Апрельское, или Секрет забытого письма (СИ)

Глава 25

— Да моя ж ты заинька! Вспомнила обо мне наконец-то! — голос Лёки в трубке прозвучал восторженно.

Она искренне радовалась моему звонку. Но мне некогда было обмениваться любезностями. Я подумала, что наряд полиции из местного поселкового отдела уже давно бы приехал. А вот следователь из города будет добираться сюда не меньше часа. Это при условии, что он сразу выехал. Так что рассчитывать на помощь стражей порядка мне не приходилось. А чья-нибудь моральная поддержка была необходима, как глоток воздуха. На дворе стоял май, так что Леокадии Сергеевне самое время обосноваться на даче.

— Привет. Ты сейчас в Апрельском? — спросила я.

— А как же! Вот, рассаду в теплицу высаживаю.

— А ты знаешь, где находится улица Мухиной? — я назвала номер дома.

— Знаю. Только по тому адресу вроде никто давно не живёт.

— Я сейчас тут. Можешь приехать?

— Агась. Я быстро, на велосипеде.

За что уважаю Лёку, так это за отсутствие излишнего любопытства. Никогда с неудобными вопросами не пристаёт.

Уже отключившись, усомнилась в правильности своего поступка. Не надо было её в это вмешивать. Ведь приезд сюда может быть небезопасен.

Остановилась посреди двора, прислушалась, даже дыхание затаила. Казалось, что Игорь сейчас вернётся. Боялась услышать шаги. Но слышала только щебет птиц. Грустный дом с какой-то тяжёлой энергетикой. Я не любитель всего этого. Никогда не читаю гороскопы, не верю во влияние вещей на нас, в загробную жизнь и тому подобное. Но тут явственно чувствовалась гнетущая атмосфера. Наверняка у этого старого дома имелись свои жуткие секреты, о которых я могла только догадываться. То ли женщина, что жила здесь, была несчастна, то ли болела. А ведь в доме я успела заметить флакончики с духами на зеркале, старое кружево ручной работы, несколько фарфоровых кукол, совершенно серых от пыли. Видно, что хозяйка ценила красоту. А теперь это всё никому не нужно…

От неожиданно прозвучавшего в тишине стука я вздрогнула. Опять тот же звук, что уловило моё ухо по приезде сюда. Но теперь, слушая настороженно и внимательно, я поняла, что доносится он не от соседей. А будто бы снизу, глухо, из-под какого-нибудь завала. Вроде бы все строения, сколько-то пригодные для нахождения там человека, я осмотрела. Подвал не проверяла и чердак. Но я понятия не имела, где находится вход в погреб. Снаружи дома его не было видно. Снова прошла внутрь. В коридоре под насквозь пропылённым половиком действительно имелась плотно закрытая деревянная крышка. Открыла, посветила в темноту фонариком телефона — узкое пространство, по всем сторонам которого находятся полки с помутневшими от времени разносолами и пустыми банками. Ни единого следа присутствия здесь человека я не обнаружила.

Вернулась во двор. И только теперь моё внимание привлёк отдельно стоящий небольшой сарай треугольной формы. Конструкция напоминала по виду шалаш. С первого взгляда его вообще можно было принять за кучу мусора, из которой торчит крыша. Потому что строение это было заставлено какими-то кусками шифера, старыми, снятыми с петель дверями и прочим барахлом. Я подошла и принялась откидывать в сторону всё это добро. За ним показалась сбитая из досок дверь. Замок висел лишь для виду. Сняла его. Дверь со скрипом поддалась. Внутреннее пространство было завалено ржавыми инструментами, мешками, полиэтиленовыми пакетами, канистрами, вёдрами, различными тряпками, лопатами, граблями и мётлами. А в самом центре пола темнела крышка люка. Я отскочила и больно ударилась головой о притолоку, когда снова прозвучал этот странный стук. Он точно доносился оттуда, снизу!

Не помня себя от волнения, кое-как расчистила помещение, сдирая в кровь руки и загоняя в кожу ладоней занозы. Но боли почти не чувствовала. В голове билась одна мысль — я у цели. Кто-то там явно был!

Наконец, часть наполнявших этот сарай-погреб вещей оказалась бесцеремонно выброшена наружу, а часть распихана по углам и полкам. Я теперь наверняка представляла собой жалкое зрелище. Судя по ощущениям, даже лицо было в пыли. Не говоря уже про нос, горло и лёгкие.

Крышку получилось откинуть без особых усилий. Явно этим местом часто пользовались, но зачем-то маскировали хламом. Внутри было темно, как и в подвале под домом. К слову, стук совсем прекратился. Я достала телефон и включила фонарик. Склонилась над проёмом, предварявшим спуск, пытаясь разглядеть, что там внутри и высматривая ступеньки.

— Ого, ты откуда взялась? — раздалось из темноты.

— Макс! Ты жив! — я почему-то закричала не своим голосом.

Сейчас мне было не до осторожности. Эмоции переполняли.

— Пока да. Эй, не свети на меня. Неприятно глазам. Я отвык от яркого света.

— А давно ты тут?

— Не знаю. Наверное, сутки. Или больше. Или меньше.

— Тебя все ищут!

— Это радует. Я думал, меня менты найдут, или местные потом по запаху. А меня нашла Светлана Юрьевна, библиотекарь и автор бестселлера о жизни строптивых цыган.

— Я очень рада, что тебе весело. Но надо выбираться. А то твой тюремщик скоро вернётся. Наверное.

— Гм. Не могу.

— Почему? Я сейчас спущусь к тебе. Тут есть лестница? Это ты стучал?

— Да. Я этого придурка звал. Чтоб хотя бы воды принес. Трубой по камню стучу, действую ему на нервы. Как ты тут оказалась?

Весьма странно было разговаривать с темнотой, потому что самого Макса я не видела.

— Не важно, потом расскажу. А ты?

— Он мне позвонил, сказал, что хочет навестить моего сына. У меня после этого всё помутилось. Сорвался и поехал сюда.

— Как же он смог с тобой справиться?

— Напал неожиданно прямо у меня дома. Вообще он очень сильный для такого дрыща. Вырубил меня, руки связал и потащил в машину. Закрыл там и вернулся квартиру обыскивать. Ноутбук прихватил и книгу твою. Не знаю, откуда в нём столько силы. Вроде худой. Как меня смог донести? Во мне почти восемьдесят пять кило.

— Психи часто отличаются недюжинной силой, — я сказала первое, что пришло в голову. — Ну и состояние аффекта, может быть. Но как он к тебе в квартиру-то попал?

— Я впустил. Думал, поговорим нормально, как взрослые люди.

— Вообще разговоры — это не твоё, — заметила я, вспомнив, как он примчался ко мне, тоже вроде как поговорить.

Макс прыснул. Но потом то ли глухо застонал, то ли зашипел. И уже серьёзно произнёс:

— Как ты не побоялась сюда одна приехать?

Наконец я нашла на одной из стен прибитые в виде ступенек доски и решила попробовать спуститься по ним. Мне жизненно необходимо было увидеть его, прикоснуться, убедиться, что это реальность. О собственной безопасности совершенно не думалось. Руки дрожали от перевозбуждения так, что телефон выскользнул и полетел вниз. Судя по звуку, упал на камень или что-то железное. Фонарик и экран аппарата погасли. Внизу снова воцарилась кромешная тьма. Чего мне точно недоставало — это крепких нервов и благоразумия.

— Свет, ты бы сюда не лезла, — донеслось из темноты. — Он далеко ушёл? Принеси мне нож, если найдёшь где-нибудь. И ещё воды и какое-нибудь обезболивающее. Просто брось вниз.

Бутылка минералки у меня в сумке была. Я тут же сделала, как он просил. Следом за ней полетел блистер с таблетками, которые я обычно принимала от головы.

— О, спасибо! — последовал возглас, а затем звук открываемой воды.

— Я полицию вызвала. И хочу тебе помочь выбраться.

— Не выйдет. Ты сама меня не поднимешь. Он сказал, что будет держать меня тут, пока я не помру, как его отец, всеми брошенный, забытый, голодный и холодный.

У меня мороз по коже пробежал. На всякий случай предварительно прикрыла крышку погреба и бросилась в дом за ножом. Логично, что искать его следовало на кухне. Правда, найти что-то среди царившего там хлама было довольно проблематично. Ржавые жестянки от консервов, банки с заплесневелыми остатками пищи, немытые кружки… От всего этого воротило. С трудом подавляя рвотный рефлекс, выдвигала ящики столов и шарила по полкам.

— Вернулась? — раздалось за моей спиной.

И так это леденяще прозвучало, что я инстинктивно приготовилась к обороне. Все чувства до предела обострились. Я медленно взяла какую-то погнутую вилку со стола, решила, если нападёт — попытаюсь воткнуть в шею или в глаз, и, обернувшись, уставилась на стоявшего в дверях Игоря. Он близоруко щурился и не двигался с места, загораживая собой выход.

— Я... я телефон где-то выронила. Подумала, что у вас. Вернулась, а дом открыт и никого нет.

— Так на кухню вы, вроде бы, не заходили, — холодно заметил хозяин.

— Искала фонарик. Надеялась, что подсветив себе, найду телефон.

Что интересно, именно в тот момент мне не было страшно. Я даже не подумала закричать, а совершенно спокойным голосом стала с ним разговаривать.

Игорь поднял руку и снял с гвоздя у двери налобный фонарь.

— Вот.

Я молча смотрела на его протянутую в мою сторону руку с зажатым в ней фонарём.

— Светочка! — раздалось снаружи беспечно и весело, как из другой реальности. — Светка, ты где?

Мы оба вздрогнули от неожиданности. И остались стоять на своих местах.

— Светик! — голос Лёки прозвучал уже ближе.

Судя по звукам, она оставила велосипед и вошла во двор. Затем послышался шорох шин и гул мотора подъехавшего автомобиля.

— О, а полиция тут откуда? — воскликнула женщина удивлённо.

Дальше всё было, как в кино… Игорь неожиданно бросился ко мне, с силой оттолкнул в сторону. Первобытный ужас заставил закричать звонко, как струна. Душа ухнула в пятки, а сердце подскочило к горлу. Я не устояла на ногах и полетела прямиком в кухонный шкаф для посуды. Всё, что там было, посыпалось на меня. Страшный грохот, звон стекла… Причём звенело разбитое Игорем окно, через которое он, запрыгнув одним махом на стол, выскочил на улицу. Мне было видно, как он бежал к покосившемуся, частично упавшему забору, как раз в направлении того участка с пепелищем. Сразу за ним кладбище. Кто-то что-то кричал, послышались выстрелы.

Когда его задержали, меня накрыло. Представила, что он мог меня зарезать или избить. Со мной никогда в жизни ничего подобного не случалось. Страшно стало не от того, что было, а от того, что могло быть... В сериалах всё кажется интересным приключением. А на деле это отвратительно и мерзко.

Я сидела прямо на ступеньках крыльца и пребывала в каком-то ступоре, в прострации, по-моему, даже дрожала. Но не плакала. Лёка мне что-то дала выпить, и оно оказалось жутко противным.

— Что это? — спросила я бесцветно.

— Как что? Наливочка моя. Сливовая. Сладенькая! И совсем не крепкая! Я специально взяла бутылку, чтоб с тобой посидеть.

Помню, как ворчливо бурчала себе под нос:

— Что-то мне от твоей наливки совсем плохо.

И отворачивалась от её руки с бутылкой, подсунутой мне под нос.

— Да ну, пей! Это тебе не от наливки плохо, а от стресса.

— Не хочу. Гадость!

Я боролась с подступавшей к горлу тошнотой. Благо, не видела, как этого Игоря догнали и скрутили. Догадываюсь, что зрелище не из приятных. Хотя после всего пережитого мне, может быть, наоборот, доставило бы удовольствие видеть, как на нём защёлкивают наручники.

Следователь, Вадим Сергеевич Проскурин, подъехал чуть позже, на собственной машине. Сказал, что оперов послал впереди себя.

Всю серьёзность ситуации я поняла после приезда полиции и скорой. Очевидно, при мне Максим старался держаться бодро, а в присутствии спасателей, наконец, позволил себе расслабиться и дать волю чувствам. Поскольку сам он не мог выбраться, ждали МЧС.

Когда спасатели поднимали Макса при помощи специальных ремней, мне было слышно, как он периодически стонет, фыркает и матерится. Наконец, он показался из подвальной ямы, и я невольно ахнула. У меня внутри сразу всё заныло. Его лоб заливал пот, на голове и лице чернели запекшиеся раны, к одной ноге была примотана то ли доска, то ли какая-то палка. Оказалось, она сломана, и сотрудник МЧС её зафиксировал перед подъёмом. Макс отчаянно старался держаться, но в какой-то момент обмяк, повиснув на ремнях всем телом.

— Парни, у нас тут потеря сознания, — объявил один из спасателей.

Несколько человек окружили Максима, уложенного на землю. Теперь мне его не стало видно. Только слышала, как говорят:

— Перелом большой берцовой. Раны на голове. Похоже, тупая травма живота и, возможно, ещё какие-то внутренние повреждения. Предположительно, избиение и падение с высоты.

Я беспрерывно грызла губы и уже почти их не чувствовала. Того, что видела, хватило, чтобы у меня в глазах потемнело и я снова чуть не хлопнулась в обморок. Благо, Лёка сразу позвала врача.

Я впервые чётко поняла, что это за ощущение, когда человек жуёт своё сердце, как Дик у Джека Лондона. Невероятно подходящая метафора! Всё это время, терзаясь муками совести из-за измены Андрею, я его лишь слегка покусывала. А прожевала сегодня, глядя, как бесчувственного и окровавленного Максима пытаются привести в себя. Наверное, десять лет назад сам он ощущал нечто подобное, когда смотрел, как то же самое происходило со мной.

Было понятно, что Макс сильно избит. И его, наверное, просто сбросили в этот подвал, как куль. Я ненавидела этого жуткого Игоря! Но к Максу подойти не решалась. Смотрела со стороны. Доктор усадил меня на старую скамью, поводил у лица ваткой в нашатыре, что-то говорил, чтобы отвлечь от основного действа. Потом заметил, что я очень бледна, измерил давление и сатурацию, дал выпить успокоительное.

Страшно представить, что было бы, если б я не приехала сюда и не стала сама искать Максима. Возможно, его не нашли бы никогда.

Примчался местный участковый. Ходил, всё рассматривал, расспрашивал, с Лёкой общался. Следователь же задавал мне какие-то вопросы, я отвечала. Но под действием успокоительного и Лёкиной наливки говорила заторможено. Начало клонить в сон. Леокадия пыталась отвечать вместо меня, но не могла ничего толком объяснить.

Двое полицейских, охранявших задержанного, подвели его к Проскурину и усадили на лежавшее поблизости бревно. Следователь протянул мне бумагу, и я не глядя подписала.

— Очень зря ты полицию вызвала, — вдруг подал голос Игорь Богорад, уставившись на меня исподлобья. — Я хотел ходить и смотреть, как он тут сдохнет. А потом будет разлагаться. Заброшенный дом с кучей опарышей, мух и вздутым трупом — вот было бы здорово.

— Нездоровые у вас мыслишки какие-то, — заметил следователь.

А меня после лекарства уже ничего не шокировало. Я равнодушно наблюдала за ним, то и дело прислушиваясь, как там Максим. Ему что-то делали врачи прямо здесь, на земле.

— Он и его папаша виноваты в смерти моего отца! Они оставили его умирать, как собаку! Я хотел, чтобы он ответил за своё преступление! И чтобы отдал мне письма. С ними я обращусь к адвокату и отсужу у него часть наследства. Его отец вообще ни на что права не имел! И я это докажу! Заберу у него бизнес! А он помрёт и будет сожран опарышами!

— Я что-то переживаю за окружающих вас людей. Вас бы, по-хорошему, психиатру показать, — отозвался следователь, не поднимая головы от документов.

— А что ж вы сами-то отца на произвол судьбы бросили? — спросила я.

Игорь опешил. Смотрел на меня, хлопал глазами. Словно не понимал, как я смею вообще голос подавать.

— А потом в саду закопали бы? — с ноткой научного интереса уточнил Вадим Сергеевич.

— Нет, не в саду. А то продукты разложения испортили бы землю. Потом ничего садить нельзя было бы.

Максиму, наверное, что-то вкололи, потому что ему значительно полегчало, и он вдруг внёс свою лепту в наш разговор:

— Меня-то за что? Это ты один сплошной негатив несёшь, а я — добро и свет.

Лёка засмеялась.

— Богорад, ты в своём репертуаре!

А я, подбодрённая тем, что Макс, кажется, будет жить, заговорила:

— Вы думали, что письма у Максима? Но они всё время были у меня. И, увы, к этим письмам не прилагается сильный характер и железная воля, благодаря которым Илья Андреевич сохранил и приумножил наследство отца. Если вы сами ничего не смогли достичь в жизни, то и письма вам не помогут.

— Я просто хочу восстановить справедливость!

— А разве не справедливо, что женщина спасла обречённого на гибель маленького мальчика? Ваши отцы и вы с Максимом могли бы стать родными людьми, но вместо этого предпочли враждовать.

Следователь задумчиво покивал, а потом повернулся к полицейским.

— Забирайте его. Продолжим разговор в другом месте.

Собирая свои бумаги, Проскурин неспешно говорил:

— Вообще, как выяснилось, на него уже падало подозрение в деле гибели Алины Вячеславовны Богорад. Я то дело просмотрел. Там тоже про личную неприязнь было указано, и этот кадр как раз в то время сюда приезжал. Очень подозрительное совпадение. Однако у него алиби оказалось. Хлипкое, но тем не менее, следователю его было достаточно. Если сейчас выяснится, что он всё-таки замешан в гибели девушки, то светит ему не меньше пятнашки. А что он всё про отца говорил? Что с ним случилось?

Участковый повёл плечами и ответил:

— Помню ту историю. Георгий Богорад. Нашли его в конце марта, как потеплело. А смерть наступила предположительно в самые морозы — январь-февраль. Судя по трупу, от переохлаждения, так как аккуратно была снята одежда. «Парадоксальное раздевание». Это такое явление, при котором человек, замерзая, чувствует невыносимый жар и поэтому раздевается. Печка, судя по всему, обратную тягу давала, потому что вся кухня в саже, дым попёр, вот он и не топил её. Так и замёрз. Парня можно понять. Никому не пожелаешь родного отца похоронить. Жаль, что человек умер именно вот так, что аж палец сгрызли мыши. Сколько таких людей одиноких, забытых. Порой очень хороших людей с тяжёлой судьбой. Жалко.

Макса на носилках грузили в скорую. Я на ватных ногах подошла. Он тут же взял меня за руку.

— Вот это мы адреналинчика хапанули, да? — подмигнул и улыбнулся, но как-то совсем не весело. А потом тихо добавил, глядя мне в глаза: — Ещё раз убеждаюсь, что любая встреча предопределена свыше.