Апрельское, или Секрет забытого письма (СИ)

Глава 30

Мария не любила Веру. Это чувствовалось. Постоянно одёргивала, делала замечания, прикрикивала. С другими детьми она была ласкова и улыбалась. За что так взъелась на девушку? Спрашивать об этом мы не имели права.

Теперь, заметив Веру рядом с Максимом, я внутренне напрягалась. Цыганка и до плеча ему не доставала. Казалась такой крошечной! Он её избегал. Даже мне сказал, что она его задолбала. Именно так и выразился. Грубо, пренебрежительно. Он редко говорил о женщинах в подобном тоне.

Дядька Максима, Яков, пока так и не появлялся. А вот тётушка окружила племянника вниманием с лихвой. Вечером второго дня для нас организовали целое представление. Развели костры, девушки плясали и пели, юноши играли на гитарах. Когда какой-то молодой человек вышел в центр, взял инструмент и запел, зазвучали, кажется, очень знакомые слова. Но такой вариант исполнения я слышала впервые. Голос у певца был чудесный! Бархатный, будоражащий, достигающий самой души.

Белой акации гроздья душистые

Вновь аромата полны.

Вновь разливается песнь соловьиная

В тихом сиянье луны.

Помнишь ли лето: под белой акацией

Слушали песнь соловья?

Тихо шептала мне чудная, светлая:

«Милый, навеки твоя!»

Годы давно прошли, страсти остыли,

Молодость жизни прошла.

Но белой акации запаха нежного

Мне не забыть никогда!

Это была цыганская версия знаменитого романса. Следующая песня исполнялась на цыганском языке и оказалась более весёлой, даже зажигательной. Под неё так и хотелось пуститься в пляс! Едва зазвучали первые гитарные аккорды, как все девушки расступились, образовав круг. И в него вышла Вера. Гордо тряхнула смоляными локонами, вскинула подбородок, развела руки в стороны, придерживая края юбки, словно голубка, раскрывшая крылья перед полётом. Точёные девичьи плечики задрожали, одна ножка ударила об другую. Танцовщица быстро и ловко закружила по центру импровизированной сцены. Вера двигалась с особым упоением. Или может быть даже с отчаянием. Выгибалась, кружилась, волосы её развевались, юбки взлетали пёстрыми волнами, от которых рябило в глазах. На пухлых губах играла улыбка, на смуглых девичьих щеках — нежный румянец. А острый взгляд глубоких зелёных глаз пронзал насквозь.

В какой-то момент она направилась в сторону Макса. Тот сидел у костра, положив руки на согнутые колени. Одетый в светлую муслиновую рубаху и бежевые шорты, он был очень хорош собой. В свете огня поблёскивали часы на его руке, в карих глазах плясали золотые искорки, а кожа приобрела какой-то медный оттенок.

Я играла с маленькой девочкой лет трёх. Весёлая и общительная малышка была почти единственной, кто безо всякого стеснения ко мне подходил. Со стороны видела, как Вера принялась кружиться перед Максом, будто танцевала только для него одного. Лицо Максима при этом стало непроницаемым, взгляд похолодел, на скулах заиграли желваки. Я в нём ни капли не сомневалась и была уверена, что никакой интрижки на стороне не будет. Но некоторые зрители принялись переглядываться, коситься на Макса, кривить губы в ухмылках.

Ночью мы долго гуляли по территории. Идти спать, несмотря на такой насыщенный день, не спешили. Спустились к берегу, разулись и шлёпали босиком по воде. Летняя крымская ночь была прекрасной, ею хотелось вдоволь надышаться, насмотреться на эти звёзды, наслушаться рокота моря и стрекота сверчков. Когда эти прекрасные звуки нарушил глухой крик, мы настороженно застыли и прислушались. Звуки ругани доносились со стороны дома Марии. Макс молча направился туда, а я поспешила за ним.

Здесь летом многие не запирают дома, оставляя на ночь двери открытыми, чтобы комнаты напитались прохладой. Поэтому так хорошо слышно было, что делается внутри. Когда вбежали, увидели Веру в одной ночной рубашке, сидящую на полу. Она пыталась защититься от ударов, но выходило плохо. Разъярённая Мария била, куда могла достать. И ругалась на своем языке вперемешку с русскими словами.

— Ты потаскуха! Шкура! Чего удумала, тварь! Яши дома нет! Никто за тебя не заступится! Надоела ты мне своими выходками!

Но следующий взмах её руки был остановлен Максимом. Он успел перехватить летящий на голову девушки удар. Вера и Мария замерли, поражённые вмешательством чужаков. Пожилая цыганка мгновенно изменилась в лице, приняв благодушное выражение.

— А я всё равно уеду, вот увидите! — на удивление твёрдо вымолвила Вера, шмыгнула носом, поднялась, поправила свою длинную рубашку и выскользнула из комнаты.

— Воспитываю дуру, — стала, кротко потупив глаза, пояснять Мария.

Макс, наконец, отпустил её, выпрямился, отступил на шаг и объявил:

— Мы завтра уезжаем.

— Я думала, вы барона дождётесь, — женщина вздохнула.

Больше никто не прибежал спасать девушку. Деревня спала. Наверное, здесь подобное — не редкость, если люди никак не реагируют. Выходит, если бы мы не подоспели, Вере было бы несдобровать.

Солнце уже вовсю палило, когда я вышла на улицу. Спала почти до полудня. А теперь в доме, который нам выделили местные, не сиделось. Небо поражало своей идеальной чистотой, без единого облачка, и насыщенной голубизной. В сторону моря даже смотреть было больно из-за ярких бликов на воде. Людей в обеденный час оказалось совсем мало. Все прятались в тени, работали или отправлялись купаться. Хотя местные редко ходили на море, в отличие от нас, приезжих. Даже дети не шумели. Сидели стайками у домов, ели фрукты, тихонько играли.

Макс с самого утра где-то пропадал. Нашла я его опять же у конюшен. Они с Верой расположились бок о бок на скамейке и разговаривали.

— И чего ты хотела добиться этим своим шантажом?

— Чтоб ты меня с собой увёз, — глухо проговорила девушка.

— Интересно, как ты себе это представляла.

— Бабушка рассказывала, что всем мужчинам только одно надо, и что все вы на красивых женщин клюёте.

— Твоя бабушка нас совсем уж примитивными считала. Не правда это. Не понимаю, как тебе такое в голову пришло… А если бы я оказался сволочью и согласился? Как бы ты выпутывалась?

— Я бы шла до конца. Мне всё равно.

— Слушай, тут же туристов полно. Зачем тебе именно я? — резонно заметил Макс.

— Они не цыгане. А ты цыган. И ты мне понравился.

Я не стала таиться. Приблизилась, опустилась на скамью рядом с Максимом.

— Мы с тобой считай брат и сестра двоюродные, — говорил между тем он.

— Я не родная в этой семье, — пробормотала девушка, пряча глаза.

— Всё равно. Названная сестра ты мне.

Она вздохнула.

— Прости. Я... Я просто мечтаю уехать куда-нибудь. А куда? У меня нигде никого нет.

— Даже не думай. Пропадёшь, — серьёзно сказал Максим. — Ты юная, очень красивая, к жизни неприспособленная. И ты не представляешь, сколько в этом жестоком мире подонков.

— Представляю, — возразила она.

— За что Мария на тебя набросилась? — спросила я, пытаясь проявить участие.

Вера метнула в мою сторону взгляд, и снова опустила лицо.

— Из-за того, что вечером танцевала…

Я поняла. Не просто танцевала, а танцевала для гостя.

— Она всегда такая с тобой? — вопросительно поднял брови Макс.

— Часто. Когда были живы родители, я всегда была для них лучшая. Несмотря на капризы, разбитые окна, драки с ребятами во дворе. Я знала, что у меня есть мой дом и те, кто меня любит. А когда их не стало…

Девушка готова была расплакаться.

Максим собирался что-то сказать, но тут со стороны дороги послышался шум подъезжающих машин и визг ребятни.

— Дядя Яша приехал! — вмиг забыв о своих горестях, Вера вскочила на ноги и помчалась туда.

Ни о каком отъезде теперь не могло быть и речи. С появлением Якова и его сыновей начались настоящие гулянья. Брат Марии, дядя Максима, был настолько рад видеть племянника, что расстраивать его сообщением об отъезде было бы непорядочно.

Яков оказался гораздо младше Марии. На вид я бы дала ему пятьдесят пять или около того. Выглядел он очень хорошо, одет был дорого и презентабельно, что называется, с иголочки. В такую жару это поистине подвиг. Должно быть, он с сыновьями ездил на какое-то важное мероприятие. Сыновей у него было четверо. И ни одной дочери. Видимо, поэтому он так обожал Веру. Она бросилась к нему в объятия, как к родному отцу.

Вскоре мы уже сидели за столом под большим навесом.

— Барон — один на весь Крым. Он представляет интересы всей крымской цыганской общины, — пояснил Яков. — А это примерно восемь тысяч цыган. Я же просто глава нашей деревни. Они меня называют местным бароном. Стараюсь соответствовать. Делаю всё, чтобы среди нас тут царил порядок. Если что-то случится, на общем собрании разрешаем споры и конфликты. С другими народами стараемся дружить. Нас ругают, что детей в школу поздно отдаём или не отдаём вовсе. Но мы так делаем, потому что их обижают. Увы, к нам относятся предвзято, хотя мы и в Великую Отечественную наравне со всеми воевали, и среди представителей нашего народа много известных людей, заслуживших всемирное уважение.

— Я хоть только наполовину цыган, а предвзятое отношение на собственной шкуре испытал, — усмехнулся Максим. — Особенно в детстве.

— Жаль, сынок, что вы у нас не желаете остаться, — заметил Яков. — Мы бы вам такую свадьбу сыграли! По нашим обычаям.

Я покосилась на Макса, а он глядел мимо меня на Якова. Предложение о замужестве мне пока не поступало, так что эти разговоры о свадьбе скорее расстраивали.

— Мы уже слышали про то, как у вас сватают с рождения, — кивнул Богорад. — Мария рассказывала.

— Это очень красивый и древний обряд. Одна семья выбирает другую, чтобы породниться. Они заранее договариваются о женитьбе своих детей. У нас это называется «бамбала». Когда дети вырастают, происходит оплата в виде дукатов родственникам девушки. На свадьбе вся сумма возвращается семье жениха. Этой традиции мы не изменяем.

Слушая разговоры за столом, я поискала глазами Веру. Но её не было. Да и вообще детей, незамужних девушек и неженатых парней я тут не наблюдала.

Всё не давала покоя эта ночная сцена. Меня почему-то совсем не задевало поведение Веры в отношении Максима. Я воспринимала её поползновения как нелепые попытки ребёнка подражать взрослому. Неизвестная нам трагедия, сделавшая её сиротой, навсегда поменяла мир этой девочки. А то отношение, какое она видит со стороны Марии, только усугубляло внутреннюю боль. Мало кто умеет поддержать и посочувствовать. Для этого нужно буквально встать на колени рядом с упавшим и подать ему руку. К сожалению, многие на это неспособны. Лишь с высоты своего роста могут сказать: «Я же говорил!» Человек внутри себя и так переживает, поедом себя ест, зачем ещё добавлять? Я никогда не разделяла мнение, что воспитывать нужно жёстче. В семье обязательно должны быть поддержка и взаимопонимание! Жёсткостью можно выбить землю из-под ног, а нежностью и любовью воспитать действительно сильную личность.

— Ты на Верочку не обижайся. Мала она ещё. Не ведает, что творит,— добродушно сказал Яков Максиму, когда мы в завершение вечера стояли втроём и беседовали.

— Мать у неё потрясающая красавица была, — добавил зачем-то он. — Точёная фигурка, осиная талия, а какое лицо! Смотреть и не насмотреться. Я таких красивых не видел ни в кино, ни в рекламе. Блестящие чёрные волосы, коса в мужскую руку толщиной. А отец… неплохой человек был. Кровь горячая, гордый.

Яков много курил. Вообще здесь почти все курили, кроме детей и подростков. Мне показалось странным его высказывание о Вере. Разве можно считать маленькой и несмышлёной совершеннолетнюю девушку? Тем более, что они гораздо более юных девочек замуж выдают. Видно, что он искренне любил воспитанницу. В отличие от сестры. Интересно, знал ли Яков, как Мария избивает девушку? И что та мечтает сбежать.

А на следующий день Максим всё-таки объявил, что мы покидаем деревню. Мария ахнула, всплеснула руками, стала сокрушаться, что так скоро. Будто не знала о нашем решении. Вера же молчала насуплено. Я проследила за взглядом Макса и обнаружила, что смотрит он на неё строго, с вызовом. И мою руку при этом сжимает.

Свой отъезд мы отложили на послеобеденное время, чтобы было не жарко. Словно сами тянули, стремясь насладиться последними мгновениями жизни в цыганской деревне. Хоть и пообещали приезжать каждое лето, но кто знает, сможем ли сдержать обещание. Да и этот наш первый приезд сюда всё же был особенным и больше не повторится.

После полудня пошли к морю. К моему удивлению, Вера вызвалась прогуляться с нами. Она взяла с собой ту малышку, которая беспрестанно ко мне тянулась, и какого-то мальчика лет четырёх. Такой компанией мы и спустились к берегу.

Залюбовавшись природой, я достала телефон, чтобы сделать пару снимков. Должно быть, на него упал луч солнца, потому что на камнях рядом с нами заплясал солнечный зайчик.

— Ой, смотрите, Комах! — воскликнула Вера.

— Что это? — спросила я.

— Бабушка мне в детстве рассказывала, что раньше цыгане верили в Комаха, — оживилась девушка. — Это такой дух, который в виде солнечного зайчика сверкает золотом. Считалось, кто его поймает, может заболеть. Но при этом его жизнь поменяется в лучшую сторону. Он получит то, о чём давно мечтал, или просто разбогатеет. Комах что-то даёт, а что-то забирает.

— Интересно. А какие ещё есть цыганские легенды? — поинтересовалась я.

— Про дампиров, — с готовностью ответила Вера. — Это как вампиры, только наши, цыганские. Они могут не только пить кровь, но ещё уводить с собой, влюблять, околдовывать. Среди цыган ходило много историй о том, как красивый и коварный дампир заворожил юную деву и затем погубил её.

Мы с Максом переглянулись. Намёк был слишком уж явным. Вера всё никак не могла смириться с тем, что её план не удался.

Молодая цыганка, заметив наши взгляды, смешалась и продолжала как-то торопливо, словно хотела поскорее сменить тему:

— Ещё есть поверье про Лилияко. Это летучая мышь. Считалось, что если она залетела в дом, то её нужно было поймать, убить и хранить на удачу. Но всё это уже осталось в прошлом.

Когда мы уезжали, все обитатели деревни, кто был дома, высыпали на улицу, чтобы нас проводить. Я смотрела на них и чувствовала, как щемит сердце. Мария пустила слезу, Яков был скуп на эмоции. Стоял, обнимая Веру за плечи, а та никла к нему по-детски. Вручая нам на память подарки, глава селения негромко сказал:

— Тут и от Верочки есть. Браслеты вам сама сплела из бисера. Знаю, что обижают её здесь. Буду решать вопрос.

А потом уже громко сказал на прощание:

— Счастья вам, здоровья и благополучия! Тэ авэн бахталэ, зуралэ, састевесте! (Дай Бог много счастья, сил и здоровья!)

Когда отъехали довольно далеко, и уже можно было не махать рукой в окно, Максим объявил:

— Нет, мне эта их свободная жизнь вообще не близка. То, в каких интерьерах живут… Сбором металлолома на такие не заработаешь. Но это их дело. У нас тоже такие домишки строят, и такие деньги из бюджета воруют, что ромам далеко до этого. Но вот что малолеток замуж выдают, вообще не одобряю.

История с Верой наложила на нашу поездку неприятный отпечаток. Из-за неё было тягостно. В этой девочке чувствовалась какая-то тайна. Она очень непростая и хочется, чтобы судьба была к ней добрее.

В целом же отдых удался. Неделю мы провели в Крыму, а потом вернулись домой. Точнее поехали в Апрельское, где пробыли вдвоём ещё некоторое время. Было так непривычно снова ходить за хлебом в продуктовый, болтать с местными, пить чай на даче у Лёки. Она-то и напомнила, как напророчила мне свадьбу. В памяти всплыл момент моего приезда сюда и нашей болтовни в автобусе.

И вот спустя столько лет мы с Максимом, держась за руки, снова шли по нашему полю, где когда-то гуляли и собирали цветы. Тогда всё только начиналось, и мы даже не догадывались, что нам придётся пережить, какой путь предстоит пройти, чтобы быть вместе. Тогда это казалось таким простым и само собой разумеющимся. Захотеть и быть. Но оказывается, в жизни иногда нужно приложить гораздо больше усилий для достижения счастья.

Теперь на том месте, где мальчишки нашли поваленный старый крест, стоял памятник — цыганка-мать. К братской могиле расстрелянных в годы войны цыган люди несли цветы и свечи. Максим тоже положил большой букет роз. Ведь здесь покоилась его бабушка, так и оставшаяся навсегда юной семнадцатилетней девушкой…

Я не успела опомниться, как он подхватил меня, поднял и стал кружить. Нелепо ойкнула и с перепугу вцепилась ему в плечи, взволнованно посмотрела вниз, ему в лицо.

— Поставь меня, а то уронишь. Я тяжёлая!

А он всё кружил. Потом, когда опустил на землю, взял моё лицо в ладони, серьёзно заглянул в глаза и тихо сказал:

— Я люблю тебя, Света.

— А я тебя! — выдохнула я.

Мы поженились на день рождения Максима, пятнадцатого августа. А через год повенчались в церкви в Апрельском и там же окрестили дочь. Когда-то я так и не зашла сюда, вопреки совету бабушки Серафимы. А вот теперь я здесь, и рядом Максим, мои родители, Лёка, Евгения Викторовна, Кирилл и оба наших сына. Значит, судьба мне была всё же войти с эту древнюю красивую церковь.

Несмотря на предсказание цыганки, есть у меня и король, который меня любит, и дети — двое мальчиков: Никита и Алексей, и девочка Майя. А что будет дальше — жизнь покажет…