Армянские государства эпохи Багратидов и Византия IX–XI вв.

Все те армянские территории, где завоевательные действия Византии увенчались успехом, были обращены в фемы. Здесь утвердилась соответствующая администрация — «неопровержимое доказательство действенного присутствия Византии»[864]. Должности замещались либо византийскими администраторами, либо представителями местной знати. Претерпевая частичные изменения, этот режим держался до тех пор, пока под нажимом сельджуков Византия не утратила навсегда эту часть своих восточных владений.

В настоящей главе предпринята попытка свести воедино данные источников и восстановить в первую очередь списки византийских администраторов в завоеванных империей армянских землях. Эти списки, конечно, и сейчас еще неполны; тем не менее материал, вошедший в последнее время в научный оборот, позволяет составить более целостное представление, чем то, которое сложилось в конце XIX в.[865]. Здесь же анализируются и сведения, характеризующие изменения в социально-экономической сфере при византийских правителях.

1. Тарон

Тарон был присоединен к империи в 966 или 967 г. и стал обычной фемой. Сюда в 975 (или 974) г. прибыл Иоанн Цимисхий, направлявшийся против арабов. Византийский император расположился у Муша, близ крепости Айцеац Берд, и отсюда повел переговоры с царем Ашотом III Багратуни. Ашот передал Цимисхию отряд в 10 тыс. воинов, снабдил византийцев продовольствием. После победоносного окончания похода император в знак благодарности согласился с тем, что Айцеац Берд останется у Ашота. Он распорядился также, чтобы Ашоту были доставлены соответствующий хрисовул, 30 тыс. дахеканов, 2 тыс. рабов, 10 тыс. коней и 1 тыс. мулов. Передача произошла через посредство зоравара Дерджана и Тарона — протоспафария Льва[866]. Зоравар является точным соответствием греч. στρατηγός «стратиг», в этом смысле термин несколько раз встречается в послании Иоанна Цимисхия Ашоту III[867]. Н. Г. Адонц полагал, что речь идет об одном стратиге — протоспафарии Льве, который объединял под своей властью две фемы — Тарон и Дерджан. В подтверждение того, что обе области были объединены, Н. Г. Адонц ссылается на Асолика[868], рассказывающего, как после смерти Варды Фоки один из его приверженцев, магистр Чортуанэл, овладел Тароном и Дерджаном[869]. Эта точка зрения нашла отражение и в новоармянском переводе Матфея Эдесского[870]. Между тем такое истолкование основано лишь на убеждении, что в административном отношении Тарон и Дерджан составляли одно целое. Однако данные «Эскуриальского тактикона» исключают эту идею. Здесь отдельно названы стратиг Тарона и стратиг Дердзины-Дерджана[871]. Поэтому в соответствии с текстом армянских авторов — Матфея Эдесского и Смбата Спарапета, — следует считать, что донесение исходило от протоспафария Дерджана Льва и от анонимного стратига Тарона, т. е. от двух лиц, а не от одного, как полагал Н. Г. Адонц. Императорское же распоряжение должен был выполнить лишь стратиг Тарона, выражение «протоспафарий Дерджана», где сочетаются термин, означающий сан (а не должность), и обозначение территории, не совсем обычно, хотя подобный случай, по крайней мере в армянском контексте, засвидетельствован. Так, в надписи, высеченной от имени Саргиса Хайказна (1042 г.), последний назван «вестом Востока»[872], причем «Восток» здесь, по-видимому, не что иное, как довольно распространенное в армянских и грузинских текстах наименование фемы «Ивирия». Далее, по «Тактикону Бенешевича», с должностью стратига может сочетаться титул именно протоспафария, а не анфипат-патрикия, как в «Тактиконе Успенского»[873]. Все это заставляет думать, что протоспафарий Лев был таким же стратигом фемы «Дердзина» (Дерджана), как и его анонимный соавтор донесения — фемы Тарой. Напомним, что послание Иоанна Цимисхия датируется 975 г. и приблизительно в это же время (971–975) был составлен «Эскуриальский тактикой».

Н. А. Скабаланович и следующий ему Т. Василевский полагают, что «люди посторонние» стали управлять Тароном лишь в XI в. (имеется в виду Феодор, сын Аарона, начало правления — 1055 г.)[874]. Но ничто не указывает на принадлежность правителя Тарона местным фамилиям, нет оснований также считать его армянином. Скорее всего это «лицо пришлое», посланное в Тарон вскоре после упразднения власти «людей местных». «Эскуриальский тактикой» называет ряд небольших фем, каждая во главе со стратигом, которые были расположены на территории, аннексированной у армян либо отбитой у арабов. Уникальны сведения о стратиге Хойта, ձ τού Χουητ[875]. Хойт — первый гавар области Тавруберан[876].

Если чтение Н. Икономидиса верно (издатель не вполне в нем уверен, ранее он читал Χώματος), тогда следует заключить, что наряду с Тароном появились и другие, расположенные в непосредственной близости фемы. Впоследствии Хойт имел своего епископа — халкидонита[877]. В «Тактиконе» упомянут также стратиг του Μελτη (с. 269. 10). Н. Икономидис отождествляет его с Мардали, т. е. одной из территорий, отошедших к Давиду Куропалату (см. гл. IV, разд. 3), хотя «Мардали» и «Мелти» не так уж созвучны. В то же время есть все основания думать, что греч. Μελτη — это арм. Мелди, поселение (аван) к северо-западу от Муша, т. е. в самом сердце Тарона. Ныне это деревня Мехди[878]. По всей видимости, в Тароне появились небольшие стратигии, две из которых и названы в «Эскуриальском тактиконе» — Хойт и Мелди.

Тарон был важным опорным пунктом Византии в ее дальнейшем продвижении в Армению. В 968 г. дука Халдии и Колонии Варда Фока захватил Маназкерт (Манцикерт) и срыл укрепления, выступив, как полагают, из Тарона[879]. Во время восстания Варды Склира эмир Хлата и Нпркерта Бат восстановил Маназкерт. Он совершал набеги на Тарой, в результате чего, отмечает историк, область обезлюдела[880]. В 1000 г. прибывший в Ерэз Василий II предупредил войска, которые дислоцировались в Тароне, о том, что они обязаны в случае необходимости немедленно выступить на помощь императору[881].

Военные силы из Тарона действовали и на западе. Под 490/1041 г. Матфей Эдесский рассказывает, как незадолго до своей смерти МихаилIV Пафлагон выступил на Запад, захватил всю страну «готов», а мятежников привел к послушанию. Имеется в виду, конечно, восстание Петра Деляна в Болгарии, которое быстро охватило почти половину западных владений империи. Опасность была так велика, что пришлось вызвать отряды из самых восточных фем — Севастии, Тарона и Васпуракана[882].

В середине XI в. Тарон был объединен с Васпураканом. Во главе этого нового военно-административного образования был поставлен Григорий Магистр Пахлавуни. В высеченной по его повелению надписи в Кечаройке (1051 или 1054 г.) он назван китонитом и дукой Васпуракана и Тарона[883]. В заглавии извёстного послания сирийскому католикосу о тондракитах Григорий также именуется дукой Васпуракана и Тарона[884]. Известно послание Григория Пахлавуни к находящемуся в изгнании царю Гагику II. Здесь Григорий называет себя тэром Васпуракана и Тарона, Маназкерта, Арчэша, Беркри, тэром Месопотамии, магистром Мономаха, вестом и дукой[885]. На основании этого места нельзя безоговорочно утверждать, что Григорий находился во главе трех объединенных фем — Месопотамии, Тарона и Васпуракана. Как известно, свою административную карьеру в Византии Григорий начал, заняв должность дуки Месопотамии. Вполне возможно, что в послании Гагику он перечисляет свои разновременные должности и все титулы (кроме китонита). Тарон в это время фигурирует и в качестве отдельной административной единицы — в 1055 г. в должности правителя Тарона мы застаем Феодора, сына васпураканского правителя веста Аарона[886]. Феодор назван «ишханом гавара», но это никак не исключает его подчиненного положения, зависимости от дуки объединенной фемы Григория Магистра Пахлавуни.

Распространено мнение, восходящее, по-видимому, к М. Чамчяну, согласно которому после смерти Григория Магистра в 1058 г. сын его Вахрам (впоследствии католикос Григорий II Мартирофил) был. назначен правителем Тарона, Месопотамии и округи. В этой должности Вахрам якобы пребывал до принятия духовного сана в 1066 г.[887]. Ни мне, ни А. С. Анасяну не удалось найти первоисточник, на котором основана эта точка зрения. Все же это мнение следует считать домыслом эрудита, каким был М. Чамчян.

Тарон неоднократно подвергался нападению сельджуков, но был утрачен Византией только после поражения при Манцикерте в 1071 г.

Как сообщает Н. Икономидис, в Думбартон Оксе хранится печать стратига Тарона протоспафария Панкратия[888]. Только специальное исследование даст возможность выяснить, кто был ее владельцем — один из двух Панкратиев-Багаратов, известных в Тароне до его присоединения к империи, или неизвестный по другим источникам стратиг фемы.

2. Васпуракан[889]

Эта фема была создана после того, как в 1016–1021 гг. васпураканский царь Сенекерим Арцруни и его преемник и соправитель Дереник уступили свои владения империи. «И сделал царь из них (уступленных крепостей и замков. — К. Ю.) особый катепанат (قطبا نية) и поместил в крепостях воинов, и поставил над ними правителей», — пишет Яхъя Антиохийский[890].

Первым византийским правителем Васпуракана Скилица называет патрикия Василия Аргира, смещенного за допущенные промахи[891]. Его преемником стал протоспафарий Никифор Комнин, который, «где убеждая, а где применяя силу, подчинил Васпуракан императору»[892]. Эта фраза весьма красноречива — уступленный царем Сенекеримом Васпуракан не желал признавать власть византийского императора. И Скилица[893], и Аристакэс Ластивертци[894] с похвалой отзываются о Никифоре Комнине. Армянский автор сообщает, что васпураканский правитель отвоевал и подчинил ромеям г. Арчэш (на северном берегу оз. Ван). Но в 1026 г. Никифор Комнин, войдя в союз с грузинским царем Георгием I, предпринял попытку отложиться, был схвачен и через год ослеплен.

Новая фема называлась «Верхняя Мидия» или «Мидия». В обоих случаях этому соответствовало наименование «Васпуракан» (в различных написаниях)[895]. Наряду с Верхней (ανω) Мидией известна также Нижняя (κάτω) Мидия[896]. Верхняя Мидия — это бывшие владения Сенекерима Арцруни[897], по поводу же Нижней высказывалось мнение, что это Андзавацик с Маназкертом[898].

Что касается хронологии первых византийских правителей Васпуракана, то с уверенностью можно говорить лишь о конце карьеры Никифора Комнина — и Скилица, и Аристакэс Ластивертци датируют его 1026 г.[899]. Время правления — по-видимому, недолгого — Василия Аргира и начало правления Никифора Комнина определяется приближенно: 1016–1021 гг. Трудно даже сказать, вступили они в должность после переселения Сенекерима Арцруни (в 1021 г.) или выполняли свои функции еще до того, как последний васпураканский царь покинул свою страну.

Во второй половине 1030 г. (после августа) катепаном Нижней Мидии был назначен Григорий Маниак[900], который до этого был стратигом Телуха. В этой новой должности он пробыл недолго, поскольку в 1031 г. мы застаем его стратигом «приевфратских городов»[901].

При Михаиле IV Пафлагоне (1034–1041) правителем Васпуракана стал Константин Кавасила[902]. В 425 г. х. (26 ноября 1033 — 15 ноября 1034 г.) он овладел г. Беркри (близ оз. Ван, восточнее Арчэша)[903]. Комендантом Беркри был назначен армянин Гандзи. Кавасила был вскоре смещен, его преемником оказался патрикий Николай Булгар по прозвищу Хрисилий, Гандзи же погиб. В 1035 г. византийцам вновь удалось овладеть городом, комендантом его стал армянин Тачат. Мусульманам еще раз удалось захватить Беркри, после чего он был отбит с помощью варяго-русской дружины под командованием Никиты Пигонита[904].

В 1035 г. правителем Верхней Мидии был назначен патрикий Георгий Маниак[905], который до этого был стратигом Эдессы, а еще раньше, в 1030 г., управлял Нижней Мидией. Маниак и на этот раз недолго оставался в Васпуракане — в том же году он с полномочиями стратига-автократора был отправлен в Италию[906].

В 494 г. армянского летосчисления (10 марта 1045 — 9 марта 1046 г.) катепаном Васпуракана был патрикий Стефан Лихуд — сын Константина Лихуда или, как полагает Н. А. Скабаланович, его племянник по сестре. Предводитель сельджуков Кутулмыш разбил Стефана в Арчэше, после чего Стефана продали в рабство, согласно Скилице, или содрали с него кожу, согласно Матфею Эдесскому[907]. Столкновение произошло вследствие того, что катепан отказывался пропустить через Васпуракан тюркские войска, возвращавшиеся домой после набега на арабов.

В 1047 г. византийским правителем Васпуракана был вест Аарон, как полагают, сын последнего болгарского царя — Иоанна Владислава[908]. Аарону пришлось отражать первое большое нападение тюрок на Армению, Васпуракан (спорадически набеги предпринимались с 30-х годов XI в.). Во главе нахлынувшей орды находился племянник султана Тогрул-бека — Хасан Глухой. Не рассчитывая на собственные силы, Аарон призвал на помощь правителя Ани и Иверии Катакалона Кекавмена. Прибегнув к военной хитрости, Аарон и Кекавмен разбили тюрок у р. Большой Зав[909]. Этот поход, соответственно и правление Аарона Э. Хонигман датирует 1048 г.[910], но изложение Скилицы следовало бы синхронизировать с описанием Аристакэса. Армянский автор также говорит о первом нападении тюрок, которые, как и у Скилицы, вторглись в Васпуракан[911]. Тогда тюрки дошли до Басеана, до г. Валаршавана, разорив 24 гавара. Дальше Аристакэс пишет: «В 497 год нашего летосчисления, во второй год нашего пленения, из Персии вновь полил горький и бурный ливень гнева и т. д.». Таким образом, Аарон и Кекавмен встретили тюрок в предшествующий, 496 г. армянского летосчисления, что соответствует 10 марта 1047 — 9 марта 1048 г.

Аарон правил Васпураканом и в следующем, 1048 г., когда в Армению вторглись тюркские отряды под командованием Ибрахима Инала. Местные силы возглавляли: Аарон, Катакалон Кекавмен, Григорий Магистр Пахлавуни, к ним присоединился также грузинский князь Липарит, который попал в плен к тюркам, но был с честью отпущен[912]. Аристакэс датирует поход 497 г. армянского летосчисления, т. е. 9 марта 1048 — 8 марта 1049 г. Скилица называет день пленения Липарита — 18 сентября II индикта, суббота. Индикт согласуется с сентябрем 1048 г., но 18 сентября приходится на воскресенье, почему В. Н. Бенешевич и предлагает исправить дату на 10 сентября[913].

Фемные правители, как и начальники регулярной армии, имели свою канцелярию, в которой могли служить нотарии, ипограмматевсы, хартуларии. У Скилицы сохранилось сведение, относящееся к канцелярии Аарона: в 1048 г. его ипограмматевс Георгий Дрос ездил к султану Тугрил-беку по делу о выкупе Липарита и о заключении мирного договора[914]. Известны печати Георгия Дроса, относящиеся, по-видимому, к послеваспураканскому периоду[915].

Как было сказано выше, в середине XI в. Васпуракан и Тарон были, вероятно, объединены, во главе фемы в 1051 г. находился Григорий Пахлавуни.

В памятной записи монаха Феодула от 1059 г. правителем Васпуракана назван Панкратий[916]. В литературе не раз указывалось, что Панкратий записи — будущий катепан Востока, анийский дука Баграт Вхкаци[917]. Надо признать, впрочем, что отождествление «Панкратия» записи с Багратом Вхкаци носит все же гипотетический характер. Настораживает то обстоятельство, что о прошлом анийского дуки ничeгo не знают ни армянские, ни византийские авторы. В. Н. Бенешевич, по-видимому, исключал это тождество, во всяком случае, он нигде об этом не говорит.

Васпуракан, как и Тарой, был утрачен Византией после битвы при Манцикерте. Некоторые данные, хотя и менее определенные, чем те, что были приведены выше, пополняют наше представление о византийской администрации в Васпуракане.

1033–1037 гг. католикос Петрос Гетадардз провел в Васпуракане, в монастыре Дзорой Банк. В 1037 г. по требованию царя Йовханнэса-Смбата он был препровожден в Бджни, родовой замок Григория Магистра Пахлавуни. Это произошло через посредство местного дуки, ի մէրոն տուկի կողմանցն, отмечает Вардан[918]. Речь идет об одной из ближайших преемников, или даже преемнике, Георгия Маниака, назначенном в 1035 г., как было сказано выше, правителем Верхней Мидии и в том же году направленном в Италию.

Г. Шлюмберже, а затем и Н. П. Лихачев опубликовали печать Михаила, вестарха и дуки Васпуракана[919]. Г. Шлюмберже датирует эту печать X в., а последние буквы[920] считает началом греческого написания родового имени Арцруни — ArDzrounienne. Речь идет, заключает он, об одном из воинственных династов восточной провинции Армении, вассалов константинопольского императора, происходивших из прославленного рода Арцруни. Но сохранившихся элементов слишком мало, чтобы с уверенностью воспроизвести написание патронима; создается впечатление, что в своей попытке восстановить греческую форму ученый отталкивается от норм современного ему французского написания этого имени. С другой стороны, дука в Васпуракане мог появиться не раньше 1016–1021 гг., появление здесь подобного лица до образования фемы немыслимо. Поэтому остается признать, что речь идет об одном из правителей Васпуракана периода византийского владычества, но ввиду отсутствия дополнительных данных приходится отказаться пока от идеи как-то датировать его правление.

Аналогичный случай представляет и печать, хранящаяся в Афинском музее и опубликованная К. Константопулосом. Печать принадлежала василику Павлину, спафарокандидату, катепану Мидии[921]. Издатель датирует печать VIII–IX вв., но по соображениям, сходным с теми, что были высказаны выше, подобная датировка невозможна. Как и вестарх Михаил, спафарокандидат Павлин был византийским правителем (катепаном) Мидии, т. е. Васпуракана, в промежутке между 1016–1021 и 1071 гг. Более точная датировка и здесь невозможна. Впрочем, если исходить из того, что со времени основания фемы до смещения Никифора Комнина в Васпуракане было всего два правителя, то этот промежуток времени как для Михаила, так и для Павлина сокращается: можно говорить уже о 1027–1071 гг.

3. Иверия и Великая Армения[922]

Уже в 1 000 г., когда Василий II прибыл на Восток, в бывших владениях Давида Куропалата появилась византийская администрация. ВасилийII назначил здесь «чиновников, судей и надсмотрщиков», пишет Аристакэс Ластивертци[923]. «И принял царь все страны грузин и назначил над ними от себя правителей из греков», — подтверждает Яхъя Антиохийский[924]. Но окончательно фема была сформирована лишь после успешных для Византии войн с Георгием I. До недавнего времени ее первым византийским правителем считали катепана Романа Далассина. Его надпись была высечена на Иверских воротах Карина и скопирована Нерсэсом Саргисяном: Κύριε βοηθη τον δούλοV σου (Ρωμανόν τον δαλασινον) κε κατεπανον της ηβε (ρ)ιας… Н. Адонц, посвятивший Далассинам специальную статью, полагал, что правление Романа падает на 1023–1026 гг.[925].

Недавно, однако, В. С. Шандровская опубликовала моливдовул, который ранее был в коллекции Русского археологического института в Константинополе, а ныне находится в Эрмитаже. Расшифровка легенды: (Κύριε βοήθει τω σώ δούλα) Θεοφυλάκτω πρωτοσπαθαρίω καί κατεπάνω ϊβηρίας τω Δαλασηνω.

Подходя к вопросу с понятной осторожностью, В. С. Шандровская считает, что катепаном Иверии Феофилакт Далассин — брат Романа — был скорее всего после 1022 г. Он правил либо до Никиты Писидийца, либо позже него[926]. Собственно говоря, точно к такому же выводу можно прийти и относительно правления Романа Далассина.

В 1025 г. в Бана (Тао) вернулся сын Георгия I Баграт, будущий царь Баграт IV, который в 1022 г. был взят в Византию заложником. Баграт достиг Тао и вступил в свою вотчину Бана в сопровождении «катепана Востока» катабани алмосавдетиса[927]. Речь, возможно, идет об одном из Далассинов — Романе или Феофилакте.

В эти годы византийская администрация в Иверии была представлена также кураторами. Скилица[928] сообщает, что патрикию Ферсу, принимавшему деятельное участие в заговоре Никифора Фоки, Ксифия и др., в числе прочих было предъявлено обвинение в убийстве четырех άρχόντων γειτόνων κουράτωρας. По мнению Т. Василевского, эти кураторы были представителями местной знати, привлеченной византийским правительством к управлению Иверией[929].

Преемником катепана Романа стал дука Никита из Писидии (по терминологии Аристакэса — веракацу, правитель). Он прибыл в Иверию (гаварн Врац) во второй год царствования Константина VIII, т. е. в 1026 г. Никита убеждал местную знать уступить свои родовые владения империи, получая взамен земли в Византии, и весьма преуспел в этом[930].

Согласно тому же Аристакэсу, в третий год правления Константина VIII «на восток выступил с многочисленными войсками евнух Симон. Он правил половиной империи, и по-гречески звали его Паракиманос (т. е. паракимомен. — К. Ю.). Симон прибыл в Грузию (йашхархн Врац), но не успел ничего сделать, ибо его настигла весть о смерти императора». Узнав об этом, Симон с войсками немедленно вернулся в Константинополь[931]. Под этим Симоном следует подразумевать, по-видимому, не Симона — проэдра и друнгария вилы[932], а Николая, доместика схол и паракимомена[933]. Николая называет также и Яхъя Антиохийский[934], а в «Матианэ Картлисай» он назван паракимоменом[935]. Впоследствии этот Николай был направлен в Ани. Известна печать Николая — проэдра, паракимомена и доместика схол Востока[936]. Николай прибыл в Иверию, а дальше он вступил в пределы Баграта IV. Титулатура не содержит данных, показывающих его отношение к Иверии, и это понятно: Николай не был фемным правителем. Он был послан в Грузию с особыми полномочиями, но действовал, как и следовало ожидать, из соседней византийской фемы.

В 1033 г. на северной стене храма св. Саргиса в Хцконке была высечена надпись, в которой упомянут любимый вассал (чорт) царя Йовханнэса-Смбата. Саргис — это известный Хайказн, который в литературе обозначается как вест Саргис. В надписи говорится, что от трех ромейских императоров (очевидно, Василия II, Константина VIII и Романа III Аргира) Саргис получил три титула он анфипат-патрикий, вест и дука Востока (дук аревелиц). Авторы надписи просят долголетия царю, дуке, себе и своим родителям[937].

Ниже будет показано, что фема Иверия называлась также «Востоком», «Восточной». В связи с этим возникает предположение: не бы ли дука Востока Саргис Хайказн правителем Иверии? Если это мнение справедливо, тогда Саргис должен был оставаться в этой должности по крайней мере до 1036 г. Это засвидетельствовано надписью из Текора о порядке пользования оросительным каналом — надпись высечена в царствование Йовханнэса-Смбата, в патриаршество Петроса и в правление Саргиса — «дуки Востока»[938].

Катепан Михаил Иасит, о котором известно, что он правил Иверией в 1038 г., мог оказаться непосредственным преемником Саргиса Хайказна. Фема подвергалась нападениям грузинского царя Баграта IV, и Иоанн Орфанотроф, брат Михаила IV Пафлагона, отправил на помощь другого брата, Константина. Константин прибыл в Иверию как доместик схол Востока. Иоанн обещал прислать также Далассина, но своего намерения не выполнил, и Константин вернулся, не принеся никакой пользы[939].

Оставаясь архонтом Иверии и имея титул веста, Иасит в 1044 г. был назначен командующим войсками, собранными для захвата Анийского царства. Ани устоял, и тогда на помощь Иаситу прибыл Николай — проэдр, доместик схол, «паракимомен императора Константина»[940], который, как было сказано выше, в 1027 г. выступил из Иверии против Баграта IV. В 1045 г. Анийское царство было присоединено к Византийской империи. Вновь приобретенные территории были обращены в фему. Новая фема была объединена с Иверией, центром этого военно-административного округа стал Ани. Первым правителем объединенной фемы был Михаил Иасит. «А некоего ишхана по имени Асит, который ранее правил Востоком, император отправил наместником в Ани», — рассказывает Аристакэс Ластивертци[941]. Вместе с приданным ему магистром Константином Аланом Иасит, ставший к тому времени вестархом, повел войну против двинского эмира Абу-л-Асвара[942]. В военных действиях участвовал также паракимомен Николай. В кампании принимали участие как «иверийские» контингенты, так и войска, которыми ранее командовал Гагик II. Но византийская сторона терпела поражения, и в 1046 г. дукой Иверии в Ани стал Катакалон Кекавмен[943], а Николая сменил архонт великой гетерии евнух Константин Сарацин, получивший полномочия стратига-автократора.

В 1048 г. Катакалон Кекавмен с титулом веста продолжал оставаться правителем Ани и Иверии[944] и в этом качестве принимал участие, как было сказано выше, в боях против сельджуков. Иверия же (в прежних пределах?) до сентября 1047 г. имела собственного правителя — стратига Льва Торникия. Атталиат утверждает, что накануне восстания Лев был стратигом Мелитины, и Н. Адонц отдает предпочтение именно этому известию[945]. Между тем нет оснований опровергать достоверность других источников, тем более что они в некоторых случаях независимы, а сообщаемые ими факты хорошо согласуются с окружающей обстановкой. Представитель знаменитого армяно-иверского рода Лев Торникий, как утверждает Пселл, был связан родством с императором Константином Мономахом. Интимные отношения, которые установились между Львом и сестрой императора Евпрепией, заставили Константина Мономаха отправить его в почетную ссылку в Иверию. Отложившись, Лев Торникий не смог собрать восточные войска, ибо они сражались в глубинных областях Иверии, отражая нападение какого-то варвара[946].

Действительно, иверские отряды, как уже говорилось, были направлены в это время против Абу-л-Асвара. Скилица утверждает, что действия Катакалона Кекавмена и Константина Сарацина против двинского эмира были бы успешнее, если бы на западе (в Адрианополе) не вспыхнуло восстание патрикия Льва Торникия, стратига Иверии[947]. Как только весть о восстании дошла до столицы, император отдал приказ Константину Сарацину немедленно явиться в Константинополь. Затем Константин заключил с Абу-л-Асваром мир и во главе восточных тагм прибыл в Константинополь, откуда эти отряды, уже под водительством Михаила Иасита, направились во Фракию[948]. Интересно отметить, что Пселл, по-видимому, различает «Иверию» в ее прежних пределах (именно туда и был направлен Лев Торникий) и «Иверию», разросшуюся благодаря присоединению Ани (τα βαθύτερα της Ίβηρίας).

В литературе ставился вопрос о принадлежности дуки Михаила, упомянутого в известном завещании Воилы, к фемной администрации Иверии. Сохранившиеся данные исключают возможность более или менее определенного решения этого вопроса[949].

При императрице Феодоре (1055–1056) в Ани прибыл магистр Аарон, который некогда был правителем Васпуракана. Он надстроил городские стены, провел водопровод и волей императрицы, изложенной в хрисовуле, освободил горожан от ряда налогов, о чем гласит надпись на восточной стене кафедрального собора Ани[950]. Аарон пробыл в Ани до весны 1057 г., когда началось восстание Исаака Комнина, и анийский правитель был придан доместику Востока евнуху Феодору, который выступил против узурпатора с полномочиями стратига-автократора[951]. К анийскому периоду относится печать Аарона из собрания Государственного Эрмитажа. Владелец печати фигурирует в качестве магистра и дуки Иверии и Великой Армении[952].

В 1057 г., после того как началось восстание Исаака Комнина, сын Липарита — Иванэ (которому был пожалован г. Ерэз в Хаштеанке с округой) захватил крепость Еланц Берд (Елнут). Оттуда он направился в Хавачич, захватил там судью, «который осуществлял попечение о Востоке», и предпринял попытку хитростью овладеть Карином (Феодосиополем). Уловка его не удалась, началось сражение, и тогда, сообщает Аристакэс Ластивертци, «ишхан города (Карина/ спешно известил ишхана, который восседал в Ани, имея титул магистра»[953]. По мнению М. Броссе, Иванэ пребывал в Ерэзе avec le titre de gouverneur des provinces d'Hachtiank et dfArchamounik[954]. Это неверно. На основании соответствующей фразы Аристакэса[955] нельзя утверждать, что владельческие права Иванэ сочетались с административными полномочиями над этими провинциями. Аршамуник, кстати, у Аристакэса не назван, хотя Ерэз действительно находился на его границе.

Что касается «судьи» (датаворн ор унэр зкогс аревелиц)[956], то это, по-видимому, судья фемы — административная должность, засвидетельствованная многочисленными. источниками. О фемном судье Аристакэс говорит и ниже. Было высказано предположение, что под этим «судьей» Аристакэс разумеет упомянутого выше доместика Востока евнуха Феодора[957], но от этой точки зрения придется отказаться, хотя бы потому, что в описываемое время Феодор находился во главе войск, действовавших против Исаака Комнина.

Не удается определить и лицо, которое фигурирует в рассказе Аристакэса как ишхан Ани с титулом магистра. Был ли это преемник Аарона в должности правителя всей Иверии, или речь идет о правителе только Ани (аналогично упомянутому рядом ишхану Карина — Феодосиополя)? В литературе имеются указания, что это Катакалон Кекавмен[958]. Если бы это предположение оправдалось, тогда можно было бы смело говорить о правителе всей Иверии. Но в 1057 г. Катакалон был уже дукой Колонии и отсюда примкнул к движению Исаака Комнина в качестве его верного соратника[959].

В 1059 г. в должности правителя Армении и Иверии мы застаем Иоанна Монастыриота. В записи Феодула он назван дукой Иверии, а в высеченной в том же году надписи в Ани Иоанн Монастыриот фигурирует в качестве вестарха, катепана Армении и Иверии[960].

Преемником Иоанна Монастыриота был, по-видимому, Баграт Вхкаци, который, как принято считать, прибыл сюда из Васпуракана. Судя по патрониму, Баграт происходил из знатного армянского рода, уже к началу XI в. (возможно, и ранее) принявшего православие. В греческой надписи из селения Эгрек (в Тортумском ущелье, Тао) его предок Григорий, как и отец последнего Смбат, именует себя «ивером»[961]. Сведя воедино данные надписи Баграта Вхкаци на западной стене кафедрального собора Ани и сведения, почерпнутые из нарративных источников, мы приходим к следующим выводам. Баграт Вхкаци прибыл в Ани во времена императора Константина Дуки (1059–1067). Имея титул магистра, он правил в качестве катепана Востока (как он именует себя сам) или дуки (как о том свидетельствуют византийские авторы). Баграт принял на себя функции дуки, отказавшись от вознаграждения. В Ани он сократил налоги, но не сумел подготовить город к защите перед нашествием сельджукских отрядов Алп-Арслана. Между Багратом Вхкаци и его соправителем Григорием Бакурианом начались споры, и это облегчило задачу осадивших в 1064 г. Ани сельджуков. Тюрки овладели городом, Баграт и Григорий Бакуриан бежали[962]. Сведения о Баграте Вхкаци на этом обрываются, известен лишь его сын Смбат, который в течение шести месяцев был дукой Эдессы, после чего в 1083 г. ослеплен[963].

С утратой Ани Иверия не прекратила своего существования. Более того, в том же, 1064 г. царь Гагик Карсский уступил свое царство Византии, и его бывшие владения — Карс с округой — оказались приобщенными к Иверии[964]. Надо сказать, что какая-то часть бывшего Анийского царства также осталась в пределах Иверии; по крайней мере она составляла личные владения правителя Григория Бакуриана. Действительно, один из трех хрисовулов, подтверждавших право на владение (κτημάταν) землями в Анатолии, касался округи Ани[965].

Византийские авторы сохранили сведения о катепане (дуке) Феодосиополя Василаки, который в 1071 г. принял участие в походе Романа Диогена[966]. Речь идет о правителе не города, а фемы Иверия. Ниже будет показано, что она называлась также фемой Феодосиополь.

Одним из преемников, а может быть, и непосредственным преемником Василаки стал Григорий Бакуриан — потерпев поражение в Ани, он тем не менее сделал блестящую карьеру[967]. Возможно, в его карьере и был перерыв. Но достоверно известно, что в 1074 г. Григорий был правителем Карса и Феодосиополя-Карина. Сведения об этом сохранились в «Жизнеописании царя царей Давида». В 1074 г., говорится здесь, «отправился царь Георгий в вотчину свою в Тао и прибыл в Бана. И представился им зоравари Востока Григорий, сын Бакуриана, который имел Олтиси, Карникалак и Кари, и (они) очень обрадовались и предавались развлечениям. И передал (Григорий) царю Георгию город-крепость Кари и прилегающую страну…»[968]. Груз, зоравари соответствует арм. зоравар, а этот термин, как было сказано выше, является точным соответствием греч. στρατηγός в значении «правитель фемы». Перечисляя хрисовулы, хранившиеся в Константинополе в храме св. Софии, автор Типика называет грамоту о своем правлении в Карсе и две грамоты о правлении в Феодосиополе-Карине[969]. Император, выдавший эти грамоты Григорию, определяется как Михаил VII Дука (1071–1078)[970]. На основании «Жизнеописания Давида» можно прийти к выводу, что Григорий Бакуриан правил всей фемой, а не отдельными городами Карсом и Карином. Сохранилась печать Григория Бакуриана (Пакуриана) — севаста и дуки[971]. Как утверждает В. Лоран, эта печать была выбита до 14 февраля 1081 г., когда Григорий Бакуриан стал великим доместиком западных схол. Если атрибуция верна, тогда Григорий правил Иверией, будучи дукой и имея титул севаста. Но А. П. Каждан считает, что печать принадлежала одному из потомков Григория[972].

При Романе Диогене (1067–1071), утверждает Н. А. Скабаланович, иверийская фема более не существует, пограничной фемой вместо нее становится Феодосиополь[973]. Выше же было показано, что Карс был уступлен Георгию II только в 1074 г., и можно думать, что до этого как Карс, так и остатки Иверии входили в состав Феодосиополя.

Среди правителей Иверии был некий Иоанн — спафарокандидат, асикрит и судья, как об этом свидетельствует его печать[974]. Возможно, чтоэтот Иоанн был в числе судей, назначенных Василием II, как о том было сказано выше.

Вардан утверждает, что сын Гагика II, Йовханнэс, породнился с анийским дукой[975]; определить последнего не представляется возможным.

Г. Шлюмберже опубликовал печать дуки Великой Армении и еще одной территории, в которой издатель усматривает όβυδίνη (в легенде ΩΒΙΤ)[976]. Между тем последний топоним относится к Болгарии и, как явно ошибочный, должен быть отвергнут. Новое чтение печати предложил В. Зайбт. Он полагает, что печать принадлежит весту Никите, дуке Ани, Великой Армении и Коговита, ректору. Никита правил, по-видимому, всей фемой (расширенной после 1045 г. за счет армянских территорий). В пользу этого говорит упоминание Ани — столицы фемы. В. Зайбт датирует печать концом 40-х — началом 50-х годов XI в.[977].

Сохранились некоторые сведения и о византийских правителях отдельных городов с их округой. Уже в «Эскуриальском тактиконе» названы стратиги Феодосиополя, Хавачича, Арцна, которые впоследствии должны были войти в состав Иверии. В этом же списке фигурируют стратиги Хойта и Мелди[978]. Хойт и Мелди входили в состав Тарона. Известна печать Христофора — протоспафария, ипата, стратига του Άρτζικέ καί 'Αρκεράβ(ου). Имеется в виду Арцкэ-Арцак с расположенной рядом крепостью, на северном берегу оз. Ван. В. Лоран определяет правление Христофора между 1030 и 1071 гг.[979].

В. Зайбт опубликовал печать с легендой: «Богоматерь, помоги рабу твоему Василию, ипату и стратигу Готорза к Элабака» (Γωτωροζ (καί) 'ΐλαβάκη|ς|). Автор определяет эти топонимы как Котор, также Котороц Амроц или Берд, восточнее оз. Ван, в пределах исторического Васпуракана и находящиеся неподалеку — Албак Большой и Албак Малый. Ипат Василий был стратигом сравнительно небольшого военно-административного округа, входившего в фему, в данном случае — в Васпуракан. Отметим, что ипатом был также правитель Арцкэ и Аркерава — Христофор[980]. В 1040 г. стратигом Феодосиополя был патрикий Алусиан[981]. Отсюда он и бежал к восставшему в Болгарии Деляну. Достоверно известно, что в 1038–1044 гг. правителем Иверии был Михаил Иасит, поэтому Алусиан был стратигом только города. Правителя Карина-Феодосиополя с титулом магистра упоминает Аристакэс Ластивертци, рассказывая о событиях 1057 г.[982]: в 1054 г., во время похода Тугрил-бека, стратигом Маназкерта-Манцикерта был патрикий Василий Апокап. Атталиат именует его игемоном[983], Аристакэс Ластивертци — ишханом города[984], Матфей Эдесский — зорапетом города и ромейским ишханом[985], а Смбат — глхавор калаки[986]. В 1057 г. г. Ани, по-видимому, имел своего правителя с титулом магистра (см. выше).

4. Структура фем

К середине Х в., одновременно с продвижением на восток, византийцы наряду с большими «ромейскими» фемами создают многочисленные малые фемы, которые получают название «армянских»[987]. В отличие от «ромейских», «армянские» фемы меньше по размерам, их территория ограничивается, по существу, городом с более или менее значительной округой. Сюда стекается новое население, преимущественно армяне. Пришельцы составляют основную массу регулярного войска, расквартированного в новых фемах. По сравнению с «ромейскими» войсковые подразделения в «армянских» фемах малочисленнее, а место в византийской военно-административной иерархии, которое занимает командный состав, скромнее. Список фем, входящих в число «армянских», определяется по-разному. По мнению Р. М. Бартикяна, «армянскими» фемами были Армениак, Севастия, Колония, Халдия, Месопотамия, Ликанд. Севастию Э. Арвелер также считает «армянской», в то время как Н. Икономидис это отрицает[988]. Эта система нашла, по-видимому, применение и на Западе[989]. Фемы, которые были созданы в Армении в X–XI вв., не были «армянскими» (в специальном значении этого военно-административного термина). Эти фемы были учреждены и в дальнейшем функционировали в качестве весьма крупных военно-административных единиц. Но, как и «армянские», эти фемы были вызваны к жизни дальнейшим продвижением империи на Востоке. Являясь военно-административными округами, новообразованные фемы служат базой для действий византийских отрядов. Присоединение Васпуракана было осуществлено, конечно, из Тарона. Дальнейшее движение на Восток происходит уже из Васпуракана (завоевание Арчэша, Беркри). Иверия была опорным пунктом Византии в ее действиях против Георгия I, против Ани. После приобщения Великой Армении к Иверии Ани стал плацдармом для действий против Абу-л-Асвара. Сельджукам пришлось преодолевать оборонительный пояс Византийской империи, состоявший из восточных фем.

Эти новые фемы создаются на базе исторически сложившихся государственных образований, с которыми они совпадают и территориально. Утверждение фемной администрации было следствием завоевания. Иногда это носило скрытый характер, как, например, в Васпуракане, где передача владений Сенекерима Арцруни происходила внешне добровольно; этому могли предшествовать действия провизантийской группировки. Но во всех случаях утверждение Византии в армянских областях было навязанным извне. В Ани и в особенности в Тао-Тайке византийцам пришлось преодолеть яростное сопротивление, прежде чем эти области удалось приобщить к империи.

Внедрение фемной организации само по себе не сопровождалось существенными переменами в составе населения, Здесь не наблюдается широкого заселения вновь приобретенных областей пришлым элементом. Но для периода византийского владычества характерен отток местного населения на запад и юго-запад. Этот процесс обусловливался отчасти самой византийской экспансией. Обращению Васпуракана, Ани и Карса в византийские фемы предшествовал исход местных царей Сенекерима Арцруни, Гагика II и Гагика Карсского. Накануне завоевания Ани в Византию переселился Григорий Магистр, чтобы через несколько лет вернуться в Армению с полномочиями дуки — фемного правителя.

Уже утвердившись в Армении, Византия продолжала стимулировать частные переселения в империю, места на чужбине были уготованы для знати, но местные династы переселялись с широким составом своих фамилий. Экспатриация усилилась в связи с сельджукским нашествием, когда пришли в движение уже значительные массы населения.

Сохраняя свои исторические границы, новые фемы могли объединяться и разъединяться. В XI в. к Тарону был приобщен Васпуракан. Не исключено (хотя и маловероятно), что одно время огромная территория от Месопотамии до Васпуракана находилась под началом Григория Магистра. К Иверии был присоединен Ани, впоследствии Карс. В Армении, как и в Болгарии, состав административных округов, подчиненных одному лицу, устанавливался, по-видимому, в зависимости от сана наместника, его административных данных[990].

Фемы, как и составляющие их отдельные области, сохраняют свои исторические наименования: Тарой, Васпуракан (также Мидия — Верхняя и Нижняя), Армения, Великая Армения[991]. В грузинской географической номенклатуре Иверия, насколько мне известно, не встречается, это название не применяется ни к феме, ни к стране. Армяне же называли страну Вирк, ашхархн Врац, а фему — гаварн Врац[992]. Иверией фема называлась и после присоединения Ани, но это название могло распространяться также на ее территорию лишь в старых границах. Так, в записи Феодула Иоанн Монастыриот назван дукой Иверии, а в греческой надписи из Ани, высеченной в том же, 1059 г., — дукой Армении и Иверии. Аарон был дукой Иверии и Великой Армении[993].

Рассказывая о прибытии в Армению паракимомена Николая (в 1044 г.), Матфей Эдесский говорит, что, потерпев неудачу, Николай провел зиму в Ухтике (Олти)[994]. Воспроизводя эту фразу почти дословно, Смбат дополняет: «…в Ухтике, в гаваре Феодосиополя»[995]. Ухтик расположен в центре византийского Тао-Тайка, поэтому ясно, что название «гавар Феодосиополя» обозначает всю фему по имени ее главного города. Как и в приведенном выше случае, арм. гавар становится синонимом византийской фемы. Выше говорилось о катепане (или дуке) Феодосиополя — Василаки.

Иверию, или фему Феодосиополь, называли также Восточной, но это название встречается, кажется, только в армянских и грузинских источниках. Катепан, или дука Востока, упомянут в «Хронике» Сумбата Давитисдзе и в «Матианэ Картлисай» (по поводу событий 1025 г.), в надписи Саргиса Хайказна (Хцконк, 1033 г.) и в надписи Баграта Вхкаци[996]. «Я прибыл на Восток, в великолепную крепость Ани», — сообщает в своей надписи магистр Аарон. До прибытия в Ани Михаил Иасит «правил Востоком»[997]. В крепости Хавачич была резиденция фемного судьи, который «осуществлял попечение о Востоке»[998].

Мы не знаем, где была резиденция правителя Тарона. Точка зрения Н. А. Скабалановича, который полагает, что поначалу центром Васпуракана был Арчэш и лишь впоследствии Ван[999], представляется неверной — столицей Васпуракана был только Ван[1000]. Центром Иверии был Феодосиополь — подтверждением служит высеченная здесь надпись катепана Иверии Романа Далассина. С присоединением Ани резиденцией фемных стратигов становится бывшая столица ширакских Багратидов. Об этом свидетельствует местонахождение надписей Аарона, Иоанна Монастыриота и Баграта Вхкаци. С утратой Ани центр фемы вновь перемещается в Феодосиополь.

Административный статус территориальных объединений, включенных в состав империи, отражается в терминологии, относящейся к этим объединениям и их правителям. Исключив неспецифические наименования (архонт, катархонт, арм. ишхан, тэр гаварин, гаварапетидр.), обратимся к терминам, которые характерны для византийской фемной организации.

Стратиг, арм. зоравар, груз, зоравари. Термин «стратиг» применительно к правителю фемы встречается в случае протоспафария Льва (зоравара Тарона) и Льва Торникия, некоторое время управляющего частью Иверии. Описывая действия Аарона против Ибрахима Инала, Зонара называет его «стратигом Васпуракана»[1001]. В XI в. этот термин почти вытесняется другими обозначениями, и не случайно, что применительно к интересующим нас фемам он встречается так редко.

В Армении, как и в других частях империи, стратигами назывались также правители отдельных городов, их военные начальники. Стратиги управляли Арцкэ, Манцикертом, Арцном, Феодосиополем и др.

Катепан, дука. Самуэл Анеци говорит, что, задержав Гагика II в Византии, греки «из года в год посылали в его страну катепанов»[1002]. В общих трудах по истории Армении время византийского владычества часто называется периодом катепанов. Это неточно: дука для Армении был столь же характерен, как и катепан. По мнению Э. Арвелер, понятия «дука» и «катепан», в общем, равнозначны, в XI в. к одной и той же должности могут применяться оба наименования. В некоторых случаях оба титула относятся к одному и тому же лицу. Звание дука, полагает она, носит более официальный характер, чем катепана[1003]. Применительно к Армении можно указать на случаи, когда одно и то же лицо характеризуется в источниках и как дука, и как катепан. Так, дука Панкратий византийских авторов именует себя в надписи катепаном Востока Багратом Вхкаци. Правитель Феодосиополя Василаки обозначается и дукой и катепаном. С другой стороны, нельзя не заметить, что катепаны и дуки одной и той же фемы сменяют друг друга без всякой видимой системы. Причину этого обстоятельства надо искать в особенностях личности правителя, в случайности дошедших до нас сведений, но не в мнимой разнице полномочий и характера власти носителей этих титулов. Данные, относящиеся к Армении, не дают оснований для какого-либо принципиального противопоставления фемы-катепаната феме-дукату[1004].

Судья, арм. датавор. Должность фемного судьи относится к числу важных. В XI в. он осуществляет судебные и фискальные функции, не будучи подчинен дуке или катепану[1005]. Покидая владения Давида Куропалата, Василий II оставил там чиновников, судей и надсмотрщиков. Аристакэс Ластивертци рассказывает о судье, который в 1057 г. «осуществлял попечение о Востоке» (Иверии?). Попечение, арм. хог, равнозначно византийской пронии в ее административном смысле[1006]. Судья — лицо весьма значительное: мятежник Иванэ «отобрал у него (судьи. — К. Ю.) несметные ценности, коней и мулов — все, что тот собрал на Востоке»[1007]. Другим свидетельством об институте фемных судей в Иверии является печать спафарокандидата, асикрата и судьи Иоанна. Фемные судьи упомянуты и в завещании Евстафия Воилы[1008]. Мы видим, что утверждение Э. Арвелер о полном отсутствии сведений о судьях в Антиохии, Иверии и Великой Армении не оправдывается (хотя исследовательница и признает, что, несмотря на умолчание источников, сам институт в действительности здесь существовал). Ошибка частично проистекает из неправомерного противопоставления Иверии, Великой Армении и Тао-Тайка. С установлением фемного строя Великая Армения стала частью Иверии, в которую всегда входил также Тао-Тайк. А ссылка на наличие в Тао-Тайке фемного судьи содержится в работе самой Э. Арвелер[1009].

Упоминания кураторов в Тайке гипограмматевса Георгия Дроса носят единичный характер и при наличном состоянии источников обобщению не подлежат.

Правители фем, созданных в Армении, носят титулы спафарокандидата, протоспафария, анфипата, патрикия, веста, вестарха, китонита, магистра, севаста. Правители отдельных городов имеют титулы патрикия, магистра. Христофор раньше был протоспафарием, но, став стратигом Арцкэ, вынужден был довольствоваться титулом ипата, считает В. Лоран[1010]. Но в «Эскуриальском тактиконе» ипат (новый титул, носитель которого наделялся некоторыми юридическими функциями) оказывается выше протоспафария[1011], так что говорить о понижении Христофора не приходится. Фемный судья и асикрит Иоанн носил титул протоспафария.

Часть администраторов в Армении составляли пришлые греки. После покорения Болгарии многие болгары направлялись в Армению и занимали здесь высокие административные посты. К их числу относятся Аарон и его сын Феодор, Николай Хрисилий, который действовал в Беркри. Болгарские отряды в 1015 г. были направлены к Васпуракану. Отправляя болгар в Армению, а армян в Болгарию, византийское правительство преследовало, конечно, особые цели[1012]. В то же самое время среди лиц, замещавших высшие административные должности в фемах, были и местные выходцы. К числу таковых относятся Григорий Магистр Пахлавуни, Баграт Вхкаци, Григорий Бакуриан, Саргис Хайказн. Местного происхождения была фамилия Торникиев. Это, по-видимому, была уступка местным силам, оказавшимся в условиях фемного режима оттесненными, и в то же время мера, позволявшая привязать к империи известную часть местной знати. Аналогичную картину можно было видеть, например, в Южной Италии и на славянских землях, где местные аристократы становились стратигами и занимали иные высокие посты[1013].

Можно составить известное представление и об имущественном положении византийских администраторов в Армении. Они оказываются крупными собственниками. Баграт Вхкаци берется управлять фемой Иверия, отказываясь от вознаграждения. Проведя в Ани водопровод, Аарон в своей надписи подчеркивает, что он сделал это на собственные средства. Эти факты говорят и о другом. Должность дуки сама по себе доходна, и правители соглашаются вложить собственные средства, лишь бы добиться назначения и удержаться на месте. Крупными земельными собственниками были Григорий Пахлавуни и Григорий Бакуриан. Примечательно, что их владения находятся на территории вверенных им фем — Месопотамии, Иверии. Богачом был фемный судья Иверии, о котором говорилось в связи с восстанием Иванэ, сына Липарита. Об имущественном положении византийского дуки можно судить, наконец, на примере Михаила и его сына Василия — патронов Евстафия Воилы, независимо от того, был ли Михаил дукой Иверии или какой-либо другой фемы[1014].

5. Фемная администрация и местное население

Фемы, создававшиеся на аннексированных Византией. землях, призваны были осуществлять функции двоякого рода. С одной стороны, это были военные образования, состоявшие из различного рода войск, но в то же время представлявшие собой отдельные воинские единицы. Местные катепаны, дуки, стратиги выступали в поход во главе войск своей фемы, обороняли ее, и они же, по-видимому, осуществляли координацию с теми подразделениями, которые не принадлежали феме, но были ей приданы либо действовали на ее территории. В круг обязанностей фемного дуки-катепана входило не только ведение военных действий, на него падали и интендантские заботы, обеспечение фемы продовольствием и вооружением. Это хорошо видно на примере Баграта Вхкаци, который в 1064 г. вместе с Григорием Бакурианом оборонял Ани от сельджуков. С другой стороны, фема была организацией гражданской, через посредство которой местное население выполняло свои обязанности подданных империи. Будучи высшей властью на местах, фемная администрация так или иначе участвовала в политической и хозяйственной жизни данного округа. Осуществляя свои обязанности, представители фемной администрации вступали в сложные отношения с населением соответствующей фемы.

Как известно, одну из специфических особенностей фемного строя в Византии составляло привлечение к воинской повинности местного населения. Становясь стратиотами, крестьяне приобретали определенные льготы, наделялись землей, и до известного времени это способствовало усилению военной мощи империи. Но с середины X в. начинается быстрая «тагматизация» византийской армии. Фемное войско (в его классическом понимании) уступает место регулярным тагмам, состоявшим из наемников — как местных жителей, так и иностранцев[1015]. Как отражение этого процесса должна рассматриваться известная мера Константина Мономаха, распустившего пятидесятитысячное войско в Иверии и Месопотамии и взамен обложившего население этих фем налогом. Подробности, связанные с этим актом, пополняют наши сведения о внутренней жизни фемы Иверия. Скилица пишет о том, как, основав в Манганах монастырь св. Георгия, Константин Мономах тратил огромные средства, а чтобы пополнить их, прибегал ко всякого рода ухищрениям. Через посредство нечестных государственных служителей он изыскивал недозволенные источники поступлений средств. Так, он «через Льва Сервлия распустил иверийское войско, насчитывавшее около 50 тыс., и вместо стратиотов собирал в тех местах многочисленные налоги». Император, продолжает автор, прибегал и к иным недозволенным сборам[1016]. Иначе толкует эту меру Атталиат[1017]. В сражениях с сельджуками ромейские военачальники терпели поражения. Тюрки распространяли свои набеги по всей Иверии, они грабили и опустошали города и села. «Случилось же это из-за крайней жадности императора. Ведь Иверию охраняло боеспособное войско, имеющее в качестве опсония некоторые из прилежащих государственных земель. Император отнял у войска эти (земли/ и, уничтожив эту силу, не только оттолкнул собственных союзников, но и сделал их своими злейшими врагами и через них доставил противнику непобедимое пополнение».

Сходным образом рассуждает и Кекавмен. Стратиг обязан искоренять обнаруженные несправедливости, исходящие от казначеев или практоров, в особенности на границах, Ведь многие области были погублены по этой причине, немало людей перешли к иноплеменникам и привели их против ромеев. Подобное, например, случилось во времена благочестивейшего василевса Мономаха. Сервлий, отправившись по его приказу в Иверию и Месопотамию, чтобы произвести опись имущества и наложить подати, которых никогда не ведали тамошние жители в своей стране, осуществил это, так как был весьма упрям во всем, и побудил людей целыми семьями перейти к василевсу персов. Приведя его со всеми войсками в Романию, они наполнили ее тысячами бед и страданий»[1018]. Выводы, которые можно сделать на основании этих данных, сводятся к следующему.

1) В Иверии имелось фемное войско в его классическом понимании. Здесь (или поблизости? — τιαρα κειμένων) располагались государственные земли (δημοσίων χωρών), участками которых владели и доходами с которых жили стратиоты. Мы не знаем, были ли то местные жители или переселенцы. Ясно, однако, что подобное войско сформировалось в Иверии давно и успело хорошо себя зарекомендовать. В отличие от тагматиков, эти стратиоты живут собственным опсонием, они ίδίοι,ς όψωνίοις στρατευόμενοι[1019].

2) Статус этих земель император упразднил. В результате действий Льва Сервлия местное население должно было отныне не поставлять стратиотов, а выплачивать значительные налоги. В результате Иверия и Месопотамия лишились войска.

3) Эти новшества были восприняты населением с глубоким недовольством. Атталиат и Кекавмен утверждают, что жители Иверии переходили на сторону тюрок и служили в их войсках[1020].

Когда произошли эти преобразования? Ни Скилица, ни Кекавмен не содержат указующих данных. Атталиат же сообщает об этом в связи с сельджукским походом 1048 г., когда в результате роспуска фемных сил Византия не оказала должного сопротивления. Таким образом, роспуск иверийского войска произошел до первого крупного столкновения Византии и сельджуков. Миссия Льва Сервлия имела место между 1042 (приход к власти Константина Мономаха) и 1048 гг., при фемных правителях Михаиле Пасите и Катакалоне Кекавмене. Эта мера коснулась Иверии, по всей вероятности, в ее прежних границах; Великая Армения была присоединена в 1045 г., и византийские принципы фемного ополчения за столь короткий срок не могли быть внедрены.

Перед лицом сельджукской опасности новшества Константина Мономаха сыграли, безусловно, отрицательную роль. С одной стороны, фема Иверия лишилась значительных сил, которые не могли быть быстро восстановлены за счет регулярных тагм. С другой стороны, новые налоги неизбежно порождали недовольство против имперских властей, хотя византийские авторы и явно преувеличивают готовность населения Иверии сотрудничать с сельджуками. Местные авторы рисуют иную картину.

Под началом у фемных правителей были в первую очередь регулярные части, но рядом с ними могли действовать и силы, подчиненные непосредственно местным князьям. Около 1042 г. на Васпуракан было произведено нападение из Хера и Саламаста. Это нападение отразил армянский князь Хачик с сыновьями[1021]. Он действовал во главе, безусловно, собственной дружины: лишенный каких-либо византийских титулов, он не мог командовать византийскими отрядами. С грузинскими отрядами прибыл в Васпуракан князь Липарит. Их действия должны были согласовываться с задачами фемной администрации. Фемная военная администрация увязывала свои шаги с командованием регулярных войск, направленных для действий из фемы. Но здесь руководящая роль могла принадлежать прибывшим военачальникам (как это было, например, в 1044–1045 гг., когда византийские отряды из Иверии вели действия по присоединению Великой Армении; их командующий паракимомен Николай явно оттеснил Иасита).

Фемные правители были не только «генералами», но и «губернаторами» вверенных им провинций. Большое место в их деятельности занимали фискальные вопросы, снабжение, строительство и др. В гражданской сфере им приходилось вступать в контакт и сотрудничать с представителями местного самоуправления. Сведения об этом содержатся в надписи Баграта Вхкаци на западной стороне кафедрального собора в Ани, на которую мы уже не раз ссылались. Составленная на языке, весьма отличающемся от классического древнеармянского, эта надпись изобилует просторечными оборотами, но смысл ее, в общем, понятен. Милостью всемогущего господа и императора Константина Дуки, говорится в надписи, магистр и катепан Востока Баграт Вхкаци решил оказать благодеяние столичному граду Ани. Выполняя его волю, ипат Мхитар, сын Курта, спафарокандидат Грегор, сын Лапастака, и спафарокандидат Саргис, сын Артаваз/д/а, став танутэрами (յորժամ աոին զտանուտրութիւն), освободили горожан от ряда налогов. 600 модиев семенных злаков обязан доставить катепан (он же берет на себя расходы на косьбу), а прочее доставляют танутэры своим «домом». Снимаются и сокращаются также налоги при продаже живности и продуктов[1022].

Обращаясь к вопросу об административном статусе упомянутых в надписи должностных лиц — танутэров, необходимо прежде всего внести ясность в выражение յորժամ աոին զտանու ստութիւն (которое приведено в точном соответствии с его подлинным написанием, стк. 2, справа). Р. М. Бартикян, предпринявший детальный анализ начальных строк этой надписи, опровергает общепринятую точку зрения, согласно которой в приведенной выше фразе говорится о танутэрах, принявших «танутэрство», — զտանուտէրո ւթիւնս или զտանուատ(ե)րութիւնս. По его мнению, наличное написание соответствует действительной структуре слова. Танутрутюн, полагает исследователь, — это композит, отличающийся от танутэрутюн, он означает налог на дом и соответствует греч. 'ενοίκυον, который, по мнению Р. М. Бартикяна, также был налогом, уплачиваемым владельцем дома, а не арендной платой (Бартикян, 1968). Это толкование вызвало возражение С. А. Авакяна, который показал, что композит танутрутюн ирреален, он не согласуется с нормами армянского словообразования. Графическое оформление танутерутюн (соотв. танутэрутюн) в том виде, в каком оно содержится в надписи, вполне закономерно, эпиграфика изобилует примерами опущения гласного без титла[1023]. Следует думать поэтому, что и в разобранной фразе, и ниже (տանուտէրքն) речь идет об анийских танутэрах, об институте «танутэрства»[1024]. Но каково было его реальное содержание?

Танутэры выступают в роли представителей местного самоуправления, они берут на себя определенные хозяйственные заботы. В этом смысле они являются предшественниками анийских патронов (в определенных значениях этого емкого термина, касающихся местного самоуправления)[1025]. Возможно, они представляли свои городские районы. Все трое — местные, армяне, хотя они и носят византийские титулы ипата и спафарокандидата. Но, несмотря на византийскую титулатуру, сам институт, по-видимому, восточного происхождения. Вполне возможно, что некоторую аналогию нашим танутэрам следует видеть в городских раисах «мусульманских» городов, которые также могли быть представителями своих кварталов[1026].

В надписи Баграта Вхкаци термин катепан фигурирует дважды: в начале надписи, в сочетании «катепан Востока», и ниже, в связи с выдачей 600 модиев семян («катепан, кто бы он ни был, пусть выдаст 600 модиев»). В. Н. Бенешевич полагал, что во втором случае катепан — лицо, отличное от Баграта Вхкаци и вообще не относящееся к византийской администрации. По его мнению, этот катепан, подобно мутасибу надписи Аарона (см. ниже), является представителем горожан перед византийским правителем. Подобные воззрения высказывали и другие ученые. Основной довод сторонников этой точки зрения сводится к тому, что катепан Востока Баграт Вхкаци не мог давать распоряжения своим преемникам. Но в таком случае еще меньше оснований ожидать, что он мог давать распоряжения катепану как лицу, подчиненному его, Баграта Вхкаци, преемникам! Идея двух катепанов в одной надписи неубедительна: если бы речь шла о двух разных должностях при полной омонимии термина, двойственность бросалась бы в глаза уже современникам этой надписи. С другой стороны, нет ничего невероятного в том, что, представляя имперскую администрацию, Баграт Вхкаци оглашает решение, обязательное не только для него самого, но и для его преемников[1027].

Но то качество, которым В. Н. Бенешевич ошибочно наделяет катепана, вполне подходит мутасибу надписи Аарона. В числе прочих послаблений Аарон освободил горожан он налога г ют, который вносил мутасиб, говорится в этой надписи. Этот термин является, конечно, армянской транскрипцией араб. мухтасиб. В мусульманских городах мухтасиб ведает хисбой, т. е. надзирает над рынками и следит за правильностью коммерческих сделок[1028]. Анийский мутасиб, вероятно, играл сходную роль[1029]. В Судебнике Мхитара Гоша говорится, что князья «должны иметь также надсмотрщиков, которые должны постоянно преследовать подделывателей мер и весов, дабы торговцы не позволяли себе какого-либо мошенничества»[1030]. Нам важно отметить, что он был лицом, сотрудничавшим с византийской администрацией, стало быть, неким посредником между нею и местным населением. В этом смысле он может рассматриваться в одном ряду с танутэрами. К этой же категории относит С. А. Авакян и тех ишханаворов, которые ходатайствовали перед Аароном о снятии гюта[1031]. Контекст надписи, однако, заставляет думать, что под ишханаворами разумеется местная городская знать[1032], которая в других случаях обозначена глхаворй калаки[1033].

Три ацийские надписи, высеченные от имени Аарона, Баграта Вхкаци и Иоанна Монастыриота, являются, по существу, единственным источником, проливающим свет на деятельность византийских правителей. «Для историков права и особенно хозяйства древней Армении, — писал В. Н. Бенешевич, — надпись Баграта должна будет служить долгое время не источником света для объяснения неизвестных явлений, а предметом внимательного изучения, обещающим в награду за труд богатые результаты, но требующим обширной подготовительной работы в различных отношениях»[1034]. Приходится констатировать, что за десятки лет, прошедших после опубликования исключительно важного исследования выдающегося византиниста и кавказоведа, остается все еще немало темных мест, ожидающих истолкования.

Из надписи Аарона явствует, что, прибыв в крепость Ани, новый правитель надстроил все ее стены, воздвиг башни из груд камней и оснастил прочным укреплением (7)[1035]. Щедро расходуя собственные средства, Аарон через многие труды провел в Ани изобильную воду[1036]. В результате раскопок Н. Я. Марра в Ани были обнаружены в большом количестве глиняные водопроводные трубы, на большом протяжении прослежена магистраль. Ни одна из находок, однако, не может быть с уверенностью отнесена к водопроводу Аарона.

Иоанн Монастыриот также занимался строительной деятельностью. При нем было подновлено какое-то строение или строения — ΑΝΑΚΑΙΝΙΣΘΗ (σαν?|.

Прочие мероприятия тесно связаны с налогами, которые выплачивали — прямо или косвенно — империи ее новоиспеченные подданные. Эти меры сводятся к следующему.

1) Аарон доставил в Ани златопечатную грамоту императрицы Феодоры (1055–1056) об освобождении от пахтов на дома этого города и от тастака, что выплачивали из года в год в размере 8 литров. Пахт, конечно, транскрипция византийского пакта, который, кстати, и в греческом мог быть оформлен не только πάκτον, но и πάχτον[1037]. Этот термин фигурировал, бесспорно, и в греческом тексте грамоты. Природа пакта недостаточно ясна.

В «Трактате об обложении» пакт входит в государственный налог, выплачиваемый деревней. Пакт упоминается в перечнях налогов, которые снимаются грамотой об экскуссии. Держатели в одной из деревень уплачивают Евстафию Воиле 80 номисм пакта. Пакт мог взиматься за аренду мельницы или рыбного садка[1038] и др. Ситуация, аналогичная той, которая засвидетельствована в надписи Аарона, в византийских источниках не встречается. Но поскольку термин греческий, а не армянский, поскольку он оставлен без перевода, следует думать, что и связанное с ним понятие было не местным, а привнесенным. Оказавшись подданными империи, анийцы за свои дома выплачивали налог, который назывался пактом, и теперь Феодора объявляла о снятии этой подати. Налог на дома выплачивался и в исконных областях империи, но там он назывался иначе[1039].

Наряду с пактом анийцы освобождались и от уплаты тастака, общая сумма которого составляла 8 литров. Н. Я. Марр считал возможным произвести это наименование от персидского[1040]. В. Η. Бенешевич толковал этот термин как «десятину». Согласно Ст. Малхасянцу, тастак означал «четвертину» и был натуральной податью, составлявшей четверть урожая[1041]. К сожалению, не только этимология, но и реальное содержание термина не поддается более или менее точному определению[1042]. В XI в. этот термин встречается шесть раз[1043]. Это надписи 1008–1014[1044], 1013[1045], 1028[1046], 1041[1047], 1044[1048] годов и надпись Аарона. В трех случаях упомянут в одном ряду с харком (1013, 1014, 1041 гг.), один раз с пактом (1055–1056 гг.), а в двух случаях он фигурирует самостоятельно (1028 и 1044 гг.). Дважды взнос тастака аннулируется царской властью (1014 и 1028 гг.), в 1013 г. игумен монастыря в Хоромосе добивается снятия тастака, в надписи Аарона эта подать снимается в соответствии с хрисовулом Феодоры. В 1044 и, по-видимому, в 1041 гг. тастак передается храму. В одном случае тастак взимается с жителей Ани, в пяти — с сельского населения (Хоромос, Текор, Ереройк, Аламн, Бюракан).

В Ани этот налог вносился в денежной форме — 8 литров, или 576 номисм. На основании этих данных можно прийти к выводу, что тастак был не только налогом, но и частной рентой, которую можно было передать храму. К сожалению, более точному определению при столь ограниченном количестве исходных данных тастак не поддается.

Как было показано выше, в конце надписи Аарон сообщает об отмене гюта в размере 2 литров, которые поступали от мутасиба. М. Броссе переводил это слово «le prelevement», В. Н. Бенешевич — «взыскание»[1049], в действительности же здесь названа какая-то подать[1050]. Поскольку взнос ее происходит через мутасиба, можно предположить, что речь идет о налоге с купли-продажи. Подобного рода льготы упомянуты и в надписи Баграта Вхкаци.

2) Действуя от имени императора Константина Дуки (1059–1067) и через посредство танутэров, Баграт Вхкаци освобождает анийцев от вецкэ кора, сайли, ками и ангариона. Баграт постановляет, что отныне катепан выдает 600 модиев семян и берет на себя расходы на косьбу, остальное же обеспечивают танутэры («остальное танутэры пусть производят своим домом»). В переводе В. Н. Бенешевича имеются неточности — вецкэ кор он переводит как «шестой кор». В действительности вецки означает шестерку рабочих быков и плуг, который тянет такая упряжка[1051]. Кор — обычное наименование отработочной повинности, но Ст. Малхасянц отмечает и более узкое его значение — бесплатная работа яремного скота на помещичьей земле[1052]. При всех обстоятельствах в надписи Баграта говорится об отработках с трехпарным плугом. Далее, զընծէրլոյն армянского текста означает косьбу, а не посев[1053]. Сайли — извозная повинность, от арм. сайл — арба. Ками — молотилочная отработка, от арм. кам — молотильная доска, усаженная снизу камнями. Ангарион же — известная византийская ангария, которая означала обслуживание ведомства почты, но также и барщину вообще[1054]. Ниже попытаемся выяснить, какие именно отработки имелись в виду в надписи Баграта.

Далее в надписи говорится о выдаче 600 модиев семян. Модий — мера сыпучих тел, которая варьировалась очень значительно. Считалось, что одним модием семян можно засеять один модий земли. Модий как земельная мера также варьировался, поэтому перевести 600 модиев на современное исчисление, представить себе размеры соответствующей земли и подсчитать возможный урожай — задача неразрешимая. Но суть мероприятия поддается, как мне кажется, осмыслению.

Совершенно очевидно, что надпись Баграта Вхкаци касалась действий, связанных с обработкой земельной площади и снятием урожая. Жители Ани освобождались от обязательных отработок, и теперь катепану — по-видимому, с помощью наемной силы — предстояло обеспечить доставку семян, обработку почвы, косьбу, обмолот. В списке этих работ, названных поименно, фигурировал также ангарион. Помимо перечисленного в полный цикл сельскохозяйственных работ входит также помол. Видимо, именно эту барщину предполагал ангарион.

Урожай с засеянных 600 модиев предназначался, по-видимому, в качестве довольствия дислоцированным в феме войскам. Но так могла быть обеспечена лишь часть будущих запасов. Остальное должны были поставить танутэры. Кекавмен рекомендовал иметь запасы зерна на пять-шесть лет — для потребления на месте и для поставок императорскому двору[1055].

3) Заключительная часть надписи Баграта Вхкаци касается снятия ряда пошлин — бажа. Общий смысл этой части надписи более или менее ясен, но некоторые детали продолжают оставаться загадкой. Причина тому не только недостаточность наших познаний, но и ошибки, которые допустил резчик в заключительных словах. Снятия сводятся к следующему:

а) аниец, будь он верхом или в арбе, пошлины не платит (баж свободен);

б) если аниец покупает себе скот на убой, пошлины он не платит;

в) аниец с поклажей թամթէնցավ[1056] на плечах платит половину бажа. Объяснению не поддается. М. Броссе полагал, что речь, возможно, идет о хлопке, по созвучию с «бамбак». Полное освобождение от той же пошлины —զշալակաւոո ջաժէ — содержится в надписи Смбата II Багратуни от 987 г.[1057]

г) «И в капиче давали за дахекан 6 драмов, теперь пусть дают 4, а 2 свободны'* — таков дословный перевод В. Н. Бенешевича. Капич — мера сыпучих и жидких тел. Речь идет, по-видимому, о продаже продуктов, которые измерялись капичами, причем каждый дахекан продажной цены облагался пошлиной ранее в 6, а затем в 4 драма;

д) как за крупный, так и за мелкий скот мясник платит лишь половину пошлины:

е) ի նստո ինկարլէն[1058] 600 драмов свободны. Не только детали, но и общий смысл фразы непонятен.

Эти меры созвучны тем, которые были приняты несколько лет назад Аароном относительно гюта.

Таким образом, мы видим, что в течение нескольких лет византийское правительство (по представлению, конечно, местной администрации) внесло существенные изменения в фискальную политику, проводимую в Ани. Все эти меры направлены на ослабление податного гнета — сокращаются или снимаются налоги и разные формы барщины, сокращаются или снижаются пошлины. Эти перемены имели место после того, как Византия дважды — в 1048 и 1054 гг. — потерпела крупные поражения в борьбе против сельджуков. Сельджукские удары неизбежно должны были обрушиться и на Ани. Стремясь оживить реактивные силы в столице Иверии, обеспечить экономическое процветание и тем самым создать надежный оплот против сельджуков, империя вынуждена была пойти на значительные уступки местному населению. Но эти меры не смогли сыграть решающей роли в византийской обороне. Через какое-нибудь десятилетие византийское сопротивление было окончательно сломлено, а фемы в Армении оказались под властью мусульманских правителей.

Византийское владычество в Армении распространилось на области древней цивилизации и культуры, области со сложными и устойчивыми социально-экономическими отношениями. Даже нивелирующая сила Византийской империи не могла разрушить эти устои и привести их в точное соответствие с имперским правопорядком. Следует помнить также, что Великая Армения входила в состав Византии не более 20 лет, причем на эти годы пало сельджукское нашествие. Набеги сельджуков неизбежно должны были приостановить хозяйственные реформы, если таковые и планировались. Тем не менее какие-то новшества, безусловно, внедрялись, но исследование этой проблемы наталкивается на исключительную скудость источников; сведения приходится подбирать буквально по крохам. Все же сравнительный анализ греческих и армянских источников, в частности правильное осмысление армяно-византийской терминологии, позволяет и здесь прийти к более или менее определенным выводам.

В этой связи большой интерес представляет армянская надпись 1051 г., высеченная на южной стене церкви Богоматери в Кечаройке (ныне Цахкадзор, в 40–50 км к северу от Еревана). Надпись располагается над окнами, занимает 6 строк, сохранность хорошая, чтение особых трудностей не представляет.

Надпись публиковалась четыре раза[1059]. Адекватно текст воспроизведен лишь в последней из поименованных публикаций, в известном «Атласе армянской палеографии», изданном Гарегином Овсепяном. Перевод надписи выполнен соответственно чтению Г. Овсепяна:

«В пятисотый год нашего торгомова счисления, в царствование святого и самодержавного императора Констандина Мавнумаха был доставлен сей златой перстень, через который (զոր) могучий, доблестный и благочестивый Григор Магистр, китавнит и дука Васпуракана и Таравна, Аршакид и Хайказн, многими трудами освободил (ազաաեալ էր) великие и славные свои церкви. И ничего (взамен) он не требует, но только творить молитвы святому и самодержавному императору Констандину, а с ним рабу Христову — Григору и чадам его.

И учредил память в церквах Кечаройка — пока Магистр здравствует, пусть каждую субботу поминают Хасана неукоснительно, а после кончины Магистра поминают (его самого) неукоснительно. Итак, если кто-либо попытается перечить этому непреложному постановлению — из настоятелей ли, ишханов или (простых) священнослужителей, таковой пусть будет проклят 318 патриархами и разделит участь Иуды и убивших господа иереев.

И написано это нами — Йованэсом, божьей благодатью епископом Бджни и святым и великим отцом Барсэлом. Если кто посмеет повредить эту надпись, на него пусть падет страшное проклятие святого просветителя Григория, и всех святых, и наше. Благословенны выполняющие повеление этой надписи! (разрядка моя. — К. Ю.)».

Подлинное написание начальных слов — ի ՀինզՀարիւր երրորդի ամի, однако уже Г. Овсепян допускал, что второе из высеченных рядом ի лишнее. В таком случае надпись датируется 500-м г. торгомова, т. е. армянского, летосчисления, что соответствует 9 марта 1051 — 8 марта 1052 г. Климатические условия Кечаройка подсказывают, что надпись могла быть высечена в теплые месяцы 1051 г.[1060].

Упомянутый в надписи Григорий Магистр — ученый-энциклопедист и писатель, политический и военный деятель, принадлежавший к могущественному феодальному роду Пахлавуни. Пахлавуни полагали себя потомками Григория Просветителя.

По происхождению Григорий Магистр принадлежал к тому слою армянской знати, на который стремилось опереться византийское правительство. Буквально все представители фамилии Пахлавуни были отмечены какими-либо византийскими титулами. Еще до отбытия в Месопотамию Григорий уже имел титул магистра[1061]. Впоследствии он стал китонитом[1062], вестом[1063] и вестархом[1064]. Автор «Жития Нэрсэса Благодатного» рассказывает о том, как Григорий посетил Константинополь, был принят императором, одолел в спорах греческих философов[1065]. На Востоке он был дукой нескольких фем, в письме, адресованном Гагику II в то время, как тот был уже в изгнании, Григорий именует себя тэром Васпуракана, Тарона, Маназкерта, Арчэша, Беркри, Месопотамии, магистром Мономаха, вестом и дукой[1066]. В своей карьере Григорий пошел далеко и в середине XI в. стал главным посредником между византийским правительством и населением армянских земель, включенных в состав империи. Нет ничего неожиданного в том, что именно Григорий, «китонит и дука Васпуракана и Тарона», осуществляет волю императора, изложенную в «Златом перстне».

«Златой перстень», конечно, технический термин. Это не что иное, как златопечатная грамота, византийский хрисовул. Согласно Аристакэсу Ластивертци, Григорий Магистр получил деревни и города в феме Месопотамия буквально через грамоту и «Златой перстень»[1067]. В своей надписи магистр Аарон оповещает население, что он «доставил грамоту освобождения, (скрепленную) златым перстнем». Свое XLIV послание настоятелю Мармашэнской обители, озаглавленное «Отцу Состинэсу касательно златого перстня» (յաղագս ոսկի մատանւոյն), Григорий начинает словами: «Вот, высылаю грамоту с вестями, несущую на себе пышную царскую печать, (наложенную) драгоценным арабским камнем — из царского дворца, записанные цветисто и нарядно, особым образом и подписанные искристыми, пламенного цвета красными чернилами императорские строки, которые никогда не увянут и не иссякнут!»[1068]. По словам Григория, эта грамота составлена по совету благомыслящих лиц из синклита, и вот Мономах высылает ее — «могущественное слово, снабженное златой печатью». Это послание — как бы параллель нашей надписи. Григорий сообщает Состинэсу, что труды его увенчались успехом. В грамоте воздается хвала всемогущему, который не дал угаснуть лампаде веры. «Но не только это. Сие — златой перстень о весте, патрикии и протоспафарии; он (император. — К. Ю.) выслал моим братьям пять славных титулов (այլ և վէստ և պատրիկ և պոտաւսպաթար ոսկի մատսւիի, Հինզ իշխանութեանս փառս առաքնաց եղբարցս իմ)». Император сделал это через посредство благочестивого ректора (имя которого не называется) и его, Григория. Далее Григорий еще и еще раз напоминает о своей роли в получении хрисовула и просит настоятеля либо самому явиться, либо выслать «братьев», чтобы принять «златой перстень» (զատկի մատանիս)[1069].

Итак, упомянутый в надписи «Златой перстень» — это византийский хрисовул, которым Константин Мономах жаловал «освобождение» церквам Кечаройка. Событие настолько значительное, что бджнийский епископ Йовханнэс счел себя вправе высечь надпись по этому поводу (Кечаройк, очевидно, входил в его епархию). Чтобы не возвращаться более к частностям, отметим, что упомянутые в надписи Йовханнэс и Барсэл известны только по данному тексту.

Что касается Хасана, то это, возможно, отец другого магистра — Григория, оставившего надпись от 1003 г. на той же южной стене церкви Богоматери в Кечаройке. Хасан, как и его сын, принадлежал, по-видимому, к тому же роду Пахлавуни[1070].

Привилегия, жалованная Константином Мономахом, сводится к «освобождению» церквей Кечаройка. Речь идет, разумеется, об освобождении (полном или частичном) от государственных налогов и юдатей. Примеры подобного осмысления терминов «азат» — «свободный», «азатем» — «освобождать», «азатутюн» — «свобода» подобрать нетрудно. «Итак, сыны свободны», — говорит Иисус, имея в виду свободу от податей[1071]. Не останавливаясь на контекстах из нарративных источников[1072], обратимся к надписям, которые датируются X–XI вв. В надписи от 901 г. автор оповещает иереев об освобождении от царских налогов —ազատ արարի[1073]. Царь Смбат II в надписи от 987 г. освобождает от торговой пошлины — ազատեցի զշալակաԼոր րաժէ[1074]. Царь Гагик I в надписи от 992 г. освобождает население от барщины — ազատեալ եմ[1075]. Жена Йовханнэса-Смбата освобождает жителей Ереройка от тастака — ազատեցի զԵրերվաց թաստակս Гагик II в надписи от 1041 г. освобождает от налогов жителей Мрэна — ազատեալ եմ [1076]. В надписи магистра Аарона говорится о хрисовуле: բերի ոսկի մատանեաւ զիր ազատութեան. Наконец, в надписи Баграта Вхкаци снятие налогов также трактуется как «освобождение» — և ազատեցի զվեցկէ կոո և զսայլ и т. д.

Наряду с приведенными терминами «освобождение» может быть выражено глаголами թողում, խափանեմ[1077].

Таким образом, в Армении, так же как и в Византии, «свобода» могла означать освобождение, полное или частичное, от государственных налогов и податей[1078]. Льготу именно такого характера жалует Константин Мономах церквам Кечаройка в хрисовуле, упомянутом в надписи 1051 г. Характер же документа, время и обстоятельства его издания — все это наводит на мысль о родстве его с обычной экскуссионной грамотой. Как отмечал еще К. Н. Успенский[1079], самое существо экскуссионного пожалования построено в двух формулах: 1) Έξκουσσευ-θησονται δέ καί από ηιτάτων — «освобождаются от постоя и 2) διό παρεγγυόμεθα καί πάντας έξασφαλιζόμεθα άπό τε των κατά καιρούς σακελλαρίων — «посему мы возвещаем и обеспечиваем (ограждаем) всех от сакеллариев на все времена…». Глагол έξκουσσεύω — технический термин, он фигурирует в преобладающем большинстве грамот, жалующих экскуссию, и означает освобождение от податной зависимости. Среди этих грамот встречаются оформленные таким образом, что можно говорить не только о родстве с ними, но и тождестве упомянутого в надписи хрисовула об «освобождении». Так, в сигиллии Константина Мономаха от того же, 1051 г., пожалованном хиосскому Новому монастырю, говорится, что император признал право собственности на монастырь Калофикии и подарил монастырю 24 парика. В дальнейшем было подтверждено, что эти парики навсегда получают полную свободу и экскуссию, им не угрожают насилия и «новшества», они свободны от всех казенных повинностей[1080]. Из контекста явствует, что термин «свобода» и «экскуссия» (έλευθερίας τιάσης καί έξκουσσείας) фигурируют в качестве синонимов.

Определение, данное упомянутому в надписи документу, показывает, что экскуссия, которая в XI в. уже широко распространилась в Византии, начала проникать и в присоединенную к империи Армению. Разумеется, данные надписи слишком ограниченны, чтобы рассмотреть экскуссию во всех подробностях или хотя бы выявить определенные ее черты на армянской почве. Однако если «Златой перстень» надписи — не что иное, как экскуссионная грамота, то, с известными оговорками, мы вправе предположить, что суть экскуссии существенных изменений в Армении не претерпела.

Экскуссии посвящена немалая литература, этот институт относится к числу сравнительно хорошо изученный[1081]. Византийская экскуссия «обычно отождествляется с западноевропейским иммунитетом»[1082], и делается это, надо сказать, с основанием. Представление о западноевропейском иммунитете как институте, оформляющем феодальные права на внеэкономическое принуждение, прочно вошло в нашу науку. В этом аспекте родилась новая по существу проблема — проблема отношений между владельцем иммунитетной грамоты и подвластными ему крестьянами. Подобное представление об иммунитете было с успехом перенесено и на византийскую почву; экскуссионная грамота рассматривается как документ, отражающий отношения не только между государством и иммунистом, но и между иммунистом и его париками. Таким образом, если к экскуссии — иммунитету подходить как к специфическому феодальному институту, то в нем следует выделить моменты, связанные, с одной стороны, с господством-подчинением, с другой — со способностью подчиненных создавать и обеспечивать себя средствами собственного существования. Иммунитет позволял феодалу реализовать санкционированные государством права на ренту и одновременно на личность непосредственного производителя, парика. Это обстоятельство важно подчеркнуть, потому что далеко не всякая экскуссия является иммунитетом. Из этого понятия надо исключить, например, податные льготы, которые Юстиниан II распространил на пожалованные им же церкви св. Димитрия солеварни[1083]. По мнению А. Грегуара, эдикт Юстиниана II является прототипом бесчисленных, становящихся все более и более многословными документов, подтверждающих всякого рода иммунитеты монастырям ('εξκούσσει,α)[1084]. Но можем ли мы говорить о феодальном иммунитете в случае, когда нам неизвестно, кто работал на солеварне и каковы были отношения между работниками и господами? Возможно, что на солеварне трудились наемные — мистии[1085], тогда налоговая льгота не могла влиять на отношения господства и подчинения. Не исключено, что сами монахи добывали и перерабатывали соль, и тогда податная экскуссия (этого термина, правда, в эдикте нет) далека от подлинного иммунитета.

Не является иммунитетом в интересующем нас смысле экскуссия на суда[1086], самовольное освобождение, «самоосвобождение», если можно так выразиться, влахов и болгар от уплаты налогов Лавре[1087] и ряд других случаев, когда податная или иная льгота не регулирует отношений господства-подчинения.

Экскуссия является актом милости императора, оформляется императорским хрисовулом или (реже) документом, исходящим от высшего должностного лица. Во всех случаях государство поступается своими непосредственными выгодами в пользу отдельного лица, что создает своеобразные отношения между центральной властью и иммунистом. С другой стороны, экскуссионная грамота, каков бы ни был характер перечисляемых в ней льгот, призвана удовлетворить в первую очередь экономическую заинтересованность иммуниста, заинтересованность в ренте, источником которой является труд зависимых или становящихся зависимыми крестьян. Византийская экскуссия X–XII вв. не обеспечивала полной экзимированности поместья, не всегда передавала иммунисту всю сумму выплачиваемых крестьянами налогов. «И все-таки при всей ограниченности экскуссия способствовала дальнейшему формированию феодальных порядков: освобождая феодала от необходимости платить налоги за своих зависимых людей, экскуссия прежде всего расширяла права феодала; она избавляла, далее, его владения от обременительных поборов в пользу фемных судей, податных сборщиков и их прожорливой свиты; наконец, пожалование экскуссии имело принципиальное значение — оно превращало поместье в привилегированное, выделяло его из общей массы обязанных всеми родами повинностей земель»[1088].

Как было сказано, экскуссия была институтом, оформлявшим прежде всего отношения господства-подчинения. В Византии этот институт сложился в условиях, когда частная форма эксплуатации непосредственных производителей на земле все больше и больше вытесняла государственную, в условиях разрушения общины, наступления на мелкую земельную собственность, постепенного закрепощения крестьян. Подобные процессы протекали и в Армении XI в., но начались они задолго до византийского владычества. В IX — Х вв. создаются независимые армянские государства, где ведущая роль принадлежит новой феодальной знати. Правда, говорить о полном и повсеместном исчезновении старой родовой знати — нахарарства[1089] — не приходится: у кормила Анийского и Васпураканского царств встали Багратиды и Арцруниды, в Тароне правили отпрыски Мамиконеанов, а начало роду Пахлавуни положил один из потомков Камсараканов. Но тон задавали новые феодальные фамилии, которые обрели силы в условиях новой, пусть не всегда устойчивой, армянской государственности. Новая знать утверждала свои права владения землями упраздненных нахарарских родов, утверждала свою власть над крестьянами, обрабатывающими эти земли. Ширилось также церковное и монастырское землевладение. Тарой, Васпуракан, Ширак, Вананд вошли в состав Византии, когда эти процессы достигли своей полной зрелости. Иммунитет в Армении, засвидетельствованный нашей надписью, вполне согласуется с исторической действительностью не только середины XI в., но и значительно более продолжительного времени. Следует думать, что в этом документе имелась в виду, как и в Византии, экскуссия крестьян, обрабатывавших земли кечаройских церквей и становящихся подвластными этим церквам, в то время как грамота трактовалась как отвечающая интересам прежде всего церковной братий. В таком случае эта грамота, как и в Византии, оформляла отношения господства-подчинения. История аграрных отношений в Византии X–XII вв. сохранила множество подробностей, относящихся к подобного рода актам, но распространять их на данный случай при скудости материала было бы опрометчиво.

Явления, сходные с описанными, наблюдаются и в современной событиям Грузии. Так, сигель грузинского царя Баграта IV (1027–1072) от 1058 г. — не что иное, как иммунитетная грамота, формуляр которой восходит к византийскому образцу — экскуссионному хрисовулу или родственному по назначению документу[1090]. Близка этому сигелю и грамота преемника Баграта IV — Георгия II от 1072 г., жалующая иммунитет Шио-Мгвимской пустыни[1091]. К этому же ряду относится дарственная грамота католикоса Мелкиседека мцхетскому храму Свети-Цховели[1092]. Грамота датируется 1020 г. Как и следовало ожидать, в Грузии подобные документы исходят от местных правителей, в то время как документ, доставленный Григорием Магистром, подписан и скреплен печатью византийского императора. Суть дела от этого не меняется: сложившиеся и в Армении, и в Грузии общественные отношения нуждались во внедрении такого института «внеэкономического принуждения», как иммунитет. В этой связи уместно вспомнить слова Н. Я. Марра: «В Армении был настолько родственный, если не тождественный, с грузинским феодальный строй, что исследователь армянской жизни может смело пользоваться грузинскими богатыми документальными материалами для оживотворения тех отрывочных летописных данных, которые можно черпать в армянских источниках»[1093]. С тех пор, разумеется, наука далеко шагнула вперед, и наряду с общностью мы можем выявить и безусловные различия в социальном развитии грузин и армян. Однако идея эта не утратила своего научного значения, и новых результатов следует ожидать, в частности, при параллельном изучении армянских, грузинских, кавказско-албанских и, конечно, византийских институтов.