Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 16. Анатолий Трушкин

Раздел II В коммуне остановка…

(сценка)

Действующие лица:

КПСС.

КГБ.

ПЕРВЫЙ СВЯЩЕННИК.

ВТОРОЙ СВЯЩЕННИК.

Место действия — Троице-Сергиева лавра. Раннее утро. Во дворе лавры появляются в обнимку КПСС и КГБ.

КПСС. Надо же было так напиться! Вчера начали?

КГБ. Позавчера.

КПСС. А где это мы?

КГБ. Лавра. Троице-Сергиева. Ты просила вчера устроить покаяние.

КПСС. Я?!. Надо же так напиться!.. А что, бог есть?

КГБ. Выясняем сейчас. Работает одна группа.

Хлопает где-то дверь, появляется Первый Священник.

КПСС (падает на колени). Батюшка, грешна я, каюсь. Прости за все! Прости Христа ради!

КГБ. Ну что, батюшка, прощена она?

ПЕРВЫЙ СВЯЩЕННИК. Нет, точно, товарищ генерал!

КГБ. Ты кто?

ПЕРВЫЙ СВЯЩЕННИК. Старший лейтенант Гаврилов, товарищ генерал! Со вчерашнего дня, товарищ генерал, по вашему приказанию в форме священника.

КПСС. Надо же так напиться!

КГБ (священнику). Свободен.

Священник поворачивается через левое плечо, чеканя шаг, уходит.

КГБ. Встань, Капа, застудишь себе что-нибудь.

КПСС (встает), Может, нет бога-то, а мы тут дурака валяем.

КГБ. А если есть?.. Все видит, все знает.

КПСС. Больше тебя?

КГБ. Больше меня никто не знает.

КПСС. Значит, его нет.

Хлопает дверь, появляется Второй Священник.

КПСС (падает на колени). Батюшка, грешна я! Молодая была — дура. Не ведала, что творила. Бес попутал. Змей Горыныч гадкий. Вот он стоит перед вами. Отрекаюсь от пего, батюшка, от врага рода человеческого. Отрекаюсь! (Неистово крестится.)

КГБ (падает на колени). Батюшка, врет все гадюка! Не верь ни единому слову.

КПСС. Провокация, батюшка. Деструктивный элемент. Врет на каждом шагу, ничего святого за душой.

КГБ. Все по ее наущению, батюшка. Сам по себе овцы не обижу.

КПСС. Отца зарежет, мать в тазу утопит. Народу сгубил немыслимо. Батюшка, позволь ручку поцеловать.

КГБ. А мне вторую, батюшка. Вас, батюшка, как по батюшке?

ВТОРОЙ СВЯЩЕННИК. Майор Сидоров, товарищ генерал!

КПСС И КГБ поднимаются, отплевываются.

КГБ. Сколько вас в лавре?

ВТОРОЙ СВЯЩЕННИК. Это — Лубянка, товарищ генерал; внутренний дворик. Вы вчера приказали замаскировать нее под лавру.

КПСС. Надо же так напиться!

КГБ делает священнику знак, тот уходит.

КПСС. А все равно на душе чище как-то стало, светлее как-то. Летать хочется.

КГБ. Покаялись, вот и легче на душе.

КПСС. К богу ближе стали. Не то что в восемьдесят пятом году.

КГБ недоуменно смотрит на КПСС.

КПСС. В восемьдесят пятом-то напились.

КГБ недоуменно смотрит на КПСС.

Перестройку-то начали.

КГБ. A-а! Надо же было так напиться!

Обнявшись, уходят.

Ничего, наверное, не получится у нас. Вряд ли чего хорошее выйдет.

Вчера стою около магазина, минут за десять до открытия с перерыва. Просто так стою, мне там и делать-то было нечего, там и брать-то нечего было… у меня и денег-то не было ни копейки. Просто так стою.

Толпа, конечно. Ну, и ничего так особенного на первый взгляд, стоят себе люди, следят, чтобы, кто попозже подошел, вперед не пролез.

А жара еще страшенная. В общем, опасно стоять.

И вот бабушка одна, совсем старая, лет сто ей, наверное. Может, сто двадцать. А еще ей припекло чуть. В общем, она говорит вдруг. Вслух, главное, говорит вдруг:

— Ну, ничего, пожила, слава богу, порадовалась. Может, и сейчас чего-нибудь перехвачу вкусного. Давеча обещали сосиски завезти.

Tи-ихо сразу стало. Все на бабушку смотрят, как на Гитлера. Все же за сосисками стоят, только каждый думал, что он один знает, что обещали завезти. Каждый думал: все сейчас по другим отделам кинутся, а он около сосисок-то первым и очутится.

Расстроились многие… Да все почти.

Ну, я тогда мягко так говорю, никому, просто так, чтобы людей успокоить:

— На Западе, — говорю, — за этими сосисками да-ав-но уже никто не давится.

Мужик один поворачивается. Думаю: «Поддержит сейчас». Ну, повернулся он, мужик-то этот, и говорит:

— А сейчас, кроме нас, нигде за этими сосисками никто не давится.

И смотрит так — не будь никого, убил бы.

Ну, я вижу, разговор не клеится. Еще каждый думает, как бы первым в магазин ворваться. Жертв, разрушений пока нет, но нездоровая такая обстановка, чего скрывать.

А, как назло, еще ни милиции рядом, ни военных кого-нибудь. Один народ только.

Ну, что делать?.. Надо, думаю, срочно перевести разговор с продовольственной программы на какую-нибудь спокойную тему.

И я ни к кому конкретно не обращаюсь, так, в сторону, говорю, а-абсолютно в сторону:

— Есть нечего, — говорю, — так хоть бы медицину подтянули, а то продолжительность жизни маленькая. Не успеешь наесться — уже помирать надо.

Сказал и молчу стою… Мужик опять поворачивается, морда красная сделалась. Думаю: «Сейчас поддержит».

А руки длинные у него, ноги короткие. Ну, это неважно. Лоб узкий. Так какой-то… Глаза и сразу затылок у него. Ну, неважно… Морда кра-асная. Говорит:

— Всем и поесть дай и чтобы лечили не до смерти, а у нас еще полно людей в подвалах живет!

К чему сказал, неизвестно. Ему про медицину, он про подвалы. Лишь бы поперек сказать.

А так мужик как мужик. Лицо глупое. Сразу видно, дурак от рождения. Бывает, люди переучиваются, от образования глупеют, а этот сразу.

И главное, не отворачивается — на меня смотрит. Что делать?.. А никого рядом!

Народ за дверью наблюдает, дурак за мной. Стою, не знаю, чего делать.

Безвыходная ситуация. Народ стоит, дурак и я. Такая комбинация. Ничего хорошего, в общем.

Я тогда говорю:

— Безобразие, что люди в подвалах живут!

Мужик рот открыл… «Сейчас-то, — думаю, — точно уж поддержит». Минуты две стоял он, потом рот закрыл и говорит:

— В подва-алах, нам хотя бы медицину подтянуть.

Ну, и я тогда сразу понял, ничего у нас хорошего не получится.

Пока все не будут заодно, ничего хорошего у нас не получится. Вряд ли.

Меня часто просят рассказать о встречах с замечательными людьми.

Я на Центральном стою с клюквой — пять рублей кило. Простых людей не вижу совсем. Ко мне очередь только из замечательных. Артисты, когда у них заболеет кто-нибудь, а так писатели больше, художники… эти… которые статуи лепят… статуёры.

Есть что рассказать, не инженер какой-нибудь.

Щас поподробнее расскажу обо всех. С писателем одним сошлись. Подходит ко мне:

— Я — писатель по фамилии…

Забыл его фамилию, но известный писатель, он назвал мне все свои произведения. «Война и мир», «Преступление и наказание», «Евгений Онегин». Я одну его книжку сам читал… «Женщина в белом».

Ну, взял он у меня полкило, встал в сторонку — стой, хрен с тобой. Теперь вижу: что ни скажу — он записывает, что ни скажу — он скорее в тетрадку. Понимаешь, нет?!. Живет с этого! Ты у станка стоишь, он у мартена, я вообще из-за клюквы живу по горло в болоте, а он по рынкам походит, посшибает помаленьку, и готово — «Война и мир». Вот тебе и замечательный человек!

А я думаю: «Ищи кого подурее». Поднял цену до семи «р» за кило, и у меня свое «Преступление и наказание».

О статуёрах расскажу. Замечательный мне попался один статуёр. Теперь смотри, что получилось. Завел он к себе:

— Щас буду лепить тебя.

Я спрашиваю:

— Чё себя не лепишь?

Говорит:

— Фигура не та.

Видишь? Опять нехорошо. Замечательный человек, но урод. А с меня начал лепить героя… по ранним рассказам Гоголя. Героя звали Вий. Не слыхал?.. Ну, скоро он закончит, посмотришь.

Теперь что? Они нервные все. Из ничего заводятся. Поэт один подходит как-то — сразу он мне не понравился, заморенный какой-то. Ну, улыбается, спрашивает:

— Почем клюква?

Я говорю:

— Восемь за кило.

И он задергался, задергался весь, говорит:

— Вы в детстве ни об чё случайно головой не вдарялись?

Я говорю:

— Случайно не вдарялся, а нарочно бился, чтобы в школу не ходить.

Его знаешь как перекосило?.. Жена следом шла, она его случайно узнала, по номеру из химчистки. Такой хай подняла, что у меня нервы не выдержали, я поднял клюкву до девяти «р» — и молчок.

Среди них вообще ведь больше больных, чем нормальных, хотя сразу не определишь. Вот дикторша одна как-то повадилась. Внешне, конечно! Что ты! А сна у ней нет. Совсем не спит. И с ней все время личный врач. Ни на шаг от нее — до чего дошло. Вот которые щас новым методом лечат… экстрасекс. Она сама мне говорила:

— Витек, ни во что больше не верю, только в экстрасекса.

У нее болезнь знаешь как называется?.. Не знаешь. Врачи не знают, как называется.

И она почти каждый день брала у меня по десять «р» за кило, потому что, оказывается, если этих экстров клюквой не подкармливать, они сами могут загнуться.

Видишь, как у них, опять все не слава богу.

Мне из замечательных людей больше всех понравился зубной техник. Спрашивает:

— Почем клюква?

Я говорю:

— Одиннадцать.

Знаешь, что он сказал?.. Не догадаешься никогда. Не как поэт.

Он сказал:

— Только не клади давленой, лучше я у тебя возьму по двенадцать за кило, мне дешевле выйдет.

От такой встречи есть что вспомнить! А ты говоришь: Инженер». Что он может рассказать?.. У него одни шурупы в голове… A y меня ни одного!

(Артист выбегает со стулом в руках, как ребенок воображает, что ведет машину.) Ж-ж-ж, з-з-з, у-у-у. Ж-ж-ж-ж, з-з-з-з, ш-ш-ш.

(Ставит стул. Зрителям, указывая на стул.)

— Дрынолет. Хорошая вещь. Отавное — просто все. Стул и веревка. Дергаешь за веревку и вперед.

Это месяц назад из министерства приехали к нам четыре человека, говорят:

— Теперь вы самостоятельное предприятие. Что хотите, то и творите. Полная свобода действий.

Все как закричат:

— Свобода! Свобода!

Я тоже обрадовался, потом думаю: «Дай проверю на всякий случай, полную дают свободу или неполную». Привязал к стулу веревку, выбегаю:

— Ж-ж-ж, з-з-з.

Наши ничего, они меня давно знают. А министерские, конечно, струхнули.

Я останавливаюсь, говорю:

— Алло!.. Дрынодром?.. «Барсук»?.. А кто на пульте?.. Отметьте, «Тайфун» посадку совершил.

Ребятам рукой помахал, они — мне. Говорю:

— Ребята, теперь ведь свобода у нас. Надо смотаться по-быстрому за рубеж, заключить пару контрактов повыгоднее. Может, в Австралию?

Ребята кивают, дескать, давай… смотайся в Австралию. Я честь отдаю, кричу:

— Готовность нуль! Лишний газ спустить через отверстие! Солнечные батареи вперед! А-ат винта!

Министерские заволновались, говорят:

— Минуточку.

И главный их тянется стул пощупать.

Я кричу:

— Р-руки!.. оторвет к чертовой матери!

Тогда они всерьез заволновались, спрашивают:

— Что за контракты?.. Нужно, чтобы обязательно кто-то из нас присутствовал.

Я говорю:

— Кому нужно?.. Нам не нужно теперь, у нас теперь полная свобода.

И к ребятам:

— Ребята, — говорю, — ничего, если я контракты заключу из расчета, чтобы на брата вышло по миллиону, уборщицам по пятьсот тысяч?

Ребята говорят:

— Нормально… для начала.

Тут министерские опять:

— Как по пятьсот тысяч?! У нас оклады — триста рублей в месяц.

Я говорю:

— Вы-то тут при чем?.. Вы же дрынолет не изобретали. Вам за что платить?

Они вдруг успокоились все, говорят:

— Теперь уж ни у кого нет никаких сомнений, это — идиот. Пусть взлетает.

Я говорю:

— Алло!.. Дрынодром?.. «Барсук»?.. А кто на пульте?.. Это — «Тайфун». Какая погода в Австралии?.. В чем народ ходит?.. Ни в чем?!. Тогда пусть встречают.

И начинаю раздеваться. Все снял, остался в трусах.

Думаю: «Снимать, не снимать?.. Не снимешь — там обидятся, снимешь — здесь не так поймут».

И ребята-то ничего, им все равно, сниму я или нет. А министерские, вижу, против того, чтобы снимал. Говорят:

— Вы что, совсем?

Я говорю:

— Интересно. Что же я там, потеть должен?.. И вообще, у нас полная свобода. Кстати, надумали с ребятами взять вас в долю, по миллиону на брата. Вам как, в Австралии без вычетов или здесь с вычетами?

Они как будто недели две репетировали, в один голос говорят:

— В Австралии без вычетов!

Я ребятам кричу:

— Срочно сюда еще четыре дрынолета!

Те через минуту приносят четыре стула с веревками. Я говорю министерским:

— Сами слышали, там жара, а главное — мы делегация, должны быть в одной форме.

Они раздеваются по-быстрому, садятся шустро на стулья, каждый хватает веревку.

Я говорю:

— Дергать по команде. Пиза прикрыть левой рукой, чтобы не вылезли от перегрузок. Минут через пятнадцать-двадцать будем на месте. Приготовиться!.. На старт!.. Внимание!.. Марш!

Все дернули, сидят, за стулья держатся, глаза закрыты. Через пятнадцать минут открывают глаза — перед ними люди в белых халатах. А тех уже предупредили.

Старший санитар говорит:

— Рады приветствовать вас в Австралии.

Министерские все в трусах, встают, кланяются. Главный улыбается, говорит:

— Вот… на дрынолетах к вам.

Санитар говорит:

— К нам на чем только не прилетают.

Главный:

— Мы рады, что к вам попали.

Санитар:

— Куда же еще вам, как не к нам?.. К нам сейчас много ваших попадает, и все рады. У нас очень хорошо, замечательно. Сейчас душ примете.

Главный говорит:

— Нет, сперва контракт подпишем.

Санитар:

— Это в первую очередь. Сперва контракт. Но контракты по нашим законам подписываются в специальных машинах, пройдите все четверо.

Главный заозирался, говорит:

— Тут с нами еще один должен быть… сумасшедший. Наверное, с курса сбился.

Санитар ему:

— Ничего страшного. Одним сумасшедшим больше, одним меньше.

И они пошли за миллионами, а я остался с ребятами. А что? Каждый что хочет, то и делает, на то она и есть полная свобода.

(монолог ведущего съезд)

А что это, ходют и ходют по залу?.. Народ же следит за нами. Он может спросить: «На что уходят наши средства»? Надо прекратить разговоры и пение в зале.

Товарищи депутаты, поступило два предложения: «начать работу» и «перерыв». Оба надо голосовать.

У вас что?.. Когда суточные выдадут?.. Вечером. Сегодня. Решаем «начать работу» или «перерыв». Перед вами голландский аппарат, там три кнопки: «за», «против» и «воздержался». Кто «за», нажимает кнопку «за». Это понятно?.. Хорошо. Собрался же цвет нации. Кто «против», нажимает кнопку «против». Не понятно?

Объясняю еще раз. Кто «против», нажимает кнопку «против». Ибо! На ней написано «против». Теперь понятно?.. Кто у нас по электронике?.. Никого. А что за шум в зале?.. Суточные когда?.. Вечером. Сегодня.

Давайте голосовать, иначе народ не простит нам. Надо же приносить плоды народу.

Нашли кнопку «за»?.. Ну вот, видите, я был прав, процесс уже пошел, демократический процесс, это главное.

Теперь кнопка «против». Нашли?.. Там же она… Ну, как нет?.. Да там же должна быть. Видите?.. Кто у нас по электронике?.. Нашли?! Хорошо. Нет, вы не туда смотрите. Перед собой смотрите. «Перед собой», это понятно, товарищи? Хорошо.

Что у вас?.. По ведению?.. Пожалуйста… Нет, минуточку, вы же сказали, что у вас по ведению, а сами начали про суточные. Суточные вечером… У вас что?.. Вопрос?.. Отвечаю. Сейчас голосуем «начать работу». «Перерыв» — это второе предложение. Сейчас голосуем «начать работу». По порядку идем, по мере поступления. Не понял… «Перерыв» было первым предложением?!. У меня вот как лежат бумаги, так они и лежат… уже который день, я ничего не трогаю.

Пожалуйста! Давайте сперва проголосуем «начать работу». Да я же так и ставил вопрос!

А-а-а… вы хочите сперва «перерыв». Хорошо. В порядке поступления. Товарищи, в порядке поступления или наоборот?.. В порядке поступления, я тоже так считаю. А иначе никак и нельзя! Народ не поймет нас, сметет, понимаете, со своего пути!.. Он и так смотрит, не понимает, чем мы здесь занимаемся… дуракавалянием каким-то… Но другой путь, товарищи, — это путь в пропасть.

Нашли кнопку «за»? А «против» чуть ниже ее. Нет, не напротив ее, а чуть ниже ее… Ее же. Она же — «за», а ее же чуть ниже— «против»… ее же. Что непонятного?.. Тут всего три кнопки. Четыре?.. Кто у нас по электронике?.. Товарищи говорят, что здесь четыре. Разберитеся.

А-а-а! Товарищи, вот что, одна — это чтобы включать голландский аппарат. Обязательно, иначе же ж он работать не будет.

Все! Разобрались — три кнопки, вы сначала нажимаете четвертую.

Голосуем. Кто «за»?.. Четыреста. Кто «против»?.. Четыреста. Кто «воздержался»?.. Четыреста… А в зале у нас девятьсот сорок семь. Не сходится, по-моему. Но аппарат не наш, товарищи, ошибиться не может.

А счетчики у нас на месте?.. Вы — счетчик?.. А что у вас?.. Суточные?.. Вечером в Георгиевском зале Николай Иванович раздаст.

У вас что?.. Вы настаиваете?.. Нет, минуточку, вы настаиваете?.. Депутат настаивает огласить его записку.

Оглашаю. «Мне сегодня пятьдесят лет, прошу поздравить. Первый секретарь…» Дальше неразборчиво.

Я думаю, что поздравляем от всей души.

Теперь работаем, а то народ уже с ума сошел, бежит в Стокгольм, не успеваем самолеты поставлять.

Кто «за»?.. Двести. Кто «против»?.. Двести. Кто «воздержался»?.. Двести. Не надо аплодировать, товарищи, сядьте. Это ж мы еще только регистрировались. Двести, двести и двести. Сейчас академик с бригадой подсчитают быстренько, сколько всего, и продолжим… Сколько?.. Девятьсот сорок семь. Все сошлось.

Еще записка. «Почему не поздравляют малочисленные народы? Мне позавчера тоже сорок семь лет, от всей души ни один собака не поздравил. Сколько можно продолжать так?.. Где суточные?»

Правильное замечание. Хочим мы этого или не хочим, а нам всем давно уже пора сделать из замечаний и выводы, и анализы.

Вот сегодня сто дней, как установили голландские аппараты. Я прямо скажу, мы думали, что удастся освоить их… Был у нас такой расчет. И так пробовали, и эдак, и знаете, убедились — ничего не получается.

Но мы же ж с вами не такие люди, чтобы отступить перед трудностями! Правильно?.. Сейчас мы обогатились опытом, мы знаем уже, что там четыре кнопки: «за», «против», «воздержался»… Ну, три-четыре, не больше.

Мы сейчас вот как сделаем. Кто «за», тот поднимает мандат доверия, а кто «против», тот нажимает кнопку «против».

Голосуем. Товарищи, которые в очереди к микрофону, он выключен. Вы не знали?.. Я вижу, вы выступаете, а здесь не слышно. Скажите, чтобы за вами никто не занимал больше, там уже кто-то с авоськой пристроился. Вы насчет суточных?.. Насчет мяса?

Товарищи, народ уже подходит с авоськами насчет мяса, мы еще ничего не сделали. Вон уже кто-то с топором подошел. Вы насчет мяса?.. А насчет чего?.. Вы насчет кого! Минуточку.

Товарищи, голосуем. Кто за то, чтобы «начать работу»?.. Девятьсот сорок семь. Единогласно.

Решил один наш человек Удачу подкараулить. Ну, спрятался и караулит.

Сидит себе в дерьме — а где еще спрятаться? — сидит — не видно, не слышно его. Со стороны посмотреть — дерьмо и дерьмо кругом, ничего больше нет, не видно в нем нашего человека, так хорошо спрятался он.

И вот часов около трех ночи шаги… легкие, веселые. Не иначе Удача идет. Снял наш человек шапку — у нас, вы же знаете, всегда Удачу шапками ловят — вывернулся, изловчился весь.

И что-то странно как… Точно шел кто-то, а ничего, кроме «тук-тук» или «пук-пук», не случилось. Только померещилось, будто удаляется кто-то… со спины похожий очень на Бескорыстное Руководство, да как будто дерьма стало побольше — и все.

Но вот часов в семь, уже светать начало, — не то шепот, не то шорох, как будто по воздуху кто идет, не идет — плывет. Кому же быть, как не Удаче?

Наш человек хитер — шапку в сторону — лучше он Удачу в горсть схватит. Полную горсть Удачи! И не мало, и не вырвется.

А уж подошла она, сейчас на голову наступит. И точно — на голову что-то такое шлеп-шлеп. А третий-то «шлеп» наш человек хвать! — на лету поймал.

В ответ только — порх!.. свист и порханье. Удача это была, нет ли? Но в горсти у нашего человека оказалось… дерьмо. А чье оно, неведомо.

И вот когда, казалось бы, нет уже никакой надежды, в десять минут девятого тень легла на охотника.

Он замер, не дышит — последний шанс его.

И вот тень густеет, густеет, густеет, и сразу как из рога изобилия посыпало на человека — дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Столько уже, что он ни рукой, ни ногой не может пошевелить. Лишь мысли в голове бегают, да и, по правде сказать, всего одна только мысль: «Чего это я Удачу ловлю в дерьме? Разве Удача в дерьме гнездится?»

Тут припекать стало, и наш человек заснул с этой невеселой мыслью.

А с какой проснулся — неизвестно.

Встретились тут Народ и Правительство. А тоже давно не виделись. Если бы не столкнулись, не узнали бы друг друга. На вокзале столкнулись случайно.

Народ проморгался — ну, надо же! Мимо кого чуть не просвистел. Товарищи же детства, вместе чего вытворяли, сейчас вспомнить стыдно.

Правительство тоже без очков было. А у него зрение плюс девять — вдаль, в перспективу очень хорошо видит, лучше всех правительств. Те так, чуть вперед, на полгода, а это аж до двухтысячного видит! Что вблизи творится, не различает, конечно.

Тоже бы мимо прошло, но оно носом узнало. В нос ему шибануло вдруг, думает: «Что-то дух какой знакомый. Не Народ ли?» Ну и точно, он.

— Ой!

— Ой!

— Каво вижу!

— А я кого вижу!

— Ты ли это, дышло тебе под хвост?!

— Я это! референдум тебе на голову.

Стоят радые, улыбаются до ушей, а поговорить вроде и не об чем.

— Да, брат.

— Да, брат.

— Как там дядя Митяй?

— Ништо. Што ему?.. Твои как?.. Тетка Маргарет?

— Да тоже ничего, спасибо.

— Да, брат.

— Да, брат. Сам что?.. Здоровье как?

— Како здоровье? Быват, прихватит, хоть из дома беги.

— А в какой области болит?

— Во всех. В Донецкой болит, в Рязанской. Ты-то ничего, гладкий.

— Не-ет, одна видимость. Нервы расшатаны. Чуть где неприятность — сразу замру, ни рукой, ни ногой не могу пошевелить.

— Да, брат.

— Да, брат.

— Такие дела.

— Такие дела. Женился?

— Ты што?!

— А что?

— Хто за меня?.. Без порток хожу.

— Ну а как же ты?

— Чего?

— Ну…

— Чего?

— Да, ладно, ничего.

— A-а! Хожу тут к одной. Да, как сказать… обирает до последнего. Знаш ты ее. Лотерея зовут. За деньги чего не пообещат, а дашь — ни с чем и останешься. Ловкая зараза. Ты-то поженился?

— Давно.

— Не знаю я ее случаем?

— Может, и знаешь. Диктатура.

— Не. Это из чьих же?

— Пролетариата.

— Не… что-то и не вспомню.

— И не вспоминай, никто не знает. Болеет с первого дня. Сидит в уголке, молчит. Одно название. Сам за нее все делаю. Все сам!

— Да, брат.

— Да, брат.

— Такие дела.

— Такие дела.

— Вот, брат.

— Да, брат.

Самое бы им время по сто граммов пропустить, да где достанешь? все позакрывали в связи с борьбой.

И достанешь, закусить нечем — кругом шаром покати. И накрапывать стало… И Правительство еще кого-то встречало, а Народ на электричку опаздывал. Так толком и не поговорили.

Да и то сказать, у каждого своя жизнь началась.

Я первый за перестройку!..

Вы первый?.. Я второй тогда.

Я считаю, начинать надо с человека. Главное — человека переделать. Но!.. С учетом местных особенностей и традиций. А то опять наломаем дров. Сначала всех под одну гребенку, потом всех в одну молотилку.

Особенности есть везде. У нас вот в районе в субботу днем выйди на улицу, урони сто рублей, отвернись на секунду — нет ста рублей!.. Обычай такой.

Где-то, может, выйди в воскресенье на улицу, брось сто рублей и иди себе там… бутылки сдавать. Обратно идешь — сто рублей на месте лежат.

А у нас в будни выйди в поле, чтобы за версту ни души, положи рубль, отвернись на секунду — нет рубля. И ветра не было. Ни ветра, ни души, ни рубля.

Или такая у нас особенность. Я даже не знаю, есть это еще где-нибудь. У нас в районе, если суют тебе пятьсот рублей за то, за что ты оклад получаешь, то у нас, например, берут. И оклад берут, и пятьсот берут. Не знаю, как у вас, у нас, если ровно пятьсот, берут за милую душу, если не ровно пятьсот — тоже берут.

Где как. В Центре свои обычаи, на Крайнем Севере — другие. Говорят, что даже ландшафт влияет на традиции.

У нас вот в районе такой ландшафт, что в магазине… с черного хода, что не дай, все берут. Все! Хоть пулю в лоб, но с черного хода.

У нас есть и редкие традиции. У нас, если на работе чего-то полно и можно вынести, то не знаю, как у вас, у нас выносят. Даже если нет никакой возможности, все равно стараются вынести,

А где-то, может, человека каленым железом жги, он не вынесет.

У нас, если человек день-другой ничего не вынес, он с ума может сойти. Были случаи. Один так свихнулся, что начал носить из дома на работу. Перепугались все насмерть, не знали: заразно это или не заразно.

Если заразно, то ученые сказали: важно знать, каким путем передается. Если только половым, одна скорость распространения заразы, если только через рукопожатие — другая.

Кстати, выяснилось, что у нас в районе обе эти скорости равны. Еще одна особенность.

Короче, товарищи, у меня душа болит за перестройку, но давайте учитывать местные особенности, хотя бы главные.

У нас вот в районе главная особенность — если что-то тебя лично не касается, то гори оно все синим огнем!

А где-то, может быть, гори оно все сизым огнем.

Где как. Давайте все учитывать.

Атак я первый за перестройку! Вы первый?.. Я второй тогда. Вы второй?.. Тогда я крайний за перестройку.

Я тут на лекции был «Твои способности, человек». Ну и лектор пример привел: женщина одна поругалась с мужем, расстроилась так, что теперь смотрит на него — видит только один скелет, то есть у нее открылось рентгеновское зрение. Редкий случай! Загадка!!

Я лектору говорю:

— Даю отгадку — муж у нее рентгенолог.

Лектор не среагировал, сказал только… в том смысле, что среди идиотов тоже бывают редкие.

Я не понял, к чему он, меня это не касается, и привел ему свой случай.

Когда я сам лично попал под инкассаторскую машину, я стал видеть деньги… даже под свинцом, чего ни один рентген, как известно, не может.

Свидетели у меня есть — соседка. С соседом мы поругались насмерть, и она, как получка, тащила его ко мне, я ей тут же говорил:

— Пятьдесят под подкладкой, двадцать пять в подошве и червонец за ремнем.

Он развелся с ней, съехал с квартиры!

Лектор говорит:

— Это — не чистый эксперимент! Случайное совсем совпадение, поэтому нельзя утверждать, что вы стали видеть деньги именно потому, что попали под инкассаторскую машину, а не по какой-то другой причине.

И опять что-то сказал про идиотов. Меня это не касается, я гну свое. Говорю:

— Допустим, что совпадение. Я сам так думаю. Но что меня насторожило?.. Когда жена спохватилась насчет того, что мне с моими способностями видеть деньги надо искать клады, она собрала по-шустрому рюкзак, я схватил лопату, выскочил на улицу и… попал под машину.

На этот раз под совминовскую. Деньги тут же перестал видеть, но врать начал на каждом шагу… буквально. Никогда за мной раньше этого не водилось. Вообще говорю мало, а тут вру и вру без остановки, как будто прорвало меня. На улице ребенок спросит «сколько времени», обману как минимум часа на полтора.

Больше, конечно, не вру, а обещаю. Жене ни с того ни с сего пообещал шубу норковую к Восьмому марта, теще обещал достать путевку на Гавайские острова, тестю — воблу. Правда, все это я им обещал первого апреля.

В семье все стали мне врагами, я начал опасаться за свою жизнь и, наверное, погиб бы, но вовремя попал под асфальтовый каток.

Он на меня наехал. Не наехал, а чуть придавил, но я испугался до смерти, и вранье из меня вылетело. В семье был объявлен праздник, гуляли два дня, я вернулся к нормальной жизни.

Лектор руками развел, говорит:

— Я верю… только в то… что вы побывали под катком. А в плане науки здесь не все чисто.

Я ему говорю:

— Я сам понял, что что-то здесь не чисто, потому что на третий день после катка я у дочери украл рубль, а деньги у меня были. На четвертый день соседка на секунду зазевалась, оставила у двери авоську с картошкой — я упер. Своей картошки у нас навалом.

Но! Я не просто начал воровать, я еще начал учить всех жить — открылись сразу две способности. Мог это делать одновременно. Больше всего любил учить насчет того, что воровать нельзя, нехорошо.

Жена хотела свести меня к врачам, потом говорит:

— Пойди сперва узнай, кому принадлежит каток.

Катка на том месте уже не было, я только узнал на всякий случай, кому принадлежит дом, возле которого меня придавило… ЦК КПСС!

Жена, как узнала, упала в обморок, потому что, как она потом объяснила, в этом случае ко врачам идти бесполезно, это неизлечимо.

И действительно, не зря она в обморок падала — жизнь в семье изгадилась. Дети обедают, боятся отвернуться на секунду — без куска останешься.

Я принял решение покончить с такой жизнью. Ночью вышел на шоссе, и первой же машиной вдарило меня об асфальт так! Машина, кстати, даже не остановилась — вдарило меня так, что уже в больнице, как только вернулось сознание, я стал все раздавать людям: врачам, сестрам, нянечкам, больным, посетителям.

Жена плакала от счастья, несла и несла из дома — дескать, раздавай, только не воруй.

И я сам повеселел, разговорчивый стал… Но на пятый день сосед по палате говорит:

— Что это ты… о себе ни слова, а других замучил — расспрашиваешь, расспрашиваешь — и где родился, и кто родители, и чем занимаются?

Я помертвел от догадки. Сестра моя срочно забрала детей к себе, тесть с тещей исчезли бесследно, жена ходила в маске, чтобы я ее реже узнавал.

Но вчера она прибегает:

— Нашли тех, кто сбил тебя. Вроде это крупные бизнесмены.

То есть, когда я расспрашиваю, я не выпытываю, я налаживаю деловые контакты. То есть скоро мы должны разбогатеть.

Лектор вскочил, кричит:

— Разбогатели вы?

Я говорю:

— Нет.

Он говорит:

— Вот видите! Я же предупреждал: или чистая случайность, или нечистый эксперимент!

И опять что-то про редких идиотов, что здесь он ошибся, что, оказывается, они встречаются сейчас гораздо чаще, чем он думал.

Но меня это не касается. А я сам вот что думаю:

«Не разбогател потому, что недавно сбило. А насчет случайности — может быть. Может быть, и случайность. Скорее всего так и есть».

НО ЧТО ИНТЕРЕСНО! — Я ДОКОПАЛСЯ — МУЖ У ТОЙ ЖЕНЩИНЫ, КОТОРАЯ ВИДИТ ОДИН СКЕЛЕТ, — РЕНТГЕНОЛОГ!

Начальник тюрьмы майор Корчагин, был в оторопи. Он только что прочел заявление заключенного Позорнова, которое заканчивалось словами «…так как хочу быть в первых рядах строителей коммунизма».

Через пять минут в кабинет к нему ввели Позорнова.

— Сам писал?! — выпучив глаза, спросил майор.

— Ну.

— Ты же в тюрьме сидишь!

— Ну.

— Фальшивомонетчик!

— Ну и что?

— Жулик! Аферист! Тварь!! И мы с тобой будем состоять в одной партии?!

— Ну… — Позорное сплюнул и развил мысль. — Из партии-то сейчас, как из тюрьмы… Вас всего двое осталось, вы и опер, даже ячейки не получается. А со мной будет трое! Но у меня условие. Секретарем меня, чтобы потом льгота была — отдельная камера.

Он осекся — Корчагин тянулся к кобуре.

Позорнов выскочил из кабинета.

От пережитого в виске стучало. Корчагин замер, задремал. Ему виделось, что примеру Позорнова последовали другие заключенные, и вот уже у него в тюрьме все коммунисты. Самая сильная первичная организация среди тюрем Союза. Вот уж тюрьма на правах райкома партии, обкома, ЦК КПСС. Вот уже он совмещает посты Генерального секретаря и начальника тюрьмы. Уже не коммунистов не привлекают к ответственности, сажают везде по всей стране только коммунистов. И вот… тюрьма выдвигает его на пост Президента.

Корчагин отогнал сон, нажал на кнопку селектора.

— Вот что, — сказал он полушепотом, когда они с Позорновым остались вдвоем, — давай поговорим как коммунист с коммунистом.

— Я передумал, — отрезал Позорное, — товарищи в камере со мной сидят… за совращение малолетних, сказали, уважать тебя перестанем. А мне еще сидеть и сидеть.

Позорнов вышел. Корчагин потянулся к кобуре.

(сценка)

Действующие лица:

ПЕРВЫЙ.

ВТОРОЙ.

МАЛЬЧИК.

На сцене Кремль. Под Кремлем сидит Мальчик, худой и грязный. Справа появляются Первый и Второй.

ПЕРВЫЙ. Важно не только начать обещать. Надо обещать круглые сутки. И не важно что.

ВТОРОЙ. Чтобы люди верили нам, мы теперь обещаем отсечь себе руки, если что не так.

ПЕРВЫЙ. Я вам откровенно скажу: мало одних рук. Обещайте отсечь себе еще что-нибудь. Посоветуйтесь с товарищами, с женой.

ВТОРОЙ. Мальчик какой-то!

ПЕРВЫЙ. Ну, как взглянуть. С одной стороны мальчик, а с другой — это ведь наш народ… Грустный что-то.

ВТОРОЙ. Палец сосет.

ПЕРВЫЙ. С чего бы это у нас народ палец сосал? Что бы это могло значить?.. Это значит, что ему сейчас важней всего встреча с руководством. (Гладит народ по голове.) Ты кого больше любишь, Горбачева или Павлова?

Народ пукает.

Горбачева.

ВТОРОЙ. А по-моему, он сказал: Павлова.

ПЕРВЫЙ. Да нет, Горбачева. Надо же уметь слушать голос народа. И надо уметь общаться с народом. (Достает текст, читает) Товарищи, надо потерпеть еще немного. Все у нас будет, уверяю вас: и свой хлеб, и свой картофель. Детское питание наладим. Со стариками можем не успеть. Так они уже привыкли без питания.

Народ пукает.

И это будет. Обещаю. Беру под личный контроль. Конечно, мальчик, тебя сейчас больше всего интересуют международные отношения. Мы сейчас исполняем свой интернациональный долг, помогаем развитым странам… социалистически развитым, чтобы выжили. О внутреннем положении — вы знаете, радикалы подбросили нам программу «Пятьсот дней». Ну, аферисты! Что я могу еще сказать? У нас своя программа есть — «Пятьсот лет».

Народ пукает.

Не понял.

Народ пукает.

А-а-а. Понял. Условия для выполнения программы: первое — социалистический выбор и коммунистическая перспектива, второе — первые сто лет не пить, не курить, не есть — и все будет у нас.

Народ пукает.

Вот это вранье. Патриархом я никогда не хотел стать. И у нас пока есть Патриарх. Так что вопрос преждевременный.

Народ пукает.

Ну, что сказать про ближайшее окружение? Много преданных товарищей. Думаю, на сегодня преданных уже больше, чем еще не преданных.

Народ пукает.

Это спорный вопрос. Настоящие коммунисты остались в партии. Многие выходят из партии, но многие ведь и входят. Входят-выходят. Как в проходном дворе… И мне пора идти.

Народ пукает.

Спасибо. И вам всего хорошего. И тоже жене привет. До свидания.

ВТОРОЙ. Хорошо поговорили.

ПЕРВЫЙ. Так надо уметь разговаривать с народом.

ВТОРОЙ. От души поговорили. (Пукает).

ПЕРВЫЙ. Ну, знаете! Это уже — популизм. Стыдитесь. (Пукает.)

Занавес.

Много спорим о свободе слова у них, у нас. А разница невелика. У них — «ЖИВИ КАК ХОЧЕШЬ», у нас — «КАК ХОЧЕШЬ, ТАК И ЖИВИ».

* * *

Во время учебы Сидоров жил в относительной бедности и только уже после окончания института… в абсолютной нищете.

* * *

История. Скотоводческие народы. Клинопись. Расшифрован текст: «Мумба — царь земли и воды! Мумба — отец! Мумба — мать! Мы говорим Мумба — подразумеваем Солнце, мы говорим Солнце — подразумеваем Мумбу!». Дикий был еще народ.

* * *

У нас в ходу легенда, будто жулики спят беспокойно, их, мол, мучает совесть.

А что им спать беспокойно, если остальные уже семьдесят лет спят как убитые?

* * *

Такое впечатление, что по расписанию у нас происходят только аварии.

* * *

Чем астрологи отличаются от наших историков? Ничем. Просто астрологи пытаются отгадать наше будущее, а историки — наше прошлое.

* * *

— Я говорю: пошел ты в задницу. А он мне: ПОШЕЛ ТЫ В ЗАДНИЦУ! За что?! Что я ему такого сказал?

* * *

Работники невидимого фронта одержали невиданные победы над неведомыми дельцами теневой экономики. Результатов победы тоже… никто никогда не увидит.

* * *

Окончательно и бесповоротно мы можем сделать только одно — загнуться.

* * *

Общечеловеческая ценность. Это то, что ценно для них и для нас. Значит, это то, что очень хочется, но чуждо. Как много на свете общечеловеческих ценностей!

* * *

Задача.

Дано: потребление самогона на душу населения одно из самых высоких в мире, мат со всех сторон, воровство не переводится, любимая игра «наперсток».

Требуется доказать, что духовно мы богаче всех. Доказательство. Раз материально хуже всех, значит, духовно богаче всех. Твою мать! Наливай, ребята, что и требовалось доказать.

* * *

Все хотят слушать рассказы про миллионеров и никто про нищих. И про жуликов интереснее слушать, чем про порядочных людей.

Почему?

Ведь в жизни все предпочитают иметь дело с людьми честными и в глубине души всегда приятнее, когда поможешь нищему, чем когда тебе подаст миллионер.

А все-таки слушать интереснее про жуликов.

* * *

Из газет — «Надо выйти на тот уровень жизни, который заслужили советские люди».

Aral Значит, заслужили, заработали. И где это все?.. Нету. Кто-то хапнул из впередиидущих. Кто же это у нас там… в авангарде-то?

* * *

Собака собаке рознь. Из Франции, где никогда не бывает землетрясений, приехали спасатели с обученными собаками.

У нас на огромной территории через день толчки, ни одна собака не знает, что делать, если людей засыпает.

* * *

В «Клубе невеселых и ненаходчивых» на ответ дается не тридцать секунд, а семьдесят лет.

* * *

Из газет — «Партия будет добиваться свобод… прав… усиления гарантий».

— У кого она будет добиваться этого, у себя?.. Где-то опечатка: или не будет добиваться, или не партия, или не свобод и прав, или не добиваться, а добивать.

* * *

Народ у нас лишь — бы ляпнуть. «Во-от в восьмидесятом году обещали коммунизм, а сейчас уже восемьдесят девятый, и где он?»

Если сейчас, в восемьдесят девятом, мы живем при социализме, то по сравнению с ним коммунизм… как раз в восьмидесятом и был.

* * *

По шуму и крику, по тому, что все вокруг считают себя умными, легко догадаться, что это страна дураков.

* * *

Мы рождены, чтоб сказку сделать… Чернобылью!

* * *

К Книге рекордов Гиннесса. А у нас один мужик восемнадцать лет правил, не знал чем.

* * *

Народные приметы:

С вас сняли шубу… в декабре — к морозам, в марте — к метелям. Грибов поели — к Склифософскому.

Остались без работы под Новый год — сбудутся все желания. Пьяных много в феврале — зима пошла на убыль. И так далее.

* * *

Предложение. Ввести в конституцию правового государства пункт — «Каждый человек имеет право на смех по поводу чего угодно и кого угодно без последующего отбывания где угодно».

* * *

К экономической ситуации в стране. Еще чуть-чуть — и Ленин в самом деле станет живее всех живых.

* * *

Народ у нас смекалистый! Глазом то и дело стрель-стрель — нечем ли поживиться.

* * *

Большой скачок сделан в развитии теории отечественного секса. Уже не утверждаем, что размножаемся методом социалистического деления.