал сам гетман со свитой.

— Почто ворота позапирали? Мы православным людям зла не делаем. Сами за веру стоим! Мы за истинного царя Владислава, которому почти половина Руси присягала!

— Как вы православным зла не делаете, мы слышали. От тех, кто от вашего добра из Лебедяни да Данькова сбежал! А если православные, тогда зачем королевича иностранного поддерживаете, который не пожелал на царство венчаться, в Москву не приехал и которому папочка веру сменить не разрешил? А ежели ему половина народа, как вы говорите, присягала, так почему другая половина отказалась? А если вы за веру стоите, тогда почему с богопротивным латинянином Сигизмундом союз заключили? Который, как всякий лукавый латинянин, вас, дураков обманул? Вашими руками желает Москву взять, на вашем горбу всю Россию оседлать! Только Россия не кляча водовозная, взбрыкнула один раз, взбрыкнет второй, и в какой навозной куче вы, радетели, окажетесь!

— Что-то ты, молодой, больно разговорчив. Где воевода Михайловский, с ним говорить хочу!

— К сожалению, сбежал воевода. Утек в Каширу за стены каменные. Я Михайлов под свою руку принял! Михаил, князь Воеводин-Мурманский. Так что Михайлов тебе ворота не откроет.

— Смотри, княжонок, город возьму, изловлю, руки-ноги по отрубаю, а остаток на кол посажу! Так что бойся!

— Уже трясусь! Шведский Густав-Адольф еще два года назад грозился меня в кипящем масле заживо сварить, да что-то никак не может угрозу выполнить. Так что убирайся-ка ты в свое Запорожье подобру-поздорову, гетман! Грехи твои ох, как тяжело замаливать будет!

Михаил не просто так ругался с гетманом. Услышат защитники, а он голоса специально усилил, и воодушевятся, что их воевода страшного гетмана не боится, в себе уверен, а казачки засомневаются, праведное ли они дело делают! Главное, сомнения в головы заложить. Не сегодня, не завтра, а со временем прорастут, ростки дадут.

— Да что ты его слушаешь — взорвался один из свиты — пристрелить и вся недолга, и крепость сдастся!

Из толпы поднялось несколько ружейных стволов.

— Мужики, прячьтесь за частокол! — скомандовал Михаил, оставаясь стоять.

Мужики послушались, с ужасом смотря на стоящего спокойно Михаила. Прогремел залп. Михаил как стоял, так и продолжал стоять, уверенный в своей защите.

— Люди! — раздался вопль из толпы казаков — да он заговоренный! Колдовство!

Толпа отшатнулась.

— Казаки! — скомандовал Сагайдачный, — на приступ! Возьмем этих упрямцев! — и поскакал обратно к своим войскам. Конная орда все ускоряясь поскакала к стенам крепости, охватывая ее с трех сторон.

Со стен рявкнули пушки Ряды атакующих смешались. Они-то считали, что захватив орудия из Данькова, лишили Михайлов возможности сопротивляться. Дпбавление к трем михайловским пушкам пятнадцати пушек, привезенных Михаилом, было для казачков неприятным сюрпризом. Картечь тоже. Смесь каменных обломков с рубленными кусками железа исправно выкашивала ряды нападавших. Так что обычная тактика казачьей лавы не сработала. Подскакать на всем ходу, в мертвой зоне спешиться, закинуть на стены веревки с крюками и быстро влезть наверх, схватиться с защитниками в рукопашную, и, пользуясь численным перевесом, перебить их, не вышло. К стенам было не приблизиться. Единиц, которые имели счастье проскакать до стен расстреливали сверху стрельцы. Михаил применил обычную тактику мушкетеров в два ружья — один заряжает, второй стреляет. Через три-четыре залпа — меняются. Так что стреляли почти непрерывно. Бой длился около часа. Потом лавина наступающих отхлынула. Скакать на убой под выстрелы пушек желающих не было!

— Придется в осаду садиться! — вздохнул Сагайдачный, — нельзя их за спиной оставлять. На основное войско не нападут, в вот обозы отрежут! Давай все пушки вон на ту горку. Как будто специально оставлена для батареи осадной. Начнем огнем поливать, небось, не выдержат!

Михаил перебежал к орудиям, установленным напротив примеченной им горки.

— Мужики, пока не стреляйте. Все-таки припас у нас ограничен, а ну как снова на приступ пойдут! Приметьте только, где у них картуши с порохом сложены. И дайте пушки все подтащить. Смотрите, вон три запряжки отстали, еле ползут. Лошадей, что ли у них мало?

Михаил посмотрел в зрительную трубу.

— А, понятно, в них волы заряжены! Вот и ползут еле-ели. Это большие, осадные кулеврины. Хорошо бы и их прихватить! Так что, мужики, пищали мелкие с лафетов снимаем, быстро, на их место бревна кладем. Большим они своими ядрами урона не нанесут. А теперь прячемся, сейчас они залп дадут. Просвистели над головой ядра, упали где-то во дворе. Перелет. В это время подвезли большие орудия пушкари бросили перезаряжать пушки, стали помогать втаскивать осадные орудия на горку. Втащили развернули, стали заряжать.

— Ребята, что они делают? — спросил Михаил

— Порох закладывают.

— Как ядро забивать начнут, мне скажите. А сейчас не беспокойте, мне настроиться надо!

— Князь, ядра закатили, трамбуют!

— Вот теперь пора. Схоронитесь, осколки могут долететь!

Михаил вскочил, пушкари не поняли, что произошло, но в сложенные картуши с порохом ударила молния. Рвануло так, что задрожала земля. Ядра, сложенные горкой раскатились по настилу между частоколом. Поднялся столб дыма, похожий на большой гриб. Когда дым рассеялся, стало видно, что верхушку холма срезало, как кусок коровьего масло острым ножом. В разбросанных по округе обломках лафетов, кусках разорванных пушечных стволов, и человеческих тел копошились два-три покалеченных человека. Под холмом надрывно ревел подыхающий вол. От готовых к стрельбе пушек не осталось и следа.

— Славно! — высказался только что подошедший к месту происшествия Николай, — добивать будете?

— Сами сдохнут. Но пушки заряжайте, картечью. Сейчас начальство пожалует, смотреть, что произошло. Вот мы их и угостим.

Пищали вернулись на неповрежденные лафеты. Орудия зарядили. Вскоре на месте происшествия прискакали конники. Спешились, оглядели разгром, сошлись кружком, что-то обсуждая и ругаясь. Обрывки мата долетали до крепости.

— Ребята, поучим их вежливости! Слушать тошно! — предложил Михаил.

Батарея дала дружный залп. Группу как рукой снесло.

— Так их, иродов! — воскликнул Николай.

— Все, как кто-нибудь еще появится, стреляйте. Но заряды берегите! А я к травнице!

— Сам-то дойдешь?

— Дойду, научился до конца все силы не тратить. Кое-что еще осталось!

Михаил спустился со стены. Все-таки его немного пошатывало. Но силы еще были. Травница ждала, держа наготове флягу с отваром.

— Поесть тебе надо — сказала, подавая тарелку с куском мяса и двумя пареными репками со сметаной, — шум был изрядный. Мы уже испугались, Николай успокоил. Обьяснил, что ты опять божью волю явил. Порох у иродов подорвал.