Ашантийская куколка

14

В этот воскресный день, столь приятно проведенный за веселыми разговорами и шутками, Спио успешно сдал, как он сам выразился, «экзамен на социальную прочность, в присутствии Мам и тетушки Принцессы в мирных условиях». Не случайно Спио подчеркивал мирный характер встречи, не без улыбки — вполне объяснимой при воспоминании о «военных действиях», когда ему посчастливилось познакомиться с Эдной, посчастливилось, несмотря на такое малообещающее начало, и понять, какое огромное значение имеет Мам в жизни той, которая уже успела завладеть его сердцем. Обращаясь памятью к прошедшим событиям, Спио приходил к заключению, что любая тучка имеет светлую сторону: действительно, разве мог бы он раньше видеться с Эдной и тем более мечтать о женитьбе на ней, не случись этой знаменитой истории с Амиофи‚ из–за которой столько парламентариев исходило на трибуне слюной, столько израсходовано чернил в редакциях газет и столько пролито крови на улице, в первую очередь крови самой Эдны. Теперь все, казалось, благоприятствовало его женитьбе на ашантийской куколке, дорогой девочке Мам, внучке той самой рыночной торговки, которая была убеждена, что выходить замуж следует только в том случае, если совместная жизнь не помешает главной твоей работе.

Следующий день, однако, предстал в более мрачном свете, хотя на небе по–прежнему не было ни облачка. Известно, что погоду делают газеты. Для Спио, когда он утром шел на работу, погода была, пожалуй, хорошей, тем более что молодой человек ожидал днем прихода Эдны. Эдна впервые обещала прийти к Спио на службу, и он, понятно, находился в самом радужном расположении духа. Каково же было его разочарование, когда, войдя в кабинет и взяв, как обычно по утрам у себя со стола номер газеты «Гана таймс», он прочитал на первой странице заголовок, набранный крупным шрифтом: «Молодая девушка, заживо сожженная своей соперницей», а под ним пять колонок печатного текста. Даже при беглом взгляде на этот заголовок у Спио кровь застыла в жилах и в душе зашевелились самые мрачные предчувствия. Он опустился на стул, чтобы дочитать длинную статью, и с первых же строк убедился, что речь шла действительно об ужасном случае, и тем более ужасном для него, поскольку он лично знал всех действующих лиц.

Как раз в эту минуту в комнату вошел его коллега, вид у него был явно озабоченный.

— Уже видел статью? — спросил он Спио.

Спио не ответил, так он был углублен в чтение.

— Видел статью, Спио? — переспросил вошедший.

— Дай мне, прошу тебя, дочитать ее до конца.

— Зачем тебе дочитывать до конца? Ты же знаешь, что произошло! А все прочее — обычная газетная болтовня.

— Как так? — спросил наконец Спио, отрываясь от газеты. — Почему ты говоришь, что все это газетная болтовня?

— Да потому что нам с тобой прекрасно известно, что газетчики, в сущности, пишут о своих личных впечатлениях, соображениях, предположениях, иной раз совсем несуразных. Возьми хотя бы эту самую статью, дочитай ее до конца, и ты решишь, что Джин скончалась заживо сожженная, и…

— Значит, она не умерла?

— Ну, конечно же, нет! Если бы такое случилось, то я, как легко догадаться, прежде всего принес бы тебе мои соболезнования!

— Почему?

— Потому… потому что… насколько я знаю, Джин — близкий тебе человек, разве не так?

— Да, но она мне не родственница!

— Но это почти одно и то же, ты не считаешь?

— Пожалуй, если тебе угодно.

— И все же то, что случилось, ужасно! Я сам знаю обеих девушек, и Анжелу, и Джин. Я их встречал всегда вместе, даже уже подумал, не сестры ли они? И надо же такому случиться: одна чуть не убила другую! И все из–за мужчины!

— Женщины, ты же сам знаешь…

Вошел рассыльный и сказал Спио, что его спрашивает какая–то дама. Спио сразу догадался, что это Эдна. Он встал и пошел ее встретить. Вся в слезах, она ожидала его в комнате для посетителей. Это означало, что ей уже стала известна новость про Джин, «заживо сожженную Анжелой». Только ей и Спио была известна подоплека этой истории, и Эдна не без основания чувствовала себя в какой–то степени виноватой во всем этом деле. Ее последний разговор с Анжелой насчет письма, которое Джин послала Спио, действительно мог послужить причиной ночного происшествия. При одной этой мысли она не могла удержать слез даже здесь, в официальном учреждении, меньше всего подходящем для сердечных излияний. Спио пытался ее успокоить, привел к себе в кабинет и долго внушал ей, что она совсем не причастна к ссоре между Анжелой и Джин. Во всяком случае, Спио мог подтвердить это, так как провел весь вечер с Эдной, с ее тетей и бабушкой.

Эдна уселась в старое кресло, протертое многочисленными посетителями, побывавшими здесь до нее. Это кресло являлось единственным предметом роскоши в кабинете Спио. Оно свидетельствовало о служебном положении владельца Кабинета, а равно было некоей не всем даваемой привилегией. Спио на досуге подумывал порой, что не мешало бы иметь два таких кресла, и желательно новых. Чиновники всегда мечтают о новых — чем в большем количестве, тем лучше — креслах для посетителей. Тогда, по их мнению, никто во всем городе не посмеет относиться к ним несерьезно, ибо в их глазах серьезность несет в себе идею прочности, устойчивости. Чиновники, они…

Итак, Эдна уселась в удобное, предназначенное для посетителей кресло. Это, как и рассчитывал Спио, подействовало на нее умиротворяюще. И постепенно от его ласковых слов она успокоилась окончательно и сообщила свою версию происшествия. Спио не мог не заметить, что ее версия несколько отличалась от той, которая была изложена в газете, прежде всего она была гораздо короче. Словом, было в ней что–то безыскусственное — так передают из уст в уста на улице интересную новость без излишних прикрас.

— Думаю, что прошлой ночью в баре Джин и Анжела подрались, — сказала Эдна‚ – как тогда со мной… в тот вечер, помнишь, когда тебе удалось спасти меня от них.

— Помню‚ - ответил Спио.

— Говорят‚ - продолжала Эдна‚ - что Анжела подожгла платье Джин, и та сразу же превратилась в горящий факел. Все, кто присутствовал при этом, бросились к ней, кто со стаканом пива, кто с только что начатой бутылкой лимонада, кто–то притащил ведро воды, и все это выпили на Джин, чтобы загасить пламя.

— Н-да‚-сказал Спио‚ – если «все» бросились к ней со стаканами рома, джина и виски, то тут уж огня не потушить.

— Почему?

— Да потому что… в джине‚ роме и в виски содержится спирт, а спирт горит… В этом случае огонь не только не гаснет, а еще больше разгорается.

Эдна невольно отметила про себя, что многого она еще не знает, и поэтому ей, чтобы угнаться за рассуждениями жениха, приходится напрягать все свои умственные способности. А Спио был так взволнован происшедшим событием, что не обратил внимания на новое проявление невежества своей будущей жены. Эдна же тем временем продолжала:

— Как рассказывают, Джин ушла оттуда совсем голая и вся в ожогах. Кстати, непонятно, как же она сама могла уйти оттуда, если была еле живая, когда удалось потушить пламя. Ее же пришлось отправить в больницу.

— Так, значит, судя по разговорам, она была еще жива? Так надо понимать твои слова, да?

— Да, говорят, она была жива. Но похоже, что она в очень плохом состоянии. А Анжелу забрали в тюрьму.

— Этого и следовало ожидать: иногда в тюрьму попадают и за меньшее. А ты знаешь, Эдна, в газете написано совсем не то, что рассказывают в городе.

— Вот как? А что же там написано?

— Во–первых, произошло это не в баре, а дома, у самой Джин.

— Да?

— Да. О подробностях их встречи там не говорится, но автор знает — интересно, откуда только он все знает‚ - что девушки поссорились из–за мужчины…

— Я тоже так думаю… Наверное, из–за того письма, которое Джин тебе послала… И конечно же, из–за доктора Бюнефо. Как ты считаешь?

— Думаю, что из–за него. Хотя автор его имени не упомянул.

Напрасно тетушка Принцесса и Мам уговаривали Эдну держаться в тени, пока ведется следствие, она решила все–таки побывать у Джин. Разумеется она попросила Спио пойти вместе с ней, потому что им обоим хотелось знать, как все было на самом деле, а не то, что болтали люди, и не то, что было напечатано в газетах. Сама Джин находилась в больнице, а ее тетке, с которой она жила, пришлось смириться с прогнозом врачей, а именно: от ожогов Джин оправится, но останется на всю жизнь обезображенной. «Она и. так–то не слишком блистала красотой, а что же будет теперь?» — подумала про себя Эдна, но беззлобно на сей раз. Она искренне жалела Джин, несмотря на ее злые шуточки и насмешки в свой адрес. И, слушая рассказ тетушки Джин, она проникалась все большей жалостью к девушке.

— Анжела ворвалась сюда, словно ураган. Впервые я видела ее такой разъяренной. Джин сидела вот здесь, на этом стуле. На столе стояло зеркало, она всегда перед ним причесывалась. Вы же знаете, как Джин заботилась о своих волосах, «единственном моем украшении», как она сама выражалась. Рядом с зеркалом она поставила вот эту маленькую спиртовку и, чтобы не прожечь стол, положила под нее небольшую дощечку: бывало, что спиртовка капризничала. Обычно Джин была очень осторожна и, прежде чем начать причесываться, убирала со стола все лишнее. А на этот раз, как будто сама судьба так захотела, она оставила бутылку с денатуратом рядом с горелкой. Вот и произошло несчастье.

Почтенная женщина вела свой рассказ таким спокойным топом, что Спио счел это просто неестественным, особенно учитывая все случившееся, но, конечно, и виду не подал. Тетушка немного помолчала, а потом продолжила свой рассказ. Днем, когда приходила полиция для установления фактов, ей уже дважды пришлось подробно говорить о происшествии. Теперь же Спио и Эдна слышали изложение событий, так сказать, в отработанном варианте, тетка Джин говорила почти машинально, не задумываясь, спокойным, размеренным голосом, чтобы все сразу было понятным. Итак, она продолжала:

— Как я уже вам говорила, мне никогда еще не приходилось видеть Анжелу такой разъяренной. Когда они с Джин поссорились и из–за чего, точно я не знаю. Могу сказать только одно: влетела она, словно ураган, наговорила столько всего, что и понять–то ничего было нельзя, а она все больше распалялась. Джин сначала слушала молча. Она, казалось, сама не слишком–то хорошо понимала, что именно «ее подруга», если можно так выразиться, от нее хотела или в чем ее упрекала. А Анжела, видя, что Джип никак не может сообразить, в чем дело, пришла в ярость, назвала ее «мерзкой вруньей» — так именно она и выразилась — и стала угрожать тем, что в следующий раз проучит ее на глазах у всех, твердила, будто бы Джин пытается за ее счет устроить свое личное счастье…

— Значит, все–таки причина в этом? — спросил Спио.

— Можно подумать, что ты до сих пор этого не понял, Спио‚ – ответила почтенная Женщина. — Неужели тебе не ясно, что виновником их ссоры был доктор Бюнефо, он ведь обещал жениться сначала на Джин, а потом на Анжеле…

— Как так? — удивилась Эдна.

— А вот так‚ – ответила тетушка. — И ты, Эдна, знаешь об этом деле больше, чем я, не знала ты только об этом злосчастном вечере, поскольку тебя здесь не было в тот момент, когда Анжела, как сумасшедшая, ворвалась к нам и устроила пожар. Не мне тебе говорить, кто довел Анжелу до того, что она прибежала к нам, не помня себе от бешенства, ведь это же ты рассказала ей про нечестный поступок Джин.

— Ну и что? — сказала Эдна. — Прошло уже больше недели после того, как мы виделись с Анжелой и выяснили, как некрасиво поступила со мной Джин. Меня удивляет одно: почему она пришла к твоей племяннице только вчера вечером? Должно быть, за это время что–то произошло еще, я не верю, что здесь моя…

— Верно, что–то еще произошло за это время, поэтому–то я и ничего не сказала полиции о твоей встрече с Джин — про тот случай, когда ты ее чуть было не убила, толкнув под машину…

— Это неправда! Неправда! Джин нарочно вывела меня из терпения, но об этом она, конечно, ничто тебе не сказала. А машина подвернулась чисто случайно. Я не из тех, кто может нарочно толкнуть человека под колеса машины. И я не желаю, чтобы…

— Это еще что за номер с машиной? — забеспокоился Спио, которому еще ничего не было известно об этом эпизоде.

— Пускай тебе Эдна сама все объяснит‚ – ответила тетушка Джин. — Между этими тремя девицами за последние три месяца произошло столько всяких ссор, что и четверти не расскажешь, особенно сейчас, в моем состоянии.

На редкость спокойный тон, каким были произнесены последние слова, уже не удивил Спио. «У этой женщины‚ – подумал он‚ – должно быть, железная выдержка, раз она умеет так держать себя в руках». А тетушка продолжала:

— Я ничего не сказала полиции об этом случае, Эдна. И о том знаменитом письме, которое Джин послала Спио, тоже промолчала. Все кончилось так печально, я уверена, совсем не из–за этого. Я считаю, что во всем виноват один только Бюнефо, он вел не слишком–то честную игру, обещал жениться сначала на одной, а потом на другой. А может быть, он и тебя, Эдна, не обошел своим вниманием? От него всего можно ожидать.

Эдна опустила глаза. Нет, Бюнефо не пытался за ней ухаживать. Никогда он не говорил ей о замужестве. А опустила она глаза при мысли, что здесь, под этой крышей, чудом уцелевшей от пожара, только ей одной известно то, что было у нее с Бюнефо в далеком прошлом, и это прошлое она никак не хотела открывать жениху. Однако Спио заметил замешательство своей невесты. Но был он человеком умным, гораздо умнее, чем положено быть чиновнику средней руки. Будучи дипломатом от природы, он охотно отложил до будущих времен сведение семейных счетов, справедливо полагая, что, если Эдна будет уличена в прошлых своих грехах, ему легче будет добиться кое–каких уступок, на что Мам и «ее дорогая девочка», будь все тихо и гладко, вряд ли согласятся. Поэтому он сделал вид, что не обратил никакого внимания ни на слова тетушки Джин, представляющие немалый интерес, ни на замешательство Эдны, вызванное этими словами.

— Я, конечно, не знаю, может быть, и тебе, Эдна, он морочил голову обещаниями. Во всяком случае, я считаю, что таких мужчин, как этот Бюнефо, надо наказывать, и строго, учитывая ту игру, которую они ведут с девушками, обещая им кучу невозможных вещей.

— Почему же «невозможных»? — спросил Спио.

— А потому, что обещать жениться можно только одной девушке, тогда это еще похоже на правду. Если же дают обещания двум или трем девушкам сразу, то это уж противоречит самим условиям нашей жизни. Во всяком случае, нашей теперешней жизни, когда мужчине положено жениться только на одной женщине. Времена многоженства миновали…

— Современный закон не запрещает мужчине жениться на нескольких женщинах‚ – заметил Спио.

— Это, конечно, так, — согласилась тетушка. — Но ведь закон не положишь в бумажник вместо денег, а откровенно говоря, бумажник играет в этом вопросе главную роль, и в ближайшее время так оно и будет. Пойми, Спио, если бы наши мужчины имели достаточно денег, чтобы жениться на нескольких женщинах разом и содержать их, как в прежние времена, я против Бюнефо ничего бы не имела.

— Бюнефо — врач‚ – вмешалась Эдна, которая вдруг снова обрела дар речи. — У него есть деньги, и он вполне может завести себе несколько жен. Разве не так?

Тетушка Джин ничего не ответила. И вовсе не потому, что вопрос Эдны поставил ее в тупик, просто у нее не было желания затевать спор с «молодым поколением», которое в глазах людей пожилых «неспособно рассматривать те вопросы, что ставит жизнь, достаточно здраво».

— Вернемся к нашему делу‚ – продолжала тетушка Джин‚ – я бы вам посоветовала в разговорах с полицией придерживаться той же линии, что и я. Нет никакого смысла впутывать в это дело Эдну. Я ее люблю, и, по правде говоря, она ничего плохого не сделала…

— Это очень благородно с твоей стороны‚ – с чувством произнес Спио. — Но ты нам пока еще не объяснили, что же все–таки произошло?

— Да я и сама толком не знаю. Слышала только, как мои девицы ссорились. И раньше иногда случалось то же самое, но обычно все кончалось более или менее мирно, без всяких злодейских умыслов. Я оставила их одних, хотя, судя по тону разговора — особенно бушевала Анжела‚ – чувствовалось, что начинается не совсем обычная ссора.

— Ну и что же было дальше?

— Я пошла на кухню. Джин наводила красоту, собираясь на свидание. Потом уж я узнала, что она должна была встретиться с доктором Бюнефо.

— А как ты это узнала? — спросила Эдна.

— Да очень просто, он сам пришел сюда как раз после этого несчастья. Не дождавшись Джин на условленном месте, он зашел к нам узнать, в чем дело…

— И увидел, что дело обернулось плохо‚ – сказал Спио.

— Когда он пришел, Джин уже увезли в больницу. Наверное, именно поэтому в газетах и не упоминается о нем. Кстати, это даже к лучшему.

— Почему?

— Да потому что мне хочется, чтобы он сейчас полечил мою девочку, даже если потом ему и придется идти в тюрьму… Пусть сначала ее полечит.

— Ты думаешь, что он попадет в тюрьму? — забеспокоилась Эдна.

— Не кажется ли тебе, Эдна, что и ты тоже слишком часто интересуешься Бюнефо? — ответила вопросом на вопрос тетушка Джин. — Не сулил ли он и тебе золотые горы?

Спио улыбнулся, так как у него на языке вертелся тот же самый вопрос. Но он сдержался и промолчал, твердо придерживаясь занятой позиции: отложить выяснение всех вопросов на будущее. На сей раз Эдна скрепя сердце перешла к обороне и ответила: «Нет, Бюнефо меня нисколечко не интересует», поскольку решила промолчать о том, что на самом деле было между ней и Бюнефо. Ее ответ, заметим в скобках, пришелся по душе Спио. Тетушка Джин продолжала:

— Я была еще на кухне, когда услышала ужасный шум, это загорелась бутылка со спиртом. Анжела опрокинула ее, и конечно, опрокинула не случайно. А дальше начался весь этот ужас: когда я вошла, моя девочка пылала как факел… Сейчас–то я рассказываю все это как простой свидетель, и с тех пор все молю господа, чтобы он по великой милости своей послал мне спокойствие, хотя какое уж тут спокойствие после того, что я видела собственными глазами. Бог милостив и внял моим молитвам, видите, я вопреки своему горю могу говорить о том, что случилось. Но сжальтесь надо мной, дети мои, и не спрашивайте у меня больше ничего, я итак говорю из последних сил.

Слезы хлынули из ее глаз, и плакала она так долго, что Спио с Эдной, не обменявшись друг с другом ни словом, поняли, какому испытанию они оба подвергли старую женщину.

Приложив все старания, чтобы утешить тетку Джин, они наконец ушли.

— В конце концов‚ – сказала Мам‚ зря мы с тетушкой Принцессой пытались отговорить тебя зайти к ней.

Услышав такое неожиданное заявление, Эдна совсем успокоилась. А бабушка добавила:

— Во всяком случае, теперь ты, как я понимаю, навсегда излечилась от своего Бюнефо.

— Но, Мам‚ – запротестовала Эдна‚ – я никогда и не думала, что он захочет меня видеть.

— Дорогая моя девочка, ты, кажется, забываешь, что я стала женщиной задолго до того, как ты появилась на свет божий.