Автостопом по социализму, или Свобода по талонам

Глава 10. Гуантанамо

Мой почти бесполезный путеводитель, содержащий внутри себя еще более бесполезную и схематичную карту, которую я начал рассматривать в трясущемся железном автобусе, показывал, что по дороге в Гуантанамо я могу посетить прекрасный парк Баконао. Я стал выжидать, когда за окнами появится вход в него. Полдня я бултыхался в разных транспортных средствах, ехавших из одной деревни в другую, преодолел никак не больше сотни километров и очутился возле шлагбаума. Доблестные блюстители порядка объяснили мне, что дальше проезд закрыт: запретная территория – Гуантанамо, и, чтобы попасть в сам город Гуантанамо – нужно возвращаться обратно в Сантьяго, а оттуда ехать на чем-нибудь еще. После шлагбаума оставалось всего ничего до Гуантанамо, но дорога была закрыта. Ну а Баконао – это условная территория типа национального уральского парка Таганай, входа в который, по сути, и нет: это просто территория, в которой живут животные и растут тропические растения. Вот такие бестолковые порой бывают карты и путеводители, достопримечательности в которых описаны глупо и непонятно, а нарисованные дороги оказываются закрытыми и негодными для проезда.

Пришлось вернуться; на счастье образовался прямой автобус в Сантьяго, стоил он примерно полтора рубля за 60-70 километров. Опять Сантьяго. Судьба затащила меня сюда уже в третий раз: как-никак восточная столица острова – центр событий и транспортный хаб. В Сантьяго я быстро сориентировался и отыскал камбьон до Гуантанамо за пять рублей. Документы никто не проверял, была жуткая давка, я влез, засунув рюкзак в условный багажный отсек, располагавшийся над местом водителя. Ввиду неровности багажного отсека, тряски и отсутствия амортизации из этого отсека постоянно вываливался мой рюкзак вперемежку с автомобильными покрышками на голову пассажирам. Но пассажиры особой паники не проявляли, и мы благополучно очутились в этом счастливом городе, воспеваемом в песнях, сказаниях и былинах Кубинского народа. Гуантанамо – город, столица одноименной провинции, в которой расположена американская военная база, так не любимая кубинским народом; но что делать, договорные отношения с США об аренде базы были подписаны еще в начале ХХ века, когда отношения со Штатами были куда более дружественными, нежели сейчас, в начале века XXI.

Город поначалу слегка удивил своей бесперспективностью – еще больше, чем все увиденные мною доселе: ни туристов, ни городского транспорта, да и местных жителей было не очень много: сказывалась жара. Картину дополняли трущобные дома разной этажности, на крышах которых сушилось грязное белье. Зато на каждой улице стоял старый агрегат по производству мороженого, оснащенный специальным человеком, помогающим агрегату это мороженое порождать. Большой железный аппарат, который от старости, жары и постоянной работы почти дымился, выдавал на-гора один из видов мороженого: красного, желтого или ванильного.

Понаблюдав за схемой, я тоже решил её обкатать; получилось неплохо: съев на разных улицах города с десяток разноцветных шариков стоимостью несколько копеек, я получил легкое заболевание горла.

Из разговоров с местными жителями я понял, что к югу от города дорога закрыта, и к американской военной базе меня никто не пустит: отсутствие трафика плюс КПП на въезде могли существенно осложнить мое перемещение.

«Ну что ж», – подумалось мне. – «Самая восточная точка на моем пути достигнута, можно и назад возвращаться».

Что-то подсказывало мне, что пора возвращаться: нужно еще посетить Гавану и все остальные провинции. Я еще не догадывался, что мне придётся идти дальше на восток. Возвращение назад я решил совместить с уже давно не покидавшей меня идеей прокатиться по железной дороге – и отправился на поиски вокзала. Вокзал Гуантанамо – самая восточная точка железнодорожной системы острова – работает с перебоями. Отправляясь с начальной станции, поезд уже имеет какую-то задержку; к середине пути эта задержка увеличивается; в столицу же поезд прибывает на два-три часа позже положенного срока. Велика же была моя горесть, когда я узнал, что ночных поездов на запад этот вокзал не рождает: ближайший рейс только утром. Помимо этого при покупке билета следовало предъявлять удостоверение личности: прокатить за кубинца и уехать за копейки не удавалось. Но как мне объяснили станционные работники, непредсказуемость работы вокзала могла сыграть мне на руку: вполне возможно, что поезда появятся. Ближе к ночи на станцию прибывает поезд из Гаваны, который, возможно, развернувшись, поедет обратно. Ну что ж, ждать поезд на вокзале скучно, и я, предварительно познакомившись с молодой медсестрой, изучавшей английский язык по картинкам в своем медпункте, и оставив у нее свой рюкзак, вновь отправился осматривать город.

К вечеру Гуантанамо оживилось. По улицам – как и в других городах – стали слоняться торговцы дешевыми закусками, размалеванные мучачи, лошадиные повозки и прочие элементы хаоса. Полки аптек пустуют, дети запускают воздушных змеев, а по городу неспеша прогуливаются шестидверные машины советского производства Ваз-2101, в простонародии называющиеся ласковым словом «копейка». На Кубе эти транспортные средства реставрировались, перекрашивались в желтый цвет, модифицировались за счет распила кузова и увеличения количества дверей и превращались в такси коллективо: восемь-десять пассажиров, помещаемые внутрь, окупали бензин и приносили какой-то заработок водителю.

Вернувшись на вокзал и разыскав медсестру, был приглашен в её импровизированный офис, заставленный банками и пилюлями. Изобилие было кажущимся: половина банок пустовала.

Медицинская мучача, изучив мою сущность и послушав рассказы о путешествии по острову, далась диву. Она нечасто выбиралась из Гуантанамо, еще реже видела иностранцев (зачем ей был английский?) и впервые повстречала такого человека как я: болтающегося по чужой стране с палаткой и с больным горлом.

Прибытие поезда из Гаваны задерживалось. Мучача решила меня подлечить. Нечасто к ней обращались за помощью: должность была почти номинальной, и никто не болел, тем более на вокзале, и тем более иностранцы. Поэтому все свободное время она учила английский.

Свободного времени было много, однако, далеко продвинуться в учении ей это не позволило: свои мысли она до меня доносила то на испанском, то на английском, как, впрочем, и я до нее, когда понял, что лимит понимаемости меня ею исчерпан. Я проглотил какие-то таблетки, запив холодной водой, и тут загудел паровоз. Лечение на этом закончилось, и я надел рюкзак, в надежде, что паровоз развернется в противоположном направлении, в Гавану.

Прямо у нас на глазах кубинцы с сумками начали высыпать на перрон из прибывшего столичного поезда и побежали куда-то за здание вокзала.

– Куда они бегут? – поинтересовался я у медсестры.

– К прибывающему поезду подают специальный автобус, который следует дальше на восток и везет людей в Баракоа – самую восточную оконечность острова. Железная дорога кончается, и дальше люди добираются на автобусе.

Также, как и несколько лет назад в областных городах центральной России, к вечерним электричкам из Москвы подавали автобусы до ближайших райцентров: похожая картина наблюдалась (а порой замечается и сейчас) на вокзалах Калуги, Владимира, Твери, Рязани, Тулы. В нынешние же времена большая часть привокзальных территорий этих городов отдана на откуп таксистам, но в былые времена трафик был организован иначе – и груженых сумками возвращенцев из столицы встречал полуразбитый ПАЗик и вез в Спасски, Шацки, Торжки и Касимовы.

«А почему бы не поехать и мне с ними?» – подумалось мне, – «Ведь город Гуантанамо – не самый конец острова, и мое путешествие не будет иметь логическую завершенность, если я прерву свой путь в этом населенном пункте и развернусь назад. Да и посмотреть Баракоа – старейший город Кубы, на который пять веков назад высадился Колумб, – было бы очень интересно».

Как и все решения, принимаемые во время путешествия, как и все сценарии, происходящие с путешественником – это тоже не выбивалось из общего списка непоследовательных и спонтанных событий. Решение принято: еду.

Медсестра была не очень красивой, но, окруженный добротой и заботой о моем горле, проникнувшийся теплыми чувствами, лак я ей, тем не менее, подарил. Помахав на прощанье рукой, я тоже побежал вслед за торопящимися на автобус кубинцами.