Армянские государства эпохи Багратидов и Византия IX–XI вв.

Византийское завоевание Армении — сложный процесс, в котором дипломатия играла такую же значительную роль, как и военные операции. Объектами византийской экспансии становились последовательно отдельные государственные образования. Империя стремилась к поглощению не только армянских царств и княжеств, но и владений мусульманских эмиров на территории Армении, владений грузинских правителей на северо-западе исторической Армении и вне ее пределов.

В настоящей главе рассмотрены отдельно все те регионы, которые на протяжении приблизительно полутораста лет были объектами византийской завоевательной политики.

1. Тарон

Византийское завоевание Армении началось с Тарона. В 830 г. эта область отошла к Багарату Багратуни, положившему начало таронской ветви Багратидов. В 851 г. Багарат был уведен арабами в Самарру, где и скончался. Туда же были доставлены его сыновья Ашот и Давит[542]. В 858 г. сыновья Багарата оказались на воле, с 858 по 878 г. Тароном правил Ашот, получивший от византийского императора титул куропалата. К этому периоду относится послание патриарха Фотия, адресованное католикосу Захарии и армянам-ортодоксам — таронитам, проживающим в Четвертой Армении. В 878 г. васпураканский правитель Григор-Дереник сослал Ашота на о-в Севан, а власть передал его брату Давиту по прозвищу Аркайик (878–895). В 895 г. власть на короткое время переходит к Гургэну, сыну куропалата Ашота, но вскоре Тарон захватывает Ахмад ибн Иса Шайбани, арабский эмир Амиды[543]. В 898 г. права местной династии оказываются восстановленными — Тарон переходит во владение Григория, по-видимому сына третьего сына Багарата Багратуни — Торника (?)[544]. Дальнейшая история Тарона восстанавливается преимущественно по данным Константина Порфирородного[545].

В 43-й главе Константин Порфирородный рассказывает своему сыну о тех областях на Востоке, которые поначалу вышли из-под власти империи, но затем вновь стали подданными Византии[546]. Первым из признавших власть императора был архонт Тарона патрикий Крикорикий (Григорий), который поначалу пытался лавировать между империей и арабами.

Григорий Таронит взял под стражу сыновей Давита-Аркайика, своих двоюродных братьев[547], и царю Смбату I пришлось предпринять дипломатический демарш, чтобы добиться их освобождения. Григорий был приглашен в Константинополь, где получил звание магистра и должность стратига Тарона[548]. При Романе I (920–944) Константинополь посетил старший сын Григория — Панкратий (Багарат). Багарату был пожалован титул патрикия, он, как и его отец, стал стратигом Тарона[549]. Стратигом стал, по всей вероятности, побочный сын Григория Ашот, который еще при жизни отца посетил Константинополь и вернулся на родину с титулом протоспафария, а впоследствии стал патрикием[550]. Ашот сменил своего брата Багарата и правил Тароном до захвата этой области Византией.

В 24-й главе «De cerimoniis» описывается прием в Магнаврском дворце, устроенном по случаю праздника Василия Кесарийского, который отмечался 1 января. В III индикте на этом приеме вместе со своей свитой находился также «магистр и архонт Тарона»[551]. В тексте упомянуты «императоры», поэтому Н. Адонц посчитал, что речь идет о Льве VI Мудром (886–912) и Александре, и датировал прием 1 января 900 г., а «архонта Тарона» уверенно отождествил с Григорием Таронитом[552]. Но в той же статье он допускал, что в текст «De cerimoniis» вкралась ошибка и вместо III индикта следует читать XIII индикт, соответственно и прием датировать 1 января 910 г.[553]. Разбирая это известие, А. Фогт обращает внимание на два обстоятельства. Прежде всего, замечает он, индикт указан только в глоссе, которая лишь впоследствии оказалась включенной в текст главы, поэтому события, изложенные здесь (в том числе и пребывание Григория Таронита в Магнавре), с содержанием глоссы не связаны[554]. По его мнению, III индикт глоссы указывает на 929/30 или 944/45 г.[555]. С другой стороны, одновременно с Григорием в приеме участвовали φίλοι Βούλγαροι[556], а такое могло случиться лишь после смерти царя Симеона в 927 г., когда при Петре между Византией и Болгарией вновь установились дружеские отношения. В Константинополе могла появиться болгарская колония, а болгарские аристократы — быть принятыми при дворе. Григорий Таронит умер в 930 г. (!), следовательно, его визит в Константинополь падает на 927–930 гг.[557]. С. Рэнсимен датирует это событие 929/30 г., но считает, что в «De cerimoniis» речь идет не о Григории, а о его сыне Багарате[558]. Придавая большое значение установлению верной даты прибытия Григория Таронита в Константинополь (ибо этот визит должен был означать перемену в ориентации таронского правителя), Р. М. Бартикян ограничивается лишь некоторыми негативными замечаниями по поводу точек зрения Н. Адонца, А. Фогта и С. Рэнсимена[559].

Касаясь этого действительно важного вопроса, отметим прежде всего, что прием в Магнавре был дан в честь «магистра и архонта Тарона», а этот титул носил только Григорий (Багарат был патрикием, Ашот — протоспафарием). Исследователи не раз обращали внимание на это обстоятельство, и оно действительно является решающим — в 24-й главе «De cerimoniis» говорится именно о Григории Тароните. Анализируя эту главу, Н. Адонц убедительно доказал, что она носит целостный характер и тот отрывок, который А. Фогт считал вставкой, в действительности является органической частью главы. Таким образом, указанный здесь индикт — дата приема, устроенного одновременно Григорию Тарониту и болгарским φίλοι[560].

Как было сказано выше, Н. Адонц сомневался в написании ίνδικτιώνι γ' (III индикт) и полагал, что должно быть ιγ' (XIII индикт, т. е. 909–910 гг.). В таком случае Григорий, прибывая в Константинополь, был владетелем Тарона на протяжении уже 12 (а не 2) лет. За это время особенности его политики действительно могли выявиться и дать повод византийским наблюдателям вынести суждение о двуличности поведения Григория[561].

Мы видим, что, колеблясь между двумя индиктами — III и XIII, Н. Адонц ищет дату посещения Константинополя Григорием в пределах одного пятнадцатилетнего цикла (1 сентября 897 — 31 августа 912 г.), и в этом он, по-видимому, прав. 43-я глава написана с привлечением весьма достоверных источников, и нет оснований сомневаться в той синхронизации событий, которую намечает Константин Порфирородный. Действительно, обмен дарами происходит между Григорием и Львом VI Мудрым (стк. 19); за сыновей Давита-Аркайика просит царь Смбат I (стк. 30), который мог это сделать до 909 г. (с этого времени он был всецело поглощен отчаянной борьбой против азербайджанского эмира Йусуфа Саджида); византийский чиновник Синут направлен в Тарон Львом VI (стк. 36); тот же император направляет в Тарон Константина Липса (стк. 42); он же жалует внебрачному сыну Григория Ашоту титул протоспафария (стк. 52); он же жалует титул протоспафария брату Григория Апоганему (стк. 56–57, 58). Далее говорится о том, как Григорий прибыл в Константинополь, где ему пожаловали титул магистра и ругу (стк. 61–71), после чего в столицу к «блаженному императору» (т. е. к тому же Льву) вновь явился Апоганем, получил титул патрикия и другие блага, но вскоре умер (стк. 72–79). Григорий ведет переписку по поводу своего прибытия в Константинополь с тем же Львом — «святым» и «блаженным» императором (стк. 80–88). Только по истечении нескольких лет Григорий начинает переговоры с «блаженным императором» Романом Лакапином (стк. 89 и сл.). Таким образом, Григорий Таронит прибыл в Константинополь и был принят в Магнавре ЛьвомVI Мудрым и его соправителем Александром (в De cerim. говорится об «императорах»), а это обстоятельство определяет terminus post quern non — год смерти Льва VI (912 г.), совпадающий с концом пятнадцатилетнего цикла.

Визит Григория совпал с пребыванием в столице болгарских φίλοι. А. Фогт считал, что присутствие дружественных болгар в Константинополе стало возможным лишь после заключения мира в 927 г., хотя он и допускал, что речь идет о послах болгарского царя[562]. Р. М. Бартикян возражает А. Фогту, утверждая, что φίλοι Βούλγαροι относятся к той части болгарской знати, которая придерживалась провизантийской ориентации и, покинув царя Симеона, искала прибежища в империи. По его мнению, эти «друзья», как правило, участвовали в императорских приемах, находясь во второй очереди после магистров. При этом Р. М. Бартикян опирается на данные той же, 24-й главы «De cerimoniis»[563]. Но ведь здесь, как отлично показал Н. Адонц, описан частный случай!

Специальное значение слова φίλος («посол») подтвердить примерами нетрудно. В «Клеторологии Филофея» (899 г.) имеется раздел, посвященный прибывающим в Константинополь посольствам (οι δε έ£ εθνών εισερχόμενοι πρέσβεις), среди них имеются и «болгарские друзья» (οι δέ duo των Νούνων ήτοι Βουλγάρων εισερχόμενοι φίλοι)[564]. В «De cerimoniis»[565] содержится формула, которой византийские послы (φίλους) приветствуют халифа. Протокол приема, который содержит 24-я глава «De cerimoniis», был составлен, конечно, применительно к официальному положению и сану болгар, а не их ориентации[566]. Присутствие же в Константинополе болгарских послов в 900 или 910 г. вполне оправданно. По другим источникам известно, что в 896–913 гг., т. е. в промежутке между двумя войнами, Болгария трижды посылала своих послов в Византию. И хотя интересующий нас случай нельзя приурочить к какому-либо из этих посольств, сам по себе прием болгарских послов в Магнавре не противоречит общеисторической обстановке.

Таким образом, комбинация привлеченных данных приводит к убеждению, что визит Григория Таронита в Константинополь имел место при Льве VI и, как бы ни исправлять цифру, обозначающую индикт, дату следует искать в пределах 897–912 гг. Подстановка ιγг вместо γ' представляется весьма вероятной, но это все же гипотеза, которая может быть подкреплена лишь косвенными данными.

Притом что Григорий Таронит был одним из наиболее значительных политических деятелей Армении в первые десятилетия X в., в армянских источниках о нем говорится весьма скупо. Йовханнэс Драсханакертци именует его «великим, благоразумным и мудрым» или ишханом. В период резкого ухудшения отношений между Смбатом I Багратуни и местными арабскими правителями Григорий предпринял дипломатический демарш перед халифом, просил мира для всех христиан, просил, чтобы тот сдержал пыл «нечестивого» эмира. Но халиф в это время был занят смутой в Египте и ничем не облегчил положение Смбата. Речь идет, по всей видимости, о халифе ал-Муктадире (908–932)[567].

Уже во времена патриарха Фотия в Тароне широко распространилось халкидонитство (см. Приложение I). По мере византинизации этой области при Григории и его преемниках позиции имперской церкви укреплялись все более и более. Молчание армянских источников о Григории Тароните следует объяснить, вероятно, его отступничеством по отношению к национальной церкви. Тем не менее католикос Йовханнэс Драсханакертци, спасаясь от преследований арабского наместника, счел возможным искать пристанища именно в Тароне. Здесь он нашел самый радушный прием. Из Тарона же он направил известную грамоту Константину Порфирородному (о чем говорилось в гл. III).

Григорий умер, по-видимому, при Романе Лакапине[568]. Упоминания о нем у Йовханнэса Драсханакертци и Псевдо-Смбата не могут помочь установлению хронологии его жизни[569]. Известно, что в 936 г. арабский эмир Али ибн Джафар, отложившись от Хамданидов, просил помощи у правителя Тарона Ибн Торника. Он потерпел поражение, а Тарон подвергся разорению[570]. Весной 940 г. Сейф ад-Даула Хамдани предпринял поход в юго-западные области Армении. Согласно Ибн Зафиру, Сейф ад-Даула захватил столицу Ибн Торника, разрушил г. Муш и одно весьма почитаемое святилище (по-видимому, прославленный Мушский монастырь Иоанна Предтечи). Ибн ал-Азрак же, говоря об этих событиях, утверждает, что Сейф ад-Даула призвал к себе в числе прочих Ашута ибн Джарджура, армянского батрик ал-батарика. Хамданидский эмир захватил страну ал-Санасуна, овладел крепостью Кулб и замком Сулеймана[571]. Разбирая эти известия, Й. Маркварт полагает, что речь идет об Ашоте, сыне Григория, а «Ибн Торник» он толкует как династическое имя, подобное ادددراذى Н. Адонц[572] приходит к осторожному выводу: в 936–940 гг. в Тароне правил «Ибн Торник», а в 940–966 гг. его место занял Ашот[573]. Мне кажется, что в обоих случаях речь идет о сыновьях Григория, вероятнее же — о сыне Ашоте. Имя «Ибн Торник» фигурирует у одного и того же автора, Ибн Зафира, в то время как Ибн ал-Азрак говорит об Ашоте, «сыне Григория». Гипотеза Й. Маркварта о родовом имени, в общем, правомерна, но вполне возможно, что мы имеем дело просто с ошибкой Ибн Зафира, каким-то образом связанной с наличием двоюродного брата Ашота — Торника[574].

Покровительствуя стратигам-Таронитам, византийское правительство в то же время стремилось ограничить их власть. В Тароне проживал брат Григория Апоганем, который получил в Константинополе сан сначала протоспафария, а затем и патрикия[575]. Патрикием стал и его сын Торник[576]. Между братьями и между их потомками происходила многолетняя тяжба по поводу пожалованных империей земельных владений. Визит Григория в Константинополь завершился тем, что он, став магистром и стратигом, получил в Константинополе имение Варвара[577]. То же имение до этого было пожаловано и Апоганему[578], без подтверждения владельческих прав хрисовулом. Через несколько дней после пожалования имения Апоганем скончался, а Григорий просил императора пожаловать ему то же имение Его просьба была выполнена, но и на этот раз владельческие права не были подтверждены хрисовулом[579].

Уже при Романе Лакапине Григорий Таронит отказался от имения Варвара и получил взамен проастий Григоры в Кельзене-Екелеаце. Император оказал эту милость, полагая что права на имение подтверждены хрисовулом; новое владение Григория также не сопровождалось выдачей хрисовула[580]. В результате всех этих мен пострадал племянник Григория, сын его брата Торник, который лишился обещанного ему имения Варвара. После смерти Григория Таронита император распорядился конфисковать имение Григоры, не вернул и городского имения, поскольку его передача не была подтверждена хрисовулом[581]. Но когда Багарат стал стратигом и патрикием, он сумел вернуть и имение Григоры. И он, и его брат Ашот сильно притесняли Торника, тот не выдержал и просил императора прислать доверенное лицо, которое примет его владения, а его самого с женой и ребенком доставит в Константинополь. Когда посланец императора прибыл в Тарой, Торника уже не было в живых, а подвластные ему земли оказались отказаны Византии. Византийский император готов был принять эти земли, но сыновья Григория Таронита сумели их отстоять. В результате всех этих споров за империей остался лишь г. Улнутис (арм. Елнут, или Олнут) с округой, который ранее принадлежал Торнику, а основная территория Тарона была поделена между сыновьями Григория Таронита и сыновьями его брата Апоганема[582].

Назначенный стратигом Тарона, магистр Григорий Таронит получал ежегодную ругу — 10 литров золотом и 10 литров в (медных) милиарисиях[583]. Уже при Романе Лакапине правитель Васпуракана Гагик и куропалат Адранасе протестовали против привилегий, которыми пользовался Григорий Таронит. Император ответил, что руга назначена Львом VI и он не вправе отменить это решение. Это же обстоятельство было использовано с целью оказать давление на Григория. «Он же ответил, что не в силах доставлять золото или серебро, но обязался помимо установленных даров высылать также одеяния и медные сосуды стоимостью до 10 литров. И это он делал в течение трех или четырех лет. Но затем он заявил, что не в силах выполнять договор, просил, чтобы руга либо поступала безвозмездно (как это и было при блаженном императоре Льве), либо была упразднена». Роман Лакапин упразднил эту ругу[584].

Для решения спорных вопросов в Тарон прибыли византийские чиновники — посланцы императора. Сюда должен был явиться евнух Синут, хартуларий του οξέως δρόμου, но его оклеветал армянский переводчик Феодор. Синут был послан в Иверию, а в Тарон направился протоспафарий Константин Липе. В его сопровождении и прибыл в столицу Григорий Таронит. Раздел Тарона между сыновьями Григория и Апоганема был произведен протоспафарием Кринитом, переводчиком. Как показал Адонц, все эти лица — армянского происхождения[585].

Сведения, сообщаемые Константином Порфирородным, позволяют составить известное представление о внешнеполитическом положении Тарона при стратигах-Таронитах. Тарой, разумеется, был настолько втянут в орбиту имперской политики, что говорить о его независимости не приходится. Здесь вынуждены были считаться с волей императора, которую осуществляют имперские чиновники, отправляемые со специальными заданиями, — василики[586]. Империя вмешивается во внутренние дела Тарона, по распоряжению Романа Лакапина осуществляется раздел страны, при этом Елнут остается за Византией. Тарон был вассальным государством, по словам Константина Порфирородного, Григорий Таронит εαυτόν ύτιέκλινεν και ύτιέταξεν (стк. 8), а Тарон принадлежит к тем странам Востока, которые обратились, в ύπήκοα (стк. 5). Как подданный империи, Григорий получает κελεύσις — «повеление». Но, с другой стороны, Григорий обменивается с императором дарами и посланиями (διά γραμμάτων) — как до визита в Константинополь, так и спустя годы[587], а это обстоятельство является признаком суверенных прав архонта Тарона. Тарониты (по всей вероятности, не только Григорий и Багарат, но и Ашот) были византийскими стратигами — термин, прилагаемый к правителю фемы. Но как отличаются Тарониты от обычных стратигов! Права стратига здесь передаются по наследству. Тарониты выполняют эти функции пожизненно — черта, не свойственная обычным правителям фем, которые постоянно смещались и перемещались. За свою службу Григорий Таронит долгое время получал ругу, но он и его сыновья были стратигами не столько в должностном, сколько в титулярном смысле. Поэтому, как ни расценивать степень зависимости Тарона от империи, нет оснований считать, что при Григории и его сыновьях эта область была превращена в фему и включена в состав империи[588]. В «De cerimoniis»[589] эта область упомянута в числе княжеств, которые наверняка не входили в состав империи, — Коговит, Мокк, Андзавацик, Сюник, Вайоц Дзор, Хачен, Севордик. Тарон обладал еще суверенитетом (хотя и ограниченным), в противном случае вряд ли завидовали бы Григорию куропалат Адарнасе, Гагик I Арцруни и Ашот II Багратуни.

Тарон был приобщен к империи после смерти Ашота Таронита. Скилица рассказывает, что к Никифору II Фоке явились Григорий и Панкратий (Багарат) и передали ему свою страну. За это их сделали патрикиями и щедро одарили[590]. Григорий и Багарат — сыновья Ашота, внуки Григория Таронита. Это событие Скилица датирует XII индиктом, в этот год 22 декабря произошло солнечное затмение, добавляет наш автор. Асолик, как и Скилица, приурочивает это событие к солнечному затмению и называет дату по армянскому летосчислению. В изданиях Асолика значится цифра 415, что соответствует 30 марта 966 — 29 марта 967 г., в связи с чем в научной литературе принята датировка переселения — 966 г.[591]. Н. Г. Адонц, приводя свидетельства армянского и греческого авторов, датировал смерть Ашота и переселения 968 г.[592]. Однако в разночтениях петербургского издания Асолика значится цифра 416, а не 415, эту же дату мы находим и в других, не использованных в издании рукописях, в том числе и в древнейшей.

Г. Григорян полагает, что предпочтительна датировка 416 г. армянского летосчисления (март 967 — март 968 г.) — в этом году также было солнечное затмение[593]. В свете изложенного выше в дальнейшем изложении мы условно датируем смерть Ашота и переселение 967/68 г.

Итак, Тарон был занят Византией и превращен в фему. Произошло, конечно, насильственное присоединение, и не случайно, по-видимому, через 10 лет сыновья Ашота Таронита Григорий и Багарат, так же как и их родственник Роман Таронит, одними из первых поддержали восстание Варды Склира.

2. Мусульман стиле эмираты Армении

Одновременно с Тароном Византия предпринимает настойчивые попытки утвердиться в тех областях Армении, которые продолжали оставаться под владычеством арабских эмиров и в пограничных армяно-грузинских княжествах Тао и Кларджии, составлявших уделы представителей боковой линии (по отношению к армянской) Багратидов. С этим процессом связана и акция, предпринятая в одном из княжеств Армении и засвидетельствованная в послании Романа Лакапина (см. Приложение II).

44-я глава DAI представляет собой не что иное, как военно-политическую программу Византийской империи в ее устремлении на Восток, в центральные области Армении.

Эта глава называется «О стране Апахуни и о городах Манцикиерт, Перкри, Хлиат, он же Халиат[594], Арцес, Тиви, Херт, Саламас, Тцерматцу». Области, к которым относится географическая номенклатура этой главы (некоторые названия опущены в заголовке, но встречаются в тексте), имели различный политический статус. Τιβί — арм. Двин. В самой главе этот город упомянут лишь один раз в числе владений Ашота I Багратуни[595]. Двин был главным опорным пунктом арабов в Армении, долгое время (до 80-х годов Х в.) он служил резиденцией наместника «Арминии». При Ашоте I остан («Царская область») с Двином действительно находился под властью армянского царя, хотя, по-видимому, эта власть осуществлялась «явочным порядком», без официального признания. Некоторое время Двин зависел от Смбата I, но в 894 г. здесь на долгое время утвердились азербайджанские Саджиды. Во втором году царствования Романа Лакапина, утверждает Асолик, ромейские отряды под командованием демесликоса (доместик схол Иоанн Куркуас?) проникли в Армению и осадили Двин. Городом в это время правил эмир Субук — гулям и преемник Йусуфа ибн Абу-Саджа. Попытка захватить город кончилась неудачей[596]. Об этом походе пишет только Асолик (который в данном месте перестает следовать своему источнику). Н. Адонц датирует поход 921 г.[597]. С. Рэнсимен обращает внимание на то обстоятельство, что, согласно Продолжателю Феофана, Иоанн Куркуас стал доместиком не раньше 922 г., когда и должен был иметь место поход на Двин[598]. Не исключено, однако, что Асолик имеет в виду события 927 г.[599]. В 927–931 гг. Иоанн Куркуас предпринял ряд походов против мусульманских правителей Армении. Летом 927 г. он через Басеан подошел к Двину и осадил город, но горожане пришли на помощь гарнизону, и ромеи ушли, оставив на поле боя 10 тыс. убитых[600].

Χερτ, Σαλαμοίς — арм. Хер и Саламас(т). Эти территории севернее оз. Резайе (Урмия) соответствовали девятому и седьмому гаварам области Парскахайк — Херу и Зарэхавану[601]. О зависимости этих территорий от Ашота I говорится только в DAI, армянские источники по этому поводу молчат. Хер (араб. Хой) и Саламас принадлежали местным эмирам, поэтому речь может идти лишь о вассальной зависимости последних от армянского царя.

Άπαχουνης — арм. Апахуник — четырнадцатый гавар области Тавруберан с центром в Маназкерте (Μανξικίερτ)[602]. В тексте главы рядом с Апахуником упоминается χάρκα, арм. Харк, девятый гавар той же области[603]. Здесь же» говорится о Кори — του Κόρη. С. Рэнсимен полагает, что это Хорхоруник[604]. В действительности это находящийся северо-западнее Хорхоруника — Кори, пятнадцатый гавар Тавруберана[605].

Χλιάτ, Άρζές, Περκρί — арм. Хлат, Арчэш, Беркри. Первые два города расположены на берегу оз. Ван, Беркри — в 20–25 км к северо-востоку от него[606].

Один раз (кроме заглавия) упомянута и местность Τζερματζοϋ[607]. Й. Маркварт полагал, что это название следует отождествить с о του Σερμάντζου, о του Σερμάτζου,— арм. Серманц, находившимся к северо-западу от Харка (ныне Бингель-Даг). Эта точка зрения получила широкое распространение[608]. По мнению же Э. Хонигмана, Константин Порфирородный называет местность Джермадзор в Мокке[609]. Хотя, греческий вариант названия весьма близок к армянскому, по географическим соображениям это предположение маловероятно. Действительно, Τζερματζου определенно входит в число тех городов, которые располагались поблизости от Маназкерта, севернее оз. Ван. Но в тексте DAI нет описки или иного, необычного написания Серманца. По-видимому, автор перенес на Серманц название, которое могло быть ему известно из донесений о Мокке. Эта область входила в число княжеств, с которыми империя поддерживала дружеские отношения и считала их своими вассалами. В известии о Τζερματζου нашла ошибочное преломление информация, относящаяся к Джермадзору в Мокке.

В тексте главы трижды упоминается город Άλτξι,κή[610]. Это, конечно, арм. Арцкэ (Арцак) на берегу оз. Ван, нынешний Адил-Дживаз[611].

Все эти области и города, находившиеся на берегу оз. Ван или севернее, принадлежали эмирам из племени Кайс (арм. Кайсикк). Беркри со своей округой составлял владение Утманидов, но и этот город в начале X в. (не ранее 902 г.) оказался под властью кайситов Маназкерта[612]. История кайситов изучена в подробностях[613], поэтому в нашем изложении мы можем отвлечься от частностей и сосредоточиться лишь на тех обстоятельствах, которые непосредственно связаны с военно-политической доктриной Константина Порфирородного, с византийскими притязаниями на Армению.

В основу рассуждений Константина Порфирородного положена следующая идея: те города и области, которые находились или находятся под верховной властью вассалов империи, тем самым становятся подвластными Византии. До Ашота I Беркри, Хлат и Арчэш подчинялись «Персиде», т. е. эмирам Азербайджана. Став царем Великой Армении, Ашот I подчинил эти три города, а также Двин и Хер с Саламасом. Маназкерт принадлежал Абу-л-Варду I, вассалу Ашота I (стк. 17). Армянский царь передал ему Хлат, Арчэш и Беркри, поскольку он владел всеми странами на востоке, Абу-л-Варду наследовал его младший сын Абдал-Хамид, а после него старший — Абу-Савада. После смерти царя Смбата I Абу-Савада, утратив «сюзерена», стал полновластным собственником как Маназкерта, так и прочих городов и областей. Эти территории подвергались нападениям доместика схол, и тогда Абу-Савада вместе с братьями Абу-л-Асвадом и Абу-Салимом отдал их под власть императора (стк. 29–30) и стал платить дань (τιακτα). Таким образом, подводит некоторый итог Константин Порфирородный, до воцарения Ашота II Хлат, Арчэш и Беркри находились под властью армянского царя и платили ему дань. Также и Маназкерт с Апахуником, Кори с Харком подчинялись армянскому царю, пока Абу-Савада с братьями не отдался под власть императора и не стал платить дань за эти земли. Поскольку же армянский царь является вассалом императора (стк. 46), принадлежащие ему города и области принадлежат тем самым ромейскому императору (стк. 43–45). Отдавшись под власть императора, Абу-Савада с братьями не перестают, с точки зрения Константина Порфирородного, быть вассалами армянского царя. А это обстоятельство создает дополнительные основания для притязаний Византии: власть императора распространяется на кайситских эмиров — и как на вассалов империи, и как на вассалов вассала империи[614].

Доместик схол, о котором говорит Константин Порфирородный, — знаменитый Иоанн Куркуас, армянин по происхождению. В 928 г. он осадил Хлат и Балэш (Битлис), жители капитулировали, после чего византийский полководец приказал убрать в соборных мечетях этих городов минбар и установить крест[615]. В 931 г. ромеи вняли призыву Гагика I Арцруни и совершили нападение на Беркри и Хлат. Часть мусульманского населения была перебита, часть взята в плен[616]. Эти события и заставили Абу-Саваду с братьями признать верховную власть империи.

Далее у Константина Порфирородного приводится генеалогия кайситских эмиров и подробно говорится о том, как они пребывали под властью ромейского императора и платили ему дань. В тексте 44-й главы Хлат и Арчэш упоминаются в сочетании либо с Беркри[617], либо с Арцкэ[618]. По-видимому, Константин Порфирородный не смог разобраться в информации, относящейся к кайситам, и отождествлял Арцкэ и Беркри. В действительности же это разные города, находящиеся к тому же на значительном расстоянии друг от друга. Впервые Арцкэ назван при перечислении владений Абу-л-Асвада и его усыновленного племянника Ахмада. Этому последнему и мог принадлежать город. В список владений третьего брата, Абу-Салима, входит уже Серманц.

Отдельно перечисляются также владетели Маназкерта — от Абу-Савады до Абу-л-Варда II. Этот Абу-л-Вард убил Ахмада, вассала императора, и захватил принадлежавшие ему города — Хлат, Арчэш и Арцкэ. Но они должны быть возвращены императору, поскольку принадлежат ему (стк. 115). В период написания 44-й главы, т. е. в 949–952 гг., Абу-л-Вард еще здравствовал[619], положение остается прежним[620], так что этот призыв Константин Порфирородный обращает прежде всего к самому себе.

Далее автор еще раз подводит итог сказанному, не сообщая, по существу, ничего нового.

Судя по DAI, основная цель, которую ставила перед собой Византия, заключалась в том, чтобы утвердиться на северном побережье оз. Ван. Если император владеет Хлатом, Арчэшем и Беркри, «персидское» войско не может проникнуть в Романию, поскольку, находясь между Романией и Арменией, эти города являются заслоном на пути движения вражеской армии, утверждает Константин Порфирородный[621]. Но, разумеется, притязания империи этим не ограничивались. Каждый из упомянутых в главе пунктов когда-то находился в зависимости от армянских царей — вассалов империи, стало быть, все они подлежали возврату.

В середине Х в. сложная система взаимосвязи с вассалами оказалась нарушенной. Эта система вообще мало отвечала соотношению местных сил Армении с Византией. Во многих случаях вассальная зависимость могла оказаться фикцией. Это касается не только отношений, которые складывались между империей и ее восточными δούλοι, но также отношений между армянскими царями и эмирами. И тем не менее эта навязываемая Византией система являлась для империи необходимой предпосылкой военного вмешательства (когда в этом возникала необходимость).

Реализация программы, начертанной Константином Порфирородным, растянулась без малого на сто лет. В 968 г. племянник Никифора Фоки захватит Манцикерт и сроет укрепления. После восстания Варды Склира Харк и Апахуник будут пожалованы Давиду Куропалату, а он лишь в 998 г. овладеет городом Маназкертом, который после смерти Давида и перейдет к империи. Зимой 1021/22 г. сам Василий II во главе ромейских отрядов дойдет до Хера, но вынужден будет повернуть обратно. В 20–30-е годы основная задача фемных правителей Васпуракана будет состоять в том, чтобы отвоевать города на берегу оз. Ван. Наконец, в 1045 г. византийские отряды вновь покажутся под Двином. Пока же Константину Порфирородному оставалась разработка идеологических основ этой программы.

3. Владения грузинских Багратидов

В первой половине X в. важнейшей целью Византии в ее действиях на северной оконечности пограничного пояса (ас-сугур) был захват Феодосиополя и его округи. Город несколько раз переходил из рук в руки. В 895 г. ромеи осадили Карин, но затем решили снять осаду[622]. Арабы превратили церкви «Фасианы» (Басеана) в крепости, и при Льве VI сюда были направлены отряды стратига Армениака — патрикия Лалакона, стратигов Колонии, Месопотамии и Халдии. Они освободили церкви и разорили весь Басеан. Затем сюда прибыл доместик схол, магистр Катакалон. Катакалон подошел к Феодосиополю (возможно, и взял город), разорил окрестности, нанеся арабам большой удар, и удалился[623]. Первая кампания имела место в 901 г. (во всяком случае, не раньше 900 г.), вторая — в 902 г.[624] В 927 г., направляясь к Двину, Иоанн Куркуас прошел через Басеан и подверг его разорению. Подобные действия производил и его брат Феофил, назначенный стратигом Халдии[625]. В 928 и 931 гг. Иоанн Куркуас вел военные действия против кайситов Хлата, Балэша, Беркри (см. выше). По всей вероятности, он должен был вновь избрать путь через Басеан. Около 934–935 гг. или вскоре после этого византийцы заняли Феодосиополь[626]. Недалеко от Феодосиополя ромеи выстроили город Хавачич (араб. Хавджиж). Когда в 939 г. Сейф ал-Даула приблизился к Феодосиополю, византийцы поспешили разрушить Хавачич[627]. Уже в период царствования Константина Порфирородного, т. е. после 944 г., отряды протоспафария и стратига Иоанна Арравонита, патрикия Феофила (брата Иоанна Куркуаса) и др. совершали набеги на Авник, а Иоанн Куркуас, не сумев взять Феодосиополь, который он осаждал в течение семи месяцев, занял Мастат и передал его протоспафарию Петроне Воиле[628]. Авник[629] был самостоятельным эмиратом, а Мастат[630] входил в состав владений эмира Каликала. Военные действия в Басеане окончились лишь в 949 г., когда Феодосиополь был окончательно взят и превращен в центр одноименной фемы. Когда Константин Порфирородный написал 45-ю главу DAI, стратигом Феодосиополя был Феофил[631].

С военными действиями в Басеане так или иначе связаны попытки Византии утвердиться в соседнем Тайке и Кларджии. В IX — Х вв. эти области дробились на множество уделов, где правили представители иверской ветви Багратидов. Это отдаленные потомки Атрнерсеха (Адарнасе), сына Васака, внука Ашота Слепого Багратуни[632]. Многие из них были втянуты в орбиту византийской политики, империя жаловала им титулы патрикия, магистра, куропалата и в то же время пыталась в той или иной форме утвердить здесь свое господство.

В Кларджии находилась крепость Артанудж[633] с обширной пригородной территорией. Территория этой области является ключом к Иверии, Авасгии и Месхии. В Артанудж стекались товары из Трапезунда, Иверии, Авасгии, со всей Армении и Сирии[634]. После смерти бездетного Гургэна (923 г.) Артанудж достался его брату Ашоту Кискаси[635]. В результате междоусобной борьбы Ашот Кискаси лишился Артануджа, но еще до этого Роман Лакапин предпринял попытку приобщить владения Ашота к империи. В изложении Константина Порфирородного события разворачивались следующим образом. Ашот Кискаси враждовал со своим зятем Гургэном и через монаха Агапия просил императора, чтобы тот вступил во владение крепостью. По распоряжению императора в Иверию явился друнгарий флота, патрикий Константин в сопровождении 300 человек — знати и простолюдинов из Халдии. Произошла встреча с магистром Давидом, братом Ашота Куропалата, у которого возникли подозрения в связи с многочисленностью свиты императорского посланца. Константин объяснил, что он прибыл с целью возвести в достоинство магистра Гургэна, зятя Ашота Кискаси.

Завершив эту процедуру, Константин объявил, что он возвращается к магистру Давиду, но в действительности направился в Артанудж. Там он вручил Ашоту имперское распоряжение, касающееся не передачи Артануджа, а других вопросов. Но на словах сообщил, что, хотя это распоряжение и не содержит ничего, касающегося Артануджа, он в соответствии с просьбой Ашота явился, чтобы занять крепость и ввести туда прибывших с ним людей. Константин вручил Ашоту знамя[636], которое было вывешено со стены, так что всем стало известно о передаче Артануджа императору. Константин доложил об этих событиях императору и просил прислать подмогу, может быть, в лице доместика схол. Но тем временем Гургэн и Давид также написали императору, заявляя, что, если тот попытается утвердиться в центре их страны, оба они откажутся от своего «рабства», объединятся с арабами и выступят с войском как против Артануджа, так и против Романии.

После этого, утверждает Константин Порфирородный, император отменил свое распоряжение, а гнев Гургэна и Давида обратился против Константина. Последний доставил в Константинополь Ашота Кискаси, где ему пожаловали титул куропалата.

Эти события имели место между 923 г… (когда Ашот наследовал своему брату Гургэну) и 937 г. (смерть магистра Давида)[637].

Столь же безуспешной оказалась попытка Византии проникнуть в Тао (Тайк). Иверы, утверждает Константин Порфирородный, поддерживали дружеские отношения и с Феодосиополем, и с Авником, и с Манцикертом, и со всей «Персидой»[638]. Византийцы пытались занять крепость Кетцеон (точное местоположение неизвестно) и тем самым воспрепятствовать снабжению Феодосиополя. Но владетели Тао — Ашот Куропалат и его братья Давид, Баграт и Смбат — всячески противились этому, хотя ромеи и заверяли их, что, овладев Феодосиополем, они покинут Кетцеон. Единственное, на что они соглашались, — это впустить в город турмарха или василика, чтобы можно было вести наблюдение за подступами к Феодосиополю. Но эту меру ромеи сочли недейственной[639]. Таким образом, близкие соседи эмиров Феодосиополя и Авника, Ашот и его братья, не желали идти на осложнение отношений с арабами, хотя и признавали верховную власть империй[640].

Владетели Тао предъявляли также претензии на Басеан, ссылаясь при этом на хрисовулы, выданные им Романом I и Константином Порфирородным. В этих хрисовулах (известных только в передаче автора DAI[641] говорится, что, во-первых, Византия не посягает на иверские владения, во-вторых, иверы могут выступить против Феодосиополя как отдельно, так и вместе с ромеями и, в-третьих, те территории, которые удастся отбить Ашоту Куропалату и его племяннику, магистру Адарнасе, остаются за ними на правах δεσποτεία καί κυαιότητι. Но, как утверждает Константин Порфирородный, иверы в военных действиях не участвовали, поэтому они остались в пределах собственных владений. Притязания на Авник необоснованны еще и потому, что эмир этой крепости признал себя «рабом» империи и выдал заложником собственного сына, так что его владения оказывались под покровительством Византии[642]. Что касается Мастата, то брат Ашота, магистр Баграт, участвовал вместе с Иоанном Куркуасом в осаде Феодосиополя. Когда византийцы вынуждены были отступить, Баграт испросил позволение остаться в Мастате, с письменной клятвой не уступать его арабам. Все же арабам удалось захватить Мастат, а когда византийцы окончательно овладели Феодосиополем, иверы вступили в Мастат. Притязания иверов беспочвенны/ заключает Константин Порфирородный, а граница между их владениями и имперскими проходит по Араксу[643].

Фасиана, которая фигурирует в изложении Константина Порфирородного, — это арм. Басеан, первый гавар области Айрарат, который граничил с Карином, девятым гаваром Высокой Армении, Басеан расположен к востоку от Феодосиополя. Поскольку граница между византийскими и иверскими владениями проходила по Араксу, власть правителей Тао распространялась также и на левобережный Басеан. Таким образом, в середине X в. иверские Багратиды смогли противостоять попыткам Византии утвердиться на их землях.

Ни в Тао (Кецеон), ни в Кларджию (Артанудж) византийцам проникнуть не удалось. В этой связи должна быть оценена и недавняя попытка Н. Икономидиса пересмотреть локализацию фемы του Τζιλιάτιερτ. Об этой феме, находящейся ниже деревни τό Σρεχιαβαράξ и славящейся своими нефтяными источниками, говорится в 53-й главе DAI, где она отождествляется с Бабердом (Байбуртом, греч. ΠαΤπερτε)[644]. По мнению же Н. Икономидиса, эта фема локализуется восточнее Артаана, здесь в 11 км и поныне существует город Gjuljabert, или Golebert, турецкое название Ugyol. Автор полагает, что этот город между 942/43 и 952 гг. находился в руках византийцев, допуская, что владычество могло носить номинальный характер[645]. Мы видели, однако, что попытки утвердиться в местах, расположенных много ближе к византийским пограничным фемам, чем Артаан, кончались для империи неудачей. С филологической точки зрения предложенная идентификация также небезупречна. Название города, с которым отождествляется Τξιλιάπερτ, — арм. Геблаберд,[646], и его начальное /g/ не могло быть передано через посредство τζ; эта группа служила при транскрипции аффрикат (ср. Αρτανούτζι, Ατζάρα), примеры легко дополнить. Мне представляется, что, если уж отказываться от отождествления этой фемы с Бабердом, ее следует искать не в окрестностях Артаана.

Дальнейшие шаги Византии по пути овладения Тао были предприняты в период правления Давида Куропалата и непосредственно связаны с деятельностью последнего. Сын куропалата Адарнасе (ум. в 961 г.), Давид пришел к власти после смерти своего брата Баграта в 966 г.[647]. Удел Давида составляли Верхнее Тао, Джавахети, Кола, Артани, Шавшети и Басеан[648]. Свою деятельность Давид начал с титулом магистра — об этом свидетельствуют надпись из Ошки и приписка Пархальского евангелия 973 г.[649].

Как известно, крупнейшие перемены в карьере Давида и в судьбах Тао и близлежащих областей произошли в связи с восстанием Варды Склира (976–979)[650]. К узурпатору примкнули Григорий и Багарат Тарониты (которые в 966 или 967 г. уступили империи Тарой), дука Антиохии Михаил Вурца, Склира поддержали эмиры Амиды и Мартирополя. Под властью Склира оказалась почти вся Малая Азия. В этих условиях могущественный временщик, паракимомен Василий решился вызвать из ссылки давнего соперника Склира, Варду Фоку и направить его против узурпатора. Действия Фоки поначалу были неудачны — в битве при Панкалии (близ г. Амория)

19 июня 978 г. и в сражении при местечке Βασιλικά Θερμά (в Харсиане) он потерпел поражение. Как пишет Скилица, Фока в отчаянии обратился за помощью к Давиду — их связывала давняя дружба еще с тех времен, когда Варда Фока был дукой Халдии и Колонии[651]. Давид выделил 12 тыс. солдат, которые поступили в распоряжение его бывшего военачальника, а в описываемое время — уже монаха Иоанна Торника. Торник пришел на помощь Варде, и это позволило в 979 г. разбить Склира. В «Житии Иоанна и Евфимия» описана сцена, когда Василий II и его брат Константин, распростершись ниц, умоляют Торника спасти империю. Сцена, конечно, далека от действительности императорских приемов, но в самом факте посещения Торником столицы нет ничего невероятного. В 977 г. Торник уже покинул Тао и находился на Афоне. Это подтверждается колофоном рукописи, воспроизводящим более древнюю запись (от 977 г.)[652]. Асолик рассказывает, что Василий II вызвал Торника с Афона и направил его к Давиду. При этом он обещал отдать Давиду ряд территорий (Асолик перечисляет их), с тем чтобы Давид выслал вспомогательное войско. Эту передачу, добавляет автор, Василий II действительно осуществил[653]. Аристакэс также утверждает, что именно император просил Давида о помощи[654]. Условия, на которых Давид соглашался прийти на помощь, должны были, по-видимому, быть оговорены заранее, и Горник призван был сыграть роль посредника, а возможно, и гаранта.

Роль Давида в подавлении восстания Склира была очень велика, и в результате он смог приобщить к своим владениям весьма значительные территории. Согласно Асолику, это Халтой Арич «со (своей) клисурой», Чормайри, Карин, Басеан, крепостца Севук Бердак (Мардали), Харк и Апахуник. Все они хорошо локализуются. Карин, разумеется, — это Феодосиополь с округой, гаваром Карин. Здесь, на границе с Дерджаном, располагался Халтой Арич, или Халтой Дзор — ущелье в среднем течении Чороха[655]. Аристакэс Ластивертци отмечает, что Халтой Арич расположен на границе гавара Карин, сюда в 1046 г. был доставлен католикос Петрос[656]. Основываясь на последовательности, в которой перечислены топонимы, Э. Хонигман полагал, что Чормайри расположен между Халтой Аричем и Феодрсиополем[657]. В действительности это территория по обоим берегам р. Чормайри, впадающей в Чорох (совр. Чармалису). Здесь же находится гора Чормайри (совр. Хортикдаг)[658]. В 70-х годах XI в. Чормайри входил в число владений Григория Бакуриана, пожалованных ему императорскими хрисовулами. Чормайри располагался на границе с Тайком[659]. Басеан, как уже говорилось, — первый гавар области Айрарат, расположенный восточнее Карина и пограничный с ним. Крепость Севук (Сеав Кар у Аристакэса), сюда в 1046 г. доставили взятого под стражу будущего католикоса Хачика I[660]. Мардали — пятый гавар области Туруберан, ныне Текман. Мардали на севере граничил с Басеаном[661]. С Мардали — Севуком Н. Икономидис отождествляет крепость Μελτή, имевшую своего стратига[662], но Мелти, по-видимому, локализуется в другом месте. Перечисленные территории составляли непрерывный пояс (только Чормайри располагался несколько на отшибе, но, вероятно, районы между Чормайри и Карином также отошли к Давиду). Харк и Апахуник (о них говорилось в связи с кайситами) располагались совершенно обособленно.

Харк и Апахуник находились под властью мусульманских правителей, их еще предстояло отвоевать (что и произошло в 992–993 гг.). По поводу прочих областей Н. Адонц высказал мнение, что они и без того входили в состав владений Давида, сведение же Асолика не соответствует действительности, а является отражением настроений, господствовавших в Тао в 1000 г. когда Давид Куропалат был убит и Василий II предъявил права на его владения. Халтой Арич и Чормайри, как утверждает Н. Адонц, принадлежали Торнику, вассалу Давида, и поэтому должны были находиться в пределах владений последнего[663]. Это мнение представляется ошибочным. 45-я глава DAI посвящена преимущественно проблеме Феодосиополя. Константин Порфирородный отвергает претензии на этот город и показывает, что территория до Аракса (в той части, где река течет на северо-северо-восток) принадлежит империи. Нет никаких оснований полагать, что после 952 г. эта точка зрения была пересмотрена. Таким образом, часть Басеана, по крайней мере та, которая расположена южнее р. Мурцамор, ныне Хасан-Каласу, Карин (не только город, но и гавар) и располагавшийся западнее Халтой Арич принадлежали империи. Что касается владений фамилии Торника, то их локализация в Халтой Ариче и Чормайри недостаточно обоснована. Сыновья Баграта, выступившие против Таронита, — это племянники Иоанна Торника. Яхъя Антиохийский характеризует их как владетелей ал-Халидииата[664]. По мнению Н. Адонца, это название относится к Халтой Аричу и Чормайри как местностям, расположенным неподалеку от Халдии. Между тем это сама фема Халдия, выше то же наименование применено к ней в связи с ее дукой, Вардой Фокой[665]. Мы видим, что территории, перечисленные у Асолика, за исключением Харка и Апахуника, до передачи входили в состав византийских владений. Согласно Эскуриальскому тактикону, изданному незадолго до этих событий, Феодосиополь, Арцн и Хавачич имели своих стратигов[666].

Эти территории были уступлены на правах пожизненного владения, после смерти Давида они подлежали возврату. Этот момент в соответствии с действительностью отмечен в «Житии»[667]. Пишет об этом и Аристакэс Ластивертци[668].

В 987 г. Варда Склир при поддержке кочевых племен Бани ‘Укайл и Бани Нумайр появился в Мелитине, где и провозгласил себя императором. В эти годы Варда Фока был в опале, но опасность заставила Василия II вернуть ему должность доместика схол Востока и направить против Склира. Летом 987 г. Варда, в свою очередь, провозгласил себя императором. Мятежники согласились поделить между собой восточную и западную части империи, но спустя не-долгое время Фока взял Склира под стражу и направил свои войска к столице.

Давид и его окружение ориентировались на Фоку. Когда против мятежника выступил магистр Григорий Таронит, Фока обратился за помощью к Давиду. Давид выслал два отряда по тысяче всадников, одним из которых командовали племянники Торника по брату — Баграт и Чордванел. Григорий Таронит потерпел поражение[669]. Асолик неоднократно упоминает «греческое и грузинское войско» Варды Фоки[670], Положение правительства было очень тяжелым, но прибывший из Киева шеститысячный отряд помог Василию II подавить мятеж. 13 апреля 989 г. Фока погиб в битве при Авидосе, вскоре после этого император вступил в переговоры со Склиром, и тот прекратил борьбу[671].

Покончив с Фокой и Склиром, император выступил против Давида и его вассалов. «И гневался царь Василий на Давида, владетеля ал-Тайя (Тао), и на двух сыновей Баграта, владетелей ал-Халидийата (Халдии), за то, что они помогали Фоке, и послал войско для войны с ними под начальством одного патрикия, именуемого Джакрус. И пошел он на сыновей Баграта и убил старшего из них и сослал младшего»[672]. С этим известием согласуется рассказ Асолика. После подавления мятежа оставался еще магистр Чортуанэл, племянник Торника по брату, который к тому времени овладел Тароном и Дерджаном. Против него выступил патрикий Жан Портез. В 439 г. армянского летосчисления (24 марта 990 — 23 марта 991 г.), в Багариче (в Дерджане. ныне Пеккерич) произошла битва, и Чортуанэл был убит[673]. Другой брат, магистр Баграт, погиб под Хлатом в 998 г.[674].

О судьбе, постигшей самого Давида, мы узнаем главным образом от Яхъи Антиохийского: «И просил Давид, царь грузин, у царя Василия прощения и пощады и обещал ему повиновение и покорность и что его владения после его смерти будут присоединены к его (Василия. — К. Ю.) государству, так как сам он дряхлый старик и не имеет ни сына, ни других наследников, и просил царя разрешить ему прислать своих сановников ко двору его, чтобы царь мог взять с них (клятвы) и заручиться обязательствами с их стороны, что они сдадут города по смерти их государя». Василий II смягчился, он сделал Давида куропалатом, послал соответствующие инсигнии — платья с драгоценными украшениями. Католикос и сановники явились ко двору, император раздал им титулы, и они вернулись на родину[675]. Из этой выдержки явствует, что мир был куплен ценой признания наследственных владений Давида пожизненными, после смерти династа они отходили к империи. Таким образом, уже в 990 г. Давид признал Василия II своим наследником. Яхъя Антиохийский не называет даты, но, судя по его изложению, эти события имели место вскоре после гибели Варды Фоки[676]. О том, что это завещание появилось в связи с участием Давида в восстании Фоки, не знает ни Асолик, ни Скилица. Первый сообщает о смерти Давида и добавляет, что, не имея ни сына, ни брата, он поручил своих вассалов и страну (զազատագունդ և զաշխար իւր) греческому императору Василия[677]. Скилица говорит, что куропалат Давид умер, завещав владения императору[678]. Аристакэс упоминает о завещании, не приурочивая его к какому-либо времени или событию[679]. О содержании документа можно лишь гадать, но совершенно очевидно, что он касался в первую очередь патримония, ведь территории, полученные после восстания Склира, были отданы лишь в пожизненное владение.

Сведения Яхъи уникальны и в другом отношении — он единственный автор, который знает о том, когда Давид стал куропалатом. Говоря о Давиде в связи с восстанием Склира, Скилица именует его архонтом иверов, а рассказывая о его кончине, называет его куропалатом[680]. Впервые упомянув Давида в связи с событиями 977 г., Асолик называет его куропалатом Тайка[681]. Грузинские источники также не проясняют этого вопроса[682]. Между тем то обстоятельство, что Давид стал куропалатом в результате переговоров 990 г., позволяет прийти к важному выводу. Если Василий II не только пощадил Давида, но и повысил его в сане, значит, империя была очень заинтересована в приобретении наследственных земель бывшего союзника Варды Фоки. Ниже будет показано, что и после смерти Давида Василий II шел на компромисс, чтобы удержать за империей хотя бы часть завещанной ей территории.

Соглашением 990 г. было предусмотрено, по-видимому, также то обстоятельство, что Давид реализует наконец свои права на Харк и Апахуник, уступленные ему более десяти лет назад. Как было сказано выше, с 940 г. Византия лишилась даже номинальных прав на эти области. В 968 г. Варда Фока, тогда еще дука Халдии и Колонии, захватил Маназкерт и срыл укрепления[683]. По мнению М. Канара, применительно к этому периоду нельзя судить о том, правил ли городом хамданидский чиновник, или Маназкерт принадлежал какому-либо «арабо-армянскому эмиру»[684]. В течение нескольких лет Апахуник, как и Харк, был под византийским контролем. К этому времени в Арчэше обосновался Бад ал-Курди, родоначальник династии Марванидов, который вскоре овладел Диарбакром. Когда Склир появился в пределах империи, Бад был одним из тех, кто поддержал мятежника, отправил к нему своего брата Абу Али с многочисленными отрядами воинов. Воспользовавшись смутой, этот эмир Хлата и Нпркерта, как его именует Асолик, овладел Маназкертом и восстановил его. Бад вторгся также в Тарой, перебил и увел в плен жителей, разорил город Муш[685]. У Асолика сохранилось также известие, что когда Склир после соглашения с Вардой Фокой распустил свои арабские отряды, а те затем узнали, что Склир взят под стражу, они захватили страну с юга до Апахуника. Речь идет о владениях Бада[686].

В 990/91 гг. Бад погиб[687]. Воспользовавшись этим обстоятельством, рассказывает Асолик, Давид Куропалат овладел Маназкертом, выселив оттуда арабов, в городе же обосновались подвластные ему армяне и грузины. Это вызвало возмущение как у «персов» (т. е. эмиров Азербайджана), так и у арабов. Под главенством азербайджанского эмира Мамлана огромное войско появилось в деревне Костеанк гавара Цалкотн. Ему противостояли объединенные силы Давида Куропалата, Гагика II, карсского царя Абаса и грузинского царя Баграта II. Их войска сосредоточились у г. Валаршакерта в Багреванде. «Персидское» войско покинуло Багреванд, предав огню восточную часть гавара[688]. Эти события имели место не раньше 992/93 г., поскольку в этом году преемник Бада — Абу Али отбил нападение греческого военачальника на Хлат, Маназкерт, Арчэш и Беркри[689].

В 997–998 гг. войска Давида Куропалата безуспешно осаждали Хлат[690], выступив, по всей вероятности, из Маназкерта.

31 марта 1000 г. Давид Куропалат скончался[691]. Обстоятельства его смерти загадочны[692]. Аристакэс утверждает[693], что Давида отравили его собственные вассалы»… задушили блаженного мужа, ибо были недовольны его действиями и уповали на обещания, данные до этого императором». Матфей Эдесский сообщает красочные подробности злодеяния, совершенного, по его мнению, епископом Илларионом[694]. Автор добавляет, что, узнав через несколько лет о злодействе, Василий II предал Иллариона смерти. В то же время другие авторы: Асолик, подробно описывающий обстановку после смерти Давида, грузинские источники, Яхъя Антиохийский — о насильственной смерти ничего не знают. Касаясь этого вопроса, З. Авалишвили полагал, что версия об убийстве могла зародиться в антигреческой и антихалкидонитской среде, что и нашло отражение в сочинениях армянских авторов. Если все же допустить, продолжает он, что Давид умер не своей смертью, то убийц следует искать среди сторонников его приемного сына Баграта III[695]. Действительно, наступил момент, когда бездетный Давид решил усыновить царя Западной Грузии Баграта (980–1014)[696]. Но это обстоятельство говорит, скорее, в пользу того объяснения, которое предлагает Аристакэс. Баграт III становился серьезным соперником, и Василий II решил предупредить события. Так или иначе, смерть Давида встревожила византийского императора, он поспешил на восток и в том же, 1000 г. прибыл в Аршамуник, в г. Еризай[697]. Аршамуник граничит с Мардали — областью, которая отошла к Давиду после 979 г. Василий II подошел к границам его владений. Сюда (а не в Екелеац, как у Аристакэса) вышли азаты Тао, те самые, замечает Аристакэс Ластивертци, которые погубили Давида Куропалата. Василий II их щедро наградил, после чего перешел в крепость Хавачич, вблизи Феодосиополя. Здесь произошла встреча между византийским императором и Багратом III и его отцом Гургеном II. Баграт III получил титул куропалата, Гурген II — магистра. В Хавачиче и произошла стычка между знатью Тао и воинами варяго-русской дружины; погибло до 30 азатов, некоторых из них Асолик называет поименно[698].

Из Хавачича Василий II продолжил свой путь по бывшим владениям Давида Куропалата. К нему прибыли карсский царь Абас, царь Васпуракана Сенекерим и его брат, правитель Андзавацика Гургэн Арцруни; все они были встречены с почестями[699]. Византийский император дошел через Харк до Маназкерта, а оттуда направился в Багреванд. Из Багреванда император перешел в Олти-Ултеац (Тао). Повсюду были назначены чиновники и судьи, как отмечает Яхъя — греки. Под властью Василия II оказалось множество городов и крепостей. В том же году он через Карин и Халтой Арич вернулся в Константинополь, выведя из Тао множество знатных лиц и поселив их в «греческой стране»[700].

Согласно Скилице (текст которого корректируется с помощью Зонары), император убеждал «Георгия», правителя «Внутренней Иверии», брата Давида Куропалата, довольствоваться собственной страной и не вторгаться в чужие пределы. Василий II увел с собой в качестве заложника сына «Георгия», а также Бакуриана, Февдата, и Ферса, которые стали патрикиями[701]. Налицо явная контаминация — царю Гургену присвоено имя его внука Георгия, ему же приписывается выдача сына в качестве заложника (в действительности заложником был взят сын Георгия I, будущий Баграт IV). Гурген был троюродным братом Давида[702].

После смерти Давида Куропалата значительная часть его владений отошла к империи. Византийской стала южная часть Тао («потусторонний», имиер Тао). Назначение «судей, чиновников и надсмотрщиков» свидетельствует о создании новой фемы «Ивёрия» (гл. V). Но византийская власть была непрочной. Уже в следующем, 1001 г. царь Картли Гурген вторгся в пределы византийского Тао, пытаясь овладеть Олти-Ултеацем, но успеха не имел. На восток прибыл магистр «Каникл» (Никифор Уран). Византийский военачальник расположился лагерем в Басеане, близ горы Мецобк, и здесь ему удалось заключить с Гургеном мир[703]. В одном из своих писем Никифор Уран упоминает об этой экспедиции: «И вот мы отправляемся в Антиохию, после того как вся та часть Иверии, которая была ранее под властью куропалата Давида, оказалась под властью нашего, с богом, господина и императора (Василия)». Согласно Скилице, в 1001 г. Никифор Уран оставил свой пост правителя Фессалоники и был направлен в Антиохию. Свою миссию в Тао Никифор выполнил по пути к месту нового назначения[704].

Отношения между Византией и Грузией особенно осложнились, когда после смерти Баграта III к власти пришел его сын Георгий I (1014–1027). За время, протекшее со смерти Давида Куропалата, в структуре грузинских государств произошли большие изменения: пришел к власти Баграт III (978–1014) и стал царем Западной Грузии, или Абхазии (здесь «Абхазия» употреблена как pars pro toto). Будучи приемным сыном Давида[705], он приобретал тем самым права на его владения. После смерти Гургена в 1008 г. он наследовал ему, объединив под своей властью как Западную, так и Восточную Грузию. Наконец, в 1011 г. он сумел приобщить к своему царству и Кларджию с Артануджем[706]. Георгий I, став, как него отец, правителем объединенной Грузии, был для империи более опасным противником, чем Гурген. Согласно Аристакэсу Ластивертци[707], Георгий I пренебрег предупреждениями Василия II и занял владения своего отца в Тао. Сюда было направлено византийское войско. Близ г. Ултеац «удальцы из Тайка» обратили ромеев в бегство, причем городу и округе вреда не причинили, «Это было началом гибели Тайской страны», — заключает наш автор. Как и в 1901 г., спорной территорией оказывается округа Олти-Ултеаца.

В 1021 г. началась настоящая война. Архонт Авасгии Георгий, пишет Скилица, нарушил соглашение с ромеями и вторгся в их пределы[708]. Энергичный Георгий I заручился поддержкой египетского эмира ал-Хакима[709], он мог рассчитывать на участие анийского царя Иовханнэса-Смбата[710]. Василий II во главе большого войска подошел к Карину, оттуда перешел в Басеан. Он ожидал, что ГеоргийI изъявит свою покорность, но этого не произошло. Тогда император вторгся в Тайк, пишет Аристакэс Ластивертци, уничтожил город Окоми, пленных отправил в Халдию, сам же направился в Вананд и дошел до горы Кармир Порак. Тем временем Георгий напал на Ултеац, сжег его, взял добычу, но людям приказал вреда не причинять. В изложении Аристакэса, возможно, смещение — Георгий должен был напасть на Ултеац раньше, в результате чего Василий II и предпринял поход 1021 г. Так или иначе, он, как отмечает Аристакэс, приказал пощадить население (точно так же он повел себя и во время первого нападения на этот город). Генеральное сражение произошло у оз. Палакацис (Цели)[711], после чего Георгий вынужден был укрыться в Западной Грузии («Апхазии»). Василий II разорил 12 гаваров, утверждает Аристакэс, а Яхъя называет цифру пленных, убитых и ослепленных — 200 тыс.

Таким образом, византийская армия в 1921 г. двигалась, согласно Аристакэсу, по следующему маршруту: Карин — Басеан — Окоми[712] — Кармир Порак[713] — оз. Цели[714]. Все эти пункты точно локализуются[715] и показывают, как Василий II, двигаясь вдоль Аракса, затем круто повернул на север.

Сведения, содержащиеся в грузинских источниках, в начальной части согласуются с данными армянского автора. ВасилийII и ГеоргийI расположились лагерем в Басеане, Георгий сжег Олти, император преследовал его и дошел до Кола[716]. Среди великих эриставов и дидебулов, погибших в генеральном сражении, были Рат, сын Липарита, и Хурс[717]. Само сражение локализуется в Ширимки. Это Ширимк (Усыпальницы) армянской версии Картлис Цховреба. Ширимк находился в гаваре Аршаруник, здесь карсский царь Абас (984–989) основал обитель[718]. Аршаруник же находился на левом берегу Аракса, эта область не вписывается в маршрут Василия II. С другой стороны, местоположение Ширимки хорошо согласуется с Шлпай Аристакэса Ластивертци, где произошло заключительное сражение 1022 г. По-видимому, и армянский автор, и грузинский (допустивший временную контаминацию) имеют в виду одну и ту же местность[719]. Но далее грузинские источники сообщают уникальные сведения о действиях Василия II. Император вошел в Артани, Георгий через Нигал отступил в Самцхе; преследуя его, Василий II проник в Джавахети, а затем и в Триалети. Георгий I вызвал свежие силы из Кахети и Ерети, на помощь пришли отряды из Цанара и Шаки, но второе сражение не состоялось. Уже зимой император покинул Триалети, вернулся в Джавахети и в Артани. Перечисленные здесь области соответствуют, по-видимому, тем «12 ганарам», о которых пишет Аристакэс[720].

Зиму 1021/22 г. Василий II провел в Халдии — в этом согласны все источники[721].

Зимой 1021/22 г. Василий II был озабочен подготовкой морской экспедиции против Георгия I. Одновременно велись переговоры о мире. К императору прибыл посол грузинского царя и уверял, что Георгий готов передать Василию II «все крепости и все владения», принадлежавшие Давиду Куропалату, и отдать в заложники сына — Баграта. В Грузию отправились «многие сановники и судьи». Георгий, высший клир и знать дали клятвы по поводу неуклонного выполнения принятых условий. Император выступил походом, чтобы принять отходящие к нему земли. Как и в предшествующем году, византийская армия расположилась лагерем в Басеане. В это время до Василия II дошла весть о восстании Ксифия и Никифора Фоки[722].

По мнению Скилицы, заговор против Василия II созрел в 1021 г., когда император отказался взять с собой в поход патрикия Никифора Фоку[723]. О Ксифии известно, что в это время он был правителем Анатолика. Никифор Фока — сын Варды Фоки, участвовавший в мятеже последнего. Он был послан к Давиду Куропалату за помощью и последние месяцы провел в Тайке. После битвы при Авидосе (13 апреля 989 г.), где пал его отец, Никифор примкнул к Варде Склиру. Склир вскоре помирился с Василием II, получил сан куропалата, прочие участники восстания, в том числе и Никифор, сохранили свои привилегии[724].

Заговорщики начали восстание, сумев привлечь население Каппадокии, Роданта и соседних местностей[725]. Оба они претендовали на царство, императором провозглашен был Ксифий, но Никифор Фока благодаря славному прошлому своего рода пользовался большей популярностью, и это обстоятельство питало их взаимную подозрительность и вражду. Момент для восстания был очень удобен, и император не напрасно тревожился за свою армию, оказавшуюся между двух врагов. Восставшим, по-видимому, сразу же удалось привлечь на свою сторону Георгия I, который отказался от клятв и возобновил военные действия. Более того, было создано нечто вроде коалиции, к которой помимо Георгия I примкнули Йовханнэс-Смбат, Ашот IV, сын Сенекерима — Арцруни Давит. Если верить Матфею Эдесскому, Давиту было обещано армянское царство (Васпуракан?). Среди активных участников движения был Ферс, сын Джоджика. Ферс принадлежал к одному из наиболее знатных родов Тайка. В 998 г. он участвовал в походе Давида Куропалата против эмира Мамлана. В 1000 г. вместе с братом Февдатом и Бакурианом Ферс был взят заложником в Византию, где получил сан патрикия. Во время мятежа Ксифия и Никифора Фоки Ферс первым примкнул к восставшим, он убил четырех кураторов — представителей местной знати, привлеченных к управлению новообразованной фемой, а также императорского евнуха. Вместе с Ферсом в восстании участвовал его зять Андроник. Роль армяно-грузинских участников была очень велика — ведь с этим движением они связывали большие надежды. Аристакэс Ластивертци описывает восстание таким образом, словно оно происходило в Басеане.

Восстание распространилось и на империю, по крайней мере Яхъя Антиохийский пишет, что к Ксифию и Никифору Фоке стекалось «много знатных и незнатных греков». Но вражда между главарями завершилась тем, что 15 августа 1022 г. Ксифий убил своего соперника[726]. Согласно Аристакэсу Ластивертци, Никифора Фоку убил Сенекерим Арцруни (которого автор спутал с сыном — Давитом). Аристакэс вообще плохо осведомлен об истории Арцруни, и его мнением, которое противоречит известиям Скилицы и Яхъи, можно было бы пренебречь. Но та же роль приписывается Давиту Арцруни и Матфеем Эдесским, и следующим ему Смбатом — авторами, по крайней мере в данном месте, не зависящими от Аристакэса. Не следует ли думать, что Давит действительно принимал участие в убийстве, подготовленном Ксифием[727]? Тем временем в Анатолии прибыл новый правитель фемы — Феофилакт Далассин[728]. Схватив Ксифия, он в оковах отправил его в столицу. Ксифий был пострижен в монахи. Скилица утверждает, что к смертной казни был приговорен только Ферс, остальные лишились имущества и были брошены в темницу. Аристакэс же говорит, что вместе с Ферсом был казнен и Андроник: их доставили в Халтой Арич и там обезглавили.

Покончив с мятежом в Анатолике и обезопасив себе тем самым тыл, Василий II бросил все свои силы на Георгия I.

Из крепости Маздат[729], где, согласно Аристакэсу, император находился во время мятежа, византийские отряды перешли в Басеан, а затем расположились лагерем в Салкорай[730]. Здесь император провел «месяц или более», а затем во главе своей армии направился к расположенной впереди местности под названием Шлпай»[731]. Согласно Матфею Эдесскому, сражение произошло у крепости Дзиониц Берд[732]. Перипетии битвы описываются в источниках по-разному, новее согласны в ее исходе: Георгий I был разбит и бежал со своим «визирем» — автором плана кампании[733]. Скилица называет дату сражения — 11 сентября 1022 г. Византийцы захватили богатую добычу — царскую корону, припасы, все имущество, верховых и вьючных животных. Теперь Василий II мог диктовать свои условия[734].

На протяжении 22 лет византийский император и грузинские цари оспаривали свои права на «наследство» Давида Куропалата. И та и другая сторона стремилась прежде всего укрепиться в Олти-Ултеаце. Этот город был, по-видимому, центром «Потустороннего Тао» («Верхней страны») и некогда являл собой патримониальное владение Давида Куропалата. В 1001 г. сюда вторгся царь Гурген и отступил в результате действий Никифора Урана. Асолик изображает эти события как столкновение двух противоборствующих сторон — византийской и грузинской. Гурген вторгся в Тайк, так как пожалованный ему титул магистра счел оскорблением[735]. Между тем есть основания думать, что южная часть Тао осталась за Багратом III. В таком случае недовольство Гургена могло быть вызвано не только тем обстоятельством, что сан куропалата достался не ему, а сыну — Баграту III, но и тем, что за носителем этого титула остался Ултеац. Аристакэс Ластивертци утверждает, что, когда Георгий I занял престол, ВасилийII направил ему письмо следующего содержания: «Оставь все, что я пожаловал твоему отцу (Баграту III — К. Ю.) из владений Куропалата, и владей лишь собственными вотчинами». Но Георгий отказался: «Дома единого не отдам из того, что было подвластно моему отцу!»[736]. Аутентичность этих выдержек можно оспаривать, но ситуация обрисована верно: Олти-Ултеац составлял пожизненное владение Баграта III, для Георгия I же это была своя страна, и поэтому, совершая сюда набеги, он щадил жителей. Но грузинский царь претендовал не только на вотчину Давида Куропалата. Тот же Аристакэс рассказывает, как посланцы императора доставили Ферса и Андроника в Халтой Арич, на границе Карина, и именно здесь отсекли им головы. «Так приказал им император, ибо Перс и Андроник, поднимая восстание, вошли в союз с Апхазом (т. е. Георгием I. — К. Ю.) и посулили выделить ему (территорию) до этого места»[737]. И действительно, Халтой Арич находился на западной границе уступленных Давиду областей, но не ставших, замечает наш автор, его наследственной вотчиной.

После поражения, понесенного в 1022 г., Георгию I пришлось отказаться от мысли приобщить к своим владениям территорию, уступленную Давиду Куропалату в 979 г. Что касается вотчинных земель Давида, то в источниках сохранились весьма неопределенные указания. Еще до сражения Василий II требовал у грузинского царя три крепости с их дастакертами (селениями), которые тот незаконно отторг от удела Куропалата. Георгий должен был отказаться от того, что не является его наследственным владением[738]. Совершенно очевидно, что, требуя три крепости, ВасилийII претендовал отнюдь не на все вотчинные владения Давида Куропалата. Одержав победу над Георгием I, Василий II, утверждает Аристакэс, направил ему грамоту: «Не думай, что, победив тебя, я потребую большего, чем прежде. Верни вотчину, отказанную мне Куропалатом…». Георгий вынужден был согласиться, тогда император назначил в гаваре ишханов, которые «поделили между собой дом за домом, деревню за деревней, агарак за агараком, как было прежде»[739].

Сведения грузинских источников сводятся к следующему. Согласно Сумбату Давитисдзе, Георгий передал императору 12 крепостей и земли, которыми владел куропалат Давид в Тао, Басиани, Джавахети и Шавшети. В «Летописи Картли» говорится, что к Византии отошли крепости, часть из которых уже ранее была отдана азнаурами, а часть уступил Георгий. Император получил также земли куропалата в Тао, Коле, Артани, Джавахети. В свою очередь, император передал грузинскому царю некоторые церкви, села и земли в этих областях[740].

Яхъя Антиохийский[741] не называет крепостей и гаваров, которые Василий II требовал у Георгия и которые тот, потерпев поражение, вынужден был уступить.

Неопределенность и расплывчатость приведенных свидетельств не позволяет составить какое-либо суждение о границе между имперскими владениями и владениями грузинского царя. Разумеется, старая точка зрения, согласно которой граница проходила в окрестностях Тбилиси или по горам левобережья Куры, должна быть оставлена[742]. З. Авалишвили и Э. Хонигман, специально разбиравшие вопрос о демаркационной линии, приходят к выводу, что приобретения Византии за счет вотчинных земель Давида и его грузинских правопреемников были невелики. Оба они полагают, что в Шавшети, Артани и Джавахети Византия могла распространять свою власть лишь на некоторые крепости — анклавы[743] Мне представляется, однако, что и об анклавах говорить не приходится. В грузинских источниках не содержится конкретных указаний по поводу пограничной линии. Перечисленная в них географическая номенклатура распространяется на патримоний Давида Куропалата, и эти названия перечислены, чтобы как-то заполнить отсутствие информации о линии раздела. Последняя же устанавливается лишь с помощью косвенных данных. Мы видели, что на протяжении 22 лет в качестве спорной территории упоминается Олти. У Давида Куропалата не было сына, и область Тао по ту сторону (имиер) была опустошена, ибо пришел Василий, и азнауры (знать) отдали ему крепости[744]. Баграт III скончался в Панаскерте — этот город, если находился в византийских пределах, должен был располагаться близ границы. В 1025 г. Баграт IV вернулся из Константинополя в Тао, в свое владение в Бана. Катепан сопровождал Баграта до границ его владений[745]. Эти данные показывают, что византийским был лишь Потусторонний Тао — «Посюсторонний» (амиер) Тао составлял владение грузинского царя. По мнению Е. Такайшвили, граница проходила по Бардусис-Цхали, затем по Банис-Цхали (Пенек-чай) до впадения в Олтычай — до впадения последнего в Чорох, а затем по Чороху[746].

Фема Иверия была окончательно сформирована лишь в период после победы над Георгием I, т. е. в 1022–1023 гг., так что этот процесс растянулся без малого на четверть века[747]. В ее состав входили Потусторонний Тао, Басеан, а также области, уступленные Давиду Куропалату в 979 г. Окончательно утратив спорные территории, Георгий I вынужден был кроме того отдать заложником собственного сына, будущего Баграта IV[748].

4. Васпураканское царство

В 990 г., после смерти Ашота Арцруни, сына Абусахла, власть в Васпуракане и Андзавацике оказалась распределенной между его братьями — Сенекеримом и Гургэном. В 1000 г., когда Василий II овладел Тайком, оба брата прибыли к нему и были одарены «царскими подарками, золотом и серебром». Асолик утверждает, что император направил грамоты соседним арабским эмирам, требуя, — чтобы те прекратили разорять Васпуракан, он положил конец грабежам, пленению и вымогательствам тяжкой дани[749]. В свете последовавших за этим событий можно предположить, что уже тогда разрабатывалась программа приобщения Васпуракана к империи.

В 1003 г. Гургэн скончался. Сенекерим стал править единолично. Соотношение сил было таково, что он должен был считаться с Гагиком I, на дочери которого, Хушуш, он был женат. Сведений о связях между Васпураканом и Византией до переселения Сенекерима почти не сохранилось и побудительной причиной этого акта многие современники и последующие авторы считают тюркские набеги. Эти набеги были совершены из Азербайджана племенами, не принадлежавшими к сельджукскому объединению[750] (см. гл. VI). Связь же между переселением Сенекерима и тюркскими вторжениями может быть выявлена лишь в результате анализа этих событий в Васпуракане. Подробный рассказ о первом тюркском набеге находим у Матфея Эдесского: «Когда армянское счисление достигло 465 года (с марта 1016 — 16 марта 1017 г.), проснулся страшный гнев божий (и излился) на весь христианский народ и на поклоняющихся святому кресту, ибо пробудился губительный вишап со своим смертоносным огнем и поразил верующих во святую Троицу. В этот год заколебались основы (здания), воздвигнутого апостолами и пророками, ибо налетели крылатые змеи и засверкали над всем миром верующих во Христа.

Это — первый выход кровожадных зверей. В эти дни составилась рать из племени неверных, которые зовутся турками, и они вступили в Армянскую страну в гаваре Васпуракан и, безжалостно предав острию меча, перебили верующих во Христа!» Весть об этом дошла до васпураканского царя Сенекерима Арцруни. Его старший сын Давит во главе конницы выступил против тюрок, но армяне не умели сражаться с конными лучниками и потерпели поражение. Давита уговорили отступить, рассказали об этом Сенекериму. Находясь под впечатлением тюркского набега, рассказывает Матфей Эдесский, Сенекерим решился передать свои владения императору Василию II и обосноваться в Византии. Хронист утверждает, что Василий II вызвал в Константинополь васпураканского царевича Давита и усыновил его, затем Давит вернулся к отцу. После этого Сенекерим Арцруни со своим семейством переселился в Севастию[751]. Этот рассказ — также под 1016 г. — повторен в «Летописи» Смбата, поздняя же, несколько более пространная, версия под заголовком «Память о погибших в Армении от неверных турок» содержится в синаксаре под 25-м днем месяца марери[752].

Параллель этим известиям содержится у Скилицы. Под 6524 г. и XIV индиктом он рассказывает: «Тогда и Синахирим (Сенекерим. — К. Ю.), архонт Высокой Мидии, которую ныне называют Аспраканией, явился со всей (своей) фамилией к императору, передал ему всю подвластную себе страну; ему были пожалованы сан патрикия и должность стратига Каппадокии, а взамен (уступленной страны) он получил города: Севастию, Лариссу, Авару и многие другие владения. Ибо его тревожили соседи-агаряне, и, будучи не в силах им противостоять, он перешел к императору, уступив свою страну»[753]. Беглое упоминание о переселении Сенекерима Арцруни имеется и в «Повествовании» Аристакэса Ластивертци: «Давит, второе имя которого Сенекерим, был притесняем персами и свою наследственную вотчину, страну Васпуракан, отдал самодержцу Василию, получив взамен город Себастию и окружавшие его области, причем случилось это не в отдаленные времена, а два или три года назад»[754]. Об этом говорится в связи с экспедицией Василия II в Тао весной 1022 г., поэтому вероятнее, что это сведение следует приурочить к тюркскому набегу 1016 г., а не к следующему, имевшему место в 1021 г.

В научной литературе встречаются указания, что этот набег имел место в 1018 г.[755]. Действительно, в рукописях Матфея Эдесского встречаются две даты: ԱԿՆ (465 г.), соответствующая 1 01 6–1 017 г., и ն՚ԿԷ (467 г.), что соответствует 1018/19 г., смешение при переписке Ն и է — явление обычное. Но помимо синаксаря мы располагаем данными рукописи Смбата конца XIII в., а главное — сведениями Скилицы, называющего год от сотворения мира и индикт. Поэтому из двух дат — 1016 и 1018 — предпочтительна первая.

В другой группе источников описывается тюркский набег 1021 г. «В 470 году (16 марта 1021 — 15 марта 1022 г.) явился Тугрил-бек, которого Липарит встретил в Нахджаване с пятью тысячами всадников, но бежал от великого множества (врагов). Когда же турк пришел в Дван и начал свои набеги, навстречу противнику выступил удалой Васак и, выказав великую храбрость, вернулся в Серкевли»[756]. Как показал уже М. Чамчян[757], к этим же событиям относится красочное описание Матфея Эдесского[758]: «В это время царь Делумка[759] собрал войско и неожиданно явился в армянский гавар Ниг, близ замка Бджни. Спарапет Армении Васак Пахлавуни с сыном Григором (известный Григорий Магистр) и прочими азатами предавался веселью. Неожиданно появился гонец, сообщивший о захвате всего Нига.

У Васака под началом было 5 тыс. воинов, но он не стал дожидаться их сбора и во главе пятисот человек направился к Нигу. Подойдя к какой-то деревне, воины застали там врагов, которые уже перебили жителей и осаждали монастырь. Их предводитель — чернокожий хапшик (эфиоп) по прозвищу Семь Волков — вызвал Васака на поединок». Васак одолел противника, но в общей схватке армяне понесли большие потери. После боя Васак присел отдохнуть на горе Серкевли и там был убит рукою предателя[760].

У Вардана сохранилось и другое известие, связанное с переселением Сенекерима и восходящее к иному источнику. Излагая генеалогию Арцрунидов, он говорит, что Сенекерим, теснимый персами, уступил свои земли Василию, асам с сыновьями Давитом, Абусахлом, Атомом и Костандином и племянниками по брату Дереником, Гагиком и Ашотом отправился в Себастию. Он получил Себастию, Лариссу и много деревень[761].

Пространный, но лишенный конкретности рассказ об этих событиях содержится в заключительной главе «Истории» Товмы Арцруни. Автор повествует о бедствиях, принесенных «нечестивым племенем Элама, они же турки». Тюрки напали на Васпуракан, и царь Сенекерим в 470 (1021/22) г., уступив свои владения Василию II, переселился в Византию[762].

О нападении тюрок говорит также Самуэл Анеци. В опубликованном тексте под 1002 г. сообщается: «Выступило племя Бурков и разорило Васпураканский гавар, и царь его Сенекерим оказался в весьма тяжелом положении. Поэтому через 22 года тягот он отдал страну свою царю Василию в 470 году. И получил он Себастию с ее гаварами… А страна, которую взял Василий, имела 72 замка, З тыс. деревень и 8 городов»[763].

Наряду с этим мы располагаем группой источников, где о переселении Сенекерима говорится без упоминания о тюркском набеге. Подобное известие под 1021 г. сохранилось у того же Самуэла Анеци, причем восходит оно к источнику, явно отличному от того, на котором основано приведенное выше сообщение: «1023. В год армянский 470 отдал Сенекерим свою страну (թէմն) Василию и взял Севаст с округой (թէմօքն)»[764]. Небольшой отрывок об уступке Васпуракана включен в «Советы и рассказы» Кекавмена: «…Сенахирим был потомком древних царей. Пожелал он отдать свою страну багрянородному василевсу Василию, а сам — стать его рабом. Василеве, приняв этот благой дар, почтил его титулом магистра и ничем более, хотя тот был потомком древних царей и сам — царем»[765]. Яхъя Антиохийский рассказывает, что зимой 1021/22 г., когда Василий II расположился с войсками на зимовку в Трапезуйте, «уступил Синнахариб, царь Асфарагана, все свои крепости, земли и всю страну асфараганскую царю Василию. И уступил ему Ибн ал-Дайрани, сосед (первого), свои крепости и замки, и присоединил (царь) все это к своему государству»[766]. Ибн ал-Дайрани — это Дереник, сын Гургэна, племянник Сенекерима, упомянутый у Вардана и Товмы Арцруни. Ибн ал-Дайрани, считает В. Р. Розен, — имя, которое утвердилось у арабов за васпураканской династией[767].

Таким образом, воззрения авторов привлеченных нами источников сводятся к следующему:

а) в 1016 г. имел место тюркский набег на Васпуракан, под впечатлением этого Сенекерим уступил свои земли Василию II и переселился в Византию (Матфей Эдесский, Смбат, синаксарь, Скилица, Аристакэс Ластивертци (?));

б) в 1021 г. тюрки через Нахджаван и Двин (Вардан) дошли до гавара Ниг (Матфей Эдесский). Против них выступил Васак Пахлавуни, который вскоре после сражения был убит в Серкевли. О каких-либо действиях Сенекерима в связи с этим набегом не говорится;

в) в связи с нападением тюрок на Васпуракан царь Сенекерим в 1021 г. переселился в Византию. Сам набег либо не датируется (заключительная глава Товмы Арцруни), либо датируется произвольно (Самуэл Анеци). К этой же группе следует отнести и известие Вардана (отрывок, посвященный генеалогии Арцрунидов), хотя автор не датирует ни набег, ни переселение;

г) Самуэл Анеци (под 1021 г.), Кекавмен, Яхъя Антиохийский повествуют о переселении Сенекерима вне связи с каким-либо нашествием.

Совершенно очевидно, таким образом, что в источниках говорится о двух разных набегах — на Васпуракан (1016 г.) и на гавар Ниг (1021 г.; Васпуракан остался западнее их движения). В соответствии с прямыми указаниями авторов привлеченных источников можно утверждать, что эти набеги сыграли свою роль в решении Сенекерима переселиться в Византию. Это произошло в 1021 или 1022 г.; согласно Яхъе Антиохийскому, передача имела место зимой 1 021 (22 г., когда Василий II находился в Трапезуйте[768].

Мы видели, что источники группы а), повествуя о набеге 1016 г., этим годом датируют и самое переселение Сенекерима. Вряд ли можно полагать, что это простая ошибка. Одна и та же дата фигурирует и у Матфея Одесского, и у Скилицы — авторов, друг от друга не зависящих. Поэтому напрашивается предположение, что в 1016 г., находясь под впечатлением тюркского набега, Сенекерим дал свое согласие на переселение, но покинул Васпуракан не ранее 1021 г. После смерти царя Гагика I Багратуни (ок. 1017 г.) Сенекерим находился еще на родине, сюда к нему прибыл царь Ашот IV[769].

В пользу того, что задолго до 1021 г. Византия начала какие-то военные акции в Васпуракане или на его границах, говорит следующий факт. Весной 1015 г. византийские войска захватили болгарский город Моглены. Тогда император Василий II, который лично участвовал в военных действиях, отдал приказ: всех способных носить оружие направить в Аспраканию (или к Аспракании) (είς 'Αστιρακανίαν), прочий же «сброд» перебить[770].

Упоминание «Аспракании» как цели движения болгарских отрядов в 1015 г. весьма знаменательно. Нетрудно догадаться, что переброшенные в Армению болгарские воины предназначались для действий против Васпуракана, причем не в 1021 г., когда царство отошло к Византии, а за несколько лет до этой даты.

О посылке болгарских солдат на Восток после победы над Болгарией говорит и Аристакэс Ластивертци: «Болгарские же войска он (Василий II. — К. Ю.) обманным путем собрал в одном месте, словно желая одарить их, а затем приказал переписать всех и отправить на Восток путями, по которым не будет возврата. Они прибыли туда и разорили всю ту сторону. О, каким бедствием был их приход на Восток, сколь несчастны места, где они проходили! Что за злобный и безжалостный народ, жестокосердный и склонный к насилию!»[771]. Эти воины, полагает Г. Г. Литаврин, должны были либо стать пограничными поселенцами (акритами), либо войти в профессиональное постоянное войско — тагмы[772].

Вряд ли можно считать, что известия Скилицы и Аристакэса Ластивертци относятся к одному и тому же событию. Армянский автор определенно говорит, что солдат направили на Восток после того, как была захвачена Болгария, а сыновей болгарского правителя лишили прав наследства. Таким образом, болгары выступили в Армению после 1018 г. Нет оснований также думать, что болгары направились в Васпуракан, создается впечатление, что они бесчинствовали в Иверии. Вероятнее всего, Скилица и Аристакэс говорят о разных событиях.

Согласно Яхъе Антиохийскому, Сенекерим Арцруни и Дереник (Ибн ал-Дайрани) уступили империи 40 замков и крепостей. Матфей Эдесский сообщает о передаче 72 замков и 4 тыс. деревень; синаксарь — 72 замков, 3040 деревень и 10 городов, Самуэл Анеци — 72 замков, 3 тыс. деревень, 8 городов. Эти данные восходят к одному источнику, разночтения возникли на почве графики. В синаксаре поименно перечислены 10 городов, но, анализируя этот список, Й. Маркварт приходит к выводу, что он мог появиться не раньше XII в.[773]. Как бы ни расценивать эти данные, территория, приобщенная к империи, была намного меньше исторического Васпуракана. Тем не менее это было крупное приобретение, которое позволило Византии выдвинуть свои форпосты далеко на восток (границы)[774]. В 1022 г. после победы над Георгием I и в период, когда Васпуракан, безусловно, находился под византийским владычеством, Василий II предпринял поход против эмира Хера. Император стремился, разумеется, расширить границы территории, ставшей подвластной ромеям. Как было сказано выше, еще в 1000 г. Василий II оказал давление на соседних с Васпураканом мусульманских правителей и тем самым пресек их набеги на царство Арцрунидов[775]. Но поход 1022 г. был неудачен, ромеи потерпели поражение, а морозы вынудили императора снять осаду Хера[776], и в 1 023 г. он вернулся в Константинополь. Васпуракан же был обращен в катепанат[777]. В последней работе предпринята попытка пересмотреть последовательность и характер событий, имевших место в Армении после нападения тюрок. О датировке самого набега было сказано нами выше. Далее автор считает, что, помещая известие о переселении Арцруни под 6524 г. (1 сентября 1015 — 31 августа 1016 г.), Скилица ошибается, главное же — в этом известии идет речь о шагах, предпринятых не Сенекеримом Арцруни, а его сыном Давитом. Именно Давит, полагает Зайбт, уступил Васпуракан Византии, именно он стал стратигом Каппадокии, получив одновременно города: Севасстию, Лариссу и Авару. Это произошло в начале 1019 г., после победоносного окончания войны с Болгарией. Между тем во всех источниках с Севастией связано имя Сенекерима; нет оснований полагать, что Скилица составляет исключение. Скилица, вероятно, ошибается, сообщая, что Сенекерим Арцруни стал патрикием, — армянским царям жаловался обычно титул магистра. Характерно, однако, что Кекавмен (считавший Сенекерима магистром) подчеркивает, что царь, в общем, был обделен — император «почтил его магистром и ничем более». С учетом этого известия возможная ошибка Скилицы находит какое-то объяснение. Автор статьи считает, что набег тюрок произошел в 465 г. армянского летосчисления, встречающаяся же в рукописях дата 467 г. может быть расценена не как результат порчи текста — она указывает на переселение Давита. В. Зайбт ссылается при этом и на Аристакэса Ластивертци. Но у Аристакэса Давит и его отец слились в одно лицо, к заговору примкнул было Давит — Сенекерим, который и переселился в Византию «два или три года назад». В. Зайбт рассматривает эти «два или три года» как указание на дату переселения Давита. Между тем из этого неопределенного выражения в лучшем случае можно сделать лишь тот вывод, что Аристакэс, по-видимому, имеет в виду набег не 1021, а 1016 г.

5. Великая Армения

После смерти царя Гагика I (ок. 1017 г.)[778] царство перешло к его сыновьям Йовханнэсу-Смбату и Ашоту. Между братьями сразу же возникли споры по поводу раздела страны. Вмешался Георгий I и определил, что Ани с округой отходит к Йовханнэсу-Смбату, а внутренняя часть страны, обращенная к Персии и Грузии, — к Ашоту IV. Тогда же Йовханнэс-Смбат попытался расширить свои владения за счет Шатика. Шатик находился в Чакатке — одиннадцатом гаваре области Айрарат. В свое время эта территория принадлежала Мушелу Карсскому (964–984). Смбат II (979–989/90) попытался отнять ее у своего двоюродного брата, но Мушел обратился за помощью к Давиду Куропалату, войска которог-го вступили в Ширак. Смбат II вынужден был вернуть Шатик[779]. Ныне история повторилась: анийский царь посягал на территорию, принадлежавшую, по-видимому, одному из вассалов карсского царя, теперь уже Абаса (984–1029), и Георгий I, последовательно выступавший в качестве наследника Давида Куропалата, не преминул вмешаться в конфликт. Анийский царь был брошен в темницу и обрел свободу лишь после того, как вернул три замка[780]. Лишенный доступа в столицу Ани,

Ашот IV не мог обладать и полнотой власти. Многие из его владений были захвачены соседями, и он в отчаянии просил помощи у императора. Ашот отправился в Константинополь и вернулся оттуда в сопровождении византийского войска.

Ему удалось вернуть свои «гавары и крепости». Как пишет Аристакэс Ластивертци, Ашот стал «могущественнее всех своих предшественников, так что немало знатных передали ему свои владения и добровольно подчинились ему»[781]. Эти события имели место до 1018 г., когда на Восток прибыл некий сановник из Никомидии, который произвел в феме Иверия принудительный набор (для работ?) и приступил к восстановлению Феодосиополя[782].

Об отношениях между Йовханнэсом-Смбатом и империей в этот период источники ничего не сообщают, но вряд ли мы ошибемся, предполагая, что отношения эти не были дружественными и Василий II покровительствовал Ашоту IV, стремясь ограничить власть и влияние анийского царя. Когда между императором и Георгием I началась война, Йовханнэс-Смбат стал сторонником последнего[783]. Йовханнэс-Смбат оказался причастным также к движению Никифора Ксифия и Никифора Фоки (см. выше). Но еще доокончательного поражения, нанесенного Византией грузинскому царю, и до того, как был подавлен мятеж Ксифия и Фоки, Василий II заставил анийского царя признать свои права лишь пожизненными и завещать царство Византийской империи.

Зиму 1021/22 г. Василий II провел в Халдии. Сюда прибыл католикос Петрос (1019–1058), 6 января он участвовал в обряде водоосвящения[784]. «Но там же была (подписана) грамота о гибели Армении! Ибо Йовханнэс поручил патриарху; мол, составь завещание и передай его императору, что после смерти город мой и страну я оставляю ему в наследство. Не было у Йовханнэса отпрыска, чтобы принять корону, сын его Еркат скончался рано и не достиг отцовского сана»[785]. Матфей Эдесский описывает этот эпизод лаконичнее: в 1021 г. Василий II выступил на Восток с огромной армией и «потребовал у армянского царя Ани и Карс. И Йовханнэс, сын Гагика, решил отдать (требуемое) вследствие собственного малодушия»[786]. Скилица стремится выявить причинную связь. Когда Георгий начал войну, пишет он, его союзником оказался Йовханнэс[787], владетель Анийской страны. Император нанес Георгию поражение. Опасаясь, что военный союз с грузинским царем приведет к репрессиям, Йовханнэс решил подчиниться императору и вручить ему ключи от города. Император оценил его благоразумие, пожаловал звание магистра и назначил его пожизненным архонтом «Ани и так называемой Армении Великой», но востребовал письменный документ (έγγραφον γραμματεΐον), что после смерти Йовханнэса все его царство окажется под властью императора и станет частью Ромейского государства[788]. Союз Йовханнэса-Смбата с Георгием I явился для императора в известной степени способом для оказания давления на армянского царя. Ситуация с Давидом Куропалатом повторилась буквально в деталях: местный царь предпринимает действия, враждебные империи (союз с Георгием I), император отказывается от репрессий, более того — жалует сан магистра и признает пожизненным архонтом, но с тем непременным условием, что бездетный Йовханнэс-Смбат завещает свои владения Византии. Мы не знаем, в какой степени удалось парализовать действия Йовханнэса-Смбата, оторвать его от Георгия I; в 1022 г. война возобновилась, и только осенью стало ясно, что грузинский царь потерпел поражение. Согласно Матфею Эдесскому, Йовханнэс-Смбат и его брат Ашот еще в 1022 г. были на стороне Ксифия и Фоки. Но совершенно бесспорно, что завещание было вырвано у армянского царя зимой 1021 (22 г., причем речь идет о документе в прямом смысле слова. Аристакэс Ластивертци сохранил апокрифический рассказ о том, как накануне своей смерти КонстантинVIII пытался вернуть это завещание Йовханнэсу-Смбату. Он вызвал к себе некоего иерея Кюракоса и повелел вручить «грамоту по поводу Армении» армянскому царю со словами: «…возьми свою грамоту и передай царство сыну своему, а сын твой — своим отпрыскам навечно». Но Кюракос припрятал грамоту, а затем, дождавшись прихода к власти Михаила IV Пафлагона (1034–1 041), продал эту грамоту императору[789]. Рассказ этот носит легендарный характер, но наличие подобного завещания, узаконивавшего действия Константина Мономаха в 1 045 г., сомнений не вызывает[790].

Скилица излагает события таким образом, словно к Василию II явился сам Йовханнэс-Смбат. Это не соответствует действительности — передача завещания произошла через посредство католикоса Петроса, который в этих событиях сыграл, по-видимому, весьма существенную роль.

Сведения об отношениях, которые сложились между Византией и Анийским царством после 1021–1022 гг., более чем скудны. Скилица сообщает, что Роман Аргир (1028–1034) выдал свою племянницу за Йовханнэса-Смбата. Речь идет, по-видимому, о втором браке, так как, согласно Аристакэсу, к 1021–1022 гг. армянский царь уже потерял сыне[791].

В 1035 г. марзпан Аплгарип был отправлен армянским царем к Михаилу IV (1034–1041) и вернулся в Ани с частицей Честного креста[792].

Йовханнэс-Смбат скончался в 1041 г. — эта дата, взятая из нарративных источников, подтверждается надписями[793]. Аристакэс сообщает, что Йовханнэс-Смбат и Ашот скончались в один год, Самуэл Анеци датирует их смерть 490/ 1041 г., но Матфей Эдесский утверждает, что Ашот умер в 489/1040 г., синхронизируя его кончину с началом восстания в Болгарии, т. е. движением под руководством Петра Деляна[794]. Исключить неопределенность полностью не удается, но Ашот IV скончался, очевидно, раньше своего брата. Этому последнему наследовал племянник, сын Ашота Гагик[795]. События, последовавшие непосредственно за смертью Йовханнэса-Смбата, восстанавливаются главным образом на основании тех сведений, которые сообщают Аристакэс Ластивертци и Матфей Эдесский. Их рассказы восходят к разным источникам, но хорошо дополняют друг друга.

За смертью анийского царя начинается период непрерывных вражеских нашествий. В 1041 г. в Ширак вторгся Давит Безземельный, царь соседнего Ташир-Дзорагетского (Дорийского) царства. Ширак весьма пострадал от этого набега[796]. Уже после коронации Гагика II Багратуни Григорию Магистру пришлось отражать набег тюркского отряда из «Персии» (Азербайджана), который дошел до р. Хурастан[797]. Ко наибольшая опасность была связана с Византией. Как только весть о смерти Йовханнэса-Смбата дошла до Михаила IV, тот решил, что «грамота об Армении (утверждает его право) на наследственную собственность, и приступил к захвату города и (всей) страны»[798]. Матфей Эдесский утверждает, что в 1041 г. византийские войска дважды вторгались в пределы Анийского царства. Особенную угрозу представляла вторая экспедиция. Армянские отряды остались без руководства, не смогли оказать сопротивления противнику и во многих местах сдались ромеям. Византийцы подошли к Ани. Престарелому полководцу Вахраму Пахлавуни удалось организовать остатки армянских войск и отбить штурм. Армянские воины, как пишет хронист, вышли из города через Цветниковые ворота, и река Ахуреан, протекающая мимо Ани, окрасилась кровью. Из 20 тыс. византийских воинов, штурмовавших столицу, в живых осталась лишь сотня, и Вахраму Пахлавуни с трудом удалось покончить с кровопролитием. Цифры, конечно, вымышленные, но армянам, по-видимому, удалось одержать полную победу[799].

Михаил IV умер 10 декабря 1041 г. Он так и не сумел овладеть Анийским царством. Анийский вопрос вновь встал лишь в 1044 г., уже при Константине Мономахе (1042–1055).

Внешняя опасность, нависшая над Великой Арменией, усугублялась напряженной политической борьбой в стране. Сразу же после смерти Йовханнэса-Смбата началась смута. Тогда власть в государстве оказалась в руках регента Саргиса Хайказна. Аристакэс Ластивертци определяет его как хогабардзу, душеприказчика[800]. Саргис, по-видимому, обладал огромным богатством, он основывал церкви, монастыри и замки[801]. Он был знатного рода. Аристакэс причисляет его к главным азатам Армении. Его жена была дочерью Григория Магистра Пахлавуни и носила титул тикнац тикин[802]. Принадлежа к местной аристократии, Саргис Хайказн сделал карьеру и на византийской службе. В своей надписи от 1033 г. он заявляет о том, как от трех византийских императоров он получил титулы анфипат-патрикия, веста и дуки. Около 1033–1037 гг. он, возможно, был правителем фемы Иверия. Саргис был одним из наиболее могущественных лиц в Анийском царстве — в той же надписи он именует себя любимым «вассалом» (ճորտ) Йовханнэса-Смбата, а его назначение регентом говорит само за себя[803]. Оказавшись у власти, Саргис Хайказн овладел сокровищами скончавшегося Йовханнэса-Смбата и провозгласил себя царем Ширака, т. е. Великой Армении. Саргис с царскими сокровищами обосновался в Нерки Берде — южной оконечности Ани. Однако вскоре легитимный наследник престола Гагик уже нашел могучую поддержку у многочисленного рода Пахлавуни. Аристакэс говорит, что на защиту Гагика встало до 30 азатов этого клана — сыновья и племянники Вахрама Пахлавуни[804]. По инициативе Григория Магистра Пахлавуни католикос Петрос помазал Гагика на царство[805]. Гагик начал переговоры с узурпатором, и Саргис, покинув Нерки Берд, перебрался в Сурмари, не отдав, однако, ни Нерки Берд, ни другие крепости[806] (локализацию Нерки Берда[807]. Значительная роль в планах Саргиса была уготована Византии. Оказавшись в Сурмари, пишет Аристакэс, Саргис «коварно замыслил передать все, чем владел, под владычество ромеев и самому перейти к ним»[808]. Впервые ромеи вторглись в Армению по призыву Саргиса Хайказна, отмечает Матфей Эдесский[809].

В какой-то мере к восстанию оказался причастным и Баграт IV. Согласно Матфею Эдесскому, казна была доставлена и укрыта в Апхазии, т. е. в Западной Грузии. В «Летописи Картли» говорится, что вест (т. е. Саргис) вступил в союз с Багратом IV и уступил ему 9 крепостей, подвластных Ани, за исключением Анберда[810]. Тем не менее Гагику удалось вернуть казну и овладеть населенными пунктами, отошедшими было к Саргису.

Приход к власти Гагика II Багратуни не принес умиротворения. Внешняя опасность продолжала висеть над Анийским царством, политические противоречия внутри страны не были сняты.

Сведения об армянских политических деятелях, непосредственно повлиявших на судьбы Анийского царства в последние годы его существования, ограничиваются пятью лицами: Гагиком II, Вахрамом и Григорием Пахлавуни, Саргисом Хайказном и католикосом Петросом Гетадардзом. Они являются, по-видимому, главами политических группировок, и линия их поведения должна рассматриваться как отражение определенной политической тенденции. При этом, однако, никак не следует упускать из виду, что по крайней мере трое из них — Григорий Магистр, Саргис Хайказн и Петрос — яркие индивидуальности с причудливой биографией и многое в их поступках должно быть отнесено за счет личных качеств и склонностей. В силу этих обстоятельств о направленности самих группировок мы можем составить лишь самое общее представление.

Самостоятельность Гагика I преувеличивать не следует — он слишком юн, чтобы проводить собственную линию. Его поступки так или иначе отражают соотношение сил, представленных регентом, католикосом, спарапетом и венценалагателем. Именно их действия подлежат анализу.

О Саргисе говорилось выше — он издавна связал свою жизнь с империей и сделал карьеру на византийской службе. Связи Петроса с Византией также восходили к давним временам. Как было сказано, Петрос, по-видимому, сыграл существенную роль в том, что Йовханнэс-Смбат вынужден был завещать свое царство Византии. Возможно, что именно на этой почве отношения католикоса и царя сделались настолько натянутыми и в 1023 г. Петрос покинул Ани и перебрался в Севастию — в византийскую фему, к бывшему васпураканскому царю Сенекериму. После смерти Сенекерима в 1026 г. Петрос, вернулся в Ани, где оставался до 1033 г. 1033–1037 годы он провел в монастыре Дзорой Банк. Когда он покидал монастырь, Йовханнэс-Смбат распорядился взять его под стражу, и до 1039 г. Петрос содержался под домашним арестом в Бджни, родовом замке Григория Магистра. В 1039 г. Петрос вновь занял свой престол в Ани, а в 1041 г. он короновал на царство Гагика II. После взятия Ани император щедро одарил Петроса, но в 1046 г. католикос был изгнан в Арцн, здесь он был взят под стражу и доставлен в Константинополь. В 1051 г. Петрос получил свободу, перебрался в Севастию, где и умер в 1058 г.[811].

Вахрам Пахлавуни — верховный военачальник, глава одного из наиболее могущественных феодальных родов Армении XI в. Судьбы Пахлавуни также связаны с империей — буквально все представители этого рода являются носителями византийских титулов. Пережив падение Ани, престарелый полководец встал во главе армянского войска, сражающегося вместе с византийскими отрядами против двинского эмира. Но в 1041–1045 гг. Вахрам Пахлавуни последовательно противился византийской экспансии. В 1041 г. он отразил вторжение войск Михаила IV, вместе со своей фамилией обеспечил приход к власти Гагика II. Вахрам Пахлавуни всячески пытался удержать молодого царя от намерения отправиться в Константинополь (откуда тот уже не вернулся в Армению).

К роду Пахлавуни принадлежал и Григорий Магистр. Ученый и писатель, политический и военный деятель, он был взращен на византийской культуре не меньше, чем на армянской. Титул магистра он носил, возможно, уже в 1042 г. (под этим годом[812] назван «магистр Григор»). Выше было сказано, что при коронации Гагика II Григорий Пахлавуни сыграл главную роль[813]. В 40–50-х годах Григорий Магистр — правитель нескольких восточных фем[814]. Григорий не был столь решителен, как его дядя Вахрам Пахлавуни, но и он стремился отвести удар в сторону. Он не поддерживал действия Саргиса Хайказна и католикоса, но скоро, раньше, чем другие, понял неотвратимость византийского завоевания и в новых условиях сполна воспользовался своими данными, чтобы сделать карьеру на имперской службе.

Хронология и причинная связь событий последних лет Анийского царства определяются с большим трудом. Сведения, исходящие от Скилицы, Аристакэса Ластивертци и Матфея Эдесского, далеко не совпадают, а иногда противоречат друг другу. Действительную последовательность событий приходится восстанавливать порой умозрительно, отсюда — гипотетичность некоторых выводов.

Аристакэс описывает приход к власти Константина Мономаха. Он знает, что в первый год его правления восстал Маниак, но рассказ о его мятеже завершает словами: «Это случилось в начале царствования Константина, когда по нашему счислению был 490 год. А через три года пришел конец стране нашей армянской, ибо в один год распрощались с этим миром оба родных брата, Ашот и Йовханнэс…[815]. 490 г. армянского летосчисления соответствует 11 марта 1041 — Юмарта 1042 г., Мономах в действительности начал править в июне 1042 г., а Маниак пал в битве в 1043 г. В той же главе Аристакэс называет дату окончательного завоевания Анийского царства — 494/1045 г.[816]; 494 г. соответствует Юмарта 1045 — 9 марта 1046 г. У Матфея Эдесского Мономах начал править в 492/1043 г., в том же году поднял восстание, а затем погиб Маниак. Тогда же Гагик отправился в Константинополь, а в 493/1044 г. против Ани было выслано войско под командованием евнуха-паракимомена. Паракимомен зимовал в Олти, так что сдача Ани падает на следующий, 1045 г.[817]. Скилица называет одну дату — XIII индикт (1 сентября 1044 — 31 августа 1045 г.), когда началась война против Ани[818] и когда она, в его представлении, и закончилась события изложены так, что они непосредственно следуют одно за другим. Таким образом, завоевание Ани произошло в 1045 г. — это подтверждается сведениями трех независимых друг от друга авторов. Начало же военных действий мы датируем 1044 г., в согласии с Матфеем Эдесским и полагая, что смена военачальников (см. ниже) произошла в один год.

Скилица изображает Анийскую войну как столкновение между императором и «миролюбивым, ничего враждебного не предпринимавшим топархом Ани». Гагик II признавал себя вассалом, он стал «другом и союзником» империи[819]. Император действовал в качестве правопреемника (διάδοχος) Василия II[820]. Картина, которую рисуют армянские авторы, сложнее — в этом противоборстве самым действенным образом участвуют Саргис Хайказн и католикос Петрос Гетадардз. «Коварство» этих последних берет верх над «незрелостью ума или боязливостью» Гагика[821]. Это обстоятельство придает изложению Аристакэса, Матфея Эдесского, да и поздних авторов, так или иначе затрагивающих тему, специфический характер. Увлеченные нравственным аспектом, они драматизируют события и излагают факты применительно к своей этической концепции. В представлении Матфея Эдесского, сама идея Анийской войны была внушена Мономаху Саргисом: «Вызови к себе в Константинополь Гагика, якобы желая выказать ему свою любовь, и тогда ты сможешь отнять у него хитростью город Ани»[822]. Но независимо от характера изложения расстановка политических сил в Анийском царстве передана, по-видимому, верно: Гагик покинул страну и отправился в Константинополь, поддавшись уговорам Саргиса Хайказна, в то время как Вахрам Пахлавуни и его окружение всячески отговаривали царя от этого шага[823]. Со своей стороны, Константин Мономах старался заманить Гагика в Константинополь.

В контексте Матфея Эдесского это событие имело место до начала военных действий, Аристакэс сообщает о завоевании Ани в 1045 г., а затем ретроспективно повествует о предшествовавших событиях. Согласно Скилице, Гагик отбыл к императору по окончании войны, когда он сдал свой город и заключил мир с византийским военачальником.

Широкий контекст армянских авторов не оставляет сомнений в том, что Гагик II покинул свою страну задолго до падения Ани. В то же время маловероятно, чтобы он предпринял этот шаг при отсутствии непосредственной угрозы.

Согласно Скилице, военные действия развивались следующим образом. Во главе византийской армии находился вест Михаил Иасит, катепан Иверии с 1038 г. (см. гл. V). Сведения об этом походе сохранились только у Скилицы (Аристакэс упоминает Иасита лишь в связи с его последующим правлением в Ани). Иасит, пишет греческий автор, выступил, стремясь выполнить в точности возложенную на него задачу, но Гагик оказал сопротивление[824]. Тогда Иасит был смещен. Его преемником оказался паракимоман Николай, который еще в 1028 г. действовал против Баграта IV (см. гл. V). В 1042 г. императрица Зоя вторично назначила Николая доместиком схол Востока[825], а в то время, о котором идет речь, Николаю предстояло сломить сопротивление Гагика, пишет Скилица[826]. Одновременно император направил грамоту Абу-л-Асвару — «архонту Двина и Персармении, расположенной вдоль реки Араке», и предложил ему начать набеги на «Армению Великую и страну, подчиненную Гагику»[827].

Абу-л-Асвар I из династии Шеддадидов — эмир Двина (1022–1049; в 1049–1067 гг. — эмир Ганджи). В 1040 г. Абу-л-Асвар во главе огромного войска (Матфей Эдесский называет цифру 150 тыс.) вторгся в пределы Давита Безземельного. Тогда Давиту удалось получить помощь от Йовханнэса-Смбата, Баграта IV и царя Капана, и нашествие было отражено[828]. Абу-л-Асвар совершал набеги на Анийское царство, хотя и был женат на сестре Гагика II (см. ниже)[829]. Заручившись хрисовулом, подтверждавшим его права на крепости и селения Гагика, «которые удастся захватить по закону войны». Абу-л-Асвар всей своей мощью обрушился на Анийское царство. Скилица пишет, как, придя в отчаяние, Гагик заключил с паракимоменом мир; отдал свой город и при его посредничестве отправился к императору[830].

Выше было сказано, что военные действия против Ани начались в 1044 г., так что в рассказе Скилицы нашли отражение события двух лет: 1044-го и 1045-го. На основании этих данных время вступления в войну Абу-л-Асвара определить не удается. В изложении греческого хрониста, война против Ани кончилась тем, что Гагик заключил мир с паракимоменом Николаем и отправился в Константинополь. Армянские авторы освещают событие иначе. Гагик II покинул страну задолго до окончания военных действий, возможно уже в 1044 г. Правителем был оставлен католикос Петрос — Гагик «великой клятвой вверил ему все попечение страны»[831]. В изложении Матфея Эдесского, Петрос был назначен посредником между царем и Саргисом с его клевретами — «осведомителями» (банатук) Мономаха[832]. Тот же автор сообщает следующее: когда горожане узнали, что Гагика не отпускают на родину, они напали на ромеев и нанесли им страшное поражение. После этого паракимомен зимовал в Олти, так что это событие должно было иметь место осенью 1044 г.[833].

Антивизантийские настроения в Армении были очень сильны. Потеряв надежду на возвращение Гагика, городская знать, не желая сдавать Ани византийцам, искала правителя, кому можно было бы вверить столицу. Сведения об этом сохранились только у Аристакэса Ластивертци. Фраза, касающаяся этого чрезвычайно важного момента в истории Ани накануне падения, по-разному толковалась как в текстологическом аспекте, так и с точки зрения своего реального содержания. В основном тексте обоих изданий «Повествования» значится: իսկ քաղաքացի գլխաւորքն որ նստէին յՄսի իթրև. տեսին թէ արգելաւ Գազիկ ի Յոյնս, տրվեցան հր թեմն ի Գաւիթ տալ զքաղաքն ի Դունացին, քանզի քոյրն Գաւթի կին էր նորա, երբեմն ի հազարատ թագաւորն Ափխազաց. В переводе: «А городская знать Ани, видя, что Гагик задержан в Греции, решила вверить город либо Давиту Дунаци (ибо сестра Давита была его женой), либо абхазскому царю Багарату». В разночтениях же содержится иной вариант: երբեմն ի Դաւիթ տալ զքաղաքն, երթ ե Ան ի Դու Լացին, քանզի քոյրն Դաւ թի կին էր նորա, երբեմն ի հազարատ թագաւորն Ափխազաց т. е. полагали сдать город либо Давиту, либо Дунаци (Двинскому), поскольку сестра Давита была его женой, либо Багарату…[834] Таким образом, первое чтение предполагает двух возможных владетелей Ани — Давита Двинского и Багарата Апхазского, второе чтение — трех: Давита, его зятя Двинского и Багарата. Какому бы чтению мы ни следовали, отождествление «апхазского царя Багарата» с Багратом IV представляется бесспорным. Последующие события показали, что Грузинское царство в какой-то мере даже реализовало свои права на Ани. Истолкование остальной части фразы намного труднее. Французский переводчик «Повествования» следовал второму чтению и полагал, что помимо Баграта IV Аристакэс имел в виду Ташир-Дзорагетского царя Давита Безземельного и двинского эмира Абу-л-Асвара[835]. Но в этом случае следует признать, что Абу-л-Асвар был женат на сестре Давита, тогда как в том же «Повествовании» Абу-л-Асвар назван зятем царя Ашота IV[836] (և էր Փեսայ թագաւորին Հայոց Աշոտոյ). Достоверность этого известия подтверждается таким важным источником, как «Джами ад-дуван» Мунеджима-Баши; здесь говорится, что одного из сыновей Абу-л-Асвара звали Ашот[837]. Абу-л-Асвар был женат на дочери Ашота IV и сестре Гагика II, его сын Ашот был наречен по имени деда, и именно поэтому придворный поэт Катран Табризи называет другого сына Абу-л-Асвара — Фадла II — светильником дома Багратидов.

А. Тер-Гевондян, подробно рассматривающий этот вопрос[838], исходит из первого чтения и приходит к выводу, что после занятия Ани в 990-х годах Гагик I назначил там правителем Давита Двинского: ему-то через полстолетия собирались передать Ани. Но ведь анийцы могли выдать город лишь могущественному правителю, способному противостоять византийскому нашествию. Таким лицом мог быть Абу-л-Асвар, или Баграт IV, или Давит Безземельный, но не безвестный «Давит Двинский». Подобное толкование плохо согласуется с исторической обстановкой накануне византийского завоевания.

Наконец, в комментарии к русскому переводу «Повествования» было высказано предположение, что под «Давидом Двинским» следует разуметь Абу-л-Асвара и что рукопись текста Аристакэса в данном месте подпорчена, а потому предпочтительнее такое чтение: «ибо сестра Гагика была его женой». В целом же аутентичным признается также первое чтение[839]. Это толкование исходит из возможности того, что у Абу-л-Асвара было неофициальное, христианское имя, и за недоказанностью должно быть отвергнуто. Ошибочным было и предпочтение, которое отдавалось первому чтению, в то время как большинство рукописей, в том числе лучшие, содержат второе чтение. Если же мы признаем аутентичность второго чтения, исправив при этом «Давит» на «Гагик» (Դագկայ вместо Գաւթի), то противоречие в определении матримониальной связи будет снято, одновременно отпадет и логическая неувязка — почему, призывая Абу-л-Асвара, анийцы обосновывали свой выбор тем обстоятельством, что двинский эмир был женат на сестре Давита Безземельного (чего в действительности не было). Таким образом, верным следует признать второе, пространное чтение с указанным коррективом: горожане Ани колеблются в выборе между Давитом Безземельным, Абу-л-Асваром («ибо сестра Гагика была его женой») и Багратом IV.

Как было сказано выше, согласно «Летописи Картли», вест Саргис Хайказн с девятью крепостями, подвластными Ани, присоединился к Баграту IV. Непосредственно вслед за этим в тексте говорится, что «анийцы отдали Аниси матери Баграта, ибо ей по отцу были родственны армяне, (ибо) царица Мариам, мать Баграта, была дочерью царя армян Сенекерима»[840]. Это было весной, продолжает автор, царь Баграт был занят осадой Анакопии, оттуда он через Кутатиси направился в Тпилиси, и горожане сдали ему город. Сопротивление оказали только жители Исани, и Баграту пришлось силой овладеть этой частью Тпилиси. Сюда прибыл царь Кахети Гагик и изъявил свою покорность. Так прошло лето. После этого, говорит автор, «опять начал Липарит жестоко вредить им же (т. е. Баграту и его окружению. — К. Ю.). И выманил он из Аниси от царицы Абусэра эристава Артануджа, и (владетеля) Хихани, Цихис-Джвари и крепости Ацкуэри, и эристава Иванэ, и патрона Гуарама Годердзисдзе, (и) патрона Бечис-Цихэ. И захватил их у ворот Аниси». Далее излагаются подробности борьбы между Багратом IV и Липаритом[841].

Видимо, в «Матианэ Картлисай», откуда почерпнуты все эти сведения, произошла временная контаминация. Вряд ли можно сомневаться, что сообщение о присоединении к Баграту Саргиса Хайказна связано с мятежом последнего в 1041 г. Последующие же сведения определенно относятся к Ани накануне сдачи города византийцам, т. е. к 1045 г. Необходимо отметить, что если Аристакэс Ластивертци сообщает лишь о намерении сдать город Баграту IV, то, согласно грузинскому автору, в этом направлении были предприняты важные практические шаги. В столицу Великой Армении прибыли (безусловно, с полномочиями) грузинские послы, те самые, которые затем оказались в плену у Липарита[842]. Более того, говоря о том, что этих лиц выманили из Ани «от царицы», автор «Матианэ Картлисай» намекает на то, что в городе находилась и сама царица. Этим фактом, возможно, следует объяснить несколько неожиданное утверждение, что жители Ани передали город не царствующему Баграту IV, а его матери[843].

Трактуя эти события, ряд ученых высказали мнение, что посланцы Баграта IV прибыли в Ани в качестве правителей города[844]. Этот вывод представляется недостаточно обоснованным — об административных функциях грузин, явившихся в Ани, в «Матианэ Картлисай» не говорится. Скорее это были царские послы. В период, когда византийские войска осаждали Ани, вряд ли имелись условия для функционирования новой администрации (если бы вообще возникла потребность в смене местной администрации).

Но союз с Грузией не мог спасти Великую Армению. Оказавшись на чужбине, по существу в плену, Гагик II вынужден был передать страну Константину Мономаху, создав тем самым непосредственные легальные основания для последующей аннексии страны. Сам он получил титул магистра, плодородные области (χωρία) в Каппадокии, Харсиане и Ликанде, сообщает Скилица. Матфей Эдесский называет Калон-Пелат и Пизу, в первом из них А. Грегуар усматривает греч. Καλόν πηγάδιν. Согласно Аристакэсу, Мономах предлагал Гагику Мелитину и окружающие ее гавары[845]. Повелением императора Гагик взял в жены дочь Давита Арцруни (сына бывшего васпураканского царя Сенекерима Арцруни) и стал «властвовать над его уделом», так как Давит умер, не оставив сына[846].

Одновременно с Гагиком или даже несколько раньше покинул страну и Григорий Магистр. «И пока продолжалось это испытание, Григор, сын храброго Васака, направился к императору. Был он муж мудрый, а в божественном писании сведущий, как никто, поэтому, видя, что Гагика не отпускают в собственную страну, он предстал перед императором и вручил ему ключи от Бджни, (передал ему) всю свою наследственную вотчину. Император воздал ему почести, Григорий получил чин магистра, (принял) назначенные для местопребывания деревни и города в пределах Месопотамии, а вечное право передавать их из поколения в поколение было подтверждено златопечатной грамотой»[847].

Вступление ромеев в Ани освещено в источниках по-разному. Когда Петросу Гетадардзу (назначенному, как было сказано выше, правителем страны) стало ясно, что город Ани перейдет к кому-либо из троих: Давиту Безземельному, Абу-л-Асвару или Баграту IV, он написал «правителю восточной стороны» в Самосату, просил узнать, чем отблагодарит его император, если он, католикос, выдаст ему Ани и остальные крепости страны. Император одарил Петроса драгоценностями, пожаловал ему какой-то высокий титул, и «таким вот образом (ромеи) овладели Ани и всей страной».

Эти сведения принадлежат Аристакэсу Ластивертци, который, по-видимому, прав, подчеркивая заглавную роль Петроса в этих событиях[848]. Но почему католикос снесся с императором через правителя Самосаты[849], а не через паракимомена Николая, который находился поблизости?

У Матфея Эдесского события представлены иначе. Когда стало известно, что Гагик не вернется, и выявилась «измена армянских нахараров», страну охватила великая скорбь. Собравшись у царских усыпальниц, оплакивали потерю престола и проклинали тех, кто предал Гагика. «Но, оказавшись в безвыходном положении, город и все войско пришли к соглашению, написали ромейскому военачальнику-паракимомену, поклялись ему (в верности. — К. Ю.), призвали его в город Ани и вверили Ани ромеям. И рухнуло государство Багратидов!»[850]. По сведениям Скилицы, город также был сдан паракимомену, но самим Гагиком[851].

Анийское царство было объединено с фемой Иверия, правителем которой оставался Михаил Иасит[852]. Уже с титулом вестарха (ранее он был вестом) Иасит повел военные действия против Абу-л-Асвара. Скилица пишет, что Иасит командовал ромейскими и иверскими отрядами и силами Армении Великой, которыми ранее предводительствовал Гагик. Таким образом, под началом у Иасита были регулярные ромейские тагмы и отряды из местных контингентов. Участие армянских отрядов подтверждают и армянские авторы — под стенами Двина погиб Вахрам Пахлавуни с сыном Григорием. Помощником (δουλον) Иасита был магистр Константин Алан, высшая же власть принадлежала паракимомену Николаю.

Кампания 1045 г. оказалась неудачной — нападавшие потерпели поражение под Двином[853]. Иасит и Николай были смещены, вместо первого дукой Иверии был назначен Катакалон Кекавмен, а преемником паракимомена стал Константин, архонт великой гетерии, евнух, из сарацин. Константин был назначен стратигом-автократором. Это перемещение произошло в 1046 г.[854].

О дальнейших событиях известно только из Скилицы. Византийское командование отказалось от идеи захватить Двин[855]. Удалось овладеть «Святой Марией», Ампиером и» Святым Георгием» — крепостями, подвластными Ани. Была предпринята попытка захватить также «крепость, называемую Хелидоний, которая была выстроена на недоступном холме, недалеко от Двина». Но осаду Хелидония пришлось снять, так как вспыхнуло восстание Льва Торникия, и Константин с войсками поспешил к столице[856]. Торникий провозгласил себя императором в сентябре 1947 г., так что события, описанные у Скилицы, имели место в 1046–1047 гг.

'Αμτιίερ Скилицы — это крепость Анберд у подножия Арагаца. Анберд входил в состав владений Вахрама Пахлавуни, в связи с этим обстоятельством его участие в военных действиях против Абу-л-Асвара представляется еще более оправданным (Вахрам не дожил до освобождения Анберда, в 1045 г. он с сыном Григорием погиб под Двином)[857]. Недалеко от Анберда находилась деревня, называемая (по храму?) «Святой Григорий» (Ас., с. 106). Но по мнению П. Пеетерса, имеется в виду, скорее, Хор Вирап, к югу от Двина[858].

«Святая Мария» — это Сурмари (Սուրբ Մաոի, т. е. святой Мари), нынешнее Сормелю на берегу Аракса. Аристакэс называет Сурмари словом бердакалак (Καστρότιολւς). Сурмари принадлежал, вероятно, Саргису Хайказну, поскольку во время своего мятежа он смог бежать из Ани именно сюда[859].

Хелидоний, по-видимому, можно отождествить с Цицернакабердом («Ласточкина крепость», греч. φρουρίου Χελιδόνιον, переводится так же). Цицернакаберд возвышается над р. Раздан (в настоящее время находится в пределах городской черты Еревана, там, где воздвигнут памятник жертвам резни, учиненной турками в 1915 г. Локализацию названных пунктов[860]. Военные действия против Абу-л-Асвара велись и позднее, но об этом будет сказано в связи с сельджукским нашествием.

6. Карсское царство

Последним приобретением Византийской империи в Армении явилось Карсское царство. Здесь в 1029–1064 гг. правил Гагик, которому и в условиях сельджукского нашествия удавалось долгое время удерживать власть. Но в 1064 г., после захвата Ани ордами Алп-Арслана, Гагик Карсский уступил свое царство Византии и обосновался в империи[861]. Карсской царство вошло в состав Иверии, которая к этому времени лишилась Ани.

Приобщение армянских государств и Тайка к Византии явилось длительным процессом. В своих действиях империя следовала, по-видимому, определенной долгосрочной программе. Каждая операция разрабатывалась заблаговременно, причем этот подготовительный период мог продолжаться не только годы, но и десятилетия. Акции могли носить бескровный характер, но в случае необходимости империя проводила операции с привлечением крупных военных сил. Однако даже в тех случаях, когда аннексия происходила внешне мирно, Византия действовала из соседней фемы (или фем), которая в каждом отдельном случае символизировала всю военную мощь империи. Дипломатия сыграла, конечно, большую роль, но в итоге армянские государства и Тао были включены в состав империи под угрозой или в результате завоевания.

При всем разнообразии обстоятельств, при которых происходила аннексия, бросается в глаза черта, характерная для процесса в целом. Византия неизменно стремится придать захвату армянских территорий легальный характер.

Во всех без исключения случаях империя вступает в Армению как законный владетель этих территорий. Действительно, Тарон стал фемой не раньше, чем был передан Византии Григорием и Панкратием. В Тао Василий II вел войну, исходя из своих прав на наследство Давида Куропалата. Васпуракан был уступлен его правителем Сенекеримом Арцруни. Великую Армению завещал империи Йовханнэс-Смбат. Карс был передан царем Гагиком. В 1041 г. империя стремилась овладеть Ани до того, как Гагик II утвердится на престоле. Но Гагик успел короноваться, и опасность, исходившая от Византии, отодвинулась. Константин Мономах, при котором была предпринята последняя попытка завоевать Ани, уже не довольствовался завещанием Йовханнэса-Смбата. Он искал новых юридических оснований и с этой целью всячески стремился заманить Гагика II в Константинополь. Только вынудив молодого царя передать свои владения империи, Византия приступила к военной акции[862].

Разумеется, все эти Добровольные» уступки были результатом давления, исходящего от империи, которая весьма умело использовала благоприятные для нее обстоятельства. Так, «измена» Давида Куропалата, выразившаяся в его помощи Варде Фоке, была искуплена завещанием, по которому Тао переходил византийскому императору. При аналогичных обстоятельствах уступил Великую Армению и Йовханнэс-Смбат — это была плата за союз с Георгием I. При иных обстоятельствах происходила передача Васпуракана, здесь, по-видимому, сыграли роль тюркские набеги. Но в этот период тюркская опасность была еще сравнительно невелика и сама по себе не могла вынудить царя отказать ся от собственных владений. Интерес империи к Васпуракану появился по крайней мере в 1015 г., т. е. за год до первого тюркского набега. Есть все основания думать, что действия Сенекерима Арцруни в конечном счете были обусловлены византийским нажимом. В случае же с Карсом тюркский фон оказался решающим фактором.

Юридическим основаниям аннексии империя придавала столь важное значение, что готова была ожидать годами, прежде чем эти основания вступят в силу. Их наличие оказывалось необходимой предпосылкой для осуществления самой акции. Проявляя великую изобретательность в проведении имперской политики, Византия тем не менее не преступала некоторые, ею же самой обозначенные границы. Каждое общество и каждая эпоха создают собственные представления о дозволенном и недозволенном. Судя по фактам для политики Византии в Армении в IX–XI вв. насилие без «законных» для того оснований считалось невозможным. Не токи этого «самоограничения» следует искать в идеологической сфере и в комплексе представлений об армянах. Тесно связанные с Византией, считавшиеся ее вассалами, армянские цари могли, по-видимому, лишь добровольно передать свои владения императору. Эта добровольность была необходима даже в тех случаях, когда вассалы нарушали свои обязательства и создавали, казалось бы предпосылки для карательных мер и вторжения.

Мы видим, что отношение империи к Армении в X–XI вв. было весьма сложным. Процесс поглощения армянских государств Византией нельзя сводить к столкновению двух сил из которых одна осуществляет лишь голое, непосредственное насилие, а другая оказывается его жертвой.

В работах, посвященных критической ситуации, сложившейся в Ани накануне византийского завоевания, обычно подчеркивается наличие двух противоборствующих лагерей. Один возглавлялся Саргисом Хайказном, выступившим проводником византийских интересов, другой же Вахрамом Пахлавуни — поборником местных интересов. Недавно эта точка зрения подверглась справедливому пересмотру[863]. Саргис Хайказн, судьба которого так тесно была связана с империей, стремился к утверждению собственной власти, в результате чего и возникли драматические коллизии в годы, предшествовавшие падению Ани. Говорить о наличии каких-либо провизантийских сил в Армении этого периода, сил, которые были заинтересованы в приобщении царства к империи, нет оснований. Но, конечно, действия и Саргиса и Петроса так или иначе облегчили завоевание страны.