Питер нагнал Медраута на полпути до Камелота и спешился, чтобы пойти рядом с молодым воином.
– Знаешь, а ты бы мог оказать мне настоящую услугу, Медраут, – сказал Питер.
– Государь? На самом деле? Я был бы очень рад, мой принц!
Голос у него все еще дрожал.
– Я вот все думаю про этот проклятый чемпи…
– Проклятый – что?
– А? Да про турнир этот. Так много думаю о нем, что совсем не слышал в последние дни дворцовые сплетни.
– Ты про поединок с Кугой? Государь, но насколько я знаю, принц Ланселот никогда не слушает дворцовые сплетни.
Питер врезал Медрауту под ребра. Юноша пошатнулся, схватился за голову.
– Мне бы хотелось, чтоб так все думали, – пояснил любимец двора. – Но мне бы и хотелось знать, что творится при дворе – ну, время от времени просвещаться. К примеру.., не появился ли при дворе кто-нибудь за последний месяц?
– Появился? – переспросил Медраут, потирая ушибленный висок. – Ну.., мы с матерью приехали две недели тому назад. Мы навещали Морга в Лугнасаде. Кей только что вернулся с войны в Уэссексе. О, ну и еще, конечно, Меровиус Рекс, но это тебе известно.
– Ну а женщины? Новые женщины в последнее время не появлялись?
Струйки пота стекали со лба Питера. Он прикоснулся к шлему, охнул и отвел руки. «Солнце палит, а тут этот железный шлем, о-о-о!»
– При дворе? Нет. Не скажу, чтобы я кого-то заприметил.
У Медраута было такое разочарованное выражение лица, что Питер ему поверил.
«Стало быть, если она здесь, значит, гнездится в ком-то из придворных».
Они вошли во внешние ворота, и Питер снова задумался о Моргаузе, матери Медраута.
– Медраут, отведи лошадей, ладно? Да.., и скажи… Моргауза у себя? Мне бы хотелось с ней переговорить.
– Посмотрю, принц. Ты будешь в триклинии? Питер кивнул. Пока кроме его комнаты пиршественный зал был единственным знакомым ему помещением. Снова прозвенел гонг. «Неужели уже два часа?» – удивился Питер.
– Доброго дня, принц, – сказал Медраут и приветственно поднял руку. – Спасибо тебе за науку.
Питер также поднял руку. Юноша повернул к конюшне.
После синих небес и приятного легкого ветерка на лесной поляне, на вилле показалось как-то неуютно и мрачно, как в темнице.
Даже открытая часть крыши не помогала избавиться от этого ощущения. Тучи как будто заслонили солнце.
В полутемном пиршественном зале полным ходом шла работа. Туда-сюда сновали рыцари и дамы, слуги, короли, командиры воинских подразделений, вельможи, консулы и сенаторы. Но они только пробегали по залу, не задерживаясь. Однако король Меровий оказался на том же самом месте, где с ним расстался Питер. Он лежал на скамье и покуривал длинную глиняную трубку.
И снова обоняние Питера подсказало ему, что курит Меровий отнюдь не табачок.
Нет, наверное, он все-таки выходил, поскольку теперь он курил красно-белую трубку, а прежняя, сломанная, лежала перед ним на столе.
Взгляд у Меровия был какой-то уж слишком понимающий, улыбка – чересчур снисходительная. Почувствовав себя неловко, Питер отвел глаза. Он покраснел и решил, что нужно как можно скорее вымыться. И еще – ему нестерпимо хотелось в туалет.
Но где это сделать?
Не мог же он, в самом деле, подойти к ближайшему рабу и повелеть проводить его в туалет? Так он выдаст себя с головой. Он не может не знать, где туг такое место.
Питер отчаянно заозирался по сторонам, надеясь найти ответ на мучавший его вопрос, – где облегчиться, чтобы не подниматься к себе, там его ждали только тазик и горшок. Да и потом, ему нужно было избавиться не только от скопившейся в организме жидкости.
Размышляя о том, насколько цивилизованы эти римские рыцари, Питер решил, что справлять большую нужду в кустах не годится даже Ланселоту.
Служанка – «нет, рабыня», мысленно поправил себя Питер, торопливо прошествовала мимо него с подносом, на котором лежали подозрительного вида куски, намазанные сероватым маслом.
– А-а-а, – не зная, как лучше обратиться к девушке, промямлил Питер. – Что это такое?
Лицо у девушки для бриттки было смугловато.
– Тут разные хлеба, господин, с яблоками и другими плодами, – отвечала рабыня.
– Ты знаешь, кто я такой? – Девушка, вытаращив глаза, кивнула. – А тебя как зовут?
– Радианция, – стеснительно отвечала рабыня.
Питер прикусил губу, гадая, не покажется ли странным рабыне Радианции, если Ланселот из Лангедока спросит, где тут.., как же они это называют? Наверное, уборная. И тут Питера озарило.
– Послушай, Радианция, тут не стадо ли свиней прошло, а? В уборной жуткая грязь!
– Да, господин. Грязь, господин? Я сейчас же приберу там, господин!
– Я чуть не поскользнулся и не разбил башку, Радианция. И как бы тогда завтра я дрался на турнире, а?
– Ты про какую уборную, господин? Я принесу метлу, сир!
– При чем тут метла? Я хочу сам показать тебе эту грязь, ты там одной метлой не обойдешься, тебе две или три понадобятся! – Вышло не очень ловко.
– Давай поторапливайся, топай в большую уборную, ту, что внизу. Давай, скорее!, Радианция чуть не выронила поднос. Поспешно поставила его на ближайший стол и нырнула под лестницу, в довольно просторное помещение. Зайдя туда следом за рабыней, Питер увидел, что та в полном изумлении таращится на чистый, без единого пятнышка, пол.
– Призрак великого Цезаря! – притворно удивился Питер. – Мы опоздали. Видно, тут уже кто-то прибрал!
Радианция нахмурилась и одарила Питера сердитым взглядом.
– Если я тебе больше не нужна, господин…
Питер покачал головой, вот только вышло это у него 1 несколько нервно. Она одарила его еще одним гневным взором и удалилась.
– Что тут такое стряслось, Ланс? – послышался знакомый голос.
Это был Кей. Он восседал на длинной скамье, закрепленной у одной из стен. Питер почти сразу же разглядел дырки, выпиленные в скамье через равные промежутки. Кей сидел на одной из таких дырок, с поднятой туникой и спущенными штанами. В руках он сжимал свиток пергамента.
Питер беспомощно огляделся и обнаружил, что никаких закрытых кабинок нет и в помине. Вздохнув, он отправился к самой далекой от Кея дырке, снял штаны и уселся.
А запах оказался не таким уж ужасным. «Может, тут есть особые рабы – ассенизаторы? Но если на то пошло, куда же все это падает?»
– Ланс, про что ты бормотал? Кто прибрал? Где?
– А? Ой, прости, Кей, почему-то я решил, что тут грязно. Кто-то мне сказал…
– Кто сказал?
– Да какая, к черту, разница? Наверное, он был пьян.
– Нет, я хочу знать, кто распускает слухи про моих работников! – Кей довольно выразительно оскалился, но тут же улыбнулся. – Ланс, ты же знаешь, как я горжусь своей должностью сенешаля. Уж восемь месяцев, как я занимаю этот пост.
Он, оказывается, читал пергамент. Теперь он вернулся к чтению и после каждой строки хмыкал.
Питер решил немного потормошить Кея. Ему нужно было разузнать побольше о союзе между Артусом и Меровием, выяснить, не удалось ли Селли Корвин уже что-то изменить в истории.
– Поговори со мной, – сказал он повелительным тоном. «Я ведь явно выше его по званию, посмотрим, как он передо мной отчитается».
– А что говорить-то? – Кей пожал плечами и опустил пергамент.
– Ты сам знаешь, в чем наш долг, – бросил Питер. – Как наши дела?
Кей испуганно поднял брови. Опасливо оглянулся, дабы убедиться, что они одни. Пошарил в складках туники, извлек колоду разрисованных вручную кожаных карт Таро.
– Это все Бедивир виноват, – заговорщически прошептал Кей. – Мы никак не можем подобраться ни к кому из ближайшего окружения короля. Дело тут не в верности, тут что-то еще.., ну, ты-то знаешь, что они говорят про Длинноволосого.
– Подобраться?
У Питера закружилась голова. Явно Кей, Бедивир и Ланселот составили некий заговор, целью которого было пробиться в ближайшее окружение короля Меровия «Длинноволосого». Но зачем? То ли пытались сохранить союз, то ли, наоборот, мечтали его загубить?
«Есть сомнения? Сделай так, чтобы их не стало».
Питер устремил на Кея испытующий, строгий сержантский взгляд. Тот покраснел и процедил сквозь сжатые зубы:
– Золотом тут не сработаешь, государь. Они фанатики! Их не уговорить.
«Про кого это он? Про людей Меровия?
– Фанатика никогда не убедишь, – согласился Питер. – Но можно обратить его в иную веру.
Кто это сказал? Этого он не помнил. Кто-то в другой жизни, давным-давно много лет назад. Вернее, давным-давно много лет вперед.
– Если их не подкупить и не уговорить, постарайся обратить их. Убедительные, яркие речи, то, се.., кого-нибудь помоложе. Ну, думай. Если бы тебе пришло в голову обратить в другую веру кого-то из ближайшего окружения короля, на кого бы пал твой выбор?
Кей долго молчал.
– Дело не простое, принц. Любой сикамбриец порадовался бы поражению саксов, восстановлению римского мира. Кому это знать, как не тебе! На материке антиримскими настроениями не пахнет, не то что здесь, у нас.
«Пресвятая Матерь Божья! – ужаснулся Питер. – Я – изменник, действующий против короля Аргуса и Меровия, с целью погубить их союз! – Но тут у него мелькнула другая мысль. – Конечно, я просто призван погубить этот союз. Только лишь потому, что его и не существовало вовсе! Рим пал.., а Артус умер. Что это на меня нашло?»
– Но самое главное, – продолжал Кей, – это королевская кровь. Говорят, он полубог.
– А я слыхал – полурыба, – буркнул Питер.
– Королевская кровь, – задумчиво повторил Кей. Рассеянно перетасовал колоду Таро, внимательно вглядываясь в карты. – И что это значит? Это значит, что он король. Ну и что? Королей и раньше тыщу раз предавали.
Питер разрывался на части. С одной стороны, он не мог допустить, чтобы историю изменили. С другой стороны, он был верен долгу – королеве и отечеству. Как же он мог предать и то, и другое?
– Кстати, Ланселот.., мы его добыли.
«Что же они добыли?» Судя по тону Кея, это нечто было крайне важной штукой. И уж естественно, Ланселот непременно должен знать, что это такое.
– Чего стоило? – спросил он. «Главное – разговор поддерживать. Пусть проговорится, выложит все, что знает».
– Жизни. Души. Это недорого, Ланс. Но дело будет сделано.
– Никто не заметит?
Кей пожал плечами, повертел в руках карты. В глаза Питеру он посмотреть не решился.
– Попозже перенесем к тебе в покои. Так будет лучше. «Вот и славно. Если это, конечно, не бомба.., какая бомба?»
Голова у Питера вдруг закружилась. На миг он оказался в Лондондерри, увидел бедолагу О'Риордина… Все стало алым от крови – комната, улица, кровь стекала с потолка, с неба, из вентиляционных решеток, со звезд.
«Кровь, кровь, кровь, кровь…» – слова конским топотом звучали в ушах Питера, и с каждым ударом сердца – все громче. И вот он уже скачет верхом на коне, и его окровавленный топор зажат в руке, грохочут копыта, разрубленные его топором тела врагов валятся наземь, завывает дикий ветер побоища, поет песнь, которая была древней уже тогда, когда Ромул сосал молоко волчицы…
Ланселот! Ланселот из Лангедока! Гроза саксов, воин с тысячей демонов в крови!
Кровь!
Питер охнул, обхватил руками колени. Постарался дышать медленнее, загнал варвара – сикамбрийца поглубже в закрома сознания, туда, где обитало собственное потаенное варварство Питера.
– Эй, Лан, с тобой все хорошо?
Питер поспешно кивнул, но не произнес ни слова, побоялся ляпнуть что-нибудь не то. Ему следовало встать и вернуться в триклиний, дождаться там Медраута, который скажет ему, что Моргауза готова вновь встретиться и поговорить с ним. Он должен встать.
– Открою тебе тайну, – сказал Кей. – Меровия даже Артус побаивается. Ты, конечно, любимец Dux Bellorum, но я его знаю больше других. Он уже просил совета у Мирддина, Моргаузы и даже у мальчишки-барда.
– Корса Канта?
– Этот преступный союз не дает ему покоя, он убивает его, высасывает его мужество…
– У Корса Канта, ты сказал?
– Я его таким никогда не видел.., принц. Впервые за одиннадцать лет…
– Что?
– Знаешь, начинаю сожалеть о данном мною обете. Служить Dux Bellonim, Артусу, консулу, сенату. Чтобы мое войско принесло ему присягу…
– Артусу?
– Я ведь был принцем. То есть сейчас мог бы быть королем. Мой отец выступал на стороне Вортигерна. Ну, да ты ведь все знаешь. Я привел в Камланн легион, и этот легион выступил против Вортигерна под знаменем с драконом и орлом.
Но, Ланселот.., воины в смятении.., они запросто смогут снова выступить под знаком золотого вепря Кея, короля Клуида. Ну, и конечно, рыцари Бедивира пойдут за мной. А если бы к нам еще присоединились два твоих легиона… Скажи, кто бы мог противостоять нам? Я это к тому, чтобы ты просто не забывал об этом. Подумай, Ланс. Пендрагон не принц, у него нет собственного войска.
Питер промолчал. Он все понимал. Люди Артура колебались, их пугали замыслы государя оживить Империю, возродить Pax Britannicus – Империю, которой никогда не существовало.
Питер обнаружил кучку чистых тряпиц, использовал одну из них и бросил в ведро.
– Расскажи мне про Корса Канта, – попросил он.
– Да дурак он редкостный, что про него рассказывать? А ты никогда не замечал, куда попадает «Дурак» в египетской колоде? – И Кей стасовал колоду Таро.
Питер покачал головой. Он никогда не интересовался всякой эзотерикой типа экстрасенсорики, астрологии и колдовства. Он был здравомыслящим человеком, хотя точно знал, то карты Таро много значат для масонов.
– Это старшая карта , – сказал Кей и показал Питеру разложенные веером карты. – Но она же и младшая, идет сразу за Светом . Все начинается с «Дурака» и все им кончается.
Кей медленно повернул колоду и продемонстрировал Питеру верхнюю карту. Естественно, это снова оказался «Дурак». Питер вздрогнул – он не заметил, как Кей перебросил карту.
– Ладно, продолжай действовать, – распорядился Питер, хотя понятия не имел о том, какие это могут быть действия. Однако благоразумие подсказывало ему, что беседу с Кеем пора закруглять. Он встал, натянул штаны, одернул тунику и вышел из уборной. Как только Питер вышел, Кей снова углубился в чтение свитка, вот только теперь он уже не смеялся.
«Что-то есть в Меровии такое, что пугает даже Артуса». Питер взглянул на свою руку, припомнил особое рукопожатие Меровия. «Merovius rex, король Меровии. Меровий-масон».
«Меровии, который, видимо, неплохо разбирался в Таро. А Кей из-за этого стал масоном? И что именно „раздобыли“ Кей и Бедивир? Приволокут это ко мне в комнату, и что? А вдруг мне от этого не поздоровится?»
Питер бодрым шагом вошел в триклиний и поискал глазами Медраута. Его нигде не было, посему Питер уселся за главный стол. Тут он вспомнил, что еще не завтракал, и вытащил нож. На блюде лежали остатки жареной свинины, и Питер отрезал себе солидный кусок. Селли, Артус, заговоры и происки – все смешалось у него в голове.
Он так глубоко задумался, что не заметил Мирддина, придворного чародея, пока надоедливый старикашка не прокашлялся.
– Хо, Ланселот! А чем это ты занимался с этим ублюдком Мордредом?
Питер бросил на Мирддина испепеляющий взгляд.
– Я занимаюсь, чем хочу и с кем хочу. Тебе-то какое дело?
Мирддин, похоже, был готов ответить Ланселоту грубостью, но сдержался.
– Но ты – правая рука Артуса! Как ты можешь иметь что-то общее с изменником Мордредом? Разве ты не знаешь, чей он сын?
Питеру страшно не нравился старикашка-колдун, но ему стало неловко. Если судить по тому, что писал Мэлори, Мордред был незаконным сыном Артура от Маргаузы, его сводной сестры.., и только один Питер, больше никто, знал, что Мордред на самом деле станет предателем и убьет собственного отца!
– Он совсем мальчишка, уймись ты, ради Бога, – пробормотал Питер. Мирддина, похоже, несколько смутил тон Питера. Он смерил сикамбрийца взглядом.
– Мальчишка, но сын своей матери, трибун. И тут все куски головоломки вдруг встали на свое место. Мордред – сын Моргаузы.., а ей так просто.., заморочить парню голову… Моргаузе просто это сделать? Нет, это Селли просто.., настроить его против Артуса. Мэлори обвинял в смерти Артура только фею Моргану. Но была ли Моргана Моргаузой? Тогда кто был Моргаузой? Или то было одно лицо, раздвоившееся за века пересказа легенд?
«Славненькая теория, – издевательски проговорил чей-то голос в голове Питера. – Вот только как насчет фактов? Это все интуиция, дружище».
– Мирддин, – сказал Питер, прожевав кусок, – больше предателей я ненавижу только сплетников. Почему бы тебе не уйти, пока я еще помню, то и ты – жрец?
Брови Мирддина в притворном испуге взлетели вверх. Он отступил, выставив руки ладонями вперед.
– Одно я скажу тебе, о мудрейший Ланселот. Помни:
Медраут верен только своей матери, и более никому.
«И Моргу, – подсказал Питеру Ланселот. – Моргу – обманщику, другу саксов!»
– И что я, по-твоему, должен делать, а? – рявкнул Питер. – Голову ему отрубить за обедом? А тебе не кажется, что это может вызвать кое-какие неудобства?
– Ну… – загадочно протянул чародей. – Не разбив яиц, яичницу не приготовишь. – Он жевал собственные усы, и вид у него был ужасно обиженный.
Питер моргнул. Он удивился тому, насколько стары некоторые пословицы.
– Ну а у меня что-то нынче нет настроения разбивать яйца. А также продолжать этот разговор. Я учту твое мнение. А теперь убирайся. Иди поклоняйся какому-нибудь там треклятому дереву, или чему-нибудь еще.
Мирддин встал, величаво поднял голову и прошествовал к лестнице.