Армянские государства эпохи Багратидов и Византия IX–XI вв.

В 387 г. вековое соперничество соседних держав, стремившихся обеспечить свое верховное владычество в Армении, завершилось разделом страны. Восточная часть царства армянских Аршакидов отошла к Ирану, западная — к Римской империи. Линия раздела тянулась от Феодосиополя-Карина (нынешний Эрзерум) до Нисибина. Первый из названных пунктов оказался на имперской территории, второй — во владениях Сасанидов. Прокопий Кесарийский считает, что ромеям досталась одна пятая, а персам — четыре пятых армянских земель[4]. Хотя верховная власть перешла к персидскому шаханшаху и римскому императору, институт местных царей был упразднен не сразу. На западе, правда, Аршакиды правили всего несколько лет, до 390 г., на востоке же представители этой династии оставались у власти до 428 г. Армения как политическая единица лишилась ряда окраинных областей, границы царства Аршакидов резко сократились, некоторые территории были отторгнуты ранее[5].

События 387 г. упоминаются даже в самых сжатых изложениях армянской истории. Эта дата символизирует границу между двумя историческими эпохами — традиция, берущая начало в средневековой историографии. Р. Груссэ сравнивает соглашение о разделе Армении с Верденским договором 843 г., по которому обширное государство Карла Великого было поделено между тремя братьями-королями. В обоих случаях, полагает он, это привело к роковым последствиям. Повсеместно подчеркивается, что утрата государственной самостоятельности глубоко повлияла на последующий ход истории армян.

Действительно, народ, прошедший длительный путь развития, создавший собственную цивилизацию, накануне нового расцвета своей духовной культуры должен был приспосабливаться к иным, достаточно чуждым правовым системам Сасанидского государства и Римской империи. Общественные отношения, сложившиеся на армянской почве, вступали в неизбежное противоречие с отношениями, свойственными двум другим мирам — иранскому и византийскому. В условиях чужеземного владычества особую остроту приобрела идейная конфронтация. Рубеж между двумя эпохами вполне очевиден.

Однако, абсолютизируя роль событий 387 г. для последующего развития армянской истории, мы невольно игнорируем ряд явлений, эволюция которых подчиняется собственным закономерностям и требует иного подхода к исследованию. Анализ реальной действительности нередко вносит коррективы в спекулятивные историко-философские построения. Сами факты лежат на поверхности, некоторые из них носят хрестоматийный характер. Но только при их сведении воедино и систематизации можно выйти за пределы тех общих рассуждений об армянской истории, которые создают недифференцированное представление об историческом процессе. Речь идет о политической роли армян в условиях иноземного владычества, о тех формах самоуправления, которые возникали в этих условиях и в ряде случаев принимали институционный характер. Современная наука не могла, разумеется, совсем оставить без внимания подобные факты. «С разделом Армении большая часть ее превращалась в вассально зависимую от сасанидского Ирана страну с сохранением своего внутреннего самоуправления на основе сложившегося к тому времени нахарарского права», — пишет С. Т. Еремян[6]. Много упоминаний об автономии армян в обширном труде Ж. Лорана[7]. Термином «автономия» пользуется Р. Груссэ[8]. Наличие институтов самоуправления отмечено в трудах К. Л.Туманова[9].

Эта проблема исследована в трудах А. Н.Тер-Гевондяна. Обратившись к изучению института первенствующего князя в условиях арабского владычества[10], автор затем предпринял попытку выявить его генезис[11] и широко использовал результаты своих исследований в монографии «Армения и арабский Халифат»[12]. Результаты исследований А. Н. Тер-Гевондяна нашли широкое отражение в новом издании известной книги Ж. Лорана «Армения между Византией и исламом», подготовленном выдающимся востоковедом-арабистом М. Канаром[13]. О самоуправлении как одной из специфических черт эпохи говорится, наконец, в соответствующем томе «История армянского народа», изданной Академией наук Армянской ССР[14]. И хотя эти работы не преследовали цель исчерпать материал и осветить проблему во всем ее объеме, они в достаточной мере обосновали идею о самоуправлении армян — в них обрисовано действие его своеобразных институтов в период арабского владычества.

В литературе уже отмечалось, что самоуправление армян явилось той почвой, на которой после перерыва в четыре с половиной столетия сформировалось самостоятельное государство с присущими ему институтами. Основание суверенного государства «Великая Армения» в конце IX в. и царский титул Ашота I Багратуни непосредственным образом связаны с институтом первенствующего князя, функционировавшего в период, когда Армения входила в состав халифата[15]. Но сам институт первенствующего князя имеет длительную историю и генетически восходит к тем формам самоуправления, которые появились сразу же после падения Аршакидов. В то же время эту проблему можно и нужно решать шире, не ограничиваясь институтом царской власти, и попытаться проследить развитие и других структур, имеющих отношение к данной теме. Только при таком подходе появление собственной государственности можно включить в именно армянский исторический контекст. В дальнейшем мы попытаемся рассмотреть проявление армянской автономии в промежутке между двумя царствами, при этом постараемся обратить особенное внимание на институционные формы, не пренебрегая и теми фактами, которые носят единичный характер и вызваны к жизни совокупностью обстоятельств в данный период и в данном месте. Эта тема, связанная с предысторией эпохи Багратидов, рассмотрена нами в трех разделах первой главы, посвященных соответственно Армении при марзпанах, Армении в условиях византийского и в дальнейшем арабского владычества.

Трудности изучения институтов самоуправления связаны с тем, что сведения об институтах как таковых и об их действии в источниках (как местного, так и иноземного происхождения) крайне редки. Объект исследования приходится восстанавливать. Для этой цели существует, по-видимому, единственный способ — собрать воедино сведения о лицах, принадлежавших к этим институтам и осуществлявших их действие в реальной обстановке. Этот метод предусматривает составление множества биографий и выделение фактов, связанных с интересующим нас аспектом. Без широкого применения просопографии изучение институтов самоуправления в Армении немыслимо.

Для решения этой задачи ценным подспорьем является пятитомный словарь армянских личных имен Р. Ачаряна[16]. Крупнейший лингвист Р. Ачарян был также замечательным эрудитом, знатоком армянских первоисточников. Словарь охватывает имена и сведения об их носителях с древнейших, отраженных в письменных первоисточниках времен до XVIII столетия, с убывающей, правда, полнотой. Сведения памятников армянской письменности (в том числе и надписей), как правило, почерпнуты непосредственно из изданий первоисточников. К сожалению, Данные иноязычных источников взяты в основном из вторых и третьих рук, хотя автор владел греческим, латинским, арабским, персидским и множеством других языков. В словаре, как неоднократно подчеркивалось, немало неточности, автор не всегда правильно трактует данные источников, многое в его изложении неоправданно опущено. Тем не менее этот словарь благодаря ссылкам на источники сохранит свое значение до тех пор, пока не появится издание, выполненное на более высоком уровне. В настоящей работе все сведения, относящиеся к просопографии, сверены со словарем Р. Ачаряна. Ссылки на соответствующие статьи словаря избавляют нас от необходимости указывать все источники, в которых отражена деятельность того или иного лица; указаны преимущественно те данные, которые относятся к аспекту исследования.

Просопографические данные первенствующих князей систематизированы в трудах А. Н.Тер-Гевондяна и в новом издании книги Ж. Лорана[17]. Список марзпанов-армян и первенствующих князей приводит К. Л. Туманов[18]. К сожалению, менее ценной для наших целей оказалась другая работа этого автора, посвященная генеалогиям армянской, грузинской и албанской знати[19], поскольку в ней нет ссылок на источники. Тем не менее и этот труд, по-своему замечательный, служит для контроля наших собственных изысканий.

1. Армения при марзпанах

В 428 г. последний на Востоке представитель династии Аршакуни, царь Арташэс, был лишен власти, и страна обратилась в одну из провинций Ирана — марз. Верховную власть от имени персидского шаханшаха осуществлял марзпан[20]. Таким образом Армения стала одной из составляющих Сасанидской державы.

Царь Арташэс лишился власти в результате интриг нахараров, оговоривших его перед персидским царем, утверждают армянские авторы. В эту эпоху роль нахараров в общественной жизни, их влияние во всех сферах обозначились едва ли не ярче, чем в период правления армянских царей.

В IV–V вв., в период, о котором мы судим в первую очередь по данным хорошо осведомленных, местных авторов, нахарары представали как сословие, определявшее структуру общества в целом. Они выполняли воинские обязанности, служили при дворе царя, а в собственных уделах были полновластными владыками. Положение нахарара и его фамилии на иерархической лестнице определялось гахом. Гах — место нахарара во время торжественных собраний во дворце. Также и бардз, т. е. подушка, которая использовалась во время дворцовых приемов, приобретала тем самым обрядовое значение. Последовательность гахов фиксировалась местнической грамотой, гахнамаком, в которой перечислялись все места — от высшего к низшему. Порядковый номер гаха (собственно, его владельца) и служил мерилом патива — «чести», определявшей положение нахарара в обществе в самом широком смысле слова.

Н. Г. Адонц, который наиболее глубоко исследовал эту систему, полагал, что решающим признаком при установлении места гаха в списке было число конных воинов, состоявших под началом того или иного удельного князя. Соответствующие цифры содержатся в близкой гахнамаку воинской грамоте — зôранамаке. Действительно, первое место в гахнамаке занимает князь Сюника, у которого имелось 19 тыс. 400 воинов. Но следующий по количеству военный контингент выставляет князь Ынцайеци — 4 тыс. всадников, а его место в гахнамаке — 46-е. Князь Гардмана выставляет тысячу всадников и занимает 24-е место, а на 23-м месте — князь Вардзавуни, имеющий всего 200 воинов. Конечно, и гахнамак и в особенности зоранамак дошли до нас в измененном виде, так что отдельные примеры можно оспорить, в целом же нетрудно заметить, что наиболее именитые роды действительно имеют наибольшее количество воинов. Обращает внимание и то, что в воинской грамоте 17 нахараров выставляют по тысяче человек, 20 — по 300, 16 — по 100 и т. д. Таким образом, в зоранамаке обозначено несколько разрядов нахараров, определяемых по количеству воинов. Гахнамак же строился по другому признаку, он не имел разрядов, включавших несколько лиц, так как собственный гах присваивался каждому нахарару в отдельности и значимость его определялась порядковым номером, начиная от первого, высшего. Следует думать, что место на иерархической лестнице определялось не только количественным составом дружины.

Бывало и так, что место, занимаемое нахараром в этой системе внутрисословных взаимоотношений, время от времени становилось предметом спора. Известны случаи, когда происходили разного рода смещения, но принцип, по которому был основан гахнамак, предполагал стабильность[21].

Местнический принцип сохранился и в марзпанский период. Во введении к гахнамаку говорится, что католикос Сахак утвердил эту грамоту у персидского царя царей Врама, т. е. Бахрама V Гура (420–438)[22]. Когда вызванные в Ктесифон нахарары отреклись было от христианства, Ездигерд II, говорит Елишэ, «рассыпал и бросал перед ними земные награды и вновь обновил всем им пативы и гахи…»[23]. Тот же автор рассказывает, как Ездигерд, совращая армянских нахараров, одних одаривал золотом и серебром, других прельщал деревнями и имениями, а некоторых — пативами и княжениями великими[24]. Местнический принцип оставался в силе в течение всего персидского владычества и придавал нахарарской системе известную стабильность. В условиях марзпанской Армении он сохранял древние, идущие еще от царского периода традиции.

В аршакидский период нахарары обязаны были нести перед царем разнообразную службу (горцакалутюн) широкого спектра — от верховного военачальника до сокольничего и виночерпия. Служба переходила из поколения в поколение и, как правило, закреплялась за фамилией. Существовала собственная ценностная шкала, судить о которой не всегда возможно.

С упразднением царской власти, соответственно и двора, многие должности исчезли. Но наиболее важные сохранились и свидетельствовали о том, что старая «табель о рангах» далеко не во всех случаях утратила силу.

Некоторое время местные нахарары занимали должность хазарапета. Круг обязанностей хазарапета не совсем ясен.

В Армении, по-видимому, он ведал податями и строительными работами, в то время как в Иране (где этот институт возник еще при Ахеменидах) податное ведомство было выделено[25]. Безусловно, должность хазарапета принадлежала к числу важнейших. Накануне восстания 450–451 гг. в Армению прибыл один из чиновников Ездигерда II — Деншапух. Он произвел перепись населения, увеличил подати, распространил налоговое обложение также и на духовенство. Действия Деншапуха усилили раздоры между нахарарами. Его самой грозной мерой современник событий Елишэ считает следующую: «Того, кто был хазарапетом страны, почитался христианами-мирянами за отца и наставника — против него возбудил обвинение и, отстранив от этой должности, вместо него привел в страну перса, а еще другого, могпета, (произвел) в судьи страны, чтобы они смутили славу церкви»[26]. Жертвой этой меры стал Вахан Аматуни, в прошлом он принадлежал к ближайшему окружению Маштоца: Маштоц был предан земле во владениях Аматуни. Личность хазарапета пользовалась популярностью, и это само по себе должно было усугубить реакцию на его смещение. Таким образом, хазарапетство было отнято у армян лишь в середине V в., и прямо или косвенно этот акт способствовал брожению, охватившему страну, что, в свою очередь, привело к восстанию.

Персы, однако, не посягали на должность верховного военачальника армян, спарапета. Как и прежде, эта служба была в руках знатной фамилии Мамиконеан[27]. Согласно К. Л.Туманову, после Аршакидов и до прихода к власти арабов спарапетами были следующие лица.

1.1. Хамазасп Мамиконеан, женат на Сахаканойш, дочери католикоса Сахака. Его пребывание на посту спарапета датируется К. Л. Тумановым 387–432 гг. Но Хамазасп умер вскоре после смерти царя Хосрова III Аршакуни, т. е. после 415 г., так что датировка правления, предложенная К. Л. Тумановым, не оправдывается[28].

1.2. Вардан Мамиконеан, сын Хамазаспа. Вызванный в Ктесифон в числе 10 нахараров, был вынужден отречься от христианства. Возглавил восстание 450–451 гг.; погиб в сражении. К. Л.Туманов определяет время его спарапетства 432–451 гг., т. е. полагает, что он был непосредственным преемником своего отца (см. 1.1).

1.3. Преемником Вардана Мамиконеана К. Л. Туманов считает его сына Магнуса I (Мангноса), который был спарапетом в 452–471 гг. Это неточно. В наиболее раннем из известных источников, к которому восходят все остальные, говорится, что после смерти Вардана страна 10 лет была лишена власти. Автор имеет в виду, конечно, местную, автономную, власть. Когда при царе Перозе (457/459—484 гг.) участники восстания 450–451 гг., попавшие в плен, были освобождены и вернулись на родину, спарапетом Армении в течение 20 лет был Мангнос, сын Вардана, утверждает автор начала XI в. Асолик[29]. Согласно этим данным, Мангнос должен был занимать должность спарапета в 462–482 гг. Но и эта хронология не может претендовать на точность. Ведь возглавивший восстание 482–484 гг. Вахан Мамиконеан (см. 1.4.) стал спарапетом не в 482 г, а раньше, стало быть, и Мангнос раньше оставил эту должность. В некоторых источниках Мангнос определяется не как сын, а как брат Вардана и отец Вахана Мамиконеана, что неверно.

1.4. Вахан Мамиконеан[30], племянник Вардана Мамиконеана по брату Хмайеаку. Возглавил восстание 482–484 гг. По мнению К. Л. Туманова, был спарапетом в 451–505 гг. Дата начала спарапетства неприемлема, хотя бы потому, что Мангнос был предшественником Вахана на этом посту.

1.5. Самэл, сын Ардтавазда, был спарапетом около 555 г. Назван в «Книге посланий». Судя по собственному имени и имени отца, принадлежал к Мамиконеанам[31].

1.6. Мануэл Мамиконеан, по К. Л. Туманову, был спарапетом около 555–572 гг. Умерщвлен персидским марзпаном Сурэном[32].

1.7. В этой же должности К. Л. Туманов отмечает Вардана, брата Мануэле (1.6). Вардан перебрался в Византию в 572 г.[33].

1.8. Мушел Мамиконеан, как считает К. Л. Туманов, был спарапетом в 654 г.[34] В названы два Мушела.

Итак, если исключить из этого списка Хамазаспа Мамиконеана (1.1.)» умершего при Аршакидах, то и в этом случае мы можем достаточно обоснованно утверждать, что в марзпанской Армении должность спарапета продолжала оставаться прерогативой местных князей Мамиконеанов. В системе армянского самоуправления это сыграло очень важную роль. Хорошо осведомленный современник пишет, что, когда Арташэса II Аршакуни отрешили от царства, власть «перешла в руки нахараров Армении, ибо, хотя подати поступали в (казну) персидского двора, конница армянская была ведома в бою всецело нахарарами»[35]. Елишэ повествует о времени, когда армянское войско находилось в тяжелых условиях — в 440 г. начались гонения на христиан, это отразилось и на положении конницы. Она была направлена в «страну кушанов», хотя до этого от походов на Восток была избавлена. Конные контингенты из Армении, Грузии, Албании оказались на Востоке, их содержание было урезано. Обычно же армянские воины были окружены почетом, что само по себе говорит о роли, которую играли армянские отряды в армии персидского «царя царей». Тот же Елишэ рассказывает: «А в прежнее время был обычай: когда прибывала ко двору армянская конница под командованием какого-либо знатного военачальника, (царь) высылал навстречу мужа и спрашивал о благополучии и мире в стране Армянской, и делал это же дважды и трижды и сам делал смотр отряду, и, прежде чем наступало ратное дело, почитал даже само их прибытие достойным великой благодарности. И перед своими сопрестольниками и всеми вельможами воздавал хвалу всем (прибывшим), напоминал о заслугах их предков и рассказывал о доблести каждого из мужей»[36]. Не случайно и то, что по крайней мере в трех случаях именно спарапеты возглавляли движения против Ирана (мы имеем в виду события 450–451, 482–484 и 571–572 гг., № 1.2, 1.4 и 1.6 списка спарапетов).

Притом что должность спарапета была у Мамиконеанов наследственной, она не замещалась ими непрерывно. Приведенный выше список спарапетов свидетельствует об этом достаточно выразительно. С одной стороны, здесь должна была сказаться воля шаханшаха, не всегда считавшегося с прерогативами Мамиконеанов, освященными древней традицией; с другой же стороны, и сами армяне могли воспротивиться замещению этой должности чужаком. Асолик, весьма осведомленный, хотя и поздний, автор, сообщает, что после смерти Арташэса II нахарары, собравшись, назначили (кацуцанэин) спарапетом Вардана Мамиконеана[37]. Следует думать, что при назначении нового спарапета изначальная воля — согласие или несогласие нахараров — играла свою роль.

Правителем марза был марзпан — он представлял на месте верховную власть. О характере обязанностей марзпана мы можем судить лишь в общих чертах. Вряд ли его функции были четко обозначены. Но одно несомненно: для данного марза он был носителем высшей административной власти. С этой точки зрения в тех случаях, когда автономия армян принимала явный характер, марзпаны назначались из представителей местной знати. Асолик отдает себе отчет в принципиальной разнице между тем, когда марзпаном становился местный нахарар или чужеземец[38]. В его труде собран весь доступный ему материал из сочинений Елишэ, Лазара Парпеци, Себэоса и других, не всегда известных нам источников. Руководствуясь подборкой Асолика, можно составить следующий список марзпанов-армян, правивших страной после упразднения власти Аршакидов.

2.1. Васак Сюни, глава могущественного рода сюнийских князей. Роль его определялась не только воинским контингентом, но и тем, что Сюник играл решающую роль в защите иранских владений от вторжений кочевников с севера. Когда Маштоц прибыл в Сюник, Васак способствовал ему в проповеди Евангелия. Современник Корюн пишет о Васаке как о муже рассудительном, даровитом, прозорливом, наделенном «мудростью божьей». Время его правления К. Л. Туманов определяет приблизительно 442–451 гг. Васак отказался принять участие в восстании 450–451 гг., увлек за собой многих нахараров и в сочинениях армянских авторов, писавших после этих событий, представлен как вероотступник и предатель интересов армян. Позиция Васака во время восстания не уберегла его, он был смещен, брошен в темницу, где и нашел смерть[39].

В списке марзпанов, составленном К. Л. Тумановым, с пометкой «армянский князь» значится князь Адур-Ормизд Аршакуни[40]. То же лицо фигурирует и в генеалогической таблице, хотя его родственные связи с Аршакидами определить не удается[41]. Об этом «Атрормизде» сообщают Елишэ и Лазар Парпеци, причем только последний наделяет его патронимом Аршакан. После того как хоны (гунны) нанесли персидским войскам в Армении поражение, царь Ездигерд II назначил марзпаном страны Атрормизда. Армянские авторы говорят о мирном характере его правления. Его, однако, нельзя рассматривать как правителя, продолжавшего традицию самоуправления, ибо Атрормизд (вероятно, один из отпрысков царской фамилии Аршакуни) не был местным. «Его ишханский удел находился вплотную у границ Армянской страны», — пишет Елишэ. Атрормизд «прибыл и вступил» в Армению — эти слова, как правило, относятся к чужим, пришлым администраторам. Атрормизд был помощником персидского полководца Мушкана Нисалавурта. В САЛИ он не значится[42].

2.2. Сахак Багратуни. Когда началось восстание 482–484 гг., первоначально именно он был объявлен восставшими марзпаном. Факт примечательный: восставшие объявляют одного из своих руководителей марзпаном, показывая тем самым, что они не стремятся полностью отделиться от Сасанидов, но настаивают на автономии. Сахак Багратуни имел почетный титул а спета (букв. «всадник»), наследственный в этой фамилии. Погиб он в 483 г. в битве с персидскими войсками[43].

2.3. Вахан Мамиконеан (ср. 1.4 предыдущего списка). Возглавив восстание 482–484 гг., объявил себя танутэром, в данном историческом контексте — правителем страны. Продолжал оставаться спарапетом; после восстания, завершившегося заключением мирного договора, персы объявили его марзпаном. Занимал эту должность до смерти в 505 г.[44]

2.4. Вард Мамиконеан, брат Вахана, его непосредственный преемник. Был марзпаном в 505–509 гг. Его официальный титул зафиксирован в одном из документов «Книги посланий» — «Вард Мамиконеан, марзпан Армении»[45].

После Варда Мамиконеана, отмечает Асолик, в течение 11 лет страной правили марзпаны-персы.

2.5. Межэж Гнуни, по сведениям Асолика, был марзпаном в течение 30 лет; Р. Ачарян считает, что он правил в 517–548 гг., а К. Л. Туманов определяет его правление 518 —около 548 гг. В то же время известный Двинский собор 555 г. имел место, по мнению Асолика, в десятый год правления Межэжа. При наличном состоянии источников, когда подсчеты Асолика могут оказаться ошибочными, а цифры в рукописях испорчены, годы правления Межэжа точно определены быть не могут.

Р. Ачарян указывает, что в грузинском источнике Межэж Гнуни назван патрикием «Кинуни». В действительности речь идет о другом Межэже Гнуни[46].

В списке персидских марзпанов, включенных в «Историю» Себэоса в ее нынешнем состоянии, назван Пилиппос — тэр Сюника. Он дал сражение в двух городах, потерпел поражение. Оставался в стране в течение семи лет[47]. К. Л. Туманов считает, что он принадлежал к роду Хайкидов Сюника, время правления датирует 574–576 гг.[48] Между тем в списке Себэоса речь идет только о марзпанах-персах. По-видимому, текст, касающийся Пилиппоса, испорчен, а сражения, данные им, следует приписать марзпану Голон-Михрану[49].

При шаханшахе Хосрове II (591–602) и императоре Маврикии (582–602) прославился Смбат Багратуни. О его подвигах в Византии и Иране повествуют не только армянские источники, но и византийский автор Феофилакт Симокатта.

В Иране его прозвали Хосров Шум — «Радость. Хосрова». Согласно Себэосу, после победы над кушанами Смбат считался третьим в Иране нахараром. Был марзпаном Вркана-Гиркании. Здесь он обнаружил пленных армян, успевших забыть свой язык и письменность. При содействии Смбата иерей Абэл стал епископом, обучил их армянскому языку и вернул в лоно родной церкви. Смбат принимал участие в церковных делах Армении, связанных с отделением грузинской церкви.

В литературе распространено мнение, что Смбат Багратуни был марзпаном Армении[50]. Асолик утверждает, что Смбат Багратуни был марзпаном Армении по повелению царя Хосрова[51]. Эту версию повторяют и некоторые другие поздние авторы. Однако Себэос, к рассказу которого так или иначе восходят все последующие сведения о Смбате, нигде не называет его марзпаном. Очевидно, Смбат не был марзпаном Армении, но играл на родине значительную роль, будучи приближенным персидского царя и одним из наиболее знатных нахараров[52]. В списке марзпанов Армении, составленном К. Л. Тумановым, имя Смбата вполне справедливо отсутствует[53].

Йовхан Мамиконеан рассказывает, что, когда Хосров II нашел пристанище у императора Маврикия, он принял крещение по халкидонскому обряду и с помощью Маврикия вернул себе страну. Возвращаясь от греков, продолжает автор, он взял с собой Мушела, владетеля Муша и Хута, шихана Тарона и Сасуна, и по повелению Маврикия «доставил его в Двин и сделал марзпаном Армении, вверив ему 30 тысяч армянского войска». Контекст этого сообщения, так же как и описание подвигов Мушела, носит легендарный характер, так что сведения автора о марзпане Мушеле трудно признать аутентичными[54].

После восстания армян в 571 г. под предводительством Вардана Мамиконеана Младшего и убийства персидского марзпана Сурэна персы-марзпаны в Армении, если верить Асолику, более не появлялись. Вот что говорит наш автор: «А после того как Сурэн пал под ударом меча, персидский царь не высылал более в Армению марзпанов-персов. Но по просьбе нахараров он назначил (первенствующим) князем Армении Давита Сахаруни, и он в течение 38 лет был хазарапетом Армении — повеление Ормизда, сына Хосрова, персидского царя»[55]. Таким образом, Асолик утверждает, что в управлении Арменией произошли структурные изменения — функции марзпана начал выполнять первенствующий князь. Об институте первенствующего князя и, в частности, о правлении Давита Сахаруни речь пойдет ниже, пока же попытаемся сопоставить с заявлением Асолика сведения, содержащиеся в «Истории» Себэоса.

В 9-й главе сочинения в его нынешнем состоянии сказано: «Вот имена зôρаваров персидского царя, что один за другим прибыли в страну Армянскую, — от восстания тэра Вардана Мамиконеана, сына Васака, до настоящего (или до этого. — К. Ю.) времени. Одни пали в битве, другие понесли поражение, третьи победили и удалились»[56].

На основе дальнейшего изложения можно составить следующий список (здесь и дальше персидские имена воспроизведены согласно их армянской транскрипции в тексте): Вардан Вшнасп — он прибыл в тот же год, когда убили марзпана Сурэна, и оставался один год.

Голон-Михран — пробыл в Армении семь лет. При нем состоял Пилиппос, тэр Сюника[57].

Затем прибыл сам царь Хосров I, потерпел поражение под Мелитиной и удалился. Вслед за ним в Армению прибыли:

Там Хосров — пробыл два года,

Вараз Взур — пробыл один год,

Аноним — ասպետն մեծ պարթևն և պահլաւն — правил семь лет,

Храхат — правил четыре месяца,

Хратин Датан — правил два года. В том же году, отмечает Себэос, был убит Ормизд. Ормизд IV был убит, как известно, в 590 г.

Далее явились персидские правители и оставались до тех пор, пока не был попран мир, заключенный некогда между Хосровом и Маврикием, отмечает Себэос. Известно, что военные действия начались в декабре 603 г.[58]

Затем названы следующие лица:

Вндатакан,

<Ни>хоракан (в изданном тексте: հորական правильное написание восстанавливается по аналогичному списку, см.: ниже[59],

Меркабут,

Йаздэн,

Бутмах,

Хойман.

В 30-й главе также содержится список персидских правителей, находившихся в Армении в годы мира, т. е. в 591–603 гг.:

Вндатакан,

Нихоракан,

Меркабут,

Йаздэн,

Бутмах,

Йеман[60].

Этот список полностью совпадает с приведенным выше.

Наконец, в главе 34 содержится список правителей Армении 10–20-х годов VII в. Здесь значатся:

Шахрайенпет,

Парскеанпет,

Хамдар Вшнасп,

Ыроч Вехан[61].

Список персидских правителей с небольшими лакунами приводит К. Л. Туманов[62].

Определяя административный статус названных выше правителей, мы обращаем внимание на следующее. Глава 9, из которой извлечен первый список, озаглавлена: «… Марзпаны и зоравары персидские, что прибыли в Армению после Вардана, до упразднения власти Сасанидов». Это заглавие внесено издателями труда Себэоса, потому эти данные не могут быть использованы для наших целей. В самом же тексте правители, как было сказано выше, названы зораварами, т. е. военачальниками. В данном контексте это слово указывает на характер деятельности, но не является термином и не позволяет судить об административном статусе прибывших персидских военачальников. То же можно сказать и о титуле «аспет», которым наделен анонимный правитель[63].

Наконец, правители, явившиеся после убийства Ормизда IV, названы сахманакалк. Это слово однозначно переводится как «правитель пограничной области», «правитель границы». В НСАЯ приводится выразительный пример из Агафангела. Здесь перечислены бдешхи, правители четырех важнейших приграничных областей Армении, они же — сахманакалы[64].

В греческой версии Агафангела это слово переведено τοτχοκράτωι[65]. Хотя слово сахманакал верно передает понятие марзпан, было бы опрометчиво рассматривать его как строгий административный термин и отсюда делать выводы о статусе пришлых правителей. Но вот Храхат и Хратин Датан названы марзпанами[66], т. е. к ним применен термин, в техническом характере которого сомневаться не приходится. Правда, текстуальное совпадение гл. 9 с гл. 30 при сопоставлении заставляет сомневаться в принадлежности этой, 9-й главы Себэосу[67], но, несмотря на это, она остается весьма важным источником.

Лица, поименованные в гл.30, определяются как сахманакалк[68]. Они представляли Персидскую державу в Армении и в Двине. Полагают, что данный отрывок в результате порчи текста оказался не на месте, обращают также внимание на некоторое различие в написании имен по сравнению с гл. 9[69]. Но принадлежность текста данному сочинению Себэоса сомнений не вызывает.

Наконец, в гл. 34 также говорится, что резиденцией правителей является Двин. Сюда прибывают для выполнения функций марзпана «Шахрайепет», или «Шахрайеанпет»[70], а вслед за ним «Парсеанпет», или «Парсайенпет»[71]. По-видимому, это титулы, означающие в первом случае управление шахром (областью, страной), во втором — «Персией»[72]. К этому же ряду надо отнести и наименование «Шахраплакан», у Феофана — Σαραβλαγγας[73].

Обобщая приведенные здесь сведения, можно заключить, что в Армению прибывают лица, командующие армией (зôраварк) и управляющие страной (сахманахалк, марзпаны), их резиденцией является Двин — центр персидского владычества в Армении. Таким образом, утверждение Асолика о том, что после убийства Сурэна персов-марзпанов в Армению более не назначали, не соответствует действительности. Длинные перечни марзпанов, которые содержатся в сочинении Себэоса, автора VII в., опровергают суждение Асолика, высказанное в начале XI в. Однако, безусловно, марзпаны назначались из местных нахараров. Уже та деятельность, которую осуществлял пр отношению к своей родине Смбат Багратуни Шум, согласовывалась с местным самоуправлением, хотя Смбат, как мы постарались показать, не был марзпаном Армении. Сыну же его довелось быть носителем этого титула.

2.6. Варазтироц Багратуни, сын Смбата Багратуни, марзпана Вркана-Гиркании. Во времена громкой славы отца Варазтироц воспитывался при дворе Хосрова II на правах царевича, утверждает Себэос. Хосров назначил его своим кравчим. Впоследствии он был еще более возвышен и носил имя Джавитеан Хосров, которое Ст. Малхасянц толкует как «вечный победитель»[74]. При царе Каваде (627–628) Варазтироц был назначен марзпаном. Царь наделил его властью танутэра и направил в Армению, с тем чтобы он благоустроил страну. Армяне встретили его с ликованием. Обладатель старинного багратидского титула «аспет», Варазтироц преуспевал в своих начинаниях, но его оклеветал перед персами византийский военачальник Мжэж, также армянин. Варазтироц бежал к императору Ираклию, и на этом его служба в качестве персидского марзпана кончилась. Дальнейшая его деятельность протекала в Византии и Армении, но уже в качестве потенциального представителя имперской власти[75].

Варазтироц был марзпаном Армении всего несколько лет. В надписи 631 г. о построении Багаранской церкви он еще фигурирует как марзпан[76], а в 637 или 638 г. мы застаем его в Византии участником заговора против императора Ираклия.

В этом же пассаже из Асолика, где говорится о неназначении персов на должность марзпана, сказано, что по просьбе нахараров, повелением царя Ормизда, сына Хосрова, «князем Армении» избран Давит Сахаруни, который в течение 30 лет осуществлял хазарапетство. Правление Ормизда IV падает на 577–590 гг., между тем деятельность Давита Сахаруни приурочивается, по другим источникам, к 30-м годам VII в. Достоверно известно, что в 637 или 638 г. Давит был в Византии, вернулся в Армению с титулом куропалата и представлял верховную власть Византийской империи (см. 4.1). Тот же автор утверждает, что преемником Давита оказался спарапет, «ишхан (князь) Армении» Тэодорос Рштуни[77]. Таким образом, налицо временная контаминация. В 631 г. марзпаном Армении был Варазтироц Багратуни (2.6). Можно предположить, что Давит стал «князем Армении» после Варазтироца, допустив при этом, что Асолик неправильно определил царя Ормизда как сына Хосрова — в 631–632 гг. в Иране правил Ормизд V. Но тогда возникает еще одно противоречие: Тэодорос Рштуни сменил Давита (ок. 639 г.?) как первенствующий князь персидской ориентации. Давит же, безусловно, ориентировался на Византию.

В свете изложенного выше следовало бы, казалось, признать изложение Асолика в этой части не соответствующим действительности. И в самом деле, применительно к каждому факту в отдельности подобный подход был бы оправдан. Однако за частностями угадывается важная идея: институт первенствующего князя, о чем наш автор ниже говорит весьма подробно и обстоятельно, родился в условиях персидского владычества. В этом Асолик, безусловно, прав. Роль Смбата Багратуни Шума, его сына Варазтироца, деятельность спарапета Тэодороса Рштуни свидетельствуют о том, что самоуправление армян в условиях Сасанидского режима последовательно развивалось. В то же время нельзя не заметить, что деятельность марзпанов-персов (о чем мы можем судить благодаря хорошо осведомленному Себэосу) сводится к исключительно военным задачам. Армения для них — всего лишь плацдарм для военных действий против внешних врагов Ирана, и только. Это также косвенно подтверждает факт расширения армянской автономии, традиции которой в самом общем виде пустили корни и в византийской части Армении. Первым известным нам представителем армянского самоуправления был Давит Сахаруни. Пока же отметим, что под натиском арабов Сасанидское государство скоро рухнуло, и персидской власти над Арменией пришел конец. В сложившихся условиях первенствующий князь представлял обе части страны — персидскую и византийскую. В следующем разделе эти вопросы рассмотрены подробно.

2. Византийская Армения

Как известно, деление Армении на Малую и Великую появилось уже в древности. Малая Армения была расположена к западу от Евфрата. В конце II в. до н. э. Малая Армения была приобщена к владениям Митридата Евпатора (111–63 гг. до н. э.), в дальнейшем ею правил кто-либо из соседних царей — вассалов Рима. В 17 г. н. э. при императоре Тиберии Малая Армения получила провинциальное управление, упраздненное Калигулой в 37 г. н. э. В 72 г. н. э. при Веспасиане Малая Армения окончательно вошла в состав Римской империи. Поначалу она являлась частью Каппадокии, но с конца III в. была выделена в качестве самостоятельной провинции. При Феодосии I, между 378 и 386 гг., Малая Армения была разбита на две половины — Армению Первую (с центром в Севастии) и Армению Вторую (с центром в Мелитине). При этом делении общая площадь Малой Армении несколько возросла за счет Каппадокии. Административные границы малоармянских территорий сохранялись до Юстиниана I.

По своей административной принадлежности Армения Первая и Вторая входили в состав одиннадцати провинций Понтийского диоцеза, который, в свою очередь, являлся одним из пяти подразделений префектуры Восток (вся империя делилась на четыре префектуры). Во главе Армении Первой и Армении Второй стояли президы, подчиненные викарию — правителю Понтийского диоцеза. Известно, что в этом диоцезе имелся специальный dux Armeniae, власть которого распространялась помимо обеих этих Армений также и на провинцию Понт Полемонийский. Префекты претория, викарии, президы представляли гражданскую администрацию, тогда как магистры, дуки и комиты — военную. Вышестоящим над дуком Армении лицом был magister militum per Orientem. В Notitia dignitatum подробно перечислены воинские подразделения, которые подчинялись дуку Армении. Главные силы были сосредоточены в Сатале (Армения Первая) и в Мелитине (Армения Вторая). Как видно, ни административное устройство, ни военная организация Малой Армении какой-либо спецификой не обладали[78].

Раздел 387 г. не повлиял на правовой статус Малой Армении. Территориальные приобретения империи распространились на Армению Великую — владения Аршакидов, расположенные к востоку от Евфрата. Здесь выделяются два региона. На севере это одиннадцать гаваров, их общим политическим центром в известном смысле можно считать Карин-Феодосиополь (Эрзерум). За этой частью Армении сохранялось ее историческое наименование: Великая, Magna, Maior, Μεγάλη, хотя в официальных документах она называлась Внутренней — 'Ενδότατη, Interior. На юге же располагались «сатрапии», населенные «не ромеями», έθνη, gentes.

Совершенно очевидно, что и на этих, приобретенных после 387 г. территориях должна была сказаться нивелирующая тенденция Византийской империи, стремившейся к унификации административно-военной структуры в своих владениях, подчинения их единым нормам права. Действительно, самоуправление проявляется здесь в значительно меньшей степени, чем на востоке, в персидской части страны… Последовательно рассматривая развитие исторического процесса в принадлежащей Византии части Армении, мы замечаем, что признаки автономии постепенно исчезают, а при Юстиниане (527–565 гг.) предпринимается попытка полностью согласовать правовое положение армянских подданных с общеимперским правом. Таковы были главные результаты раздела 387 г. Однако второй раздел (591 г.) вызвал существенные перемены в положении армян. В результате второго раздела значительная часть Персармении оказалась под властью империи, и здесь самоуправление неожиданно резко возросло. Его формы были необычны в условиях имперского режима и новы для самих армян.

Административный статус приобретенных Византией земель не был единым. Сатрапии, расположенные на юге, сохраняли свое самоуправление по крайней мере до известных постановлений императора Юстиниана (?). Сатрапий было пять или шесть. Они в основном занимали ту территорию, которая отошла к империи по Нисибинскому договору 298 г. и не была передана персам в 363 г. Лишь Аштиана-Хаштеанк и Балабитена-Балаховит принадлежали в прошлом к аршакидским владениям. Прочие же задолго до договора отделились от них. Согласно Павстосу Бузанду, «сатрапы» (т. е. те же удельные князья, нахарары) по собственной воле откололись от Аршакидов и перешли на сторону императора[79]. Как отмечает Н. Г. Адонц, здесь присутствует элемент договорного акта, обеспечивающего сатрапам их свободу и права. Сатрапы, утверждает Прокопий Кесарийский, отправляли свои функции пожизненно, получали власть по наследству, но инсигнии принимали от императора[80].

Тот же автор отмечает, что ни при армянском царе, ни при сатрапах ромейских воинов здесь не было — местные владетели сами справлялись с военными делами.

В 475 г. против императора Зенона выступили заговорщики Илл и Леонтий. Согласно Прокопию, к заговору примкнули некоторые из сатрапов. Раскрыв заговор, Зенон не тронул лишь сатрапа Балабитены, остальных же лишил наследственного права владения. Зенон распорядился, чтобы их функции отправляли лица по выбору императора, «так же как и в случаях с другими ромейскими должностями». Власть сатрапов обозначалась αρχη. Применительно к той эпохе это положение и функции, определенные для государственного чиновника. Таким образом, судя по тексту Прокопия, при Зеноне сатрапы были приравнены к государственным чиновникам. Однако и после этой перемены, как отмечает автор, войска, находившиеся у них под началом, комплектовались по-прежнему из армян. Видимо, и сами сатрапы назначались из армян, представляли местную армянскую знать. Нужно, однако, отметить, что сведения Прокопия нельзя понимать в том смысле, что в сатрапиях вообще не было ромейских регулярных войск. Согласно Notitia dignitatqm, составленной в начале V в., в число десяти легионов, pseudocomitatenses, подчинявшихся наряду с другими magistri militum per Orientum, значились также: 1) Prima Armeniaca, 2) Secunda Armeniaca и 10) Transtigritani. Последние дислоцировались, по всей видимости, в сатрапиях. Прокопий же говорит, очевидно, о царских и сатрапских дружинах, состоявших всегда из воинов-армян.

Об административном статусе Внутренней Армении мы осведомлены значительно хуже. Известно, что имперскую власть в этой части представлял «комит Армении»[81]. В условиях Внутренней Армении комит был гражданским чиновником, он не располагал военными силами.

Сопоставляя данные армянских и византийских источников, Н. Г. Адонц приходит к выводу, что при разделе 387 г. имел место акт добровольной передачи западной части страны византийскому императору[82]. Действительно, Прокопий говорит, что Аршак III Аршакуни передал царство на известных началах — 'επί. ξυνθηκαι,ς τυσίν[83]. В «Персидской войне» тот же автор влагает в уста армянских нахараров речь, обращенную к Хосрову I. Нахарары утверждают, что армянский царь уступил свое царство Феодосию «добровольно», но с тем условием, чтобы поколения в будущем жили автономно (κατ'εξουσίαν) и не платили налогов. Это условие соблюдалось до заключения между персами и ромеями мира в 532 г.[84] Павстос Бузанд говорит, что перед смертью фактический регент страны Мануэл Мамиконеан написал письмо греческому императору и поручил ему Армению царя Аршака III[85].

Конечно, добровольность присоединения армянских земель к Византийской империи преувеличивать не приходится. Договорное начало само по себе не исключало насильственного элемента. Но прав Н. Г. Адонц, когда союз сатрапий и Внутренней Армении с империей трактует как неравноправный союз с федератами, foedus non aequum. Действительно, совокупность данных, которыми мы располагаем, убедительно показывает, что армяне в составе империи долгое время сохраняли собственный правовой статус и сопротивлялись нивелирующей тенденции со стороны Византийского государства.

Армянские князья, выступавшие перед персидским царем Хосровом I, утверждали, что свобода от налогового обложения соблюдалась до мира, заключенного между империей и Сасанидским государством в 532 г. В действительности свобода была неполной. Сатрапы высылали императорам золотые короны, и бывали случаи, когда эти короны (или необходимое для изготовления золото), aurum coronarium, взыскивались незаконно[86]. Из эдикта императора Анастасия от 496 г. явствует, что существовали специальные «армянские налоги»[87]. Когда в 502 г. персидский царь Кавад подошел к Мартирополю, жители вместе с сатрапом Софанены Феодором вышли навстречу, неся с собой налоги за два года[88]. При Юстиниане правитель Армении Акакий обложил население налогом в 4 кентинария, что стало причиной восстания[89].

В первые годы правления императора Юстиниана произошли большие изменения в положении армян. Задавшись целью восстановить былое могущество Римской империи, Юстиниан стремился ввести единый статус для всех своих подданных. Реформы в Армении были продиктованы и другими обстоятельствами — в частности, желанием укрепить восточные границы с Ираном. При Юстиниане должность комита Армении, не располагавшего военными силами, была упразднена. Во Внутренней Армении был назначен стратиг, командовавший соединениями, достаточными для отпора персам. На юге же власть сатрапов перестала быть автономной, туда было назначено два дука с достаточными войсками. Следует думать, что отныне армянские сатрапы с собственными контингентами подчинялись этим дукам. Верховное командование стал осуществлять magister militum per Armeniam, которому подчинялись Армения Первая и Армения Вторая, Внутренняя Армения, сатрапии и Полемонийский Понт. Военные преобразования сопровождались интенсивным строительством фортификационных сооружений.

При Юстиниане провинциальное управление стало распространяться не только на Малую Армению, но и на земли, отошедшие к империи по договору 387 г. Соответственно специальной XXXI новелле Юстиниана вся византийская Армения подразделялась на АрмениюI (состояла из Внутренней Армении и части бывшей Армении Первой) со столицей в Визане-Леонтополе, Армению II (остававшаяся часть бывшей Армении Первой и прилегающие понтийские области) со столицей в Севастии, Армению III (бывшая Армения Вторая) со столицей в Мелитине и Армению IV со столицей в Мартирополе. Тогда же были изданы новеллы, касающиеся реформ в правовой сфере[90].

Император заявлял: «Мы водворили ромейские учреждения, приучили армян пользоваться ромейскими порядками, установили, чтобы у армян не было других законов, кроме тех, которые почитаются у ромеев». В связи с этим было выдвинуто требование, чтобы при наследовании в условиях отсутствия завещания в нем участвовали не только мужчины, но и женщины. Это требование, по всей видимости, имело целью подорвать основы майоратного права и тем самым нанести удар по целостности нахарарского землевладения. Но преамбулу XXI новеллы, где высказывалось требование, чтобы у армян «не было других законов, кроме тех, которые почитаются у ромеев», следует, вероятно, толковать расширительно. Юстиниан стремился уподобить статус армян общеимперскому.

В этот период нам известны правители из армян, однако действия их говорят не столько об остаточной автономии, сколько о решительности византийской администрации эту автономию полностью упразднить.

3. 1. Симеон. По назначению Хосрова I управлял золотыми копями. Изменил персам, передал византийцам часть добытого золота, был назначен правителем Внутренней Армении. Убит местными нахарарами[91].

3. 2. Хамазасп (Мамиконеан?). Племянник Симеона по сестре. Стал правителем Внутренней Армении. Назначен, видимо, по окончании войны с персами в 532 г. По мнению Н. Г. Адонца, он — «первый правитель и носитель имперской власти во Внутренней Армении после отмены должности комита». В действительности Хамазасп имел предшественника в лице своего дяди (3.1). С ведома Юстиниана Хамазасп был убит Акакием, ставшим его преемником[92].

3. 3. Акакий. Был первым правителем всей византийской Армении после административной реформы Юстиниана, в ранге spectabilis был проконсулом. Ему адресована XXI новелла Юстиниана, он упомянут в XXXI новелле. Производил незаконные поборы, обложил страну небывалым налогом до 4 кентинариев. От его руки пал Хамазасп (3.2). Был убит армянами, которые до этого жаловались на него Юстиниану[93].

3. 4. Фома. Занимал в Армении разные должности, служил в Лазике. Юстиниан сделал его правителем Армении III, причем он ведал и гражданской администрацией, и военными делами, имея должность комита[94].

Деятельность названных в списке лиц падает на 30-е годы VI в., когда и были проведены административные реформы Юстиниана. Следует отметить, что должности, которые они занимали, и присвоенные им титулы какой бы то ни было спецификой не отмечены, все они принадлежат общей «табели о рангах» Юстиниановых времен. Говоря об уровне автономии армян, нужно обратить внимание и на то, что имя Акакий в армянской ономастике практически не встречается, а Фома — характерное имя для духовного, но не светского лица. Притом что и Акакий и Фома — армяне (об этом в источниках говорится определенно), оба они не местного происхождения, во всяком случае, происходят из семей, порвавших с нахарарскими традициями нарекания детей. Это обстоятельство само по себе указывает на то, что автономия при Юстиниане явно затухает.

Казалось, что и на армянской территории империя добилась полной нивелировки общественных отношений. К концу VI столетия, однако, обстановка коренным образом изменилась. Перемены связаны с событиями в Иране.

Известно, что в последний год правления Ормизда против него поднял восстание полководец Бахрам Чобин, незадолго до этого одержавший громкую победу над тюркским каганом. Тогда же против Ормизда выступили братья Биндой и Бистам, 6 февраля 590 г. Ормизд был лишен власти, а 15 февраля того же года престол занял его сын — Хосров II. Однако обстановка в стране становилась для нового царя все более и более опасной, и он обратился за помощью к императору Маврикию. С помощью византийских войск Хосров II утвердился на троне[95]. В благодарность за поддержку, оказанную Византией, Хосров II в числе других уступок обязался передать империи значительную часть Персармении.

Территориальные уступки Ирана в пользу Византии были весьма значительны. Себэос приводит грамоту, которую Хосров II направил Маврикию. Хосров просит о помощи, чтобы завладеть престолом, а взамен обещает передать империи: из Сирии — весь Аруастан до Нисибина[96], из Армении — страну «Танутеракан» до Айрарата и Двина, оз. Ван и Ареставана, из Грузии — территорию Тплиса (Тбилиси)[97]. Ниже автор говорит о том, как, утвердившись на троне, персидский царь выполнил свое обещание. Ромеи получили Аруастан до Нисибина, Армению, которая ранее была под сасанидским владычеством: область «Танутеракан» — до р. Хураздан (Раздан), область Котайк — до авана Гарни, территорию от берега оз. Ван — до Ареставана, область Готовит — до Хацива и Маку. Васпуракан остался под персидским владычеством[98]. Эти сведения содержатся и у поздних авторов. Товма Арцруни повторяет Себэоса дословно[99]. Йовханнэс Драсханакертци добавляет подробности: Маврикий потребовал себе ту часть Армении, где находится область Танутиракан Гунд кроме Остана, Двина и двух гаваров: Масеац-Отна и Арагаца. Граница проходила от Ынцакисара до Ареста и Хацива[100]. В Narratio de rebus Armeniae говорится, что Хосров передал Маврикию всю Армению до Двина, граница проходила по р. Азат, а Васпуракан остался в персидской части[101].

Река Азат протекает мимо поселения Гарни и впадает в р. Араке. К востоку от нее находится Двин. Сопоставляя эти данные, можно более или менее четко представить себе восточную границу раздела. Демаркационная линия проходила по Раздану, затем, по-видимому, смещалась на восток и проходила по р. Азат до р. Араке. Отсюда линия раздела тянулась до Хацива и Маку (возможно, на некотором протяжении проходила по Араксу), а затем смещалась на юго-запад и доходила до Ареставана (северо-восточная оконечность оз. Ван). Ынцакисар располагался к югу от западной оконечности оз. Ван. Этот пункт дает возможность проследить на некотором расстоянии направление южной границы[102].

На юго-западе граница существенным образом не меняла своего направления, установленного еще в 363 г.[103]. Косвенным подтверждением того служит также молчание армянских авторов, внимание которых сосредоточено на восточной границе.

Одновременно с приобретением новых территорий произошли некоторые изменения в административном статусе и других армянских земель. Принципиальной ломки, однако, не произошло. Йовханнэс Драсханакертци, наш главный источник в этом, указывает, что изменились названия территориальных единиц. В его сведениях не все точно, в некоторых случаях налицо временная контаминация, тем не менее на основании этих сведений можно прийти к выводу, что Армения III (с центром в Мелитине) стала называться Арменией I. Прежняя Армения Первая, или Внутренняя, стала обозначаться как Великая. Область Карин (центром которой был одноименный город) стали считать «большой частью Великой Армении». Ту часть Великой Армении, которая осталась у ромеев, от Басеана до границ Асорестана (Ассирии), Маврикий назвал «Великой Арменией», заключает Йовханнэс Драсханакертци. Тайк в пределах его существовавших границ стал обозначаться «Глубинной Арменией», а Двин с округой (в тех пределах, которые отошли к Ирану) — «Внутренней Арменией»[104].

Георгий Кипрский, который сочинил свой трактат в начале VII в., говорит только об Армении IV. Его сведения толкуются по-разному. Ряд ученых полагают, что во времена Маврикия было две «Четвертых» Армении. Последний издатель трактата Георгия Кипрского, Эрнест Хонигман, такое раздвоение отрицает[105].

Административное деление, существовавшее при Маврикии и в последующие времена (пока арабское завоевание не обратило это деление в фикцию), показывает, что территории с провинциальным режимом, т. е. следующие общеимперским правовым нормам, не были объединены с теми землями, которые вошли в состав империи в результате раздела 591 г. Таким образом, империя исходила из того, что новоприобретенные территории не будут подчинены общеимперскому статусу. Это было признанием местных норм социального устройства, т. е. признанием их автономии. На какие сроки планировалась эта автономия, сказать невозможно. Но можно смело утверждать, что до конца VII в., т. е. до того периода, пока византийцы — пусть от случая к случаю — обладали верховной властью над присоединенной в 591 г. Арменией, эта часть оставалась на особом положении. Новые подданные Византии внесли существенный корректив в общеимперские нормы государственного права. Речь идет о появлении института первенствующего князя, действие которого распространилось и на византийскую, и на бывшую персидскую часть Армении.

Институт, как таковой, юридически не был, по-видимому, оформлен, так что его следует рассматривать в нормах обычного права, но этот институт был признан государством, и соответствующая терминология: ишхан Xайоц (князь Армении), а в IX в. ишхан ишханац Xайоц (князь князей Армении) — приобретает официальный характер. Для обозначения функций первенствующего князя могли пользоваться и другими титулами, употребляя их метафорически. Естественно, что, определяя того или иного князя как первенствующего, мы отталкиваемся от всей совокупности данных, характеризующих эту личность, т. е., как и во всех предыдущих случаях, опираемся на просопографию.

Есть все основания полагать, что автономия в условиях византийского владычества формировалась по образцу персидской части Армении. Выше было показано, как марзпаны, назначаемые из местных князей, возглавляли и местное самоуправление. Но одно обстоятельство существенным образом отличает институт первенствующего князя от характера функций марзпанов-армян. Последние были представителями иранской администрации, и лишь в местных условиях их действия приобретали специфическую окраску. Деятельность же первенствующего князя выпадала из обычной общегосударственной административной структуры — это была должность, связанная преимущественно с самоуправлением. Правда, первенствующий князь мог быть и командующим местными силами и тем самым подчиняться субординации, которая действовала в византийских вооруженных силах. Но в своей гражданской ипостаси он являл нечто принципиально новое.

Ниже приводится список первенствующих князей Армении до начала VIII в., при этом акцентируются те данные, которые позволяют определить их принадлежность институту первенствующего князя. Такие попытки предпринимались и ранее[106].

4.1. Давит Сахаруни. Участвовал в заговоре Аталариха против императора Ираклия (637 или 638 г.). Мжэж Гнуни взял его под стражу, но Давит вернул себе свободу, встал во главе армянского войска, убив Мжэжа и Вараз-Гнела Гнуни. По просьбе армянских ишханов император сделал его правителем «всех стран» с титулом куропалата. Был изгнан или убит мятежными армянскими войсками. Правил три года[107].

В надписи 639–640 гг. о построении храма в Мрене он назван «всехвальным патрикием, куропалатом и спарапетом Армении и Сирии» [108]().

Согласно Асолику и Киракосу Гандзакеци, после убийства персидского марзпана Сурэна (571 г.) в течение 30 лет был «ишханом Армении»[109]. Йовханнэс Драсханакертци кратко сообщает (следуя, по-видимому, Себэосу), что Ираклий сделал Давита куропалатом и назначил «ишханом Армении». Давит правил четыре года (вероятно, описка переписчика или опечатка, у Себэоса — три года; смешение же армянских букв գ и Դ, которыми обозначались цифры, вполне вероятно)[110].

Будучи, бесспорно, командующим местными силами (по мнению И. А. Орбели, спарапет равнозначен стратилату), Давит Сахаруни выполнял и гражданские функции. О последних можно судить не только по однозначным указаниям Йовханнэса Драсханакертци и Асолика, но и по контексту Себэоса (власть над «всеми странами»). Хронология Асолика не подтверждается, время правления Давита Сахаруни определяется по году прихода к власти его преемника Тэодороса Рштуни (639 г.?)[111].

4.2. Тэодорос Рштуни. Влиятельный князь, был первенствующим князем персидской Армении и одновременно военачальником. Католикос Нерсэс III (641–661) способствовал тому, чтобы император Констант II (641–668) объявил Тэодороса зораваром и наградил титулом патрикия. Около 646 г. последний был взят под стражу посланцем императора, доставлен в Константинополь, но затем освобожден и принят с почестями. В качестве зоравара отправлен в Армению. В 652 г. подписал выгодный для Армении договор с арабами, вследствие чего император отрешил его от власти. Тогда Тэодорос отправился в Дамаск, где его утвердили правителем Армении, Иберии, Албании и Сюника с вручением соответствующих инсигний. Умер в «Ассирии», похоронен в Армении[112].

Тэодорос Рштуни был доставлен в Константинополь на пятом году правления Константа II, т. е. около 646 г. Он был взят под стражу с согласия наместника «Мидии», т. е. оставался персидским военачальником. В Константинополе ему пожаловали «ту же» должность военачальника, но предполагалось, по-видимому, что под его началом окажутся войска и византийской Армении. Иначе нельзя объяснить появление у него титулов патрикия и апоипата. В смутное время политическое влияние Византии начало распространяться и на персидскую часть Армении. Впоследствии Тэодорос Рштуни, признав верховную власть халифата, перестал подчиняться Византии, а власть Сасанидов вообще была уничтожена арабским завоеванием.

Асолик отмечает, что Тэодорос Рштуни стал «ишханом Армении» после Давита Сахаруни[113]. Давит был первенствующим князем в византийской Армении — можно ли усмотреть во фразе Асолика намек на то, что власть Тэодороса также распространялась и на эту часть страны? Общий же характер его правления сомнений не вызывает.

4.3. Варазтироц Багратуни. (О нем см.: список марзпанов № 2.6). Опасаясь преследований, бежал из Константинополя, обосновался в Тайке. После переговоров и высказанной готовности принести клятву верности император пожаловал ему титул куропалата и власть ишхана страны (зишханутюн ашхархин). Императорская грамота не застала Варазтироца в живых[114].

По-видимому, Варазтироц должен был стать «ишханом Армении»[115]. Не исключено, однако, что речь идет об утверждении прав Варазтироца над Тайком.

4.4. Хамазасп Мамиконеан. Зять Тэодороса Рштуни, сын Давита (?). Его биография не так легко восстанавливается как это можно заключить по литературе. У Себэоса говорится следующее:

1) князья Вахевуни восстали в византийской Армении и решили убить куратора в Карине. Против них выступило греческое войско, военачальник Ираклий и Хамазасп Мамиконеан[116];

2) когда Тэодорос Рштуни отсиживался на о-ве Ахтамар, с ним вместе находился Хамазасп Мамиконеан, его зять[117];

3) когда князья обеих частей Армении решили объединиться, их главарями были Хамазасп Мамиконеан и Мушел Мамиконеан (?)[118];

4) когда Тэодороса Рштуни сослали, княжил в Армении (унэр зишханутюн Xайоц ашхархис) Хамазасп Мамиконеан, сын Давита. Был он человек книжный и в военном отношении не подготовленный, ни разу не участвовал в бою и не видел лица врага[119];

5) после смерти Тэодороса Рштуни католикос Нерсэс смог вернуться из Тайка в Двин. В том же году армяне перестали признавать арабское владычество и перешли на сторону императора. Император Констант II сделал Хамазаспа Мамиконеана куропалатом, пожаловал ему серебряные престолы и княжескую власть над Арменией (зишханутюн ашхархис Xайоц), достоинства (? — пативс), предусмотренные для прочих ишханов, и войсковую казну[120].

В издании Ст. Малхасянца[121] «Хамазасп» пер вый из отмеченных нами пунктов отличен от остальных. Су дя по указателю последнего издания Себэоса (на которое мы и ссылаемся повсеместно), первые три пункта относятся к Хамазаспу Мамиконеану, а следующие — к Хамазаспу Мамиконеану, сыну Давита. Между тем действия, изложенные в первом пункте, происходят при Маврикии (убит в 602 г.), а во втором — в 50-е годы VII в., так что отождествление этих двух Хамазаспов вряд ли возможно. По-видимому, Хамазасп, сын Давита, и Хамазасп, зять Тэодороса Рштуни, — одно и то же лицо. Труднее примирить характеристику, данную Хамазаспу-книжнику, с ролью ишхана Армении и с достоинством куропалата. Нет ли здесь скрытого сарказма пробагратидски настроенного Себэоса по отношению к извечным соперникам рода Багратуни — Мамиконеанам?

Прочие авторы ничего к этим сведениям не прибавляют, за исключением Асолика, который датирует приход Хамазаспа к власти в качестве первенствующего князя византийской ориентации 655 г.

Совершенно очевидно, что Хамазасп был первенствующим князем в условиях арабского владычества (преемником Тэодороса Рштуни), а затем перешел на сторону Византии и в том же статусе служил империи[122].

4.5. Григор Мамиконеан, брат Хамазаспа. Был заложником у халифа Муавии (661–680). Во второй год своего правления Муавия, пойдя навстречу просьбе католикоса Нерсэса III и нахараров, назначил его первенствующим князем. Григор Мамиконеан погиб в битве с хазарами в 685 г.

Выстроил храм в Аруче, в надписи окончание строительства обозначено 29-м годом Константа II (Констант правил всего 27 лет, И. А. Орбели считал надпись копией XI в.). Перенес из Константинополя в Армению мощи Григория Просветителя. Содержание надписи, факт переноса мощей заставляют думать, что Григор Мамиконеан в какой-то период был лоялен по отношению к императору, есть основания рассматривать его как одного из первенствующих князей византийской ориентации. В надписи назван «князем Армении», та же формулировка встречается у Левонда и более поздних авторов. Киракос Гандзакеци считает его патрикием, но ранними источниками это не подтверждаетс[123].

4.6. Ашот Багратуни. Непосредственный преемник Григора Мамиконеана. Правил в 685–689 гг. По поводу его происхождения высказывались различные суждения. Р. Ачарян считает его сыном Варазтироца Багратуни. В таком случае в 646 г. вместе с отцом он должен был перебраться в Армению. При нем в 686–687 и 689 гг. Юстиниан II (685–695 гг., 705–711 гг.) совершил свои походы в Армению. Ашот имел титул патрикия. Погиб в сражении с арабами[124].

4.7. Нерсех Камсаракан. В 689 г. византийские войска под командованием самого Юстиниана II вторглись в Армению, Грузию, Албанию. Император призвал к себе местных ишханов, одних он увел с собой, у других потребовал сыновей в заложники, а некоторых одарил и назначил правителями в своих же странах. Нерсех Камсаракан, комит Капойтурка (?), был назначен ишханом Армении, а Вараздат, патрик, экзарх, «второй после царя», — ишханом Албании. Император оставил 30 тыс, вспомогательного войска и удалился в Константинополь. Нерсех Камсаракан оставался у власти четыре года[125].

Сохранилось несколько надписей с упоминанием Нерсеха Камсаракана. Ко времени его пребывания на посту первенствующего князя, бесспорно, относится надпись о построении церкви в Талине. Здесь Нерсех назван патрикием, апоипатом, тэром Ширака и Аршаруника[126].

4.8. Смбат Багратуни Бюратеан. Согласно Асолику, в 691 г. сменил Нерсеха Камсаракана, правил 20 лет, Когда в 692 г. византийцы потерпели поражение от арабов под Севастополем (Киликия), «патрикий Армении» Симватий, сообщает Феофан, передал страну арабам[127]. Называя Смбата «патрикием Армении», Феофан имел в виду не только его положение первенствующего князя, но и титул в обычном для византийца значении.

В дальнейшем Смбат оказался в плену в Дамаске, после освобождения вместе с другими нахарарами задумал бежать к ромеям (703 г.). При селении Варданакерт произошло сражение, армяне победили арабов, трофеи направили императору. Император, очевидно Тиверий II (698–705 гг.), наградил Смбата титулом куропалата. Смбат обосновался в Тайке, затем в Пойте (совр. Поти). Покинув Пойт, вернулся в Армению, где, по-видимому, был признан первенствующим князем. Присутствовал на церковном соборе в Маназкерте в 726 г.[128]

Смбат Багратуни был последним первенствующим князем византийской ориентации. Сам институт не был упразднен, но, начиная с того же Смбата, «ишханы Армении» назначались или признавались халифатом, становясь при этом посредниками между арабской администрацией и армянами.

А. Н. Тер-Гевондяну принадлежит мысль о том, что институт первенствующего князя, ишхана Армении, возник в византийской части Армении непосредственно после раздела 387 г. Со смертью Аршака III (390 г.) царская власть была упразднена, вместо царя император по собственному усмотрению назначал архонта. Во Внутренней Армении правил комит, он же «архонт Армении». Согласно Мовсэсу Хоренаци, вместо царей назначались комиты, ишханы. Армяне, полагает исследователь, употребляли ишхан при переводе слова «архонт». В ряду таких «архонтов Армении» находился и Хамазасп Мамиконеан[129].

С этим трудно согласиться. Притом что слово архонт имеет множество значений, а на армянский действительно переводилось словом «ишхан», в изложении Прокопия Кесарийского и в новеллах VI в., относящихся к армянам, оно означает византийского правителя вообще. Это явствует и из тех выдержек, которые приводит сам исследователь.

Так, после раздела Армении, говорит Прокопий, «ромейский император назначал всегда армянам архонта, какого пожелает и когда пожелает — по собственному усмотрению. Этого архонта (еще) в мое время называли комитом»[130]. Совершенно очевидно, что речь идет о назначении в Армению комитов — гражданских чиновников, обычных в византийской административной структуре. Ту же мысль содержит и известная фраза Мовсэса Хоренаци: «…в своей части греки комитов назначали шиханами». Таким архонтом был и Хамазасп Мамиконеан[131]. То, что архонт Армении должен рассматриваться в общем ряду византийских архонтов, правителей отдельных провинций империи, явствует из VIII новеллы Юстиниана, изданной 15 апреля 535 г.[132]. Совершенно очевидно, что формула «архонт Армении» указывала на обычного византийского правителя, представителя византийской администрации, и как таковая к самоуправлению не имела никакого отношения. Автономия армян, оказавшихся после раздела 387 г. в границах империи, приняла иные формы, о чем говорилось выше.

Что касается института первенствующего князя в условиях византийского владычества в VII в., то утверждение его следует связать с практикой самоуправления при марзпанах. Показательно, что действие института распространилось на области, присоединенные после 591 г. На территории, включенные в состав империи после раздела 387 г., не говоря уж о Малой Армении, власть первенствующего князя, по-видимому, не распространялась.

Первенствующие князья выражают прежде всего местные интересы, их лояльность по отношению к империи (как и к халифату) весьма относительна. Тэодорос Рштуни начал свою деятельность как представитель персидской администрации в Армении, затем перешел на сторону Византии, а когда обстановка изменилась, связал свою политическую судьбу с халифатом. Хамазасп Мамиконеан же отложился от арабов и перешел на сторону императора. Григор Мамиконеан был первенствующим князем и арабской и византийской ориентации. Смбат Багратуни Бюратеан сначала служил империи, затем перешел на сторону арабов, но, оказавшись в плену в Дамаске, решил вновь вернуться к ромеям. Должность первенствующего князя плохо вписывалась в византийскую административную систему.

Тем не менее институт первенствующего князя трактовался в Византии как особая структура в этой системе. Это нашло выражение в широкой раздаче титулов — первенствующие князья становились патрикиями, апоипатами, куропалатами. Известно, что роль титулов была неоднозначна. Титулами награждались и «подлинные» византийцы, и лица, зависимость которых от империи лишь односторонне декларировалась самими византийцами (такой характер носила, по-видимому, раздача титулов в Грузии). Армянские первенствующие князья занимали промежуточное положение. Они трактовались как администраторы на византийской службе, но их подчиненность империи фактически была весьма неустойчивой.

В VIII в. институт армянского самоуправления византийской ориентации прекратил свое существование. Эта традиция была прервана навсегда. Сложные отношения с империей, возобновившиеся в IX в., складывались на иной административно-правовой основе.

3. Армения в условиях арабского владычества

Армянские государственные образования эпохи Багратидов возникли в политических границах арабской провинции «Арминии». В известном смысле они порождены сложившейся здесь административной структурой, их генезис может быть понят лишь с учетом тех условий, которые появились в Армении, включенной в состав халифата. В то же самое время эти государства являлись антитезой режиму, навязывавшемуся завоевателями.

История Армении в составе халифата непосредственно предшествует эпохе Багратидов. Поэтому мы сочли целесообразным включить в эту часть книги раздел, в котором обрисованы условия, сложившиеся в Армении в период владычества арабов, и суммировать основные последствия этого владычества для армян.

На протяжении многих столетий судьбы армян в значительной мере определялись отношениями с двумя мирами — иранским и греко-римским, впоследствии — византийским. Эти отношения развивались на многих уровнях и отличались исключительной сложностью. Во всех случаях, однако, Армения вступала во взаимодействие с мирами, хорошо ей известными. С арабами все обстояло иначе. Разумеется, и до арабского нашествия армяне должны были иметь контакты если не с кочевниками Аравийского полуострова, то с оседлым населением, обосновавшимся в областях «серпа плодородия», на Евфрате. Но арабские воины, объявившие всему миру «войну за веру», отличались и от оседлых арабов, и от своих, оставшихся в Аравии отцов и дедов. Они предстали перед завоеванными народами в совершенно новом качестве. Для армян, как и для многих других народов, подпавших под власть халифата, арабские завоеватели явились совершенно неведомой силой.

Как известно, 30–40-е годы VII в. отмечены громкими победами арабов над Сасанидской державой и Византийской империей. Арабы овладели Месопотамией, они господствовали в Западном и Центральном Иране, заняли Палестину, Сирию, Египет[133].

В Армению арабы впервые вторглись в 640 г.[134] Они дошли до Двина и овладели городом, перебив 12 тыс. жителей. Притом что страна считалась разделенной между Византией и Ираном, на востоке ее, в персидской части, армяне, по существу, не зависели от власти шаханшаха и его администрации. В 651 г. со смертью Ездегерда III династия Сасанидов вообще прекратила свое существование[135]. В персидской части Армении население вступает в отношения с арабами как самостоятельная сила. Но на западе страны власть империи была еще достаточно эффективна, временами она простиралась на всю страну. С этой точки зрения картина взаимоотношений армян и арабов оказывается весьма усложненной.

На протяжении всей второй половины VII в. арабы предпринимают походы в Армению, но в этот период стабильной арабской администрации не существовало. По мнению А. Н. Тер-Гевондяна, о полном подчинении страны можно говорить лишь со времени большого похода Мухаммада ибн Марвана в 701 г. Вновь был занят Двин, в город введен гарнизон в 62 тыс. воинов. Была окончательно сформирована провинция «Арминия» (в нее вошли Армения, части Грузии и Кавказской Албании), составившая часть Северного наместничества[136]. Но, по арабским представлениям, вся Армения была завоевана уже после большого похода Хабиба ибн Масламы[137], который датируют 654–655 гг.[138]

До 80-х годов IX в. характер верховной власти в Армении оставался неизменным. Составляя часть провинции «Арминии», Армения управлялась чиновниками халифата, с которыми сотрудничали представители местной знати. Как при Омейядах, так и при Аббасидах провинция могла иметь собственного вали, но могла иметь и общего с Месопотамией, или с Адарбайджаном, или же с обоими вместе. Около 886 г. Ашот Багратуни был помазан на царство, Армения приобрела важнейшие признаки суверенного государства, однако инсигнии власти Ашот получил от халифа. В таком же положении пребывали и его преемники, равно как и царь Васпуракана. Первым армянским царем, который не нуждался в арабской инвеституре, был Абас I Багратуни (929–951). Только при нем армянские царства в правовом отношении оказались совершенно независимы от арабов.

Арабское нашествие сопровождалось массовым уничтожением населения, уводом в плен, грабежами. При первой осаде Двина в 640 г. было перебито 1 200 человек, утверждает Дионисий Телльшахрский. Арабы покинули город, уведя с собой 35 тыс. пленных[139]. Преследуя Мавриана, стратига Феодосиополя-Карина, Хабиб ибн Маслама, сообщает Феофан, разграбил страну[140]. В 705 г. группа армянских нахараров была сожжена в церкви в Нахчаване. Репрессии, последовавшие за попытками восстаний, отличались жестокостью. Когда при куропалате Хамазаспе Мамиконеане армяне отложились от арабов и перешли на сторону императора Константа II, арабы перебили 1775 заложников[141]. Карательная экспедиция Буги в 852–855 гг. сопровождалась массовым пленением и продажей в рабство. В Хойте Буга, согласно Табари, перебил 30 тыс. человек[142]. Халиф ал-Мутасим (833–842) во время кровавого штурма одной из армянских крепостей позаботился о том, чтобы семьи, уводимые в рабстве, не разлучали[143]. Нетрудно догадаться, что подобная оговорка отражает исключительность распоряжения халифа.

До X в. Армения наряду с Византией считалась в халифате одним из главных источников поступления рабов, при этом армяне-рабы считались худшими из белых[144]. Армянские авторы повествуют преимущественно о тех акциях, жертвами которых была армянская знать. Но вот Левонд специально отмечает, что насилию подвергаются простолюдины (зрамик базмутюн мардкан). Чтобы заставить их платить налоги, их наказывают бичом, подвергают пыткам, подвешивают, выдерживают зимой в замерзшем озере и назначают стражей, чтобы их мучили[145]. Женщины становятся жертвами надругательств[146]. Примеры подобного рода многочисленны, в целом они дают, по-видимому, адекватную картину арабского нашествия.

Источники, которыми мы располагаем, носят односторонний характер и, как мы уже указали, сообщают преимущественно о тех бедствиях, которые обрушились на знать. Разумеется, жертвами репрессий становились не одни нахарары, не из их среды происходили массы угоняемых в рабство, но качественные изменения в демографической структуре связаны именно со знатью. Состав нахарарских фамилий резко сократился, и это прямо или опосредованно связано с арабским нашествием. Арабское присутствие накладывало свой отпечаток на неизбежные междоусобные войны, и выживали, как правило, те фамилии, которые приспосабливались к новому режиму. Отток на запад, в Византию, был постоянным (хотя халифат и пытался всячески пресечь это явление).

Однако все это само по себе не отражает особенности арабского владычества в Армении. Они выявляются в тех мерах, которые носят более или менее институционный характер. Завоевывая одну страну за другой, арабы стремились с самого начала определить режим, которому предстояло подчиняться новым подданным халифата. Покоренному населению гарантировалась неприкосновенность личности и имущества, свобода отправления культа. В казну халифата выплачивались налоги, поземельный и подушный (харадж и джизья, последний уплачивали немусульмане). Отношения с населением регулировались договорами, заключавшимися по завоевании страны или города. Противопоставлялись два пути: заключение мирного договора, когда население изъявляло свою покорность, или покорение силой меча. В первом случае, жалуя населению некоторые свободы, халифат гарантировал их соблюдение в будущем. Эта практика нашла широкое применение как в Армении, так и в Грузии, Албании, Адарбайджане. Известны договоры с Адарбайджаном[147], Муганом[148], Тифлисом[149]. Арабские авторы сохранили текст договора, заключенного Хабибом ибн Масламой с Двином: «Во имя Аллаха милостивого и милосердного! Дана сия грамота Хабибом ибн Масламой христианам города Дабила, его магам и иудеям, как присутствующим, так и отсутствующим, в том, что я гарантирую вам (неприкосновенность) ваших личностей и имущества, ваших церквей и храмов и стен вашего города. Вы находитесь в безопасности, и мы обязуемся следовать договору с вами до тех пор, пока и вы сами ему следуете и вносите харадж и джизью, в чем порукой Аллах, наинадежнейший поручитель!»[150].

Не воспроизводя их текстуально, Балазури упоминает и о других договорах с армянами. Батрик Хлата представил Хабибу ибн Масламе договор, заключенный с Йиадом ибн Ганмом. Здесь предусматривались гарантии личности, имущества, территории с условием выплаты дани. Хабиб подтвердил договор, хотя вслед за этим взял батрика под стражу. Договоры были заключены с правителями Мокса, Арчеша, Баджунайса (Апахуник), Арташата, с правителем Сирадж-Тайра (?) и Багреванда. Договор с батриком Васпуракана распространялся на всю подчиненную ему страну[151]. Упомянуты многочисленные договоры, заключенные в соседних Грузии и Арране (Албании)[152].

Табари рассказывает о завоевании Дербенда, о переговорах с персидским правителем города Шахрбаразом и о достигнутом соглашении. Далее приводится краткая характеристика армян и воспроизводится аман, пожалованный Шахрбаразу, насельникам Армении и армянам. Сурака ибн Амр подтверждает, что участникам договора гарантируется неприкосновенность личности, имущества, обеспечивается право на отправление религиозных культов, им не будет нанесен ущерб, договор не будет нарушен. Жители Армении и Дербенда подлежат призыву и принимают участие в военных действиях на стороне арабов. Военная служба избавляет их от уплаты джизьи. Уклоняющиеся выполняют те же обязательства, что и жители Адарбайджана: уплачивают джизью, обеспечивают арабов проводниками и берут на суточный постой мусульман[153].

А. Н. Тер-Гевондян относит переговоры с Шахрбаразом и вручение охранной грамоты ко времени похода Хабиба ибн Масламы (654–655). По его мнению, события составляют общую цепь с действиями арабского полководца[154]. З. М. Буниятов считает, что арабы достигли Дербенда в 642/643 г. Действительно, Табари повествует о договоре под 22 г. х. (30 ноября 642 — 18 ноября 643 г.)[155]. В настоящей книге принята первая датировка. Трудности, однако, связаны не столько с датировкой, сколько с композицией грамоты. Каким образом в одном договоре оказались объединены Дербенд (ал-Абваб) и жители достаточно далеко расположенной Армении? А. Н. Тер-Гевондян считает, что грамота дана провинции «Арминии», часть которой составлял Дербенд[156]. Но ко времени дербендских событий провинция еще не была сформирована, да и трудно представить, чтобы составитель грамоты объединил условия для провинции в целом и для одного из входящих в ее состав города-крепости Дербенда. Не слились ли здесь два договора, один из которых имел в виду Дербенд, а другой — Армению как таковую?

Двинский договор составлен в полном соответствии с арабской дипломатической традицией. По-видимому, Балазури приводит его в подлиннике. Договор носит типовой характер. Здесь перечислены основные гарантии, распространяющиеся на личность, имущество, отправление культа, и указаны условия, на которых эти гарантии жалуются: выполнение договора как такового, уплата хараджа иджизьи. Притом что Двин был столицей[157], в договоре подразумевались лишь город и его округа, а не вся страна.

Двинский договор, воспроизведенный Балазури, был заключен во время похода Хайиба ибн Масламы, который датируют 654–655 гг.[158] — в период, когда в Армении действовал другой договор, заключенный между правителем страны Тэодоросом Рштуни и наместником Сирии Муавией. В 6143 г. (651–652 г.), в десятый год правления Константин (указаны и другие синхронизмы) отложился от императора Пасагнат, патрикий армян, отмечает Феофан. Он заключил с Муавией договор и выдал ему заложником собственного сына. Император направился к Кесарии Каппадокийской, но, потеряв надежду на успех, повернул обратно[159].

Условия договора приводит Себэос, вкладывая их в уста арабского правителя: «Таков будет мирный договор между мною и вами на сколько лет вам будет угодно. И не возьму с вас дани три года, а после этого срока платите сколько пожелаете. И содержите в стране 15 тыс. конницы, и снабжайте ее хлебом, а я зачту это в счет дани. Конницу вашу я не вызову в Сирию. Но в прочие места, куда бы я ни потребовал, она должна быть готова к выступлению.

Я не направлю в ваши крепости эмиров, ни арабского войска, ни даже единого всадника. Никакой враг не вступит в Армению. И если ромеи нападут на вас, я вышлю вам войско в подмогу, сколько вы пожелаете. И клянусь великим богом, что не обманываю вас»[160]. Себэос датирует заключение договора двенадцатым годом правления Константа II; согласно же Феофану, договор появился на десятом году правления того же императора. Ныне признается, что договор был подписан летом 652 или в 653 г.[161]

Таким образом, если отвлечься от дербендской грамоты, мы располагаем текстами двух договоров, заключенных в Армении. Договор между Тэодоросом Рштуни и арабами сохранился лишь в армянской редакции, в вольной передаче Себэоса. Текст же в сочинении Балазури дошел до нас в подлиннике или в редакции, близкой к подлиннику. В этом договоре имелся в виду лишь Двин с округой, но его типовой характер позволяет думать, что подобные условия были продиктованы и другим городам, покорившимся Хабибу ибн Масламе. Оба договора появились на свет в экстремальных условиях завоевательных походов, но они в известной мере отражают долговременную программу арабского владычества. Об этой программе в некоторой мере можно судить и по другим, названным в источниках, но текстуально не сохранившимся грамотам, носящим более локальный характер Отметим при этом, что практика заключения договоров продолжалась и впоследствии, вплоть до IX в.[162]

В охранных грамотах, выданных в Армении, Грузии, Албании, гарантируются, как правило, имущественные права и имелась, в частности, в виду неприкосновенность земельных владений знати и ее право на наследственное пользование. Таким образом, арабы-завоеватели не посягали на издавна сложившиеся формы нахарарского землевладения, это, в свою очередь, гарантировало армянской знати ее права по отношению к зависимому населению удельных княжеств, право на прибавочный продукт. Договоры, однако, сохраняли, свою силу лишь при выполнении содержащихся в них условий. — уплаты налогов и несении военной службы. Эти договоры, разумеется, полностью теряли свою силу при восстаниях против халифата. Армянские нахарары, считает А. Н. Тер-Гевондян, сохранили наследственные землевладельческие права и право на внутреннюю автономию, что создало предпосылки для возникновения самостоятельного царства Багратидов во второй половине IХ в. Действительно, сам принцип нахарарского землевладения оказался нетронутым и пережил арабское владычество. Но границы его действия сузились.

Прежде всего это связано с налоговой политикой халифата. Двинский договор предусматривал уплату джизьи и хараджа. В договоре с Тэодоросом Рштуни говорится о снятии налогов на три года и об их произвольной квоте на будущее, но эта неопределенность, так мало присущая арабам в финансах, заставляет сомневаться в аутентичности данного пассажа. В договоре с Шахрбаразом уклоняющиеся от военной службы уплачивают джизью. Арабские авторы приводят цифры, характеризующие налоговое обложение «Арминии» в целом и отдельных ее областей[163].

Известно, что, согласно Ибн Хурдадбеху, вся «Арминия» уплачивала 4 млн. дирхемов[164]. Эту же цифру приводит и Кудама[165]. Ибн Халдун называет цифру 13 млн. дирхемов[166]. Тарон уплачивает 100 тыс. дирхемов[167]. Единого взгляда на то, к какому времени относятся эти цифры, нет. А. Н. Тер-Гевондян распространяет данные Ибн Хурдадбеха и Кудамы на первую половину IX в., М. Газарян — на начало X в. Данные Ибн Халдуна соотносят предположительно с 775–796 гг.

Для середины X в. известны, в частности, следующие данные по налогообложению[168]:

Ширваншах — 1000 тыс. дирхемов

Правитель Вайоц Дзора — 50 тыс. динаров

Грузия — 200 тыс. дирхемов

Арцруни — 100 тыс. дирхемов

Багратуни во Внутренней Армении — 2000 тыс. дирхемов[169]

Князь Хачена Сеннахариб — 100 тыс дирхемов[170]

Табари сообщает, что джизья в Четвертой Армении составляет один динар с дома. Столько же уплачивали, согласно договору, жители Тбилиси[171]. Если же верить Левонду, халиф Муавия во второй год своего царствования (он правил в 661–680 гг.) определил общую сумму налогов в Армении в 500 динаров[172].

Налоги поступали деньгами, сельскохозяйственными продуктами и предметами ремесла. Скрытой формой налогового обложения были обязательные подношения.

Практика налогового обложения не была неизменной, ставки менялись, но от уплаты налогов отказывались лишь во время восстаний. Так, при первенствующем князе Григоре Мамиконеане (661–685) армяне, грузины, албаны отложились от халифата и прекратили выплату налогов[173]. В 849 г. князь Тарона Багарат Багратуни согласился платить налоги лишь тогда, когда халиф направил в Армению специальную экспедицию во главе с Абу-Сайидом[174]. В обычных же условиях налоги уплачивались неизменно. Современники воспринимали это как сущее бедствие. Облагались налогами и знатные и простолюдины[175]. Крестьяне бежали от налогов в пещеры и ущелья, сообщает Левонд. Для того чтобы принудить к выплате, людей подвергали изощренным пыткам[176].

Правитель «Арминии» Харис ибн Амру ат-Таи (724–725, Херт армянских источников) произвел всеобщую перепись населения, установил земельный кадастр, и налоги стали тяжелее[177]. При Йазиде ибн Усайде, который правил в Армении с 751 или 753 г.[178], начало иссякать серебро. Положение в стране резко ухудшилось. Первенствующий князь Сахак Багратуни и католикос Трдат протестовали перед халифом и добились смещения Йазида[179]. При наместнике Джазиры, Адарбайджана и «Арминии» Абдаллахе (будущем халифе Мансуре) джизью стали взимать не только с живых, но и с мертвых, требуя, чтобы за них уплачивали родственники. Тогда же стали требовать, чтобы уплатившие налог носили на шее свинцовую печать, что вызвало резкое недовольство[180].

Приведенные данные свидетельствуют о том, что налоговая политика халифа в Армении воспринималась как тяжкое бедствие и вызывала соответствующую реакцию. Разумеется, эти данные недостаточны для того, чтобы установить соотношение между экономическими возможностями налогоплательщика и размером налога. Экономический аспект проблемы далеко не решен, и трудно сказать, будет ли он решен при нынешнем состоянии источников. Но социальный аспект сомнений не вызывает. Исследования, посвященные налоговой практике халифата, в частности в Армении, показывают, что налоговое бремя всегда воспринималось как чрезвычайно тяжкое. Восстания против халифата так или иначе были связаны с налогами. Так, восстание 774–775 гг. началось с убийства сборщиков налогов[181]. Одной из побудительных причин восстания 850–852 гг. была необходимость выплатить налоги.

Помимо уплаты налогов население принимало участие и в общественных работах, носивших принудительный характер. Так, в 756–757 г., в правление халифа Мансура, Йазид ибн Усайд вновь занял Феодосиополь и мобилизовал крестьян на восстановление разрушенных стен[182].

Считается, что в Армении установился режим муката'а, при котором князья получали право взимания налогов, уплатив при этом сумму, соотнесенную с общей квотой налогов для данного удела[183]. Однако многочисленные сведения современника Левонда заставляют думать, что сбор осуществляли непосредственно чиновники халифата. Во всяком случае, ламентации Левонда всегда имеют в виду сборщиков из среды «неверных». Общее же руководство сбором податей осуществляла, конечно, арабская администрация. Когда правитель «Арминии» Сулейман назначил своим наместником в Двине собственного зятя ибн Докэ, именно его умоляли нахарары, рамики, духовенство во главе с католикосом снять налоги.

Изменения в экономической структуре Армении, взятой в целом, были обусловлены также изменениями в ее этнической структуре. Формируясь в качестве единого народа, армяне издавна заселяли Армянское нагорье как однородная в этническом отношении масса. В период, предшествовавший арабскому завоеванию, основные территории исторической Армении были заняты почти исключительно армянами. Разумеется, население городов было более пестрым, в грамоте Хабиба ибн Масламы, адресованной Двину, говорится, например, о пребывании в городе помимо христиан также иудеев и зороастрийцев. В данном случае свидетельство о конфессиональном разнообразии отражает, безусловно, и разнообразие этническое. В Двине наряду с армянами проживали и евреи и персы. Арабские авторы говорят о распространенности персидского языка. Не было единым и население окраинных областей. Однако в целом население Армении являло собой единую в этническом отношении массу. Ни персидское, ни византийское владычество не повлекло за собой крупных изменений в этнической структуре.

Арабское завоевание внесло в эту Структуру существенные изменения. Прежде всего это относится к административным центрам. В Двине появилось стабильное арабское население. Экспедиции, направляемые в Армению, вели проводники из местных арабов. Для периода арабского владычества характерно наличие компактных масс арабов, занявших значительные территории и существенно изменивших этническую карту Армянского нагорья. Эти явления следует рассматривать как еще одну иллюстрацию того массового движения арабов, которое характерно для арабских завоеваний в целом.

В настоящее время благодаря исследованиям А. Н. Тер-Гевондяна[184] и специальной сводке, составленной Ж. Лораном и существенно переработанной М. Канаром[185], история проникновения арабов в Армению известна в подробностях. Арабские племена, оседая в Армении, занимали города и целые области. Их предводители приобретали административные посты на службе халифата. Арабы вступали в сложные отношения с местным населением, адаптировались к местным условиям и нередко становились совершенно особой силой, которая противопоставляла себя и армянскому населению, и халифату.

Так, с середины VIII в. определенное влияние в Армении обрели представители племени Сулайм. Известны Джаххаф ал-Сулайми и его потомки. Племя Сулайм принадлежало к группе кайситских племен, обосновавшихся к северу от оз. Ван. Джаххаф ал-Сулайми был женат на дочери Мушела Мамиконеана, убитого в битве при Багреванде (775). Он претендовал на Ширак и Аршаруник, находившиеся в центральной области Армении — Айрарате. В своих действиях Джаххаф не имел успеха, Ашот Багратуни (Мясоед) и его брат Шапух пресекли эти попытки. При императоре Льве V Армянине Джаххаф, и его сын Абд ал-Малик овладели Двином. Внук Джаххафа — знаменитый эмир Савада (Севада армянских источников). Йакуби сообщает о нем как о мутагаллибе, т. е. восставшем против власти халифата[186]. В 821/822 гг. Савада, обосновавшийся в Сюнике, устраивал грабительские нападения, и Ашот Мясоед вел против него боевые действия. Сын Савады, Джаххав (Джахап, или Шахап, армянских источников), также разорял Армению набегами и. стремился установить над ней свою власть. Первенствующий князь Ащот Багратуни вел против него боевые действия и разбил противника.

Кайсихы (кайсики армянских источников) обосновались на севере оз. Ван, в областях Харк и Апахуник. Они появляются в Армении в конце VIII в. и играют существенную роль на протяжении IX–X вв. Особенную активность проявляют эмиры Маназкерта. Став, царем, Ашот I Багратуни должен был всячески пресекать, попытки кайситов расширить свое влияние в Армении. В результате кaйситы. признали себя вассалами Багратуни.

Постоянное арабское население появилось и, к востоку от владений кайситов, в городах Беркри, Амюк, Арчэш. Здесь правили Отманиды — Утманики армянских: источников. Отманиды удерживали свои владения до начала X в. Особую опасность они представляли для Васпуракана, правители которого вели с ними непрерывную борьбу.

Оседлое арабское население появилось, наконец, в Алдзнике, граничившем с одной стороны с арабской Северной Джазирой, с другой — с Тароном и Васпураканом. По Алдзнику проходил путь из Джазиры к оз. Ван. В первой половине IX в. здесь известен Муса ибн Зурара; полагают, что он происходил из племени Шайбан. Абу Саиид Мухаммад ибн Йусуф ал-Марвази назначил его правителем Армении и ответственным за сбор налогов. Пользуясь своим положением, Муса ибн Зурара пытался овладеть Тароном, но вследствие объединенных действий Багарата Багратуни и Ашота Арцруни потерпел неудачу. Когда в Армению с карательными целями прибыл Буга (852–855), Муса ибн Зурара был причислен к армянским мятежным князьям и уведен в Самарру. Связи этого рода с армянами настолько укрепились, что католикос и историк Йовханнэс Драсханакертци считал сына Мусы, Абу-л Магра, тайным христианином. Представители племени Шайбани удержались в Армении до начала X в.

Значительная часть арабского населения осела в самом центре Армении и уже потому существенно влияла на судьбы страны. С другой стороны, из этих племен вышли многие представители арабской администрации, что, в свою очередь, повышало роль и значение осевших в Армении арабов. Таковы, например, выходцы из племени Сулайм (ниже указываются номера, под которыми они значатся в списке[187]: Йазид ибн Усайд ал-Сулайми (№ 27, 29); Йусуф ибн Рашид ал-Сулайми (№ 38); Халид ибн Йазид ибн Усайд ал-Сулайми (№ 49). Племени Шайбан принадлежали: Йазид ибн Мазйад ибн Зайда аш-Шайбани (№ 39, 53); Асад ибн Йазид ибн Мазйад аш-Шайбани (№ 60); Халид ибн Йазид ибн Мазйад аш-Шайбани (№ 71, 75); Мухаммад ибн Халид ибн Йазид ибн Мазйад (№ 76, 80); Иса ибн аш-Шайх (№ 83).

Происходит некоторое сращивание местной и пришлой знати путем браков. Балазури утверждает, что мать правителя «Арминии» Йазида ибн Усайда ал-Сулайми (№ 27, 29) была дочерью сюнийского князя, отправленного в Дамаск в числе других заложников[188]. Сюнийский князь Васак просил помощи у вождя хуррамитов Бабека. После смерти Васака (821–22 г.) Бабек женился на его дочери и благодаря этому браку приобрел права владения над Сюником, Байлаканом, Арцахом, Утиком[189]. Засвидетельствовано два случая таких браков у Джаххафидов. Джаххаф ал-Сулайми был женат на дочери Мушела Мамиконеана (павшего в битве при Багреванде в 775 г.). Вардан утверждает, что «Джахасп» овладел частью Аршаруника и посягал на всю страну «через свою жену»[190]. Внук Джаххафа, Савада, также был женат на армянской княжне из рода Багратуни. Р. Ачарян определяет его как Мушела, но не уточняет, кого он имеет, в виду[191]. Наконец, известный Муса ибн Зурара, о котором речь шла выше, был женат на дочери Багарата Багратуни[192]. Эти браки, однако, не породили какой-либо новой прослойки армянской знати, подобной армяно-византийским фамилиям в Византийской империи или армяно-грузинским семьям в Грузии. Арабская знать продолжала оставаться обособленной и с упразднением эмиратов исчезла бесследно.

В системе отношений, которые сложились между армянами и халифатом, огромное место занимают конфессиональные вопросы. Ко времени арабского завоевания христианство пустило в Армении очень глубокие корни. Как и в прочих странах христианского мира, религиозные институты выполняли одновременно и политические, и юридические, и культурные функции. В Армении, лишенной государственной самостоятельности, политические функции церкви были особенно значительны. Только церковь могла претендовать на роль общенационального учреждения, выступать в качестве связующего начала для армян, оказавшихся в условиях различных политических режимов и в различном конфессиональном окружении. Армянская культура носит выраженный христианский характер. Христианство было единственной религией, которую исповедовали армяне, и оно явилось одним из важнейших компонентов национального самосознания. В V в. дважды (в период восстаний 450–451 и 482–484 гг.) оно выступало в роли национальной религии, защита которой была одновременно защитой и политической и этнической целостности.

Притом что христианство как религия противопоставляло себя исламу, сама церковь не была единой. В Армении уже в последней трети IV в. отчетливо выявилась тенденция к сепаратизму, стремление вывести армян из-под юрисдикции кесарийского митрополита. В религиозных спорах, сотрясавших христианский мир в IV–V вв., армянская община следовала за константинопольской, имперской церковью и приняла решения первых трех вселенских соборов. Известно, что IV Вселенский собор, созванный в Халкидоне в 451 г., как и предыдущие соборы, вызвал раскол. Ряд восточных церквей отказались принять его правила. Мы не располагаем данными для суждения о том, какова была непосредственная реакция на собор в Армении. В 482 г. император Зенон, стремясь примирить сторонников и противников собора, издал известный указ «Энотикон». Этот документ был признан армянской церковью. В 505/6 г. в армянской литературе впервые появляются слова, осуждающие Халкидонский собор, но они выдержаны в духе «Энотикона». По-видимому, только на II. Двинском соборе (554 или 555 г.) решения Халкидонского собора были осуждены, и армяне открыто порвали с имперской церковью. Влияние последней, однако, было очень сильным. В VII в. в связи с разделом Армении халкидониты на время взяли верх. Ко времени арабского нашествия национальная церковь укрепила свои позиции, но влияние ее не было безраздельным — в западных областях Армении влияние константинопольской церкви преобладало, но оно ослабевало по мере того, как ослабевали позиции самой империи. В период арабского владычества армянский католикосат (из-под юрисдикции которого к тому времени вышла грузинская община, по тому же пути пыталась идти и албанская) твердо держался антихалкидонитской идеи.

Двинский договор с представителями халифата предполагал уважение к христианству, иудаизму и зороастризму. О выполнении этого условия по отношению к иудеям и зороастрийцам мы не можем судить из-за отсутствия данных.

Что касается отношения к христианам в Армении, то здесь мы располагаем достаточными данными.

Прежде всего в источниках говорится о поругании святынь, разорении церквей, т. е. о явлениях, которые могли происходить стихийно, из-за присутствия значительного количества воинских сил, насаждавших и исповедовавших ислам. Левонд сообщает, что «измаильтяне», видя богатство и красоту церковной утвари, наблюдая за службой, были поражены в самое сердце. Они убили раба, подбросили его тело в церковь, и это послужило поводом для резни духовенства[193]. Фабула рассказа, возможно, вымышленная, однако характер конфликта согласуется со сложившейся действительностью. При халифе Йазиде (720–724) в Армении уничтожают иконы, причем не только в церквах, но и в домах[194]. Фактов такого рода множество, но, повторяем, они характеризуют не религиозную политику халифата по отношению к покоренному населению, а неизбежное следствие пребывания в стране вооруженных иноверцев.

Ислам же как таковой, проявляя терпимость к прочим религиям, в том числе и к христианству, стремился тем не менее ограничить сферу действия последнего, сузить его возможности в организации культа. На армянском материале эта тенденция прослеживается совершенно отчетливо.

Известно, что расцвет раннесредневековой архитектуры в Армении падает на V–VII вв., точнее, на VII в. — время, непосредственно предшествующее арабскому завоеванию или совпадающее с его начальным этапом. В VII в. были созданы лучшие памятники эпохи, на 641–661 гг. падает сооружение наиболее значительного и с точки зрения строительной техники наиболее сложного и смелого памятника — Звартноца, храма Бдящих сил близ Эчмиадзина. А VIII и первая половина IX в. — время полного застоя в строительстве. Только во второй половине IX в. возобновляется строительная деятельность. В 874 г. Мариам, супруга сюнийского князя Васака и дочь первенствующего князя Ашота Багратуни, сооружает на о-ве Севан церковь Апостолов. Одновременно или чуть позже рядом возводится церковь Богородицы. В дальнейшем размах строительства будет неуклонно возрастать. Попытка Г. Н. Чубинашвили передатировать создание основных памятников и отнести их к VIII в. (хотя в действительности они появились позже) подверглась обоснованной критике[195].

Говоря о строительной деятельности, мы имеем в виду культовую архитектуру. От периода, предшествовавшего арабскому завоеванию и последовавшего непосредственно за ним, сохранились памятники только культового назначения. Именно в их сооружении период VIII — первой половины IХ в; отмечен полным застоем. Это явление объясняют обычно упадком экономики и общим замедлением культурной жизни страны. Между тем вопрос следует рассматривать в другой плоскости. Ведь церковные здания возводились, как правило, на средства отдельных князей. И в условиях арабского владычества ряд нахарарских фамилий продолжал сохранять свое могущество. Мамиконеаны (с именем которых в VII в. связано строительство ряда замечательных памятников) сошли с исторической сцены лишь в последней четверти VIII в. Багратуни на протяжении всего периода арабского владычества благоденствовали, а к концу VIII в. явно приумножили свои богатства. Тем не менее нет ни одного памятника архитектуры с конца VII и до начала IX в., связанного с их именем. Поэтому есть все основания предполагать, что застой в культовом строительстве явился результатом не общего упадка экономики и культуры, а политики халифата, стремившегося ограничить конфессиональные права и возможности покоренного населения. Действительно, в мусульманском правотворчестве содержатся идеи об отсутствии у христиан права на строительство новых церквей и на восстановление старых, разрушенных. Притом что эти идеи могли толковаться по-разному и допускались известные отклонения от них, совершенно очевидно, что прекращение церковного строительства в Армении связано прежде всего с политикой халифата в чуждой исламу конфессиональной сфере[196].

Как известно, распространение ислама за пределами Аравийского полуострова происходило очень неравномерно. Народы, исповедовавшие зороастризм, сравнительно безболезненно восприняли новую религию. Христиане же в целом проявляли большую приверженность своей религии. То же характерно и для иудеев. В Армении, Грузии, Албании новая для населения религия успеха не имела.

Преследовали ли христиан в Армении за их приверженность своей вере и были ли случаи насильственного обращения в ислам? Когда Мухаммад ибн Марван во главе карательной экспедиции в 703 г. прибыл в Армению, он выдал католикосу Сахаку специальную грамоту, в которой гарантировал христианам страны конфессиональную свободу. В то же время мы располагаем несколькими мартирологами, которые рисуют иную картину. Так, известно мученичество Давита Дунаци (Двинского). Давит происходил из знатного персидского рода и в детстве был обращен в ислам. Участвовал в походе арабов в Армению, здесь принял христианство, при крещении и был наречен Давитом. Арабский правитель Абдалла, начав преследование христиан, узнал, что Давит в прошлом мусульманин, и приказал бросить его в темницу. Давит был распят в 693 г., память его отмечается 31 марта[197]. На 736 или 737 г. падает мученичество Вахана Голтнаци. Ребенком он был уведен в Дамаск, обращен в ислам, войдя в возраст, стал главой канцелярии халифа. Вернувшись в Армению, объявил себя христианином, отказался отречься от веры и был казнен[198]. На рубеж VIII–IX вв. падает мученичество в Карине братьев Сахака и Йовсэпа, в прошлом мусульман[199].

В 786 г. правитель «Арминии» Хузама ибн Хазима ат-Тамили бросил в темницу трех братьев Арцруни — Хамазаспа, Сахака и Мехружана. По истечении трех месяцев им предложили отречься от христианства и принять ислам.

Двое братьев, Хамазасп и Сахак, отказались и кончили мученической смертью. Их краткий мартиролог Левонд включил в свое повествование[200].

Мученичества составляют определенный литературный жанр, и содержащаяся в них информация отнюдь не адекватна исторической действительности. Бросается в глаза и подбор персонажей: за исключением братьев Арцруни, все они в прошлом — мусульмане. Помимо всего прочего, мученичества призваны внушить читателю идею превосходства веры в Иисуса над учением пророка, при этом они следуют достаточно устойчивым клише. Тем не менее даже с такими оговорками эти мученичества опосредованно отражают реальную практику насильственного обращения в ислам. Эта практика отражена в известиях о походе Буги в Армению в 852–855 гг. Тогда почти все взятые в плен и уведенные в Самарру представители знати вынуждены были стать мусульманами.

Притом что жертвами насилия нередко становились духовные лица (католикос Сахак Дзорапореци был в цепях выслан в Дамаск; Буга увел с собой в Самарру множество епископов), халифат оберегал устои власти армянской церкви и рассчитывал на ее сотрудничество. В сложных условиях католикосы не раз играли весьма важную роль. Так, Йовхан Одзнеци (718–728) отправился в Дамаск к халифу Омару и добился признания конфессиональной свободы для христиан, снятия налогов с духовенства. Полагают, что тогда же католикос договорился об освобождении пленных, уведенных из Армении после событий 703 г. Конфессиональные разногласия армянской церкви с имперской служили дополнительным стимулом, побуждавшим халифат признавать известные права католикосата.

На протяжении всего периода мусульманского владычества Армения пыталась выйти из-под повиновения халифату, в той или иной мере сопротивляясь столь чуждому ей режиму. Как и в марзпанский период, Византия[201] рассматривалась как надежное пристанище для нахарарских фамилий. В 703 г. группа нахараров во главе с князем Смбатом Багратуни принимает решение покинуть страну и направиться к императору. Арабские воины кинулись вдогонку, завязался бой, армяне победили, и с этих событий началось уже открытое восстание[202]. В середине VIII в. нахарары, лишившиеся своих наследственных владений, перебираются в Византию, рассчитывая на то, что император Константину предоставит им убежище[203]. С приходом к власти Убайдаллаха ибн ал-Махди[204] положение в Армении стало совсем невыносимым, отмечает Левонд.

Тогда 12 тыс. нахараров со своими фамилиями во главе с Шапухом Аматуни решились бежать в пределы империи. Арабы их преследовали; в провинции Кол у границы Грузии завязался бой, но беглецы перешли р. Акамсис (Чорох) и перебрались через Тайк в Понт. Император Константин VI (780–797) призвал их к себе, оказал почести и поселил на добрых, плодородных землях[205]. На протяжении всего периода арабского владычества администрация неизменно предпринимала решительные меры, чтобы пресечь возможности бегства на запад. Тем не менее отток принял широкие размеры, и население византийских фем, одна за другой возникавших на территории исторической Малой Армении, было по преимуществу армянским.

Арабское нашествие было встречено вооруженным сопротивлением. На протяжении двух столетий пребывания в составе халифата армяне многократно поднимали восстания. Широкий размах приняли движения 703, 747–750, 774–775 и 850–852 гг., которые подробно описаны в литературе[206]. Во главе этих восстаний находилась та или иная группа знати, но в движениях принимали участие и крестьяне. Восстания были результатом местных конфликтов, несогласия с действиями местной администрации. Рост налогов вызывал бурную реакцию, в двух случаях, как об этом говорилось выше, восстания начались с убийства сборщиков налогов. Особенно значительным было восстание 850–852 гг., подавленное с жестокостью — репрессии продолжались четыре года. Эти восстания не могли существенным образом повлиять на характер арабского владычества, но они внесли изменения в структуру местной знати. Ряд нахарарских фамилий сошел со сцены, облегчив тем самым приход к власти трех наиболее могущественных кланов — Багратуни, Арцруни, (Июни. Эти фамилии освоили опыт более чем двухсотлетнего сосуществования с арабами, наиболее трезво оценили действительность, заручились поддержкой Византийской империи и в период всеобщего ослабления халифата, роста сепаратизма во всех его областях, возглавили новые в Армении государственные образования.

В предыдущих разделах, посвященных Армении в условиях персидского и византийского владычества, мы рассмотрели случаи, когда верховная власть возлагала административные функции на местную знать. Такие администраторы занимали должности, предусмотренные административным правом Ирана или Византии, так что сама система каким-либо изменениям не подвергалась. Если бы местная армянская знать приняла участие в арабской администрации, в этом, вообще говоря, не было бы ничего необычного. Известно, что в халифате было множество чиновников — как христиан, так и насильно обращенных в ислам[207]. Но в условиях, сложившихся в Армении, местная знать не имела доступа в администрацию халифата.

В то же самое время стабильно функционирует институт первенствующего князя. Было даже высказано предположение, что административные обязанности в Армении выполняли попеременно либо арабские наместники, либо правители из местной знати[208]. Но непрерывность в списке администраторов опровергает эту точку зрения — первенствующие князья осуществляли свои функции при арабских чиновниках.

Как показывает пример Смбата Багратуни Бюратеана (4.8), если он был первенствующим князем, то институт в готовом виде был заимствован из действительности византийской Армении, точнее говоря, он не прекратил своего действия и тогда, когда в Армении окончательно утвердилась власть халифата. Отметим, что случай с Смбатом имел свой прецедент — переход на сторону арабов Тэодороса Рштуни, бывшего до этого первенствующим князем византийской ориентации (4.2). Но, начиная с Смбата, цепь первенствующих князей не прерывается и продолжается царской династией Багратидов.

Данные источников о первенствующих князьях при арабах с большой полнотой собраны в трудах А. Н. Тер-Гевондяна и в последнем издании монографии Ж. Лорана «Армения между Византией и Исламом». «Словарь армянских личных имен» Р. Ачаряна сохраняет и здесь свое значение. В приведенном ниже кратком списке первенствующих князей мы подытоживаем результаты предшествующих исследований, обращая, как всегда, особое внимание на терминологию.

5.1. Смбат Багратуни Бюратеан. (О нем см.: 4.8.). Сведения, которыми мы располагаем, не дают оснований решительно утверждать, что Смбат по возвращении в Армению стал первенствующим князем. Об этом можно лишь догадываться по обстановке, по той высокой роли, которую он играл среди армян. Впрочем, Мовсэс Каланкатуаци определяет его Хайоц ишхан— обычное наименование первенствующего князя.

5.2. Ашот Багратуни Слепой. В 732 г. арабский наместник Марван ибн Мухаммад от имени халифа Хишама назначил Ашота патрикием, т. е. первенствующим князем. Ашот добился выплаты жалованья армянской коннице за три года, отправившись за этим к халифу в Дамаск. Участвовал со своими отрядами в арабской экспедиции в Хазарию. С самого начала его правления обострились отношения с Мамиконеанами. Примкнул к восстанию под руководством Григора Мамиконеана (747–750), но вскоре отошел от движения, считая его нереальным. По приказанию Григора Мамиконеана был ослеплен и оставил должность, прожив еще 13 лет.

Левонд говорит, что Марван ибн Мухаммад пожаловал Ашоту «княжение в качестве патрикия» (ишхан утюн патркутеан), далее Ашот фигурирует как патрик Xайоц, у Асолика он ишхан Xайоц, и ишхан Ашот патрик, и просто патрик. Согласно Вардану, Марван назначил Ашота куропалатом, т. е., поясняет автор, патриком. Византийская титулатура употреблена, разумеется, не в собственном смысле[209].

5.3. Григор Мамиконеан. Когда Ашот Багратуни (5.2) отправился в Дамаск, арабский правитель Исхак ибн Муслим ал-Укайли назначил Григора ишханом Армении над войсками. Халиф не признал назначение и восстановил Ашота в его правах[210].

5.4. Мушел Мамиконеан, брат Григора. После того как восставшие ослепили Ашота Багратуни (5.2), князем Армении избрали Мушела — «на некоторое время», добавляет Левонд. Событие имело место в 749 г., восстание же вскоре было подавлено[211]. Его правление датируют 749–753 гг.

5.5. Сахак Багратуни. Князем Армении его назначил Йазид, наместник «Арминии». Вместе с католикосом Трдатом добивался сокращения налогов. Погиб в битве при Багреванде в 775 г. В изложении Левонда — ишхан, Асолика — ишхан Xайоц. Дионисий Телльмахрский называет его «патриком Великой Армении»[212].

Спарапетом при Сахаке был Смбат Багратуни, сын Ашота Багратуни Слепого (5.2). Асолик именно его считает преемником Ашота Слепого, хотя в действительности им стал Сахак. Смбат Багратуни погиб в битве при Багреванде в 775 г.[213]

5.6. Ашот Багратуни, сын Сахака. В 774–775 гг. пытался отговорить восставших от активных действий, указывая на неравенство сил. Находясь в Хлате, предупредил их о приближении карательных отрядов. Об Ашоте Багратуни, ишхане Армении, не называя имени его отца, сообщает Самуэл Анеци. Начало правления автор датирует 212 г. армянского летосчисления, что соответствует 763 г. В тексте имеется и другая дата — 764 г. христианской эры, что соответствует 762 г. Эта датировка внесена позже. Ашот правил 17 лет, утверждает автор. В действительности его правление падает на 775–781 гг.[214] (различаются «Ашот» в изложении Левонда и «Ашот» в изложении Самуэла Анеци).

5.7. Тачат Андзеваци. Во главе византийских отрядов сражался против арабов, но в 781 г. перешел на сторону халифа и был с почетом назначен первенствующим князем (приобрел патив ишхан утеан и верай еркрис Xайоц). Погиб в битве с хазарами. Годы правления: 781 или 782–785. Его упоминает Табари: Тазад ал-Армани ал-батрик.[215]

Судьбу Тачата разделил спарапет Багарат (Багратуни?)[216].

5.8. Ашот Багратуни Мясоед. Сын спарапета Смбата, внук Ашота Слепого. Согласно Самуэлу Анеци, стал ишханом в 802 г. (а не в 804 г., как в литературе. 804 г. в тексте Самуэла Анеци согласуется с 251 г. армянского летосчисления, и та и другая дата соответствует 802 г.). Его основные владения были расположены в Тароне. Овладел Шираком, Ашоцком, Тайком, приобрел у Камсараканов Аршаруник. Успешно боролся с местными арабскими эмирами, в частности с Джаххафидами.

Вопреки распространенному мнению, твердой уверенности в том, что Ашот Мясоед был первенствующим князем, нет. Согласно Асолику, Ашот продолжил линию Ашота Слепого, ишхана Армении, и Смбата, спарапета. Ашот, разумеется, был наиболее могущественным армянским князем своего времени. Но был ли он князем Армении?[217].

Спарапетом при Ашоте Мясоеде был, возможно, его брат Шапух[218].

5.9. Багарат Багратуни. По мнению А. Н. Тер-Гевондяна, стал первенствующим князем сразу после отца, Ашота Мясоеда, в 826 г. Подтвердить это мнение источниками невозможно. Багарат пользовался большим влиянием: в 841 г. временно отстранил католикоса Йовханнэса Овайеци от власти. В 851 г. был уведен вместе с двумя сыновьями в Самарру, где принял ислам. На родину не вернулся.

Товма Арцруни отмечает, что Багарат был главным по рангу среди армянских князей (опубликованный текст нуждается в небольшом исправлении, должно быть ունէր յայսժամ զգլխաւորութիւն բարձակցու թեան իշխանաց Հայոց вм բարձակցութիւն. Тов. Арцр., С. 107). По определению Йовханнэса Драсханакертци, Багарат — храманатар и ишханишханац, но и просто ишхан[219]. Также и Табари наделяет его титулом батрик ал-батарика[220]. Для Бар-Эбрея Багарат — патрик Армении[221]. А. Топчян высказал сомнение по поводу того, был ли Багарат Багратуни официальным носителем титула первенствующего князя. Совокупность сведений о титулатуре Багарата не дает оснований для подобных сомнений[222].

Спарапетом в это время был брат Багарата — Смбат Аблабас. В 826 г. он вернулся из Багдада, где содержался как заложник. После того как Багарат был уведен в Самарру, сосредоточил в своих руках всю власть. Сотрудничал с Бугой во время его карательной экспедиции в Армению и Грузию в 852–855 гг., затем был уведен в Самарру, отказался отречься от веры и погиб в темнице. Был прозван Исповедником[223].

5.10. Ашот Багратуни. Сын Смбата Исповедника. После того как Смбат был уведен Бугой в Самарру, Ашот стал спарапетом[224]. В 862 г. принимал участие в Ширакаванском церковном соборе. Около 886 г. провозглашен царем.

Армянские авторы сходятся на том, что Ашот Багратуни последовательно был ишханом и ишханац ишханом[225]. Последний титул засвидетельствован многократно, в том числе и в официальной переписке (см. Приложение 1)[226].

Распространено мнение, что, возведенный в сан ишхана, Ашот Багратуни стал первенствующим князем, соответственно титул ишханац ишхан относится к той же должности, но свидетельствует о более высоком ранге[227]. Действительно, фраза Асолика о том, что, прежде чем стать царем, Ашот в течение 30 лет был ишханом и ишханац ишханом Армении и Грузии[228], наводит именно на такую мысль (хотя с точки зрения стиля возможно и иное толкование). Но текст Асолика — вторичный источник, Товма Арцруни говорит о том же иначе. Он говорит о пятилетием пребывании Ашота в ишханском великолепии, 25-летнем — в главенстве, в качестве ишханац ишхана, и 4-летнем — в венценосном блеске[229]. То же выражение «ишханское великолепие» (ишханакан чохутюн) автор употребляет и выше, применительно к князю Григору-Деренику Арцруни[230]. Говоря о деятельности Ашота до приобретения титула ишханац ишхана, Йовханнэс Драсханакертци считает его только спарапетом[231]. Известно, что, после того как Смбат Багратуни (отец Ашота) был уведен в Самарру, Буга оставил правителями удела Ашота, Мушела и Смбата. По-видимому, именно это имеется в виду, когда говорится об «ишханстве» Ашота. Церемония введения в ишханское достоинство как раз в эти годы описана у Товмы Арцруни[232].

Мовсэс Каланкатуаци титулует Ашота «ишханом Армении» по отношению к тому периоду, когда тот наверняка был ишханац ишханом[233].

В 867 г. спарапетом Армении при Ашоте был его брат Смбат. Это уникальное свидетельство сохранилось в надписи на церкви св. Григория в Аруче[234].

Таков список лиц, принадлежность которых к институту первенствующего князя, за одним или двумя исключениями, можно считать бесспорной. Следует подчеркнуть, что, начиная с Сахака Багратуни (5.5), самоуправление армян реализуется не только в наличии первенствующего князя, но и спарапета, назначенного из местной знати. При Ашоте Багратуни (5.6) спарапет не назван, но это обстоятельство связано скорее с недостаточной информацией, а не с перерывом в действии института.

Значительно сложнее обстоит дело с личностью Йовханнэса, сына Сахла Смбатеана (Сахла ибн Сунбата арабских авторов), правителя Шакэ. В 837 г. Сахл схватил Бабека, вождя хуррамитов, и передал его арабскому правителю «Арминии» Афшину. Мовсэс Каланкатуаци говорит, что в благодарность за его действия Сахлу была пожалована «ишханская власть над Арменией, Грузией и Албанией, дабы он правил ими царственно». Далее, говоря о сыне Сахла, Йовханнэсе, Мовсэс Каланкатуаци утверждает, что в 838 г. тэр тэранц Йовханнэс, который стал тэром Армении, Грузии и Албании, испросил у халифа территории Булхара, Хойта и Патгосац[235]. В определенном смысле формы тэр тэранц и ишхан ишханац можно рассматривать как равнозначные. В связи с этим нами было высказано предположение, что названный выше Йовханнэс, сын Сахла, власть которого распространялась на Армению, Грузию и Албанию, т. е. арабскую «Арминию», в 838 г. был первенствующим князем[236].

Эта точка зрения встретила возражения Г. С. Григоряна, который усмотрел противоречие в изложении Мовсэса Каланкатуаци — в одних и тех же словах автор описывает власть и Сахла и Йовханнэса. Кроме того, замечает Г. С. Григорян, известно, что в 853 г., как это явствует из надписи на стене монастыря св. Йакоба в Мец Аранке, Йовханнэс был всего лишь князем Албании. Таким образом, заключает Г. С. Григорян, сведения византийских авторов об участии в походе халифа Мутасима против Амория (838 г.), архонта архонтов, касаются Багарата Багратуни[237].

Эти возражения не очень убедительны. Когда Сахл схватил Бабека, его фамилия сразу приобрела огромный вес, и именно это обстоятельство стремится подчеркнуть прежде всего Мовсэс Каланкатуаци в своем более литературно-эпическом, чем историческом повествовании. Далее, совершенно не обязательно, чтобы первенствующий князь, назначенный в 838 г., оставался в той же роли и в 853 г. Отметим, что в 238 г. х. сын Сахла ибн Сунбата, которого Табари именует Муавией, был уведен в плен Бугой[238]. 238 г. х. соответствует 23 июня 852 — 11 июня 853 г., так что лицо, упомянутое в надписи из Мец Аранка, по-видимому, не Йовханнэс, а Муавия. В целом ни один факт не исключает возможности того, что в период ликования по поводу пленения Бабека Йовханнэс стал первенствующим князем. Но сомнения по поводу такого назначения действительно остаются. Признав факт назначения Йовханнэса, мы должны будем признать, что система, согласно которой первенствующими князьями назначались армянские нахарары, в 838 г. (один-единственный раз!) оказалась нарушенной. Тем самым оказалась бы нарушенной и другая традиция — со времен Ашота Багратуни Мясоеда, т. е. по крайней мере с начала IX в., эту должность замещали Багратиды, а в VIII в. эта традиция была нарушена всего два раза. Правда, Н. Г. Адонц доказывает, что и Смбат, отец Сахла, был Багратидом. Но даже если исследователь прав, потомки Смбата оказываются отщепенцами, их судьба никак не связана с историей клана Багратидов. Поэтому при нынешнем состоянии источников было бы рискованно опираться на единичное известие Мовсэса Каланкатуаци и включать Йовханнэса в список первенствующих князей с той же долей уверенности, что и в остальных десяти случаях.

4. Автономия и суверенитет

Как бы ни были значительны прерогативы отдельных правителей из местной знати, армяне не отождествляли жалованное им самоуправление с подлинным суверенитетом. Суверенитет, в их представлениях, мог быть выражен лишь утверждением собственного царского престола, восстановлением института царской власти. Эта идея фигурировала в качестве реальной политической доктрины, в источниках сохранились данные, которые позволяют утверждать, что предпринимались попытки ее осуществления на практике. В то же время эта идея отражена и в некоторых легендах, призванных так или иначе удовлетворять ностальгические мечтания об утраченном царском престоле.

Как известно, «Слово о войне Армянской» Елишэ и исторический труд Лазара Парпеци являются важнейшими источниками, в которых описаны перипетии восстания 450–451 гг. Притом что взаимосвязь этих сочинений не совсем ясна, оба они написаны лицами, близкими по времени к событиям. Елишэ завершил свой труд после 464 г., Лазар Парпеци писал около 500 г. Поучительная направленность этих сочинений очевидна, налицо стремление к поляризации характеров описываемых персонажей — черта, свойственная житийной литературе, мученичествам, которые в огромной степени определили манеру изложения обоих авторов. Вероотступник Васак Сюни наделен только отрицательными качествами, его действия трактуются совершенно односторонне, и исторической критике нелегко воссоздать образ Васака — крупного политического деятеля[239].

Тем не менее если не мотивы, то линия поведения Васака представляется авторами вполне убедительно. Оба автора сообщают, что уже после поражения восстания бывший марзпан Васак, ряд нахараров и иереев были вызваны в Ктесифон. В ходе следствия нахарары показывали, что Васак был изменником и по отношению к персидскому царю. (Елишэ лаконичен, а Лазар Парпеци подробно излагает показания нахараров.) Васак лишился всех почестей. Его имущество, говорит Елишэ, было конфисковано, он кончил дни свои в темнице, претерпев страшные муки. И из заключительной сентенции Елишэ мы неожиданно узнаем, что Васак задумал овладеть армянским престолом: «И тому, кто пожелал через отступничество стать царем страны Армянской, не нашлось в ней и места для могилы; ибо умер он как пес, и выволокли его как падаль!»[240].

В том же духе выдержано повествование и Лазара Парпеци, хотя в его изложении Васак кончил свои дни на свободе, он несколько лет провел при дворе, правда «весьма горестно и во многом стеснении»[241]. Но «царская» тема здесь разработана намного полнее. Согласно Лазару, Васак по собственной воле отправился ко двору, в то время как нахарары и иереи были взяты под стражу (многих иереев Васак еще раньше лишил свободы). Способствуя отправке узников в Ктесифон, он надеялся, пишет автор, оказать царю и стране ариев большую услугу, а взамен получить царский венец и дары[242]. Он отправился в Ктесифон получить воздаяние согласно своему бредовому замыслу — «стать в Армении даже царем»[243]. Иерей Левонд говорит Васаку: «Твой дэв, который, соблазнив, побудил тебя изменить святому Евангелию и обету, заставляет тебя думать, что, только сделав тебя царем над страной Армянской, смогут арии дать тебе воздаяние по достоинству за твои заслуги…»[244]. Но суетная надежда Васака, отмечает автор, не оправдалась. Когда Васак предстал наконец перед царем Ездигердом, он был отмечен всеми знаками, но не получил царского венца[245].

В обоих источниках о царских замыслах Васака говорится в связи с его отбытием в Ктесифон, причем эта идея содержится в близких в литературном отношении контекстах Если авторы не зависят друг от друга, то они, по-видимому, пользуются одним источником. Разумеется, из приведенных цитат можно составить суждение лишь о самой сути факта: Васак рассчитывал стать царем Армении и его планы не были тайной для окружающих. В указанных пределах нет оснований сомневаться в том, что источники соответствуют исторической действительности. Институт царской власти мог функционировать и при верховной власти персидского шаханшаха, как это было в персидской части Армении между 387 и 428 гг., и в условиях марзпанской администрации, как это было в соседней Албании. Но у Васака дальше планов дело не пошло, а авторы упоминают об этих намерениях только с целью еще более опорочить образ отступника.

Идея реставрации царской власти в V в., по-видимому, витала в воздухе, последующие авторы сохранили об этом какие-то сведения, придав им явно легендарную форму. В «Истории дома Арцруни» Товмы Арцруни (начало X в.) говорится о том, как во времена, наступившие после утраты Аршакидами царской власти, Шавасп Арцруни задумал стать властителем армян — зтирелн Хайоц. Шавасп принял маздеизм и испросил у персидского царя Пероза (457–484) власть над Арменией (зишханутюн Хайоц). Речь может идти только о царской власти — Шавасп явился в Армению вместе с ее персидским марзпаном (могпетом) Вндоем. Далее следует рассказ о попытках насадить в Армении маздеизм, об учреждении в древней столице Армении, Арташате, храма огня (в дальнейшем изложении храм огня окажется в Двине). Но вот об этом становится известно Вардану Мамиконеану, будущему герою восстания 450–451 гг. Сразу же отметим хронологическую несообразность: действуя с согласия Пероза, пришедшего к власти в 457 г., Шавасп в дальнейшем имеет дело с Варданом Мамиконеаном, погибшим 26 мая 451 г. Вардан призвал на помощь, продолжает автор, Тачата Рштуни и Вахрама Андзаваци, он выступил против Шаваспа и, в полном соответствии с канонами эпического жанра, в поединке рассек Шаваспа надвое. Соратники Вардана расправились с марзпаном и с его сыном Широем. Храм огня был срыт, на его месте воздвигли церковь св. Григория, куда и переселился католикос Гют (461–478)[246].

Иной вариант этого предания сохранился у Йовханнэса Драсханакертци[247]. Здесь не только Шавасп Арцруни, но и Вндой выступают в качестве армянских нахараров. Широй назначается верховным жрецом при храме огня. Вардан действует в одиночку, он изгоняет марзпана Мушкана (у Товмы Арцруни марзпаном был Вндой), наказывает Вндоя и Широя. Пероз в этом варианте не упомянут, но, как и у Товмы Арцруни, в церковь св. Григория, основанную Варданом, переходит католикос Гют (занял патриарший престол в 461 г.). Тот же вариант рассказа у Вардана[248], но в его изложении действие происходит при католикосе Йовсэпе (начал пастырство в 444 г., участвовал в восстании 450–451 гг., погиб в 454 г.). Гют обосновался в Двине повелением Йовсэпа[249].

Имя Вндой в армянском ономастиконе не значится, известны два Широя, но оба в Албании. С этой точки зрения рассказ Товмы Арцруни ближе к историческим реалиям. Однако хронологические несообразности исключают возможность приурочить действие к определенному историческому периоду. Вардан, перенеся действие ко времени Йовсэпа, снял противоречие, но от этого рассказ не стал более историчным. Действительно, история V в. весьма подробно освещена в сочинениях авторов, близких по времени к описываемым событиям. Между тем у них мы ничего подобного не находим. Упоминая Мушкана, Йовханнэс Драсханакертци и Вардан имеют в виду, возможно, известного Мушкана Нисалавурта, который в 451 г. находился во главе персидской армии, направленной в Армению. Но действительный Мушкан одержал победу над Варданом, а не наоборот. Приходится рассматривать этот рассказ или рассказы как легенду об отступничестве христианского князя и последовавшем наказании. Эта легенда увязывается с основанием храма св. Григория в Двине и перемещением туда престола армянского католикоса. Товма Арцруни не мог обойти этой легенды, ибо Шавасп принадлежит знатной фамилии Арцруни (историографом которой был Товма), а вкупе с Варданом действуют представители Рштуни и Андзаваци — обе фамилии близки Арцруни. Для нас важно то обстоятельство, что в изложении Товмы Шавасп выступает в качестве претендента на власть над армянами — мотив, который в последующем проявляется совершенно эксплицитно.

Непосредственно вслед за рассказом о том, как Гют обосновался в Двине, историк говорит, что нахарары обстроили свои дворцы и установили в стране покой. Место же, где проживали цари династии великого Трдата, т. е. Аршакиды, нахарары пожаловали Вахану Арцруни. О нем наш автор упоминал и выше — по повелению Вахана Мамбрэ Верцанол (Анагност), Мовсэс и Тэодорос Кертол (Пиит) написали свои исторические сочинения. «Это тот Вахан, которого армянские нахарары сделали царем в дни святого Вардана (Мамиконеана. — К. Ю.)», — заявляет Товма[250] и поясняет, что царское поместье было пожаловано Вахану, дабы тот воздвиг там царский дворец, — «ибо задумали сделать его царем над армянами». Но затем между нахарарами начались раздоры, они оставили мысль посадить на царство Вахана, направились к Вардану Мамиконеану и вверили ему верховную власть (зверакацутюн Хайоц). Вахан также изъявил свою покорность Вардану и в дальнейшем погиб в сражении на Аварайрском поле[251].

Товма Арцруни связал два эпизода, еще раз нарушив хронологию. Вахан, погибший в 451 г., был избран на царство после того, как при Перозе и Гюте был наказан Шавасп Арцруни. Тенденция этого повествования прозрачна — попытке вероотступника Шаваспа Арцруни учредить царский престол противопоставлены действия благочестивого мученика за веру Вахана, происходившего из того же нахарарского рода. Шавасп выступает в качестве аналога другого претендента на престол — Васака Сюни (о нем речь шла выше), хотя и нет достаточных оснований усматривать какую-либо связь между сведениями Елишэ и Лазара Парпеци о Васаке и Товмы Арцруни о Шаваспе. Еще меньше оснований как-то сближать эти фигуры. Шавасп мог быть совершенно легендарной личностью, в то время как в реальности Васака Сюни сомневаться не приходится.

В своей монографии, посвященной Елишэ, как и в ряде других работ, В. С. Налбандян приходит к мысли, что сведения о Вахане соответствуют действительности, и утверждает, что в 450–451 гг. нахарары, в частности, задались целью восстановить Армянское царство. По мнению автора, Вардан Мамиконеан «фактически был наделен царскими правами», хотя и «не прошел всех официальных церемоний, связанных с возложением венца»[252]. Между тем современные или близкие по времени источники не только ничего о царствовании Вахана, но и вообще не знают этой личности. Историчность рассказа Товмы Арцруни в этом разделе весьма сомнительна. По всей вероятности, повествуя о Вахане, Товма Арцруни выражает давнюю мечту о реставрации царского престола, притом что во времена писателя это чувство было так или иначе удовлетворено. Что касается Вардана Мамиконеана, то он действительно обладал значительными полномочиями. Тем не менее о царской власти как таковой источники ничего не сообщают, если не считать того, что «Вардан держал в своих руках места (обычного) пребывания царей»[253], причем пользовался в том поддержкой нахараров. Но сам по себе этот факт не свидетельствует о планах реставрации престола, восстановлении престола со всеми его сакральными атрибутами.

Избранный верховным правителем, танутэром, Вардан никоим образом не был царем. Товма Арцруни, а скорее его источник, приписал некоторые факты, относящиеся к Вардану Мамиконеану, Вахану Арцруни и истолковал их при этом как утверждение героя в царском достоинстве.

В совершенно ином, на этот раз, по-видимому, реальном контексте появилась идея собственной государственности в конце VI в. Сведения об этом сохранились в сочинении Себэоса. Выше уже говорилось о восстании Вахрама Чобина, стремившегося овладеть престолом иранских шаханшахов. Армяне в этот период тесно сотрудничали с Византийской империей. В Армению был направлен зять императора Маврикия — Филиппин с армией. Ему были приданы соединения из византийской Армении — под командованием патрикия Иоанна и из Сирии — под командованием стратилата Нерсэса. В Персармении в армию Филиппика вошел армянский корпус из 15 тыс. воинов[254].

Мятежник Вахрам Чобин прибыл со своим войском в Атрпатакан, противники расположились в области Варарат, неподалеку друг от друга. И тогда, сообщает Себэос, Вахрам решил направить Мушелу Мамиконеану и прочим нахарарам письмо. «Мне казалось, — писал в этой грамоте Вахрам, — что, выступив против ваших врагов (т. е. Сасанидов, — К. Ю.) я могу рассчитывать на вашу помощь и мы совместными усилиями расправимся с родом Сасанидов. Вы, армяне, вышли на меня войною. Но я не боюсь ромеев. Не ко времени проявили вы лояльность (зтирасирутюн), не Сасаниды ли разрушили страну вашу и государство? Почему же отцы ваши восставали и стремились до нынешнего дня выйти из-под рабства? Если Хосров победит, то и он и они (т. е. ромеи. — К. Ю.) объединятся и погубят вас. Согласитесь же отложиться от них, соединиться со мною, протянуть мне руку помощи. Если же я выйду победителем — клянусь великим богом Арамаздом, (клянусь) владыкой Солнцем и Луной, огнем и водой, Михром и всеми богами, что вам будет пожаловано царство Армянское. Кого пожелаете, того и сделаете царем». Вахрам намечает границы будущего царства: Кавказский хребет и Албанские ворота (по-видимому, Аланские — Дарьяльский проход); со стороны Сирии — Аруастан, Мрцуин и Нор Ширакан до владений арабов, ибо в прошлом, говорится в грамоте, этими землями владели армяне; на западе — до Кесарии Каппадокийской. Вахрам Чобин обязуется не выступать далее хребта Зарасп (Загрос) и поделиться сокровищами Сасанидов[255].

Ответа на послание не последовало, тогда Вахрам направил другую грамоту, уже с угрозами. На этот раз армяне ответили, заявив: «Царство от бога, он пожаловал его тому, кому пожелал». Ссылаясь на божью волю, армяне отказывались от сотрудничества[256].

Эти сведения почти дословно повторяет Товма Арцруни[257].

В какой степени аутентична грамота Вахрама Чобина в передаче Себэоса? Формула клятвы, сопровождающие атрибуты — с грамотой была отправлена запечатанная соль[258] — говорят в пользу ее подлинности или, во всяком случае, правдоподобия. Нет ничего невероятного в том, что в критический момент Вахрам Чобин искал союзников, и наиболее удобными в сложившейся ситуации могли быть армяне. Очерченные мятежником границы будущего армянского царства более или менее совпадают с границами Великой Армении при Аршакидах (на севере, правда, территория Аршакидов до Кавказского хребта никогда не доходила). Разумеется, маловероятно, что Себэос включил в свою «Историю» перевод, но думается, что наличие подобной грамоты вполне вероятно, и текст в сочинении Себэоса отражает ее основное содержание.

Таким образом, в конце VI в., когда произошло восстание Вахрама Чобина, идея об Армянском царстве выглядела вполне реальной по своей сути. Армяне отказались поддержать мятежника, исходя из соотношения сил в данный момент. Присутствие византийской армии само по себе было грозным предостерегающим обстоятельством. Себэосу, который сочинил свою «Историю» после 668 г., эта идея не казалась фантастичной. Все это заставляет думать, что и в VII в. представления о суверенитете армян продолжали воплощаться в идее о собственном царстве.

Та же идея — но уже в совершенно легендарном воплощении — содержится в «Видении католикоса Сахака».

В первом разделе «Истории» Лазара Парпеци (ок. 500 г.) значительное место уделено католикосу Сахаку. Когда в 428 г. персы окончательно упразднили в Армении власть Аршакидов, Сахак покинул свой престол. К нему явились представители высшей знати (происки которой сыграли едва ли не решающую роль в упразднении династии именно в это время). Они молили католикоса вновь занять свой престол. Сахак отказался, поведав при этом, что еще до принятия сана епископа ему было видение и он, в частности, понял, что род Аршакидов вскоре утратит царскую власть, а род первосвященника Григория Просветителя — священническую. И ангел божий, толкуя видение, сказал: «Знай, что перед тем, как объявится мерзость запустения, вновь возвысится царь из рода ваших Аршакидов, а патриарший престол обновится через отпрыска святого Григория». Время же до появления мерзости запустения определяется в 350 лет[259] легенды об «аршакидском» происхождении императора Василия Македонянина (867–886), в связи с этим ученые высказывали различные соображения по поводу того, как и когда это сочинение увидело свет (гл. III). Нам важно отметить, что в VII в. это «Видение» уже было, безусловно, известно и, что особенно важно, оно появилось на армянской почве и в нем нашла отражение именно армянская действительность (подробнее См.: гл. III).

Лазар Парпеци писал свой труд в период, когда один из победителей восстания 482–484 гг., Вахан Мамиконеан, стал марзпаном Армении с весьма широкими полномочиями. Вслед за ним функции марзпана были возложены на брата Вахана — Варда. В этот период ничто не угрожало и армянской церкви, которая к тому же была готова встать на путь отделения от имперской. Таковы условия, в которых появилось «Видение», или (если оно было сочинено позднее) таков опыт, который неизбежно должен был учесть его автор. И при всем этом политическое возрождение Армении он связывает со вторичным возвышением Аршакидов, т. е. в конечном счете, с утверждением царского престола.

Суммируя изложенное выше, можно прийти к следующим выводам. В промежутке между двумя царствами, Аршакидов и Багратидов, Армения пользовалась автономией., которая принимала различные формы: порой эти права сужались, но окончательно никогда не были упразднены. Относительная стабильность общественных отношений нахарарской Армении оказалась возможной, по-видимому, лишь в условиях известного самоуправления. Адаптация к чуждым нормам, принесенным персидским, византийским и арабским владычеством, носила весьма ограниченный характер. С этим следует, вероятно, связать и партикуляризм армянской церкви, хотя, конечно, вопрос этот весьма сложен и требует рассмотрения в значительно более широком контексте. Так или иначе, в своей медленной эволюции армянское общество не только реагировало на внешние условия своего существования, на нормы, принесенные извне, но и подчинялось свойственным ему самому внутренним закономерностям.

Тем не менее в периоды даже наиболее широкого самоуправления, армянская общественная мысль связывала суверенитет не с автономией» а с собственной государственностью. Государственность в этот период могла, естественно, мыслиться лишь в форме монархии. Только царская власть со всеми ее сакральными атрибутами могла выразить идею о политической независимости армянского средневекового общества.

Сопоставляя факты, связанные с распространением идеи о царской власти после упразднения власти династии Аршакидов, с реальной действительностью утверждения Багратидов, мы приходим к выводу, что на протяжении всего этого периода эта идея (часто в легендарной форме) никогда не умирала.