Апрельское, или Секрет забытого письма (СИ)

Глава 14

— Очень красивое платье.

— Спасибо, — тушуясь, вымолвила я.

Постепенно все куда-то разошлись, и мы остались вдвоём. Начало почему-то задерживали.

— Только бюстгальтер видно, — добавил Максим, скользнув взглядом по V-образному декольте. — Судя по всему, тоже очень красивый. Но лучше поправь. Могу помочь, только боюсь, не поймут.

Да что ж такое! Ничего не ответив на его пикантное замечание, я весьма невежливо повернулась и ринулась в дамскую комнату. Остановилась перед зеркалом во всю стену. Действительно, с одной стороны немного видно бордовое кружево. Нужно было другое бельё надевать... Я так переживала из-за чулок, что об этом даже не подумала. Чёрт! И никто из девушек не намекнул! Почему именно он?! Это ж надо, внимательный какой! Мои щёки порозовели. Надеюсь, просто больше никто не заметил, поэтому и не сказали. Хотя… Может, поэтому важные тётки из министерства (или откуда они там) на меня так странно косились? Я попыталась стянуть на груди отвороты платья, но бесполезно. Сделать декольте скромнее это не помогло. Хоть бы булавку где-то добыть. Надо у Ирины спросить.

Но когда вернулась в зал, пресс-секретарь уже была на своём месте и подавала знаки, что пора начинать. Журналисты и гости рассаживались, операторы устанавливали на штативы и настраивали камеры.

Богорад оказался у наших мест первым. Отодвинул стул, жестом пригласил меня сесть:

— Прошу.

— Спасибо.

Я кивнула и опустилась на стул.

Тогда, десять лет назад, Максим совсем не казался мне худым. Наоборот — даже накачанным. Но сейчас, видя, каким огромным он стал, я понимала, что тогда это был довольно щуплый парень.

Пресс-конференция началась. Вступительное слово взял Габриелян. И повторил почти то же самое, что недавно рассказывал телевизионщикам. Я частично знала эту историю, только в тему раскопок не вникала в таких подробностях.

Расстрелянные люди, цыгане, не были жителями посёлка, поэтому их смерти нигде в местных документах не значатся. Ни в поссовете, ни в архиве. Так и вышло, что об этом забыли. Если бы не найденные письма, эта история могла бы навсегда остаться в забвении. Даже обнаружив могилу, поисковики или следователи вряд ли смогли бы определить, кто в ней покоится. О том, что это именно цыгане, тогда, в войну, предпочитали скрывать.

Борис Каренович детально рассказывал о том, как проходили раскопки.

— Экскаватор снял верхний слой грунта, а дальше за лопаты взялись поисковики. Началась, пожалуй, самая тяжёлая работа — копка земли. Участники поискового отряда копали несколько часов, пока не показались останки. Количество закопанных там тел мы не знали, поэтому раскопки велись в радиусе примерно пяти метров вокруг места обнаружения могильного креста. Сначала нашли несколько черепов, затем остальные останки. В ходе раскопок были обнаружены гильзы и пули от немецкого карабина Маузер. Трогательной находкой стал крестик, предположительно, бережно завернутый в тряпицу. Останки были извлечены из земли и переданы на экспертизу в следственный комитет. Её результаты показали, что из сорока восьми покоящихся в расстрельной яме человек, двадцать были детьми от трех до четырнадцати-пятнадцати лет, остальные кости принадлежали женщинам и нескольким мужчинам. Мужчин, предположительно, пытали, так как у одного связаны руки проволокой, у другого сломаны ноги, у третьего практически раскроен череп. Возможно, били прикладами. Фрагментов, говорящих о том, что это солдаты, не найдено. Характер расположения костей говорит о том, что это не захоронение. Людей просто застрелили и засыпали. Как известно, фашисты показательно, с особой жестокостью расправлялись с евреями. Также они поступали с цыганами, хотя эта информация не так широко известна. По воспоминаниям местных жителей, в Апрельском перед войной появился цыганский табор. Цыгане осели, стали заниматься подсобным хозяйством, работать. Когда началась война, многие цыганские мужчины также ушли на фронт. Почему и зачем фашисты уничтожили целый табор, включая женщин и детей, для нас загадка. Мы погибших перезахоронили, как положено, по всем православным канонам. О массовом убийстве цыган написала в своей книге Светлана Ласточкина. Позже для вас будет проведена презентация её книги. А пока я хотел бы предать слово Максиму Ильичу.

Габриелян представил Богорада, как главного идейного вдохновителя, основного мецената и невозможно важного человека. Я от шока с трудом воспринимала информацию, поэтому не смогла запомнить все регалии.

— Очень символично, что первыми это место нашли дети. Местная детвора играла на поле и наткнулась на упавший крест, — стал рассказывать Максим. — Я сам родом из посёлка Апрельское. Для меня происходившее в нём и в годы войны и сейчас является не просто историческим фактом. Как и все жители нашего посёлка, я считаю случившееся тогда личной трагедией. Поэтому для меня было принципиально важно, чтобы этот памятник был установлен. Тем более что поле, на котором отныне будет стоять памятное изваяние, играет для меня особую роль. Когда-то мы гуляли по нему с моей любимой девушкой.

При этих словах я ощутила волну мурашек, пробежавшую по всему телу. Сидела, не дыша и почти не шевелясь. Смотрела на свои руки, лежавшие на столе.

— Вы потом поженились? — задала вопрос какая-то журналистка.

— Нет, — ответил Максим. — К сожалению, мы расстались.

— А почему?

— Я очень сильно её обидел.

— И она не простила? Вы ей изменили?

— Нет.

— Вы пытались её вернуть, попросить прощения? — девушка не унималась.

— Она вычеркнула меня из своей жизни. Я не имел такой возможности, — Максим спокойно и честно отвечал на её вопросы.

А мне казалось, что у меня горит лицо.

— Что бы вы сделали, чтобы исправить свою ошибку?

— Всё что угодно, — искренне ответил Богорад.

— А она знает, кем вы стали? Как сложилась её жизнь? Вы не следили за её судьбой?

— У неё всё хорошо, я думаю.

— Вы можете прямо сейчас попросить у неё прощения, — предложила журналистка. — Вдруг она будет смотреть эту пресс-конференцию.

Максим только собирался что-то ответить, как его перебили. Его партнер, должно быть, решил, что Богорад перетягивает одеяло на себя и забирает всё внимание прессы.

— Так, коллеги, — сказал он. — Давайте оставим в покое личную жизнь Максима Ильича и вернёмся к теме трагедии, случившейся в Апрельском в годы войны. О тех событиях Светлана Юрьевна написала книгу. Предоставим ей возможность рассказать об этом.

Не ожидавшая, что мне так скоро передадут слово, и все ещё находящаяся под впечатлением от откровенности Максима, я замешкалась и не могла начать говорить. Повисла напряжённая пауза, на меня устремились все взгляды. А я будто онемела, хотя готовилась к этому мероприятию столько времени!

— Я думаю, Светлана Юрьевна не будет против, если я всё-таки сделаю то, что должен был сделать десять лет назад, — вдруг произнёс Максим то ли случайно, то ли сознательно приходя мне на помощь.

Мне нужно было взять себя в руки, собраться с мыслями. Я лишь отрицательно покачала головой, давая понять, что не против.

— Я очень обидел тебя и совершил огромную ошибку, — произнес Максим.

Меня пригвоздило к месту и оглушило. Все звуки разом пропали, только его голос звучал в ушах. Я не могла поднять глаза на моментально притихший зал, поэтому уставилась в мои шпаргалки и пресс-релиз, который ещё перед началом мероприятия положила перед каждым участником Ирина. По-моему, даже начала мелко подрагивать, как бывает, когда замёрзнешь, или при сильном волнении.

— Сказать, что я сожалею — это не сказать ничего, — продолжал он. — Прости меня, пожалуйста. Я обещаю всё исправить. Ты всё равно будешь моей.

Последняя фраза заставила меня поперхнуться. Я судорожно вдохнула воздух, но он словно застрял где-то в горле. Я чудом не закашлялась. Вовремя обнаружила перед собой маленькую бутылочку с водой и стакан. Быстро наполнила его, отпила немного. Это помогло прийти в себя. Не веря своим ушам, повернула голову в сторону Максима и обнаружила, что он смотрит на меня. И я понятия не имею, как давно. В зале стояла полная тишина. А потом грянули аплодисменты.

— Вам слово, Светлана Юрьевна, — сказал Максим непринужденно, будто только для этого и повернулся ко мне.

А у меня, в который раз за этот день, дух перехватило.

— Спасибо, — услышала свой голос как будто издалека. — Моя книга «Апрельское, или Цыганское несчастье» родилась благодаря письмам, случайно попавшим мне в руки. Они были написаны, но так и не отправлены адресату. Человека, писавшего их, как и того, кому они были адресованы, давно нет в живых. Но для меня было важно рассказать об этом. И показать, насколько необычной может быть судьба любого из нас. Причём порой мы сами об этом не подозреваем. Не знаю, насколько этично вот так на публику рассказывать о тайне, имевшей место в одной семье… Я не буду называть ни имён, ни фамилий. Да они и не указаны в моей книге. Все имена изменены.

Пересказанная в письмах неизвестной женщины история вызвала у присутствующих бурю эмоций, массу вопросов и даже желание после мероприятия сделать со мной отдельное подробное интервью. Но поскольку время было ограничено и следовало ехать на место установки памятного знака, с некоторыми журналистами мы договорились встретиться и пообщаться в другие дни. Когда выходили из зала и Борис Каренович приглашал людей рассаживаться в автобусы, Богорад шепнул мне:

— Поздравляю, твой звёздный час удался!

Гости и участники вывалили на улицу, стали рассаживаться по машинам и в два специально нанятых полутораэтажных автобуса. Максим кивнул в сторону массивного, чертовски блестящего чёрного внедорожника и сказал:

— Подвезти?

— Спасибо, я на своей, — ответила и невольно улыбнулась.

Нажала на брелоке кнопку, раздался звук разблокировки дверей моей аккуратной серебристой красавицы. Максим остался стоять, удивлённо подняв брови. Он сосредоточенно наблюдал, как я сажусь в машину и как выруливаю со стоянки. Ждал, что допущу ошибку? Я за рулём всего три с половиной года, но считаю, что вожу неплохо.

Его автомобиль на протяжении всего пути мелькал у меня в зеркале заднего вида. Словно контролировал. Я почти не знала дорогу, поэтому следовала за едущим впереди Габриеляном. Вскоре в потоке машин потеряла его из виду. Заволновалась, испугалась, что заблужусь. Но вовремя заметила мигающий мне фарами внедорожник. Он обогнал меня и поехал впереди. Теперь я двигалась следом, стараясь не отставать.

Когда мы выехали на трассу, стало проще. Здесь не было такого бурного движения. А на подъезде к Апрельскому джип Максима почему-то мигнул мне фарами и свернул в другую сторону. Хм, странно. Может у него были ещё какие-то дела? До нужного места я добралась сама. С опозданием поняла, что здесь, наверное, сейчас соберутся все жители посёлка, и я могу встретить кого-то из старых знакомых.

На поле действительно толпился народ. Памятник, накрытый белой тканью, торжественно возвышался над всеми. По очертаниям сложно было понять, что там. Но это была определённо не стела и не крест.

Меня быстро нашла Ирина и повела ближе к установленным микрофонам. Там уже маячили Габриелян, Ростовский, батюшка из местной церкви и ещё какой-то мужчина. Как оказалось, это новый глава поселковой администрации, сменивший Боровенского.

Сколько я ни озиралась, ни искала его в толпе, Максима нигде не было. Вопреки моим ожиданиям, с началом затягивать не стали. Тем более, что небо потемнело и угрожало разразиться на нас ливнем. На востоке стало совсем черно, и даже пару раз вспыхнули зигзагами молнии. Ветер усилился, того и гляди нагонит непогоду.

Священник рассказал, что на месте расстрела цыган была отслужена панихида. Помолиться за усопших тогда пришли многие жители посёлка, в том числе и нынешний глава Апрельского.

— У нас родилась идея сделать общенародный памятный знак, — поделился настоятель храма. — Под ним мы захоронили останки, сложенные в специальный ковчег. На памятном знаке указано, кто тут покоится и когда примерно эти люди были убиты. Возможно, в будущем, рядом с этим местом будет возведена небольшая часовенка.

Кстати, а я ведь тогда так и не зашла в Апрельскую церковь, как советовала бабушка Сима. Интересно, жива ли она?..

После говорил глава администрации Апрельского, за ним Габриелян и пару слов добавил Ростовский. Я тоже не стала много говорить, лишь передала в местную библиотеку пару экземпляров своей книги. Кто захочет, и так обо всём прочтёт.

Было очень странно, что ни разу не прозвучала фамилия Богорада. А ведь, насколько я поняла, он, в сущности, оплатил больше половины стоимости памятника.

— Ира, скажите, а почему Максим Ильич не приехал? И ничего о нём никто не сказал? — осторожно поинтересовалась я у пресс-секретаря.

— Понятия не имею. Он сам так захотел, — пожала плечами девушка.

Снять белое покрывало с изваяния выпало Габриеляну. Ткань соскользнула, и все присутствующие ахнули. Памятник тут же окружили операторы и фотографы, чтобы запечатлеть этот важный момент. Он оказался очень красивым. Хрупкая молодая цыганка в пышных юбках и с длинными развевающимися волосами держала за руку ребёнка. К слову, скульптора также пригласили и дали ему слово. Это была его первая серьёзная работа. Молодой парень, выпускник нашего областного художественного училища, несмотря на явную робость, был горд собой. И заслуженно.

К памятнику вела вымощенная плитами дорожка. Стояла девушка на камне, и на нём же крепилась табличка с текстом и датой расстрела покоящихся здесь мирных жителей. Указано было просто — лето 1943 года.

К подножию памятника возложили цветы и люди стали постепенно расходиться. Начал накрапывать дождь.

— И куда это мы убегаем? Скромница вы наша! — прозвучало у меня за спиной, когда я уже собиралась сесть в машину.

Обернулась. Лёка! Совсем такая же, как десять лет назад! Только с мальчиком. Видимо, внук.

Мы принялись обниматься.

— А ты ещё краше стала! — заявила Леокадия Сергеевна. — Бесподобно выглядишь! Причёска шикарная! Не ожидала тебя в наших краях увидеть.

— Если честно, я сама не ожидала, что приеду.

Наконец с неба хлынуло, и я пригласила их в машину, иначе мы бы совсем промокли, а мне ещё в ресторан сегодня нужно попасть. Внук Лёки с готовностью запрыгнул на заднее сидение и уткнулся в телефон.

— Вы знаете, что этот памятник оплатил Максим? — спросила я. — Только не захотел это афишировать.

— Да ну, — Лёка недоверчиво фыркнула. — Кто? Богорад? Никогда не поверю! А что ж он, если такой благородный, сам не приехал сюда?

— Вот не знаю. Сама об этом думаю.

— Он как женился, так больше и не появлялся в наших краях. Только раз, на похороны отца, приезжал.

Одна короткая реплика, а сколько в ней новостей...

— Илья Андреевич умер? — запнувшись, спросила я.

Того, что Максим женат, следовало ожидать. Всё-таки тоже уже не мальчик. Только если женат, что ж он такие заявления на всю страну делает, говоря другой женщине, что она будет его? Совсем жену ни во что не ставит? Да и меня не уважает, если думает, что я соглашусь «быть его», особенно в роли любовницы.

— Да, умер. Года четыре назад.

О том, что тогда со мной случилось, Лёка тактично не расспрашивала. Хотя, наверное, в посёлке это обсудили уже вдоль и поперёк. Оставалось только надеяться, что никто не решил, будто я была пьяна и поэтому угодила под машину.

Пока мы беседовали, ливень усилился. Люди разбегались, кто куда, и вскоре поле вокруг памятника совсем опустело. Одинокая цыганка с мальчиком осталась совсем одна, омываемая потоками льющей с неба воды. Словно кто-то свыше её оплакивал…

Интересно, чьей идеей была именно такая композиция? Максима? Или кого-то другого? В любом случае человек, придумавший это, явно был знаком с рассказанной в письмах историей. Потому что в настолько точные совпадения я не верила.

— Давайте, отвезу вас домой, — предложила я Лёке.

Надеюсь, дорогу назад найду без проблем. Ведь нужно успеть на фуршет! Ещё утром я была твёрдо намерена уехать сразу после презентации. А потом и на открытие памятника поехала, и в ресторан собиралась. Надеялась увидеть там Максима? Приходилось признаться в этом самой себе. Но после его речи на пресс-конференции меня, как говорит иногда отец, коротнуло. До сих пор не могла вдохнуть полной грудью и привести мысли в порядок. Что-то влекло меня туда, может и на беду. Однажды я уже вошла в эту реку. А если верить пословице, в одну реку нельзя войти дважды. Потому что всё меняется и время течёт, как вода, а значит, река уже будет другой. На каждого входящего притекают новые и новые воды. Может, и с человеком так же? Может быть, он тоже становится другим? Вода утекла, и мы оба поменялись. Воротиться назад до того момента, как всё произошло, не получится. Как река движется только вперёд, так и нам нужно всё забыть, отпустить старые обиды и двигаться дальше. Раз уж так вышло, что мы снова встретились, неправильно избегать друг друга. Тем более что он нашёл в себе смелость попросить прощения. Только вот это «всё равно ты будешь моей» меня тревожило и приводило в смятение…