Армянские государства эпохи Багратидов и Византия IX–XI вв.

Приложение I Переписка патриарха Фотия с армянами

Как было сказано в гл. III, с середины IX в. Византийская империя заметно активизировала свою политику в Армении. Отражением этого явилась, в частности, оживленная переписка, которую вел с армянами патриарх Фотий (годы пастырства: 858–867 и 877–886). Переписка велась вокруг основного вопроса, который разделял армян и ромеев, — отношения к Халкидонскому собору, соответственно признания у Христа одной или двух природ. Настойчивые попытки обращения армян в православие адекватно отражали стремление Византии утвердить в Армении свое господство.

За последние годы в научный оборот включены новые источники, которые вносят существенные коррективы в ранее бытовавшие представления. Критическому обзору известных на сегодняшний день памятников был посвящен доклад Л. Г. Вестеринка на международной конференции по армянской средневековой литературе (Ереван, 15–19 сентября 1986 г.). Наиболее сложным вопросом остается датировка посланий, и докладчик показал, насколько трудно прийти к более или менее определенным выводам. Пока опубликованы лишь краткие тезисы доклада[1355] (). Материалы, касающиеся переписки патриарха Фотия с армянами, заслуживают специального исследования, в рамках же настоящей книги мы ограничиваемся кратким обозрением известных источников.

1. В нескольких армянских рукописях сохранилось своеобразное досье материалов, относящихся к Ширакаванскому церковному собору 862 г. Досье начинается со слов: «В 311 год армянского летосчисления (25 апреля 862 — 24 апреля 863 г.) константинопольский патриарх Фотий отправил Вахана, архиепископа Никеи, в Армению к Закарии, католикосу Великой Армении. Католикос созвал собор в Ширакаване из многочисленных епископов и монахов, в присутствии спарапета Армении Ашота, ибо тот пребывал там в стане вместе со своими отрядами из азатов, которые собрал, поскольку отложились северные страны. Там был и Нана, великий сирийский дьякон, прославленный философ. На этом соборе епископ Никеи Вахан произнес следующие слова». Далее следуют формулы веры в Бога-Отца, Сына, св. Духа, в Троицу. Непосредственно вслед за этим помещены 15 анафем. Они адресованы тем, кто превратно исповедует Троицу и ее ипостаси, проклятию предаются сторонники учений Нестория и Евтихия и др., а XIII и XIV анафемы касаются Халкидонского собора и его противников (см. III главу). Далее обосновывается теория о двух природах Иисуса.

Досье опубликовано[1356] ().

О соборе в Ширакаване сообщает также Вардан, но датирует его 318 г. армянского летосчисления, а посланца Фотия определяет как митрополита Никеи Йохана[1357] (). Из этого сообщения становится известно, что Йохан доставил Закарии послание — это был ответ Фотия на вопрос о причине Четвертого (Халкидонского) собора. Историк приводит выдержки из этого послания.

В отличие от досье, Вардан датирует собор 318 г. армянского летосчисления. (23 апреля 869 — 22 апреля 870 г.). Предпочтение надо отдать досье — там Ашот назван спарапетом, а в этой должности он оставался лишь до 862 г., когда, став ишханац ишханом, передал ее брату Абасу[1358] (). Но Вардан правильно называет посланца Фотия — грамоту доставил Иоанн, архиепископ фракийского города Ники (а не Никеи, как в досье). Об этом говорит сам Фотий в своем послании на греческом языке, адресованном Ашоту Багратуни[1359] (). Иоанн известен как автор трактата о рождестве Иисуса, адресованного «Захарии, католикосу Великой Армении»[1360] (). Известна также личность сирийского богослова Наны[1361] ().

Досье дошло до нас в неисправном виде. Совершенно очевидно, что 15 анафем представляют собой самостоятельный раздел, в то время как в рукодисях они фигурируют в качестве интегральной части речи Иоанна. Но главная трудность связана с их толкованием. Анафемы следует рассматривать как принятые или отвергнутые акты собора, которые не вошли, да и не могли войти, ни в одну из известных кодификаций армянского канонического права[1362] (). Таким образом, только внутренняя критика может пролить свет на результаты деятельности собора.

В некоторых рукописях Самуэла Анеци под 325/876 г. сообщается, что константинопольский патриарх Фотий «недавно начал переписку с нашим иерархом Закарией»[1363]. Как уже было сказано, согласно Вардану, посланец Фотия Йохан имел при себе ответную грамоту патриарха. Выдержки, которые приводит Вардан, позволяют точно определить послание, которое он имел в виду. Это «Послание патриарха Фотия католикосу Великой Армении Закарии о двух соединенных природах и одном лице господа нашего Иисуса Христа и об истинности собора святых отцов в Халкидоне». В начальных строках Фотий, «архиепископ Константинополя — Нового Рима», приветствует Закарию, который занимает престол апостола Фаддея и святого Григория, является блюстителем и законоучителем страны Араратской, своего северного народа, архипастырем Аскеназского воинства. Фотий с удовлетворением прочел послание Закарии, оно носит ортодоксальный характер и содержит, как полагает получатель, утверждение о дружеском союзе. Но корреспондент Фотия пребывает в недоумении и сомнении по поводу Халкидонского собора. Основываясь на каких-то слухах, он полагает, что этот собор не согласуется с прочими, истинными соборами. Корреспондент открещивается от таких еретиков, как Яков Занзал, Юлиан Галикарнасский, Петр Антиохийский, Евтихий, и признает учителем Григория Просветителя. Но в таком случае, отвечает Фотий, «не нужно увлекаться собственными (неверными/ суждениями», а должно следовать Священному Писанию и его правильному истолкованию. Фотий излагает историю колебаний армян между ересью и ортодоксией, историю Вселенских соборов. Он предлагает обзор неверных суждений, исходящих от сторонников одной природы Иисуса, тех, что составляют четыре колеса в колеснице сатаны. Фотий приводит 35 авторитетных суждений по поводу двух природ, причем первое из них принадлежит католикосу Сахаку и высказано якобы на Аштишатском соборе. В заключительной части послания автор развивает теорию двух природ.

Послание опубликовано[1364] (). В настоящее время, однако, следует пользоваться текстом, опубликованным Н. Акиняном (посмертное издание)[1365], поскольку только в этом издании послание представлено полностью (в предыдущем издании текст обрывается на полуслове).

В своем капитальном исследовании, посвященном Narratio de rebus Armeniae, Ж. Гаритт отмечает, что послание Фотия к Закарии никогда не было предметом серьезной критики. Он приводит полярные точки зрения Й. Гергенрётера, который утверждал, что в послании содержится множество интерполяций[1366] (), и Ж. Лорана, относившегося к тексту с доверием[1367] (). В. Грюмель считал, что послание аутентично, а содержащиеся в нем хронологические несоответствия легко отнести за счет переписчиков[1368] (). Надо сказать, однако, что основания для критики появились лишь после углубленного изучения Narratio de rebus Armeniae. В разделе, посвященном сочинениям, родственным этому памятнику, Ж. Гаритт показал, что послание Фотия восходит к общему с Narratio источнику. Отсюда, в частности, и невероятные ошибки в датировке четырех Вселенских соборов. Отныне, заключает Ж. Гаритт, критики, которые сочтут возможным защищать аутентичность послания, обязаны будут дать истолкование необъяснимому парадоксу: крупнейший ученый среди византийских патриархов вынужден искать в армянском источнике сведения, касающиеся не только армянской церкви, но и истории его собственной церкви. И по этой истории, которую он знал, как никто другой, Фотий черпает из армянского источника множество данных, недостоверность которых очевидна[1369] (). Даже после этого категорического суждения В. Грюмель продолжал считать послание в основном аутентичным. Несообразности он относил за счет интерполяций либо объяснял тем, что ряд моментов Фотий не мог проверить и зависел полностью от своего армянского источника[1370] (). В новом же издании посланий Фотия авторство последнего относительно данной грамоты исключается[1371] ().

Таким образом, становится очевидно, что по крайней мере в определенной части послание было подготовлено лицами, которым была близка концепция Narratio, т. е. армянами-халкидонитами, на армянском языке. Но при этом они могли использовать материалы, принадлежавшие также и самому Фотию (отметим, что та часть послания, которая стала доступна лишь после публикации Н. Акиняна, пока не подвергалась источниковедческому анализу). Но как бы ни относиться к проблеме истинного авторства, авторства литературного, послание фигурировало в Армении в качестве подлинного документа, оно могло быть скреплено подписью и печатью патриарха, так что считать его обычной фальшивкой не приходится. Вполне возможно, что и на этот документ намекал Фотий в своих посланиях в Армению, сохранившихся в греческом подлиннике (см. ниже). Наличие подобного документа должно было способствовать успеху миссии архиепископа Иоанна. Поэтому, если смотреть на события в аспекте истории армянской церкви, послание Фотия Закарии принадлежит истории сношений византийского патриарха с армянами в той же степени, что и грамоты, составленные им собственноручно.

2. Самостоятельную группу в переписке составляют три грамоты, взаимная связь которых очевидна.

а) «Письмо великого константинопольского патриарха Фотия князю князей Ашоту». Грамота известна только в армянской версии. Будучи «главой епископов Нового Рима и вселенского патриарха», автор стремится убедить адресата признать Халкидонский собор, поверить в две природы Иисуса. Автор краток — «для твоего величества, при твоем проницательном уме, стремлении к истине и желании завязать дружбу достаточно сказанного мною, тем более что несколько раз писали мы в пространных словах вашему наставнику и первосвященнику о том, о чем и теперь умоляем ваше величество, именно — утвердиться в непорочной вере при помощи святых соборов, не уклоняться от проезжих дорог, а идти по их правому направлению». В конце письма автор сообщает о посылке корреспонденту частицы св. Креста.

Старые публикации основаны на рукописях со значительной лакуной[1372] (). В настоящее время издан полный текст послания[1373].

б) Ответное послание исходит от «князя князей Великой Армении», т. е. от Ашота Багратуни, но написано по его приказанию ученым Сахаком[1374]. Письмо адресовано «мудрому, благочестивому и добродетельному первосвященнику, живущему во Христе, пастырю великого царского города, Нового Рима, патриарху Фотию». В письме опровергается правомерность Халкидонского собора, отвергается идея о двух природах, излагается точка зрения по поводу одной природы Иисуса. Несколько раз текстуально цитируется грамота Фотия. Армянский князь князей торжественно заявляет о своей преданности империи, благодарит за присылку частицы св. Креста. Послание известно в своем армянском подлиннике.

Опубликовано[1375].

в) «Никиты Византийца изобличение и опровержение послания, отправленного архонтом Армении, с клеветой на нашу православную веру и на святой Вселенский четвертый собор, по поручению христолюбивого и благочестивейшего нашего императора. Написано архонту от имени патриарха».

Опровержение грамоты Ашота изложено в очень резком тоне. Содержит многочисленные текстуальные выдержки из нее, исходит от имени патриарха, чей сан был получен им «от наших всесвятых и православных императоров». Известно в своем греческом подлиннике.

Опубликовано[1376].

Ныне, когда лакуна в грамоте Фотия устранена, стало очевидно, что Фотий писал ее уже по возвращении в Константинополь из ссылки. Известно, что около 875 г. он стал воспитателем сыновей Василия Македонянина, а с октября 877 и до сентября 886 г. официально занимал патриарший престол. Таким образом, обмен этими тремя грамотами происходил в период его второго пастырства (по мнению Л. Г. Вестеринка, Фотий отправил свою грамоту немедленно по возвращении в Константинополь[1377].

Эти три послания хорошо характеризуют обстановку в последнее десятилетие перед восстановлением в Армении царской власти. Ашот — умный и дальновидный политик, он стремится привлечь такого союзника, как Византия, готов признать себя вассалом империи. Но в церковных вопросах он неуступчив, и в результате попытки Фотия обратить армян в православие потерпели поражение.

3. Послание Фотия Ашоту Багратуни, которое известно лишь в армянской версии и озаглавлено: «Ответ на грамоту царя Ашота, написанную армянским вардапетом Сахаком». Автор грамоты отвечает на вопросы философского, теологического характера.

Опубликовано[1378].

Касаясь этого послания, следует прежде всего отметить что адресат назван царем — тагавором. Это, разумеется, не перевод, а толкование — в подлиннике значилось, вероятно, «архонт» или «архонт архонтов». В тезисах доклада Л. Г. Вестеринка послание датировано не ранее чем 885 г., тогда как в издании писем Фотия значится 877/878 г. со знаком вопроса. Разумеется, если мы имеем дело с современным посланию переводом, то датировка — около 886 г. кажется единственно возможной, поскольку с осени этого года Фотий был уже не у дел. Не исключено, однако, что тот перевод, которым мы располагаем, выполнен позднее, само же письмо поступило в период, когда Ашот не имел еще царского сана.

Вопросы, связанные с Халкидонским собором, в письме не затрагиваются.

4. Благодаря публикациям последних лет в научный оборот вошли послания Фотия армянам, сохранившиеся в своих греческих подлинниках.

а) Одно из этих писем озаглавлено в рукописи «О ереси теопасхитов». Интитуляция и заключение опущены, имя адресата не названо.

Опубликовано[1379].

Автор констатирует, что часть армян благодаря миссии архиепископа Иоанна обратилась к правильной вере, он воздает хвалу адресату, а затем подробно разбирает и отвергает положения, которые содержатся в послании Ашота Багратуни, написанном Сахаком Мрутом. Таким образом, определяется адресат послания — Ашот. Но автор несколько раз[1380] () обращает внимание на кровное родство с адресатом. Известно, что матерью Фотия была Ирина, сестра патрикия и магистра Аршавира, армянина по происхождению, принадлежавшего, судя по имени, к роду Камсараканов[1381] (). Аршавир был женат на Каломарии, сестре императрицы Феодоры и кесаря Варды, т. е. породнился с отпрысками Мамиконеанов, оказавшимися в Византии На протяжении веков Мамиконеаны и Камсараканы, с одной стороны, Багратуни — с другой, принадлежали, в общем, к противоборствующим лагерям. Отмеченное обстоятельство ждет еще своего истолкования.

б) Грамота, озаглавленная «Послание к армянам». Обращение опущено. Письмо адресовано духовному лицу и содержит взгляд византийской церкви на Халкидонский собор.

Опубликовано[1382] ().

В первом из этих посланий Фотий рекомендует своему адресату обратиться ко «второму» письму, адресованному «боголюбивейшему и святейшему брату нашему и сотоварищу — Захарии» и армянам — халкидонитам Тарона[1383] (). Далее, в своем «Послании и армянам», адресованном, вероятнее всего, к тому же Закарии, Фотий заявляет, что после первых долгих призывов он вступает в беседу через посредство вторых призывов, чтобы рассеять тем самым невежество, которое содержится в ответном послании корреспондента[1384] (). Наконец, ниже он говорит, что корреспондент уже знаком с его первым посланием, и не следовало бы ему становиться причиной для вторичных усилий[1385] ().

Первая из двух греческих грамот Фотия датируется временем после 875 г., периодом, когда он уже вернулся в Константинополь и успел получить ответ на свое послание Ашоту Багратуни (ответ, изложенный Сахаком Мрутом). В этой первой грамоте католикос Закариа еще жив. Если вторая грамота адресована Закарии, то и ее следует датировать, по-видимому, тем же периодом времени. Считается, однако, что в самом конце 876 г. Закариа скончался[1386] (), и это создает определенные трудности в согласовании данных, касающихся датировки греческих посланий.

Переписка Фотия с армянами проливает яркий свет на церковные и политические отношения между империей и армянами, но анализ этой переписки связан с большими трудностями. Основной вопрос, который ждет своего решения, — это датировка грамот. Не исключены новые находки, которые, возможно, изменят отношение ученых к уже известным документам.

Приложение II Послание Романа Лакапина неизвестному адресату

В 1883–1885 гг. греческий ученый И. Саккелион издал ряд посланий Романа Лакапина, которые сохранились в рукописи, найденной издателем на Патмосе и пожертвованной затем библиотеке местного монастыря Иоанна Богослова[1387] (). Рукопись ныне значится под № 706 и переписана, как устанавливает Ж. Дарузес, до 1079 г.[1388]. Подлинным автором этих посланий является Феодор Дафнопат, писатель и крупный Чиновник. Полагают, что Дафнопат сочинял эти послания, занимая должность протасикрита, т. е. высокого чиновника императорской канцелярии. Данная рукопись содержит семь сочинений Дафнопата — шесть писем и одну речьд Содержание интересующего нас послания с инскрипцией τω άμηρα της Αίγυπτου изложено Г. С. Деспунисом в рецензии на издание И. Саккелиона, отдельные выдержки известны также в переводах А. А. Васильева и М. Канара[1389] (). Тем не менее, учитывая важность памятника, считаем необходимым дать его полный перевод.

Эмиру Египта

Истинный и совершенный человек тем отличается от прочих сущих, что он разумно и с приличествующим пониманием, с честью следует в жизни за своими обязанностями.

Ибо как мудрая и трудолюбивая пчела порхает среди всяческих цветов, дурными пренебрегает, а на полезных и красивейших задерживается, чтобы выработать мед, так же и истинный и разумный человек. С помощью своего разума он наблюдает за всевозможными жизненными явлениями, к непригодному[1390] и к несообразному не приближается, а подходящее и спасительное приемлет. Что же является (наиболее) полезным и спасительным среди всего на земле, если не мир и любовь? Ибо бог сам является миром и называется миром, и он желает, чтобы сотворенные им жили мирно и в сладости. И в то время как мир животворит, война сеет гибель; мир умножает и обогащает людей, а война сокращает и разоряет. Ибо тот, кто загребает золото и богатство — вещи тленные и неустойчивые, — быстро лишается собственной выгоды. Тот же, кто ищет мира и любви, не только приобретает пользу и вечное вознаграждение, но и становится в глазах бога и людей приснопамятным и всеблаженным. Ибо добрый муж всегда творит добро, а по поводу доброго творящего наперед известно, что он любит бога.

А любящий бога стремится на деле служить ему. А когда бог заботится о людях, которых сотворил своей дланью, он видит их стремящимися к миру и любви. Ибо он есть бог и царь мира и любви, он не желает смерти людей и, того, чтобы жили они во вражде, но чтобы они пребывали в воздержанности и в добром расположении. Если бы любезны ему были войны и сражения, (и) наслаждался бы он человеческими жертвами — (то) какая ему польза создать вначале человека, которого задумал он, (а) затем уничтожить? Но когда всю видимую власть он учредил через посредство человека, когда сделал его господином всего и начальником, чтобы тот пользовался тварями его (бога. — К. Ю.), и через понимание этого возвеличивал и прославлял непостижимость его мудрости, ясно, что (бог) ненавидит и отвращается от войн и избиений, задуманных людьми, а принесенных в жизнь завистью и преступлением злого духа. (Бог) возлюбил мир и любовь, а любящих то же самое включил в число славных и блаженных. Как вышние силы ангелов, с миром относящиеся друг к другу, в полной мере вкушают от божьей славы, а более всего он сам (радуется) их (ангелов. — К. Ю.) мирному и сладостному устройству, точно так же он желает, чтобы сотворенный им человек жил в мире и в любви, так что через эту любовь он является творцом того, что в выси и внизу и повсюду во вселенной.

В силу этого и услышав от многих, что твое славное благородство рассудительностью, умом и добротой превосходит всех, кто владычествовал до тебя, мы решили, чтобы и ты вкусил от нашей любви и узнал, какого блага ты был лишен, лишь недавно став известным нашей царственности. Желая, как было сказано (ранее), показать это на деле, мы некоторое время тому назад отправили спафарокандидата и проксима Константина вместе с нашими грамотами к архонту архонтов Какикию, чтобы тот, проявив доверие, отправил Константина оттуда к вашему благородству. Но возникло какое-то препятствие, и он не смог дойти до места. Ныне, не желая мириться с тем, чтобы ваша любовь и благоразумие пострадали таким же образом, мы недавно[1391] отправили от имени нашей царственности грамоту вашему благородству, чтобы ты узнал, как распространяется на все доброта нашей царственности. Ибо если ты узнаешь сам, узнаешь совершенным образом и услышишь от многих о высоте и величии империи ромеев, которая могущественнее и сильнее всех держав на земле, и каким добром и богатством она полна, ты станешь прославлять самым горячим образом (те блага, которые обретешь), будучи связан дружбой с такой величайшей и славнейшей империей. Если ты задашься целью по поводу самого себя — стать другом нашей империи, дай нам знать через своего верного и толкового человека, какова та искренняя любовь, которую ты питаешь к нам, так, чтобы мы точнее составили мнение о ваших намерениях. И если ты вообще пожелаешь и быть и называться нашим другом, то, если ты сочтешь за благо остаться в этих пределах[1392], мы пожалуем тебе титул архонта архонтов и отдадим распоряжение Какикию и магистру Апасикию и прочим архонтам Востока, живущим в этих пределах, подчиняться твоему слову и решению. Если же ты предпочтешь явиться к нашей царственности и оставаться с нами в богохранимом городе[1393], мы примем тебя торжественно и с почестями и пожалуем тебе титулы патрикия, анфипата и стратига в той феме, в какой пожелаешь. Предоставим тебе и дом, и проастий, и богатства: золото, серебро, шелковые одеяния, чтобы все люди на земле прославляли тебя и чтобы ты получил и прочие бесчисленные блага от нашего могущества.

Итак, любовью отвечая на твою любовь, мы изложили наше намерение, ты же, как пожелаешь, напиши нам в ответ через верного и толкового человека. Вообще и знаю, что, будучи благоразумным, ты предпочтешь лучшее и спасительное и не пожелаешь идти противным путем, избрать избиения и сражения, которые приносят большие несчастья, чем можно ожидать, но возжаждешь мира, славы — как перед богом, так и перед людьми.

Итак, если отвлечься от риторической преамбулы, содержание письма сводится к следующему.

1. Император выказывает адресату свою любовь, а тот должен понять, какого лишен он был блага — ведь адресат лишь недавно установил (дружескую) связь с императором.

2. Однажды император направил с посланием своего доверенного чиновника Константина к архонту архонтов Какикию. Какикий должен был отправить посланца к адресату, то это не удалось осуществить.

3. Недавно император направил еще одно послание. Если адресат полностью представит себе величие и богатство империи ромеев, он оценит все блага, которые сулит дружба с империей. И если адресат задастся целью сделаться другом (φίλος) империи, пусть он поставит императора в известность по поводу своих намерений.

4. Если адресат станет другом империи и будет носить это имя (φίλος ημών καί είναι και όνομάζεσθαι) и при этом предпочтет не покидать своих пределов, он получит достоинство архонта архонтов, а Какикий, магистр Апасикий и прочие архонты на Востоке получат повеление (κελεύσομεν) и подчиняться ему.

5. Буде же адресат явится в Константинополь, он получит сан патрикия и анфипата и его назначат стратигом фемы по собственному его выбору. Ему пожалуют дом, проастий и прочие блага.

6. Император не скрывает своих намерений и ждет, что адресат ему ответит. Адресат человек разумный, и возможным военным действиям он предпочтет, конечно, мир.

А. А. Васильев был, если не ошибаюсь, первым ученым, попытавшимся осмыслить это послание. Он полагал, что адресатом письма был египетский эмир Ихшид, который оказался невольным союзником Романа Лакапина в его борьбе против хамданидского эмира Сейф ал-Даулы. «Это письмо поражает тем, что в нем помимо предложения египетскому эмиру сделаться другом и союзником ввиду общих действий против Сейф ал-Даулы выражена неожиданная мысль: Роман склонял египетского эмира сделаться вассалом империи, прикрывая это, конечно, обещанием всевозможных почетных наград. На последнее Ихшид никогда не мог согласиться, но на предложение дружбы отозвался довольно охотно. Роман Лакапин до этого не дожил»[1394].

Ф. Дёльгер сосредоточил внимание на именах Какикий и Апасикий и верно определил их носителей — васпураканского царя Гагика I Арцруни и царя Великой Армении Абаса I Багратуни, которые к египетскому эмиру не могли иметь никакого отношения. Ф. Дёльгер полагал, что письмо адресовано одному из восточных эмиров, и датировал послание временем до 936 г., т. е., как он считал, до смерти Гагика I[1395] (). Впоследствии это письмо Ф. Дёльгер неоднократно использовал в своих штудиях по международным отношениям Византии. Известно, однако, что переписчики часто ошибаются в инскрипциях. С учетом этого обстоятельства некоторые ученые отметили, что инскрипция и данного послания неверна, оно в действительности направлено одному из армянских князей[1396]. Признал эту точку зрения и Ф. Дёльгер[1397] ().

Во французском издании книги А. А. Васильева «Византия и арабы» говорится, что интересующее нас послание было направлено, по-видимому, армянскому князю, определить которого не удается (в русском подлиннике этого нет), а в специальном приложении М. Канар анализирует письмо и в качестве двух возможных адресатов называет хамданидского эмира Насира ад-Даулу (в связи с событиями 935 и 938 гг., когда его изгоняли из Мосула) или курдского эмира Азербайджана Дайсама ибн Ибрахима (ок. 941–942 гг.)[1398] (). В новейшей литературе встречается также та точка зрения, что адресатом, как это и обозначено в инскрипции, был некий египетский эмир[1399] ().

Противоречивые точки зрения заставляют нас еще раз обратиться к анализу этого действительно важного памятника в котором нашли отражение многие характерные черты византийской международной практики.

Попытаемся прежде всего датировать послание. Отправленное от имени Романа Лакапина, оно датируется, таким образом, 919–944 гг., но этот промежуток можно сократить. Какикий и Апасикий, упомянутые в письме, — это, конечно, Гагик I Арцруни, царь Васпуракана, и Абас I Багратуни, царь Великой Армении, оба современники Романа Лакапина. Применительно к Гагику I та же форма имени Κακύκιος фигурирует и в DAI[1400] (). В этом сочинении Гагик I — архонт, а в De cerimoniis[1401] () говорится, что архонт Васпуракана получил титул архонта архонтов. Константин Порфирородный упоминает и о царе Абасе I. В основном тексте (DAI) его имя оформлено 'Απασάκιος, предпочтительнее, однако, разночтение 'Απασίκιος ('Ατχασικίου), что подтверждается и чтением этого имени в послании[1402] ().

Абас взошел на престол в 929 г.[1403] и правил до 953 г. Гагик Арцруни начал править в 908 г. и умер в 943 г. В литературе распространено мнение, что Гагик скончался в 936 или 937 г.[1404] (). Действительно, начиная с этого времени Продолжатель Товмы Арцруни умалчивает о Гагике. Но, согласно арабским авторам, Гагик жив в 939–940 и 941–942 гг.[1405] (). Асолик, даты которого обычно точны, составил хронологическую таблицу царей Арцруни, согласно которой Гагик правил 29 лет, до 943 г.[1406]. Согласно этому подсчету, Гагик I, правда, начал править с 914 г., но это, по-видимому, не ошибка, а оригинальная точка зрения автора. Как показал В. Варданян, были действительно некоторые основания датировать утверждение царства Арцруни не 908, а 914 г.[1407]. Так или иначе, крайние даты сомнения не вызывают. Абас взошел на престол в 929 г., Гагик умер в 943 г., и в этот промежуток времени и было составлено послание Романа Лакапина. Сузить этот промежуток пока не удается.

К какой среде принадлежал адресат послания? Отправной точкой является титул архонта архонтов, который сулил своему корреспонденту ромейский император. Послание — официальный дипломатический документ, где взвешено каждое слово, поэтому титулатура является надежным критерием для определения адресата. Во II главе было показано, что титул архонта архонтов носили ΑπιοτΙ, Смбат I, Ашот II Багратуни, этот титул был свойствен Багратуни вообще. В какой-то период багратидский царь перестал быть архонтом архонтов и стал протом, первый же титул перешел к васпураканскому царю. Мы видим, что все носители титула являются армянскими царями, и нет оснований думать, что император нарушил традицию и собирался пожаловать этот титул неармянскому династу. Адресат послания — армянский князь, согласно замыслу византийских политиков, он должен был стать вассалом империи, оставив при этом на иерархической лестнице позади и Багратидов и Арцрунидов. Инскрипция, согласно которой письмо было адресовано «эмиру Египта», не соответствует содержанию и аутентичной признана быть не может. Но на кого именно пал выбор императора?

Не был ли это Григорий Таронит, который, как мы видели, находился в тесных и сложных отношениях с империей? Некоторые детали дают основание для подобного отождествления. Действительно, из DAI известно, что к Григорию явился императорский посланец Константин, сын Липса, — протоспафарий, доместик гипургии, ныне анфипат патрикий и великий гетериарх, перечисляет его титулы Константин Порфирородный. Константин вручил Григорию дары и послание. Впоследствии он еще несколько раз посетил Тарой. Брат Григория, Апоганем, впоследствии женился на дочери Константина. Григорий Таронит в сопровождении Константина прибывает в столицу (где он получает титулы магистра и стратига). Григорий получает дом и ряд привилегий[1408].

Мы видим, что события, описанные Константином Порфирородным, имя посланца, терминология живо напоминают содержание письма Романа Лакапина. Отсюда может создаться мнение, что адресатом был Григорий Таронит. Но это мнение должно быть отвергнуто. Как бы ни были противоречивы сведения Константина Порфирородного об императорском посланце, нельзя не заметить, что прибывший в Тарой при Льве VI Мудром (886–912) Константин был протоспафарием, одноименный же посланец Романа Лакапина — всего лишь спафарокандидат. Далее, Григорий действительно стал стратигом, но мы видели, что в таронской действительности это был почетный титул, тогда как перед неизвестным адресатом открывалась перспектива стать стратигом фемы в обычном значении этого слова. И наконец, Григорий Таронит находился в тесных отношениях с империей уже в начале Хв., в то время как адресат послания лишь недавно стал известен императору — μή προ τχολλου γνωρισθείς τη βασιλεία ήμών. Именно из этого обстоятельства исходит М. Канар, который также отрицает возможность отождествления адресата с Григорием Таронитом[1409].

В списке адресатов, имеющихся в De cerimoniis[1410] (), наряду с царями Великой Армении и Васпуракана значатся также архонты Коговита, Мокса, Андзевацика, Сюника, Вайоц Дзора, Хачена, Севордика. Этот список был отредактирован в 944–959 гг. Не следует ли искать нашего адресата среди упомянутых здесь архонтов? Во всяком случае, прибывший к Гагику I посланец императора Константин мог отсюда легко перейти в любое из этих княжеств. Но при своей вероятности это предположение недоказуемо.

При нынешнем состоянии источников определить адресата Романа Лакапина не представляется возможным.

Не раскрывая имени армянского князя, с которым хотел снестись Роман Лакапин, послание тем не менее содержит важные сведения, которые проливают свет на сложную картину армяно-византийских отношений в Х в.

Выше уже говорилось, что, по византийским представлениям, один из армянских правителей, становясь архонтом архонтов, призван был распространять на прочих архонтов верховную власть византийского императора. Уже терминология подсказывает, что архонт архонтов пользовался приоритетом по отношению к простым архонтам, но только в послании эта мысль выражена ясно и недвусмысленно. «Пожаловав тебе титул архонта архонтов, — заявляет Роман Лакапин, — мы отдадим распоряжение Гагику и Абасу и прочим архонтам Востока подчиняться твоему слову и решению». Роль архонта архонтов в Армении выполняли попеременно Ашот I, Смбат I и Ашот II Багратуни. Абас не удостоился этого титула, в источниках (в том числе и в данном послании) он упомянут лишь как магистр. При нем титул перешел к Гагику I Арцруни, а затем возникла идея сделать архонтом архонтов адресата нашего послания.

Титул архонта архонтов (соответственно и должность) не был пожизненным. Из послания явствует, что Византия намеревалась отобрать его у Гагика I и передать неизвестному адресату. Следует думать, что это лицо одновременно или даже заблаговременно должно было стать царем.

Вряд ли мог стать архонтом архонтов рядовой ишхан. Это показывает, что демарш императора (по крайней мере в той части, которая касалась занятия должности) не увенчался успехом. Но если бы адресат императорского послания откликнулся на предложение, в этом не усмотрели бы ничего необычного. При отсутствии единого государства, когда удельные князья пребывали в извечной борьбе друг с другом, они должны были искать союзников и покровителей и за пределами Армении, обращать взоры в сторону и арабов и византийцев. Вообще же Роман Лакапин был очень заинтересован в успехе, и, чтобы подкрепить его, он прозрачно намекал на возможные избиения и сражения. Но адресат, выражал надежду император, пойдет навстречу его желаниям и тем самым избежит бедствий.

В главе II была предпринята попытка показать, какую роль в международных отношениях играла идея всеобщей «семьи» правителей и народов. Было сказано, что в состав «семьи» входили не только «братья» и «сыновья», но и «друзья» императора. Другом именно в этом смысле должен был стать адресат, если бы он принял идущее из Константинополя предложение по поводу его будущей роли в Армении. Он станет другом и будет носить этот титул — едва ли не наиболее яркий пример титулярного значения φίλος именно в этом «семейном» смысле. Мы видим, что международная практика Византии отличалась большой вариантностью. Багратуни были «духовными сыновьями» императора и сохранили этот титул и после утраты должности архонта архонтов. Гагик Арцруни стал архонтом архонтов, но, судя по сохранившимся сведениям, остался вне «семьи». Наконец, адресат послания должен был стать архонтом архонтов, но, в отличие от Багратидов и Арцрунидов, и сделаться одновременно «другом» императора и империи.

Таким образом, мы видим, что послание Романа Лакапина не только сообщает об интересном эпизоде из византийской дипломатической практики в Армении, но и проливает яркий свет на систему международных отношений империи и ее восточных контрагентов.