Апрельское, или Секрет забытого письма (СИ)

Глава 17

Кто-то настойчиво барабанил в двери и одновременно нажимал кнопку звонка. Я так спешила открыть, что даже в глазок не взглянула. Распахнула дверь и от неожиданности чуть не вскрикнула. Максим! В деловом костюме и в галстуке, но при этом настолько пьяный, что ему пришлось плотно припасть плечом к стене. Иначе, наверное, было бы крайне трудно удерживать равновесие. При моём появлении он изменил положение, упершись обеими ладонями в дверные косяки.

— Выходи, надо поговорить, — вполне членораздельно, но как бы рыча, бросил Максим и мотнул головой, приглашая меня в подъезд.

Мне стало жутко неудобно за свой старый халат с запахом. Надела то, что не жалко, чтобы навести порядок дома и не запачкать нормальные вещи. А теперь мой вид казался мне совсем жалким. Ни капли косметики, волосы удерживает заколка-крабик. Пряди у лица выбились и небрежно распушились.

Трактовав мою растерянность по-своему, он угрожающе добавил:

— Не выйдешь, буду песни под окном орать. Я жду.

Деваться было некуда. Что-то нужно предпринять, чтобы он не торчал тут, вызывая нездоровый интерес соседей. Неужто в таком состоянии ехал за рулём? Стало быть, когда я предлагала поговорить, он посчитал, что не о чем. А теперь, значит, набрался смелости. Видно было, что к разговору подготовился основательно. Солидно оделся, выпил для храбрости, даже какую-то сольную программу припас, раз обещал песни горланить. Странно, что без гитары. Обычно это делают под неё.

— Входи. Я одна дома.

Лицо его от удивления вытянулось. Не ожидал такой быстрой капитуляции или не рассчитывал, что вообще приглашу в квартиру?

— То-то же! — заметил, вваливаясь через порог.

Что имелось в виду — непонятно. Наверное, это было одобрение.

Откуда он узнал мой адрес? Хотя на самом деле это выяснить совсем не трудно. Например, спросить в издательстве. Они бы кому попало такую информацию не стали давать, а вот руководству благотворительного фонда — вполне. Там знают, что я с ними вроде как сотрудничаю.

— А где муж, дети? — Богорад с подозрением оглядывал чужую территорию.

— Муж в командировке, сын в суворовском училище. Мы забираем его только на выходные. Ступай на кухню, я тебе чаю сделаю. Или кофе?

Он, кажется, вообще не слышал меня. Разулся, сбросил пиджак и ни с того ни с сего принялся на ходу вытаскивать из брюк рубашку, щёлкнул пряжкой ремня, и та с металлическим звяканьем повисла в шлёвке. А потом вдруг схватил меня и притянул к себе.

— Светка... — прошептал, будто выдохнул.

— Максим, отпусти, — я завозилась, пытаясь освободиться из его крепких объятий.

Но побоялась слишком рьяно вырываться, иначе мой халат просто разъедется в стороны.

А ещё вдруг из закутка памяти всплыл тот момент в машине, когда он начал ко мне приставать и, получив отказ, страшно обиделся. Он ведь и сейчас может принять моё сопротивление как отворот поворот. А я... На самом деле я безумно хотела, чтобы он вот так ко мне примчался. Столько раз представляла эту нашу встречу! Эту сцену: себя в его объятиях. Замешкавшись, не заметила, что замерла в его руках. И это можно воспринять неоднозначно. Он, похоже, так и сделал. Бросив взгляд поверх моей головы, обнаружил открытую дверь в спальню и, что называется, поволок меня туда. От него пахло парфюмом и коньяком. Но не отвратительно, а наоборот — дурманяще, порочно.

— Максим!

Не знаю, с какой целью, я то и дело повторяла его имя, неуверенно упираясь ему в грудь и в то же время подчиняясь его напору. Чтобы остановить? Нет! Заколка моя потерялась ещё в коридоре. Рыжие волосы, едва достигавшие плеч, растрепались и спутались, как у какой-то безумной ведьмы во время некоего древнего ритуала. Я так нелепо пискнула, когда он рванул края моего халата и те легко разошлись.

— Максим! — снова зачем-то повторила, пытаясь всё же стянуть на себе одежду.

Тогда он рванул ещё раз. В итоге совсем сорвал с меня халат и отшвырнул его в сторону. Потом легонько меня толкнул, вынуждая опуститься на кровать. Это было феерическое безумие! Всё, что он вытворял и всё, что я творила в ответ. Было в его рваных, хаотичных ласках что-то граничащее с болью. Надрыв какой-то. Словно он боялся, что меня вот-вот, в любую секунду отнимут, что я исчезну, растворюсь, как сон. Я даже не успевала насладиться его поцелуями, прочувствовать их. Накатило нечто дикое, животное, необузданное. Я позволяла мужчине делать всё, что ему заблагорассудится, и содрогалась от наслаждения. Его руки и губы были, кажется, повсюду, на каждом миллиметре моего тела. Я словно помутилось рассудком. А ведь замужем была уже почти десять лет, но до такого умопомрачения с мужем никогда не доходила.

Утро для нас наступило ближе к полудню. Я проснулась первая. В крепких объятиях спящего Максима. Кое-как выбралась и помчалась в душ. Быстро привела себя в порядок. Пока вытирала полотенцем влажные волосы, разглядывала себя в зеркале. Взъерошенная, чумная, с тёмными кругами под глазами из-за почти бессонной ночи. Но при этом губы сами собой глуповато улыбаются, а усталые глаза довольно блестят.

Я будто переродилась и стала новой. Мне завтра тридцать шесть лет… И я впервые вступаю в свой новый год в таком состоянии. Это необычно. Осознанно ощущаю, что я благодарна всему, что происходит в моей жизни. Всему! Я никогда подобного не испытывала. И я сейчас не про плотское наслаждение, а про нечто гораздо большее. К своему дню рождения я всегда была спокойна, даже равнодушна. Иногда и вовсе его не праздновала. Но то, что происходит сейчас,— это новое! Хотелось жить, чувствовать, радоваться, каждой клеточкой впитывать счастье и дарить его самой!

В полной тишине я проскользнула на кухню и принялась готовить завтрак. Через несколько минут в дверях возникла слегка помятая физиономия и растрепанная копна чёрных волос. Спросонок он понуро глядел на меня, а когда встретился со мной взглядом в отражении блестящей дверцы кухонного шкафчика, отвёл глаза.

Максим прошёл в кухню, опустился на стул. Когда полностью протрезвел, и, должно быть, осознал, что явился прямо ко мне домой, а значит, рисковал застать мужа, он словно сам был в шоке от своей выходки. И теперь не понимал, как себя дальше вести, как держаться со мной. Поддавшись порыву, мы оба чувствовали себя не в своей тарелке.

— Прости, я что-то натворил, да? — наконец подал голос мой гость.

— Неужели ты, правда, не помнишь? — тихо спросила я.

Он помолчал, вздохнул и ответил:

— Вообще-то помню. Всё. Не настолько я был пьян. Иначе был бы ни на что не способен. Выпил для храбрости. Хотел поговорить.

— Вот и поговорили.

Возникло непродолжительно молчание, и он первый его нарушил.

— Я не причинил тебе боль? — осторожно спросил, избегая прямого взгляда.

Я отрицательно покачала головой. Не могла же я признаться Максиму, что испытала сегодня с ним самое сильное удовольствие в жизни.

— Когда он приедет? — угрюмо спросил Богорад.

— Кто? — не сразу сообразила я.

— Твой муж, — Макс бросил это грубо, почти со злостью.

— Завтра вечером.

— Ясно. Дай пожрать.

Пока я готовила омлет и салат, мы оба молчали. Я буквально физически ощущала, как меня обжигает неотрывный настойчивый карий взгляд с лёгким прищуром. Взгляд уже не того юнца, каким я его помнила, а взрослого, опытного, искушённого мужчины. И понимала, что теперь не смогу жить с Андреем. Не смогу спать с ним рядом, в одной постели, терпеть его близость и делать вид, что всё нормально. Едва представляла себе это, как всё нутро противилось. Я уже не его! И, может быть, никогда ему не принадлежала…

Когда ставила перед Максимом тарелку, он вдруг поймал мою руку и потянул, вынуждая приблизиться. Усадил меня к себе на колени. Но при этом почти не поднимал взгляда к моему лицу. Глядел куда-то мимо.

— Светка... Прости.

— Ты насчёт чего?

— Я вообще... Насчёт всего.

— Тебя, наверное, дома ждут, — сказала я, чувствуя, как его тёплые сухие пальцы скользят по ткани моего халата, касаясь талии и опускаясь ниже.

— Не ждут. Сын у бабушки.

Про жену он ничего не говорил, а я не спрашивала. Не хотела, чтобы он понял, что я знаю о его трагедии. Тогда решил бы, что я наводила о нём справки. Да и вообще думаю, ему не хотелось бы всё это афишировать.

Мягко отстранилась, встала.

— Давай позавтракаем, Максим. Потом поговорим.

Сделала себе и ему кофе и бутерброды. Он молча ел, то и дело поглядывая в мою сторону. Его откровенные взгляды всюду преследовали меня, отчего я немного смущалась. Мне, конечно, тоже нравилось рассматривать его, но делала я это осторожно, неназойливо.

— Откуда у тебя мой адрес? — задала-таки вопрос, который не давал мне покоя.

Макс приподнял одну бровь.

— Ну это не проблема. Есть связи в нужных кругах, — уклончиво ответил он.

Значит, я угадала насчёт издательства. Наверное, попросил Бориса или пресс-секретаря Ирину узнать под каким-нибудь благовидным предлогом. А может и сам. Незачем посторонних людей в такое посвящать.

Сумбур в голове не позволил сосредоточиться на этом, и я не стала расспрашивать, отпустила тему. Узнал адрес и ладно.

Когда мыла посуду, Максим подошёл сзади, обнял, прижался всем своим мощным смуглым телом, уткнулся носом мне в волосы, нежно, едва ощутимо, поцеловал в шею. По моей коже моментально разбежалась каскадом россыпь мурашек. Как же мне хорошо было в его объятиях! Я горела под его руками.

— Значит, сегодня я могу не уезжать? — прошептал он, опаляя меня дыханием.

Его низкий голос с хрипотцой и интимный тон вызывали томительный жар в животе. При этом рука неторопливо обвила талию, поднялась выше, скользнула в декольте, огладила грудь, вызывая целую бурю ощущений. И воспротивиться не было никакого шанса. Но это же безумие — на супружеском ложе отдаваться любовнику!

Максим шёпотом добавил:

— Зачем ты опять спряталась от меня в эту тряпку?

Уф! От его голоса и прикосновений хотелось замурлыкать, как мартовская кошка. Я потянула пояс халата, и полы легко разошлись. Повернулась к нему, обняла. Максим прижал меня к себе, накрыл мои губы своими, потом опустился к шее, оторвался на мгновение и вымолвил шёпотом:

— Ты чудесно пахнешь!

Серьёзно поговорить у нас так и не получилось. Что со мной произошло? Это был просто голод, потому что давно не уединялась с супругом? Или свихнулась от страсти к человеку, который когда-то мной пренебрёг? Иначе как объяснить эту совершенную потерю ощущения реальности, когда я, изнемогающая от желания, обвивала ногами его бедра, руками впивалась в плечи, а губами тянулась к губам! Он брал меня так уверенно, властно и... красиво! Да-да, это было красиво! Его восхищённый взгляд, сосредоточенное лицо надо мной, жаркие, бесстыдные, откровенные ласки, поцелуи, заставляющие сходить с ума. Как ни уязвляло осознание этого, но следовало признать — в каждом движении угадывался его немалый опыт в постельных утехах.

Сердце оглушительно лупило о грудную клетку, пылающий низ живота сводило резкими, почти болезненными спазмами, дыхание сбивалось, с шумом вырываясь из лёгких, лоб покрылся испариной, волосы прилипли к щекам и шее. И всё это как будто никогда не закончится. А если закончится, то только обмороком, потому что в крови бурлила гремучая смесь из наслаждения, неги, сладострастия.

Я старалась лишний раз не появляться перед мужем обнаженной. Он пусть и мягко, но критиковал мою фигуру. Ставшая после родов довольно тяжёлой грудь, должно быть, ему совершенно не нравилась. Но судя по тому благоговению, с которым касался и смотрел на меня Максим, я зря сомневалась в своей привлекательности. А ведь десять лет назад я была просто идеальна в сравнении с собой нынешней! Но не понимала этого и стеснялась себя! Даже жаль стало, что Максим так и не узнал меня ту, прежнюю.

Стыдно сказать, но за годы брака я впервые вот так детально видела мужское тело. И речь не о гениталиях. А о том, как перекатываются при движении мышцы, словно у поджарого сытого хищника, как плавно и мощно вздымается грудная клетка, какой нежной может быть кожа. Андрей не имел привычки ходить по квартире обнаженным или даже в трусах. Только в футболке и шортах. Максим же был в своей наготе настолько органичен, что, по всей видимости, только так и передвигался по дому. К слову, тело у него было очень спортивное, но не перекачанное. Он и без того сложен гармонично, а тренажёрный зал эту гармонию лишь усовершенствовал. И ещё меня никогда вот так нагло не касались, не целовали при любом удобном случае. Когда после его домогательств я поправляла халат, он искренне удивился той тщательности, с которой я скрываю себя от его глаз.

— Ну ты даёшь, — Максим даже засмеялся. — Неограниченный доступ к телу любимой женщины у меня должен быть всегда!

Я покосилась на него, но ничего не сказала. Эта формулировка «любимая женщина» вызывала у меня массу неозвученных вопросов.

Макс с искренним интересом разглядывал фото нашей семьи, висевшие в рамочках в гостиной и спальне. Особенно внимательно рассмотрел Никитку в форме суворовского училища. Меня слегка покоробило, когда я осознала, что отдавалась другому на глазах мужа, взиравшего на нас со свадебной фотографии.

— Чёрт! Я ж тебе цветы принёс! — спохватился Максим. — Хотел сюрприз сделать. В подъезде спрятал. Их, наверное, уже украли.

Он бросился за дверь и вскоре вернулся с внушительным букетом белых роз.

Было странно после всего, что мы вытворяли, просто сидеть, пить чай и болтать. Лис всюду следовал за Максимом, постоянно ложился рядом, и тот его поглаживал, чесал за ушами, о чём-то с ним тихо и серьёзно говорил. Андрея Лис почему-то никогда не жаловал вниманием, игнорировал, избегал. Поэтому я считала, что кот в принципе недолюбливает мужчин.

— Мамке забыл позвонить… — задумчиво вымолвил Макс, сделав глоток чая и подперев ладонью щёку. — Опять бухтеть будет, что ребёнка не забрал вовремя. Видно судьба у меня такая. Сначала Кирюху вырастил, теперь Лёху ращу.

Мне стало неудобно. Он как будто сам провоцировал меня на вопросы о супруге. А я не хотела их задавать. Поэтому сделала вид, что вспомнила о чём-то важном, извинилась и пошла к компьютеру. Проверю почту, а он к тому времени, может быть, сменит тему. Но Максим последовал за мной и, пока я стучала по клавишам, принялся легонько массировать мне плечи. Кажется, он снова был готов к продолжению.

— Я думала, мужчины так часто не могут этим заниматься, — заметила будто между прочим.

— Это тебе муж так сказал? — Максим хмыкнул.

— Нет. Читала где-то, — нервно бросила я.

Упоминание об Андрее сейчас было совершенно не к месту.

— Пф... У меня однажды знаешь, какой прикол был? — оживился Максим. — Лет в семнадцать или восемнадцать, когда мы с Риткой закрутили. Помнишь её? Короче, мы одно время вообще из постели не вылезали несколько дней. Или неделю. И вдруг у меня всё перестало работать. Совсем. Я так перепугался! Импотенция — это страшный сон любого мужика. Помчался к доктору. А тот только посмеялся. Сказал: «Это вы, сударь, перестарались с вашей барышней. Так бывает. Надо бы дать организму отдохнуть, а то он, видите ли, взбунтовался. Вы пока отвлекитесь, чем-нибудь полезным займитесь, учёбой, например. Батюшка ваш как раз был у меня не так давно, сокрушался, что к наукам у вас тяга не больно сильна». А я ему в ответ жалобно так: «Хорошо. Вы только папе не говорите».

Я засмеялась, но не стала скрывать своего недовольства.

— Зачем ты мне всё это рассказываешь?

— Как зачем? Это смешной случай из моей жизни. Тебе что, не интересно? — он искренне не понимал, почему я так реагирую.

А меня это упоминание о другой женщине, да ещё и в таком пикантном контексте, весьма задело.

Всё думала, что это было. Действительно такое острое желание, что удовлетворить его нужно было здесь и сейчас? Или просто потребность закрыть свой гештальт десятилетней давности? Закончить начатое. Тогда я так сильно задела его мужскую гордость, что это не давало ему покоя? Саму меня не устраивала ни одна из этих версий. Но поверить в то, что ему на самом деле нужна я, такая, какая есть, не могла.

Перед тем, как уйти, он притянул меня к себе, стиснул в объятиях, будто не хотел отпускать. И я утонула в его взгляде. Нет, я не могла ошибиться. Он смотрел с трепетом, нежностью, добротой и каким-то умилением. Так смотрят на младенцев, котят, цветы. Как у Ахматовой: «Так гладят кошек или птиц». Он на самом деле с трепетом гладил меня по плечам и спине. Не обманываю ли я себя? Максим Богорад стал таким? Но ведь сколько раз я внушала себе и даже убеждалась на личном опыте, что люди не меняются. Никогда. Они подстраиваются под обстоятельства, временно надевают удобную маску, но даже если очень захотят, неспособны кардинально измениться. Сущность человека не переделать.

Не хотелось думать о том, что ждёт нас дальше. Поэтому я отвлекалась от этих мыслей всеми возможными способами. Все к этому относятся по-разному. Лично я считаю, что в отношениях можно пережить и простить многое. Только не измену. Для меня это предательство, точка невозврата. После измены не может быть тех же отношений, что были до неё. Конечно, можно обманывать себя и убеждать в обратном. Но это иллюзия, не более того. С изменой отношения умирают. Это я поняла, изменив мужу с Максимом.

Когда он ушёл, в квартире стало совсем тихо и пусто. Я забралась с ногами в кресло, обвела комнату взглядом. Так и не навела здесь порядок… Андрей любит чистоту, а я не люблю убираться. Наверняка муж сделает насчёт этого замечание. Я укрылась пледом и взяла со стола свою любимую книгу. Нет, не ту, автором которой я была. А ту, что давно не перечитывала, но помнила почти наизусть. «Маленькая хозяйка большого дома». Сейчас ощутила буквально непреодолимую потребность перечитать. Ситуация, в которую я попала, была похожа на описанную в этой книге. Только сейчас я твёрдо понимала — стрелять в себя из ружья, как Паола, я точно не собираюсь. Я выбираю жить!

Открыла наугад, и первой строчкой, на которую упал взгляд, было: «То, что произошло, произошло совершенно неожиданно. Но это было неизбежно. Это не могло не случиться...»