Артур-полководец

Глава 31

Седобородые тучи, сотни ликов великого Лири, клубились и заворачивались, словно пряди старческих волос. Черно-синие полосы тянулись к земле – это в сорока лигах, в южной Саксонии, шел дождь.

Анлодда и Корс Кант скакали, обгоняя тучи, ветер и гром. Их лошади вброд пробежали реку, потом всадникам пришлось пригнуться, чтобы не задеть низко нависшие ветви деревьев. Анлодда решила, что теперь опасность им не грозит.

Даже теперь, когда опасность миновала, Корса Канта все еще знобило от пережитого ужаса. Он так крепко сжимал в руках поводья, что на ладонях его образовались глубокие борозды. За себя он не сильно переживал, но ведь он мог потерять ту, из-за которой голубело небо и зеленела трава! Анлодда могла пасть под ударом ютского топора!

Они объехали по кругу темный пруд. Поднятые ветром волны ударяли в высоченную одинокую скалу. Подветренная ее сторона обросла дерном, наветренная была голой, открытой для капризов непогоды. Сейчас, в начале осени, вода плескалась на локоть ниже подножия скалы. Наверняка после дождей вода поднимется выше.

Высокий ясень примостился вплотную к скале. Анлодда подъехала к дереву и придержала Мериллуин.

Когда они спешились. Корс Кант искоса взглянул на девушку. Она сделала вид, что не замечает его взгляда. Корс Кант ничего не мог поделать: ему мерещилась золотая корона у нее на голове, а в руке – окровавленный топор. Треклятый гриб все еще действовал на него.

«Чего они хотели? Что должно было произойти? Не начни она бой первой, мы бы погибли? Или моя возлюбленная безумная убийца?»

Корс Кант прогнал мучительные мысли. Вот Мирддин бы все понял – этот знает все, что случится послезавтра.

Анлодда одернула тунику, стянула волосы на затылке в «хвост». Солнечные лучи пробивались к земле сквозь густую крону ясеня, бросая золотистые отблески на багряные волосы Анлодды. Бард наблюдал за своей возлюбленной. Сквозь широкие проймы туники порой он мог видеть чудесные белые груди с алыми сосками. Как ему хотелось ощутить откровенную страсть вместо дурных фантазий, которые не покидали его после встречи с Канастиром и его дружками.

– Корс Кант Эвин, может быть, ты перестанешь таращиться на меня так, словно у меня выросла еще одна голова, и последуешь за мной?

– Анлодда, чего им было нужно? Как они вызнали, что мы поедем этой дорогой?

Принцесса-вышивальщица шла по берегу пруда, отражаясь в черной воде. Она подошла к ясеню и нежно коснулась ствола.

– Потому, что они следили за нами, – ответила она, и голос ее был подобен ряби на воде.

– Ты их видела?

– Нет.

– Слышала?

Она покачала головой.

– Я ничего не видела и не слышала. Корс Кант, и это меня пугает. Это вроде того, как если бы ты сидел на стуле и не заметил, что его вдруг под тобой не стало. Наверное, я… – она взглянула на него и нахмурилась, – ..отвлеклась.

Высокая скала поросла коричневатым мхом. Анлодда обняла ясень и прижалась щекой к коре.

– А-а-а, – смущенно начал Корс Кант. – Может, ты из.., этих… Ну, фея? Вот говорят, Моргауза – фея. – Все смешалось: синее небо, зеленая трава… Противный гриб не давал Корсу Канту трезво мыслить, туманил зрение. Вокруг головы Анлодды плясали радуги, а Корс Кант никак не мог закрыть рта. – Потому что.., если ты фея, тогда ясно, почему ты знала, как драться мечом и топором – если ты королева дриад.

Она на миг нахмурила рыжеватые брови, а потом запрокинула голову и расхохоталась.

– Я такой же человек, как и ты. Корс Кант, вот только повежливее! И я не питаю страсти к этому дереву; если ты из-за этого разволновался, то знай: я просто прижалась к дереву, и тебе тоже придется. Иди за мной!

Корс Кант теперь лучше владел собственными чувствами, потому уловил некоторую наигранность в тоне Анлодды. Она явно сильнее переживала из-за встречи с саксами, чем старалась показать.

А Анлодда проскользнула между деревом и скалой и исчезла. Помедлив, бард последовал за ней.

За деревом оказалась узкая черная трещина, в которую и проскользнула Анлодда. Она была стройнее юноши, поэтому ему пришлось протискиваться. Наконец он ступил в холодную воду – из трещины вытекал ручей, впадавший в озеро.

Трещина превратилась в узкий туннель. За деревом трещину видно не было, а появилась она в скале явно из-за того, что камень не выдержал и треснул под давлением корней могучего ясеня. Корсу Канту стало жутко, захотелось выскочить наружу. Но вот он услышал впереди голос Анлодды – призрачный, отрешенный. «Совсем как у той тени, которую Орфей встретил в царстве Плутона», – подумал юноша.

– Корс Кант, ты идешь? Что ты там застрял? Ты разве не проголодался? Мой отец всегда…

– Нет-нет, все в порядке, я иду, – отозвался Корс Кант и протиснулся вперед, шлепая по ледяной воде. Трещина сужалась, и на какой-то миг юноше показалось, что он действительно застрянет. А потом туннель закончился, и Корс Кант увидел пещеру.

Сделав шаг вперед. Корс Кант ступил в пустоту, испугался, отступил к стене. Стена пошла под уклон, но чуть выше нога юноши нащупала опору. Пол в пещере был повыше, чем в туннеле, а воздух застойный, неподвижный.

На секунду юноше показалось, что он угодил в громадные сырые бани с протекающим потолком. Моргнул – и снова увидел пещеру. Сердце, казалось, вот-вот вырвется из груди. Он вдруг испугался, что упадет в обморок.

Корс Кант открыл было рот, чтобы позвать Анлодду, но она опередила его, прошептав:

– Тихо. Слушай меня. Корс Кант, и не произноси ни слова.

Он повиновался. Стоял, не шевелясь, и слушал, как еле слышно журчит подземный ручей, как откуда-то падают капельки воды в такт его сердцебиениям. Постепенно глаза юноши привыкли к темноте, и он разглядел слабое свечение на полу пещеры – это светился мох вдоль ручейка.

– Ты готов? – спросила Анлодда тихо и взволнованно. Он кивнул, но тут же понял, что она его не видит, и ответил:

– Готов, – хотя сам не понимал к чему. Послышался скрип – будто открылась небольшая дверца. У Корса Канта засосало под ложечкой.

Что-то замелькало вокруг. «Что это? Где они? Это кто – фэйри?» Спросить об этом вслух Корс Кант не отважился – а вдруг фэйри услышат вопрос и он им не понравится. «Это колдовство? А если она и вправду принцесса? Я умру? Чего хотел Канастир? Убить нас или устроить сатурналию?» Бард закрыл ладонями уши, покачнулся…

Анлодда чиркнула кремнем, искра упала на трут. От трута загорелась свеча. Корс Кант ахнул – стены пещеры вспыхнули мириадами кристаллов. «В Свет…»

«Твоя дорога – в этот храм, к твоим единственным друзьям…»

Кто это сказал? Кто же это?!

Стены сверкали и переливались всеми цветами радуги, но были тут и цвета, которых бард прежде и не представлял. Брызги алого блестели, словно кровь, голубой напоминал самый толстый лед («Или глаза эйрского убийцы, который теперь мертв. Чего он хотел? Убить нас? Или отвести на пир, где сидели бы короли, барды, герои, прячущие за спинами окровавленные ютские топоры?»).

Темные жилы ветвились и переплетались на стенах пещеры среди драгоценных кристаллов, очерчивали яркие силуэты созвездий – плененные души полубогов, – совсем как в витражах покоев Мирддина, где свет и тени танцевали в пламени свечей. Юноша смотрел как зачарованный. И точно так же смотрела на стены пещеры Анлодда.

Она подошла к Корсу Канту поближе, положила на его плечо руку. Какое-то время они молча стояли и любовались удивительным зрелищем.

Стены казались окнами, открывавшимися в бесконечные миры. Каждый кристалл улавливал свет других кристаллов, и все вместе они создавали сеть, не имеющую начала и конца, сотканную из переливов света – сказочную сеть короля-рыбака. И что с того, что на самом деле это не были драгоценные камни, а самые обычные кристаллы, выросшие в пещере? Красота вызывала в душе у Корса Канта щемящую боль, так болела бы глубокая старая рана.

Ручей струился по пещере – узенький, с ладонь шириной, а ближе к туннелю падал с небольшого уступа водопадиком. Отсюда и слышалось журчание.

Наконец Анлодда заговорила:

– То, что произошло в моей комнате.., ну, словом, я не хочу, чтобы такое снова повторилось. Понимаешь?

Корс Кант опустил глаза, страшась того, что она может сказать еще.

– Прости, моя принцесса.

– В следующий раз все должно.., то есть, если будет следующий раз. Ну ладно.., я была немного пьяна, а ты опьянел от музыки и страсти, и мне стало жаль тебя. Но я хочу повторения.., вернее, повторение уже пришло. Корс Кант. Посмотри. Ты видишь воду? Она прохладна, освежающа, и когда ты выпьешь ее, ты не почувствуешь привкуса извести. Но когда она вытекает из пещеры и впадает в озеро, она становится черной, испорченной.

Он кивнул. «К чему она клонит? Может, просто нервничает? А может, и сама напилась какого-нибудь зелья?»

Анлодда торопливо продолжала, как в бреду:

– Сними сапоги, попробуй, как холодна вода. Нет, Корс Кант, ты можешь потрогать воду, даже не снимая сапог!

«У меня сапоги протекают, – раздраженно подумал Корс Кант, – я, пока шел по туннелю, успел промочить их. Зачем же мне пробовать воду?»

Но он не мог не повиноваться. Треклятый гриб сломил в нем всякое сопротивление. Он наклонился и принялся стаскивать правый сапог.

– Нет, – сказала Анлодда. – Сними другой, так будет проще.

Корс Кант послушно стащил левый сапог и ступил в воду. Он поежился, вскрикнул, вытащил ногу. Вода была холодна как лед.

Он обернулся к Анлодде. У той покраснели щеки. Она облизнула пересохшие губы и сказала:

– Здесь я всегда ощущаю священный трепет. Серьезен ли ты в выборе своей дороги? Я хотела сказать – насчет нас с тобой?

Юноша надолго задумался. Анлодда молча ждала. «Меч ли ты, подобранный мною в пустыне? Или ты – жезл догадки? Сделав выбор, я не могу сделать иного выбора – это я знаю наверняка».

– Хотел бы я знать, – наконец пробормотал бард. – Мой разум затуманен и вывернут наизнанку.

– Ты доверяешь мне. Корс Кант Эвин?

– Доверяю, – прошептал он.

«Чаша ли ты моя, и могу ли омочить в тебе меч свой?»

– Жизнью клянешься? – допытывалась Анлодда. – Руками своими?

Руками? У него руки арфиста, руки барда. Чего это она вдруг заговорила про его руки?

– Ловушки, жерла, западни – куда ни глянь, кругом они. В них глупый сразу попадет, а посвященный – обойдет. «Ступай смелей в объятья тьмы, твои друзья отныне мы!»

Голос юноши дрогнул, но он собрался с силами и ответил:

– Я.., клянусь, я верю тебе.

«Мужество, отвага! Вот что ты такое, моя принцесса, моя богиня, мое спасение!»

– Тогда ты должен следовать за мной.

– Куда?

Она ухмыльнулась, и Корс Кант увидел, что ее зубы остры и похожи на собачьи клыки.

«О боги, надеюсь, что это все из-за гриба, пусть это будет только из-за него!» – мысленно взмолился бард.

– В Аркадию, – отвечала девушка.

Она поставила свечу на землю, и на ее лицо легли глубокие тени. И сама она стала похожа на тень из Гадеса. Протянула руку, коснулась щек Корса Канта.

– В служеньи Свету, Изиде, Марии, Диане трудились долго мы, сооружая храм Солнца, – произнесла она нараспев. – Мы – Строители Храма. Мы изучали эти божественные кристаллы, искали связь между камнями земли и звездами хрустальной тверди небес.

– Не понимаю, – прошептал Корс Кант. Ему стало страшно. Слова, произносимые Анлоддой, казались старше ее, древнее Артуса, древнее даже той земли, на которой стоял теперь Каэр Камланн. «Я хочу только тебя, мне не нужно никакое просвещение!» – мысленно умолял Корс Кант. Но он не мог произнести этого вслух.

Анлодда отняла руки, медленно пошла по кругу около Корса Канта, продолжая говорить странным, потусторонним голосом. Корс Кант не видел ее.

– Чего хочет посвящаемый? Он ищет опыта, ему его недостает. Но он посвящается в тайны внутренней сути Человека. Он хочет познать, что такое душа. Но это тебе известно от Мирддина и друидов, верно?

– Откуда тебе ведомы эти слова? Это тайна друидов, ее никому не поверяют!

Кто эти ей сказал слова?

Деревья, птицы иль трава?

Ты в храме Вечности стоишь Обряд священный совершишь!

– Сколько дорог ведет в Рим? – спросила Анлодда. Корс Кант вздрогнул и вернулся с небес на землю.

– Все, – ответил он, отчаянно желая увидеть возлюбленную, убедиться в том, что за спиной у него стоит именно она, а никто другой. Голос у Анлодды странно изменился, стал чужим. «Она – все еще она?»

Но кем еще могла стать Анлодда? Кем? А голос ее звучал как бы с заоблачных высот.

– А сколько дорог ведет к Свету? Он был готов ответить, но вовремя понял, что лучшим ответом будет молчание.

– Корс Кант Эвин, боюсь, такого просвещения тебе не вынести. Склонись и погаси свечу!

Он растерялся, неуклюже наклонился, сделал глубокий вдох… И тут же откинулся назад – Анлодда оттащила его.

– Не путай стихии. Корс Кант; даже гневу не позволяй объединять их! Погаси свечу пальцами, а не дыханием! Встань, выпрямись. – Голос Анлодды прозвучал еще более отчужденно и загадочно. Нет, то был не ее голос. Корс Кант задрожал – он понял наконец, кому принадлежит этот голос.

«ЭТО ХРАМ, ВЫСТРОЕННЫЙ ДЛЯ ЦАРЯ СОЛОМОНА, – ТАК ГОВОРИТ ИУДЕЙСКОЕ ПИСАНИЕ».

Юноша стоял, и по коже его пробегали порывы ледяного ветра.

Ее голос – нет, не ее – звучал прямо у него над ухом. Он вздрогнул: он мог поклясться, что она не сделала ни шагу из-за его спины.

«ПУСТЬ ГОВОРЯЩИЙ УСНЕТ. СЛУШАЙ МЕНЯ, НЕ ДВИГАЙСЯ, КОРС КАНТ ЭВИН! ЦАРЬ СОЛОМОН —ЭТО СОЛНЦЕ, А НАШ ХРАМ – ЭТО НОЧНЫЕ НЕБЕСА. ЧТО ВВЕРХУ, ТО И ВНИЗУ. СОЛНЦЕ – НАШ ОТЕЦ, ЛУНА – НАША МАТЬ. СЕМЬ ПЛАНЕТ ЖИВУТ ВНУТРИ НАС, И ВСЕ ОНИ

– ЧАСТИ НАШЕЙ ДУШИ. ТЫ ПОНИМАЕШЬ МЕНЯ?»

Что-то – вероятно, зелье – открыло разум Корса Канта для понимания этих слов. Каждое из них жалило больно, как змея, и впрыскивало в его сердце яд понимания.

– Я понимаю… – пробормотал он. И снова этот голос, чуть дальше:

«ВСЕ ДОСТИГЛИ ВЫСОТ НА ЮГЕ». А потом – слева:

«ВСЕ ЗАКРЕПИЛИСЬ НА ЗАПАДЕ».

А потом – справа:

«ВСЕ ВОЗНЕСЛИСЬ НА ВОСТОКЕ». Она завершила круг, встала перед Корсом Кантом, но почему-то промолчала про север, где стояла теперь.

– ПОДНИМИ ЛЕВУЮ РУКУ, – приказала Маха-Диана-Анлодда.

Корс Кант повиновался сразу же, не раздумывая. Ее пальцы на миг сплелись с его пальцами, губы запечатлели на его губах многообещающий поцелуй – знак будущего.

– ВЕРА, ЛЮБОВЬ ОХРАНЯЮТ ДВЕРИ МЕЖДУ СНОМ И ЯВЬЮ, – прошептала она и отступила.

За спиной у барда послышался громкий стук. Юноша вздрогнул. Нет, явно тут находился кто-то еще. Корса Канта затрясло как в ознобе. Анлодде он доверял, но кто же тот, другой?

– ПРИШЕЛ ЛИ ИЩУЩИЙ СЮДА ПО СВОЕЙ ВОЛЕ? – спросила она.

Корс Кант оторопел. Он должен отвечать? Растерянно, не совсем понимая, нужно ли это, он отвечал:

– Да, я.., то есть.., он.., пришел по своей воле.

– ЧТО ОЗНАЧАЕТ ТО, ЧТО ИЩУЩИЙ ПРОБИРАЛСЯ В ХРАМ ПО УЗКОМУ ТУННЕЛЮ?

Корс Кант молчал и думал. Он понимал, что вопрос важный – это явствовало из того, каким тоном он был задан. Однако разум Корса Канта стал подобен разуму новорожденного младенца. «Будь он проклят, этот гриб! Ничего в голову не приходит, не соображаю, что-что…»

Но ведь новорожденный приходит в мир.., обретая свободу.., как с небес попадают в море…

– Он родился. Он вновь родился, – прохрипел бард и моргнул. Верный ли он дал ответ? И откуда он взялся? Его губы произнесли его – это да. Но ответ явно родился не в его голове!

– ПОЧЕМУ ТВОЯ ЛЕВАЯ НОГА БОСАЯ?

– Но это же ты повелела мне разуться!

– А ТЫ СЛЕПО ВЫПОЛНЯЕШЬ ЧУЖИЕ ПОВЕЛЕНИЯ? РАЗВЕ ТЫ НЕ ВИДИШЬ, КАК ТЫ СМЕШОН? Может, второй вопрос ему просто померещился?

– Я ничего не вижу, – пробормотал он обиженно. – Тут темно?

– НИКТО НЕ ВИДИТ В ТЕМНОТЕ, – отозвался голос Анлодды.

И снова Корса Канта зазнобило – словно смерть коснулась его.

«Что-то прикоснулось ко мне – холодное, острое». Клинок задрал его тунику, кольнул кожу прямо над сердцем.

– В КОГО… ТЫ ВЕРИШЬ? – спросил голос, причем первые два слова прозвучали уверенно, а вторые два – после паузы, как бы по размышлении, – Я верю, – начал юноша и задохнулся, потому что кончик лезвия надавил сильнее. Еще чуть-чуть, и он бы проколол кожу!

– Я верю… – и снова предупреждающий укол. Корс Кант ничего не понимал и не знал, что говорить дальше. «А если я отвечу не так, как надо, – она, что, убьет меня?» Было похоже на то. Вопрос прозвучал с убийственной серьезностью, но еще страшнее было последовавшее за вопросом молчание.

«Господи, ну в кого же я верю? Кому? Мирддину?» Но душа старика-друида была подобна подземной реке, которую не разглядишь невооруженным взглядом. Верить в друида? Скорее можно было верить в смерч!

И Артус.., он тоже непрост и загадочен. Под его римской тогой словно бы таилось другое одеяние, вытканное сложнейшим узором. И Ланселот.., вдруг стал чужим, странным…

А Гвинифра.., ее и вообще никто не поймет!

«Я верю Анлодде, я верю в нее, но, но…

– Я верю в т…

Корс Кант оборвал себя – понял, что поспешил, и к своему ужасу понял, что обманывает сам себя! Како вы бы ни были чувства, питаемые им к Анлодде, теперь она вдруг стала совершенно чужой, совсем другим человеком.

Итак, все знакомые ему люди – загадки. Даже Анлодда.

Он понял, каким должен быть ответ. Но, вероятно, не такого ответа она ждала от него. «И что же? Я умру здесь, в душной пещере, у ног аловолосой богини, паду ее жертвой?»

Кончик клинка давил все сильнее и сильнее. Струйка – крови или пота – побежала по груди, по животу… «Да будь она проклята! – взбунтовался разум Корса Канта. – Пусть убивает! Я бард, и должен хоть раз в жизни сказать правду, чего бы мне это ни стоило».

– Я.., я верю только в себя! – выкрикнул он, обретя решимость.

– ТАК ПУСТЬ ИЩУЩИЙ СДЕЛАЕТ ПЕРВЫЙ ШАГ ВПЕРЕД, К СВЕТУ.

Шаг вперед? Тогда она должна убрать клинок, в противном случае он на него попросту напорется.

Однако клинок не исчезал. Не раздумывая. Корс Кант шагнул вперед левой, босой ногой. Анлодда тут же отдернула клинок. Корс Кант споткнулся – оказалось, пол пошел вверх. Тишина. Корс Кант подтянул к левой ноге правую. Он стоял и ждал, как ему показалось, целую вечность, и дрожал от запоздалого страха. Как близко он подошел? Ответь он не правильно, могла ли Анлодда на самом деле убить его здесь, в этом потаенном месте? Наконец он услышал самый желанный звук – треск искры, выбитой кремнем из огнива.

В следующее мгновение загорелась свеча. Он стоял на крошечном уступе, с которого падал водопад, – действительно, один шаг, одна ступень. Огненноволосая принцесса оголила плечо, обнажив одну грудь. Теперь она больше походила на величественную воинственную амазонку, чем на принцессу. Пламя свечи горело звездами в ее глазах, лицо стало властное – под стать самому Меровию. Корс Кант испытал облегчение, подобное тому, что приносит пришедший с юга прохладный дождь.

Анлодда заговорила, а Корс Кант слушал ее, покачиваясь, с трудом удерживаясь на ногах. Слова кололи его разум иглами и застревали там навсегда.

– Вода, – сказала она и указала на ручей. – Огонь, земля. – И указала на свечу, затем – на пол пещеры. – Дыши глубже. Воздух нужнее всего. Ты отвечаешь за все, что случится с тобой. Не верь ни во что, кроме того божественного, что живет внутри тебя. А теперь. Корс Кант Эвин, ты – Строитель. Добро пожаловать. – Она вновь указала на ручей. – Река – наша мать, и ты должен относиться к ней, как к матери. И должен отдавать ей то, что положено отдавать матери. Сейчас это значит, что ты должен бросить в ручей все, какие у тебя есть при себе, деньги.

Он улыбнулся, прикусил губу. Теперь у возлюбленной снова стал знакомый голос – голос Анлодды, а не обезумевшей колдуньи. «Только бы она снова не заговорила так ужасно, как раньше».

Он поискал кошель и в ужасе обнаружил, что тот пропал.

– На.., наверное, я его потерял… – в страхе пробормотал он.

Анлодда нахмурилась, словно туча.

– Корс Кант, вот уж не знаю, как это принято там, откуда ты родом, но мы здесь чтим Мать! Ну-ка, немедленно брось свои гадкие деньги в ручей, слышишь?

– Анлодда, я не выдумываю! Мой кошель пропал вместе со всеми деньгами! – Тут ему в голову пришла спасительная мысль. – Послушай, одолжи мне монетку, а? Ты бы могла дать мне монетку, я бы бросил ее в ручей, а потом вытащил бы и отдал тебе.

– НЕТ! – вскричала Анлодда. В ее голосе прозвучал такой ужас, что Корс Кант не на шутку испугался. – Мудрость не покупается! Ее просят, и ее дают бесплатно. Таков закон Соломона. – Она улыбнулась и добавила:

– О, я верю тебе. Корс Кант Эвин, ты и вправду потерял свой кошель по пути. – Она завела руку за спину, достала свою торбочку – нет, то был его кошель! – и швырнула Корсу Канту.

Дрожащими руками он распустил шнурки на горловине кошеля, выудил две последние монетки, бросил одну из них в ручей, промахнулся, подтолкнул монетку босой ногой, бросил вторую.

– Ну что ж, бард, – усмехнулась Анлодда. – Думаю, теперь твои деньги чисты. Можешь взять их обратно.

Корс Кант присел и вытащил монетки из воды, чувствуя себя последним идиотом.

– И последнее посвящение, – сказала Анлодда. – Воистину, ты должен верить только себе. Однако по доброй воле ты можешь избрать кого-то, кому ты также будешь верить. Согласен ли ты избрать меня?

На сей раз юноша ответил не сразу. Он старательно все обдумал. «Я вижу: мы связаны. Наши жизни соприкасаются во многом! И если уж доверять кому-то.., то я доверюсь Анлодде».

– Да, – ответил он неторопливо, но уверенно.

– Жизнью клянешься?

– Я уже поклялся.

– И своими руками?

Он опустил голову. Она была права. Он и вправду был смешон. Одна нога босая, другая обутая…

– Да, – ответил он.

Она поставила свечу на пол, развернула клинок острием к себе. Стиснула зубы, резанула по ладони левой руки, медленно разжала пальцы.

Черная струйка крови побежала по ее ладони, по запястью, кровь закапала в ручей. Она побледнела, но не вскрикнула и подала клинок Корсу Канту.

– Только не режь глубоко, а то не сможешь на арфе играть, – посоветовала она. Голос девушки звучал спокойно, но все же бард уловил в нем дрожь.

«Мария и Рианнон, дайте мне такого же мужества!»

Дрожащей рукой бард прижал лезвие клинка к ладони, зажмурился. «Нельзя!»

– кричал его разум. Но юноша стиснул зубы, негодуя на себя за собственную трусость.

Слеза сбежала по щеке Анлодды, но она промолчала. Корс Кант понимал, как ей больно. Решив действовать поскорее, чтобы не передумать, он быстро провел лезвием клинка по ладони.

Сначала он ничего не чувствовал, а потом боль захлестнула его и он сильнее сжал рукоять клинка в руке, чтобы не закричать.

Анлодда схватила его за левую руку. Соединились их ладони, смешалась кровь – при свете свечи черная как ночь. Анлодда сплела свои пальцы с пальцами барда и крепко сжала их.

А потом забрала у него клинок и бросила на пол. Она и так крепко сжимала его руки, но он ощутил пожатие большим и средним пальцами.

Бард ответил тем же, не зная, верно ли поступает. Наконец Анлодда улыбнулась, опустила глаза, посмотрела на лежавший на полу клинок.

– Это было бы легко.., слишком легко и просто. Сегодня я пощажу тебя, Корс Кант Эвин. Сегодня ты стал братом-Строителем, а я – твоей сестрой. В один прекрасный день мы с тобой сможем стать любовниками, а может быть, так и останемся на всю жизнь братом и сестрой. Честно говоря, я не знаю, что будет. – Она вздохнула и продолжала:

– Я разрешаю тебе завоевать меня, а это гораздо приятнее, чем время от времени из жалости получать меня в перерыве между рисунками вышивки. Ты поймешь, если подумаешь хорошенько. И никогда не отворачивайся от Сына Вдовы, Корс Кант.

– Кто такой Сын Вдовы? – спросил юноша.

– Никому не отвечай на этот вопрос, кроме другого Строителя, а его узнаешь по тому знаку, которому я научила тебя. И тогда отвечай ему, что Сын Вдовы – это Хирам Абифф.

Она проговорила эти слова так старательно, что у Корса Канта снова возникли нехорошие подозрения.

– Я так и скажу, – пробормотал он. – Я скажу, что Хирам Абифф – Сын Вдовы, но воистину ли это так, или это всего лишь слова?

Анлодда улыбнулась.

– Много будешь знать – скоро состаришься, Корс Кант Эвин.

Она порылась у себя в торбе и вынула обрывок чистого полотна. Разорвала пополам, одним куском перевязала свою кровоточащую руку, второй кусок отдала Корсу Канту. Бард приложил полотно к ране. Рана сильно болела. «Долго не заживет», – подумал Корс Кант, попробовал пошевелить пальцами. Пальцы шевелились, но все равно было больно.

– Сестры и братья Храма вечного Солнца благодарят тебя, а особенно – я. Я рада, что показала тебе свое тайное убежище, а теперь нам лучше вернуться. – Но тут Анлодда снова стала серьезной, перестала улыбаться. – Не сомневаюсь, у нас начнут выспрашивать про наших друзей саксов.., ну, скажем, так: вероятно, я поторопилась, погорячилась, но у меня на то были причины.

– Это были юты, – вторично поправил Анлодду Корс Кант.

Анлодда улыбнулась и пальцами загасила свечу. Сгустился мрак. Корс Кант понял, что Анлодда шагнула мимо него к туннелю. Он пошел за ней, но она вдруг остановилась – так внезапно, что юноша налетел на нее.

– Как это ты назвал меня?

– Как? Когда?

– Да совсем недавно – ты меня принцессой назвал!

– Ой… – Будь в пещере светло, Анлодда бы увидела, как покраснел Корс Кант. Он зашаркал на месте, чувствуя себя неловко под ее взглядом, хотя она его не видела.

– Вот-вот, – язвительно проговорила Анлодда. – Ты говоришь точь-в-точь как мой дядюшка Лири. Я так и думала, хотя надеялась на лучшее.

– Да, госпожа, – сорвалось с губ Корса Канта, и он тут же ощутил, что между ним и Анлоддой выросла стена. Он прикусил губу, он даже забыл о боли в руке. «Принцесса Анлодда».

Она тоже почувствовала эту стену.

– Никогда не называй меня так! Никогда! Да, это правда. Я – единственная дочь принца Горманта Харлекского, единственная законная наследница. Теперь – единственная. Ну и что? Я все равно та же самая Анлодда, какой была вчера, верно? И пока ты не решил, что я для тебя слишком высокопоставленная особа, не смей даже думать об этом! Я тебе сказала, что ты можешь попробовать завоевать меня, и когда я это говорила, я понимала, что я принцесса, а ты не принц, но то, что я сказала, остается в силе. И она добавила потише, трогательно и нежно:

– В Храме нет титулов, Корс Кант.

Он отступил на шаг.

– Ну ладно, ладно! Прости, прин.., то есть я хотел сказать: прости меня, Анлодда!

– Корс, – умоляюще проговорила девушка, – прошу тебя, ничего никому не рассказывай! Я не хочу, чтобы меня отослали обратно в Харлек. Я не могу уехать.., сейчас. У меня.., у меня есть дело.

То, как она произнесла здесь, в полном мраке, слово «дело», ужасно не понравилось Торсу Канту.

– И потом, – добавила она, – не все же живут в Храме. Для некоторых в миру титулы имеют слишком большое значение.

Она шагнула ближе, и он ощутил на щеке ее дыхание. Ее губы были так близко, что еще миг – и мог родиться поцелуй. Он чуть было не поцеловал ее, но она сейчас казалась такой беспомощной, такой ранимой. Это было бы не правильно, а Корсу Канту мучительно хотелось поступать только правильно.

– Я никому не скажу ни слова, – пообещал он.

– Вот и хорошо, – прошептала она. – Если скажешь, начнется такое, что тебе совсем не понравится, и мне тоже – совсем не понравится.

– Никому – клянусь! Анлодда отстранилась.

– Итак, брат мой бард, отвечай, откуда ты знаешь эйрский язык. Немногие его знают в Камланне. Ну? Куда девалась трогательность и беззащитность?

– В школе учил, – отвечал Корс Кант.

– Ты бывал в Риме? – недоверчиво спросила Анлодда. – Или в Александрии? Разве тот епископ не сжег ее?

– Я учился в школе друидов, далеко на востоке, в Дун Лаогхэйре. Меня учили сакскому, греческому, латыни и пяти островным языкам, включая эйрский, хотя вы с Канастиром разговаривали на странном наречии.

– Дядя Лири говорит, что мы разговариваем, как Демосфен, который набивал себе рот галькой, чтобы избавиться от плохой дикции.

– Для того чтобы стать бардами, мы учили песни всех стран: Сикамбрии, Греции, Рима, Мавритании, любовные напевы сифардов и кровавые песни самаритян. Ну и конечно, наши песни, лучше которых нет во всем мире, которые подобны жемчужинам.

– А когда ты окончил эту школу, прошел ли ты какой-либо обряд, удостоверяющий твою зрелость?

Корс Кант зарделся. Анлодда задела очень болезненную тему.

– Дело в том… – промямлил юноша, – что я еще не доучился… Я еще не прошел испытания.., на звание барда, но в следующем году непременно пройду, клянусь!

Ну вот, слава богам, сказал и тем облегчил душу.

– В Дун Лаогхэйре верховный друид Суиндиллиг Кифарвидд учил меня греческому и латыни, а потом Мирддин, наоборот, научил меня переводить с этих языков на наши. Мы изучали астрологию, медицину, философию и богословие. Знаешь ли ты, что северяне почитают тех же богов, что и мы. Что их Top – это наш Таранио? Но римляне, конечно, полагают, что мы почитаем их богов, только зовем их иначе…

Она стояла так близко, что Корс Кант почти видел ее улыбку.

– А алхимию ты не изучал. Корс Кант Эвин?

– Алхимию? Нет. Но разве это не выдумки? Мирддин говорит, что алхимики пытаются обратить свинец в золото!

Анлодда заговорщически прошептала:

– Знаешь, как-то раз в храме мне такое удалось. Я превратила простой металл в золото. Знаешь, мне кажется, что твой Мирддин.., слишком большой зануда. Как-нибудь я покажу тебе, как это делается, клянусь. Это самая большая тайна Строителей, та основа, на которой зиждется все мироздание, – так по крайней мере утверждает Меровий, так говорит и король Лири, а уж моему дяде можно верить. Дун Лаогхэйр был назван в его честь – вернее, в честь его отца.

Она снова улыбнулась и заговорила чуть громче:

– Ну все, что ты застыл, словно каменный? Давай-ка вернемся в Камланн да повеселим там всех байкой про то, как мы с тобой одолели целое ютское войско! Понял? Это будет куда интереснее, чем то, что случилось на самом деле. Ютское войско – видишь, на этот раз я не ошиблась!

Она снова стала Анлоддой – просто Анлоддой, той, какую он обожал.

Да и Корс Кант чувствовал себя самим собой. Наверное, противный гриб наконец перестал действовать на него.

– Следую за тобой, сестра Осень, – и Корс Кант осклабился, совсем как какой-нибудь гоблин.