Анютины глазки

Глава 7

Глядя на документ, который может меня легализовать в этом мире, я невольно сцепила пальцы в замок и спрятала их под стол. Всё слишком просто. Подозрительно просто. Так, как в жизни не бывает.

– Что с тобой, Анюточка? – тётка Тая решительно переделывала меня в свою племянницу. – Тебе не нравится мой план?

Я, не отрывая взгляда от документа, потрясла головой.

– Нравится. Но… – я решила быть честной. – Разве делают такие предложения незнакомым людям? Мы встретились меньше суток назад, а вы меня чуть ли не роднёй готовы объявить.

После этих слов я решилась посмотреть Тае в глаза. Женщина смотрела на меня с доброй снисходительной улыбкой.

– Детка, не считай меня глупой или потерявшей разум от одиночества. Не с бухты-барахты захотела тебя родной назвать. Хоть и непозволительно без разрешения совета магов чародействовать, но я изредка тайком волшбу творю. Правда, дар у меня едва-едва половина единицы – даже на учёте не стою. Но свет души увидеть могу. Твоя как звёздочка ясная сияет. Нет в тебе грязи житейской и мыслей дурных. Это я сразу приметила. Удивительно очень после таких-то испытаний не озлобиться, но тебе удалось. То, что отзывчивая и трудолюбивая – так это ты сама мне показала, когда, несмотря на усталость, помогла затор в канаве разобрать. Доброту твою тоже не спрячешь – вона как о пёсике своём переживаешь и о Кваке моём тоже позаботилась…

Не знаю, обогатила ли хозяйка свои слова магией убеждения или они просто пришлись мне по сердцу, но я потянула к себе чужое удостоверение личности. Оно до странности напоминало свидетельство о рождении моей бабушки: сложенный вдвое плотный лист бумаги, изукрашенный тончайшими линиями, переплетёнными в сложные узоры, расчерчен линиями, на которых каллиграфическими завитками вписаны данные девушки. «Анюта, дочь пасечника Ника Васечкина, рождённая в селе Берёзовка, Деревянковского уезда, Великодольского княжества в пятнадцатый день второго месяца лета в три тысячи сорок шестом году. Волос имеет тёмно-русый, цвет глаз серо-зелёный, сложение среднее. Особых примет (видимых родинок, шрамов, увечий) нет», – прочитала я. Под такое описание полгорода девиц подогнать можно. В том числе и меня.

– Что скажешь, Анюточка? – вновь спросила потенциальная родственница, нетерпеливо ожидающая ответа.

– Могу я уточнить? – сложив документ и слегка отодвинув его от себя, вновь посмотрела в глаза Таи. После утвердительного кивка храбро спросила: – Зачем я вам?

Прямой вопрос несколько смутил хозяйку дома, но, похоже, она решила быть честной.

– В столице у брата дом есть. Если в течение двух лет не объявится наследник – носитель родовой фамилии, дом отойдёт городу. Не особо богатое имущество, но не хочется и его терять. Я тебя, когда там на дороге увидела да схожесть твою с Анютой-племянницей заприметила, так и подумала: «Вот хорошо бы было…». Тогда и рискнула магией тебя проверить.

От таких слов у меня даже мороз по спине пробежал. Вот это да! Вот это «добрая тётушка»! Да она мошенница на доверии, оказывается. Кажется, так Глеб Жеглов характеризовал дамочек из своей картотеки в любимом бабушкином фильме. Спасибо, нет! Я ещё дальше отодвинула удостоверение личности и решительно отказалась:

– Не хочу в противозаконные схемы встревать. Мало что чужачка бесправная, а ещё и в преступницы запишут!

Тётка Тая всплеснула руками:

– Анюточка, ну какие схемы? Ты вступишь в наследство, будет у тебя крыша над головой. А как я стану совсем стара и немощна, то присмотришь меня, – собрала брови домиком над переносицей искусительница.

– Так если вам помощь нужна, давайте здесь помогать буду, – предложила я. – Огород разобью, овощи разведу, зелень. Хоть продавать, хоть самим есть. Работать пойду…

– Немо́жно, – упрямо дёрнула головой тётка. – Я ещё не так стара и в ежедневной помощи не нуждаюсь. Лишний человек в доме мне не нужен. Тут же подати поднимут. И ещё причина есть… – тут щёки женщины слегка заалели. – Ходит ко мне друг сердечный. Ты взрослая уже, понимать должна.

Понимала, конечно. Только мысли в голове продолжали тревожно метаться, ища варианты. Местных законов не знаю. Что мне грозит за проживание без документов, не ведаю.Смогу ли без удостоверения личности хоть как-то в этом мире устроиться? Думаю, вряд ли. Если будет работа, то либо на день-два возьмут, либо платить будут в разы меньше, чем платят гражданам. А то и вовсе свободы лишат, как бродяжку.

Но и согласиться на аферу тётки Таи страшно. Может, такой поступок в этих краях и грехом-то не считается, а может, расстрелом через повешенье грозит. И не хочу начинать жизнь в новом мире с неправедного деяния.

– Детка, – жалобно позвала меня хозяйка. – Что ты молчишь?

– Пойду я, – решительно отодвинувшись от стола, объявила я. – Благодарю сердечно за кров и еду, но не по сердцу мне поступки обманные. Простите, что доверия не оправдала.

Тая смотрела на меня глазами больной собаки:

– Как же ты жить будешь, Анюточка? Без рода, без племени. Ни в один город тебя без личного документа не пустят. В деревне же общественной девкой сделают. Днём работать на всех будешь, а ночью парней неженатых принимать заставят. Деток, если родишь вдруг, в приюты сдадут, а там, как понимаешь, жизнь хуже некуда.

Отчего-то поверила я в эти слова безоговорочно. Читала о безжалостном отношении к «ничейным» женщинам на Земле в былые годы. И в работные дома отправляли, где трудились за копейки по шестнадцать часов, а то и в публичный дом спровадить могли. Плюхнулась назад на стул. Нет гарантии, что этот мир будет по отношению ко мне более гуманным.

– Что же делать? – едва ли не стоном вырвался вопрос. – И так нехорошо, и так плохо.

– Анечка, просто поверь, что я не желаю тебе зла, – затянула ту же песню Тая.

– Просто на преступление толкаете… – проблеяла я сквозь подступающие слёзы.

– Мы же не сирот обираем, не у бедняков последний кусок отнять хотим. Ну отойдет дом брата городу, думаешь, кому-то это пользу принесёт? Будет стоять заколоченным, пока не развалится, а потом спишут за ветхостью и продадут богатею, взятку давшему, за грошик малый, и выстроит он дом доходный или едальню дорогую. Скажи, кому от этого хорошо будет?

Вопрос прямой и требует прямого ответа.

– Богатею, должно быть… – шмыгнула я носом.

– А ты в общественные девки пойдёшь? – злясь на мою несговорчивость, спросила Тая.

– Домой хочу! – неожиданно даже для самой себя разрыдалась я. – Не хочу здесь жить! Мне страшно!

Я уткнулась в сгиб локтя, лежащего на столе, и обильно орошала его слезами. Тая робко подсела ко мне и принялась гладить по плечу, уговаривая успокоиться.

– Детка… Ну, Анюточка… Перестань, ради светлой богини! – но уговоры на меня всегда действовали наоборот, потому я заревела с удвоенной силой.

Наверное, оттого, что тётка не знала, как меня утешить, она, глядя на меня, и сама расплакалась, уткнувшись в любимое кухонное полотенце.