Пройдя очередную проверку бдительных кубинских водителей, наплетя, что я студент и еду к бабушке в Баракоа, запрыгнул в автобус и поехал к бабушке. Автобус постепенно пустел, и к вокзалу Баракоа я прибыл почти один.
– Приехали, – сказал водитель.
– Это точно город? – неуверенно спросил я.
– Да, конечная станция, город Баракоа.
«Как же так», – подумалось мне – «ведь мне он представлялся совсем другим: пляжи, море, мучачи».
Темное время суток, отсутствующие мучачи – да и прочие люди тоже, – скалы вместо пляжа, где я собирался поставить палатку, шторм, непроглядная улица, рычащие на меня собаки, да и, наконец, отсутствие бабушки, в наличие которой я и сам поверил за время пути – делали этот город для меня крайне недоброжелательным. Нужно искать место для сна, а его, как назло, не было: ставить палатку на улице – по причине наличия злых собак – и на пляже – по причине отсутствия самого пляжа – я не стал. На вокзальном полу мирно отдыхали кубинцы, накрытые пледами, ожидая утреннего автобуса, однако ночевать я там не собирался: утренняя возня не даст мне как следует выспаться. Городок был застроен пятиэтажками хрущевских времен, и на крыши хрущёвок прослеживались лазы. Идея поставить палатку на крыше пришла мне в голову быстро, но она разбилась вдребезги из-за моей собственной нерасторопности: в процессе карабкания по лестнице с последнего этажа на чердак, я что-то задел, раздался грохот, и из квартиры высунулась настороженная голова кубинца.
– Ты кто?
– Русский.
– Что делаешь тут?
– Палатку хочу поставить.
– На крыше? Нельзя.
– Хорошо, пойду поставлю палатку на соседней крыше, – улыбнулся я.
Он был явно ошарашен. Не менее ошарашен был и я, представляя, как сейчас буду сдан в полицию за неадекватное поведение.
«Этот нехороший человек предаст нас при первой опасности» – почему-то вспомнилась фраза из данелиевского фильма. Так и вышло: не успел я выйти из подъезда и пройти пару кварталов, как из темноты появился стукач в сопровождении полицейского.
«Ну что ж», – подумалось мне. – «Что ни делается, все к лучшему. Переночую в полиции. Вот и вопрос с ночлегом решился».
Полицейский с интересом и любопытством, переходящим в недоумение и подозрение вытаскивал из меня информацию.
– Кто, откуда, что здесь делаешь?
Получив ответы на свои вопросы, спросил, зачем я надумал разбивать палатку на крыше.
– У нас, – говорю, – в Москве, на всех крышах стоят палатки. И ничего, никаких проблем.
Поэтому я подумал, что и у вас можно.
– Не-ет, – протягивает мент. – У нас на Кубе такими вещами заниматься не положено.
– Не-ет, – ответил я. – Это не у вас на Кубе, а у вас в Баракоа. В соседней провинции я ставил палатки на крышах, и никто мне этого не запрещал.
На это полицейский не знал, что ответить: по всей вероятности он, как и основная масса кубинцев, был немобилен и в соседней провинции бывать ему не приходилось.
– Что же делать? – спрашиваю я.
– Идем в участок. Будем тебя охранять.
– Пошли, – с удовольствием ответил я.
Участок – каморка три на три метра с лавкой для посетителей и рабочим местом дежурного.
Рабочее место состояло из стула, стола, блокнота для записей и сломанного телефона. В подсобке спал второй дежурный.
– Паспорт, миграционная карта? – поинтересовался мент.
Я ему протянул паспорт с желтенькой бумажкой. Бумажка была в не очень лучшем виде.
– О, а откуда у тебя кубинские деньги? – заметил он у меня банкноты с Че Геварой в кошельке.
– Туристам же не положено.
Я прикинулся непонимающим.
– Все-то ты понимаешь. И говорить можешь. У тебя даже акцент местный. Где ты выучился языку? – мент проявлял недоверие.
– Тут, на Кубе. Да и не выучился я ему. Так, немного знаю.
Действительно, я пытался проглатывать буквы «с», как это делали местные жители и некоторые явно нешироко распространенные обороты я тоже вставлял в свою речь. Недоверие мента возрастало: он чувствовал, что его обманывают.
– А как и во сколько ты приехал сюда?
– Ну как-как. Так же, как и все: на автобусе. Час назад.
– Автобус для иностранцев прибывает днем. Ночью такие автобусы не приходят.
Городок был маленький, и желание полицейского исполнять свои обязанности и наводить порядок вполне могло бы подтолкнуть его прогуляться до автовокзала и справиться, когда я приехал. Однако создавать проблемы водителю, любезно закрывшего глаза на отсутствие у меня документов, не хотелось, поэтому я начал плести про то, что пришел пешком.
В участок время от времени заходили какие-то люди – гражданские и полицейские, посматривали на меня с интересом, а сцапавший меня страж порядка объяснял им историю диковинного туриста, попытавшегося поставить палатку на крыше. По всей видимости, подобные случаи в населенном пункте случались нечасто, и мент даже немного радовался, что сможет хоть как-то разнообразить свой скучный быт.
Я же клевал носом, однако разбить палатку внутри полицейского участка доблестный блюститель общественного порядка мне не разрешал: не шибко высокого полета была птица, судя по погонам; и ему мог влететь нагоняй от начальства, если бы с утра оно обнаружило неопознанный объект, хоть и не летающий, во внутреннем дворе участка.
Менту я казался персонажем явно подозрительным. Размытая печать на миграционной карточке, местные деньги в кошельке, плохой испанский, но уже с местным акцентом, появление в городе в темное время суток, когда туристические автобусы совсем не ходят – все это явно не давало мне плюсов в глазах блюстителя кубинского правопорядка. Плюс еще ко всему в участке не работал телефон: полицейский не мог позвонить в миграционную службу и удостовериться в моей надежности.
Я же начал осознавать, что полицейский тянет время: он должен дозвониться в миграционную службу, а телефон не работает; разрешить ставить палатку – боится начальства, отпустить меня в город – боится, что со мной что-либо случится. Мне, однако, не казалось, что мент – туп. Он явно был смышленый малый. Было заметно, что все, о чем он заботится – о моей сохранности.
Но поведение его было еще менее адекватно и последовательно, чем мое: в должностной инструкции явно не было прописано, что делать ночью с туристами, шарахающимися по крышам в поисках ночлега; а позвонить было некому. Он хотел дождаться утра: либо придет начальство и разрулит всю ситуацию, либо встанет солнце – и меня не страшно будет отпустить в город. Оба варианта его устраивали. Меня же устраивал вариант, во что бы то ни стало развести его на установку палатки внутри полицейского дворика.
– Я хочу спать.
– Спи тут, на полу.
– Нет, на полу не хочу, я заболею. Я пойду ставить палатку в город, – сказал я.
Я свернул вещички и закинул рюкзак за спину, явно намереваясь уходить.
– Стой! – занервничал мент. – Не положено. Мы должны позвонить в миграционную службу.
– Задерживать меня в участке тоже не положено. Вот тут, ткнул я его пальцем в свой путеводитель на русском, – написано: Куба – свободная страна, можно идти, куда хочешь.
Правильно написано?
– Ну, в общем, правильно, – пробормотал мент.
– Тогда я пошел.
– Ладно, – сдался уже тоже уставший и засыпавший страж. – Ставь свою палатку. Только я разбужу тебя рано, как рассветет. – Мент подобрел. Вообще, он был совсем не злым, только слегка обескураженным.
– Хорошо, спокойной ночи.
Он отпер внутренний двор большим тюремным ключом и с интересом наблюдал, как посреди асфальтовой площадки вырастает мой тряпочный дом. Объяснив, где можно умыться и пожелав спокойной ночи, стражник отправился восвояси. Было очень тепло: грело замкнутое пространство и кирпичные стены. Сквозь окошко палатки были видны звёзды и чьё-то сушащееся белье. Мой охранник еще несколько раз за ночь приходил, спрашивал, все ли у меня в порядке, но потом, видимо, уснул и он.
Проснулся я рано.
– Сворачивайся, – мягко приказал полицейский.
– Я свободен?
– Да, у тебя же в книжке написано, что, Куба – свободная страна, – улыбнулся он.
Выспавшийся, с поднятым настроением, в залитом солнцем кабинете он производил куда более позитивное впечатление, нежели ночью.
– А как же миграционная служба? – поинтересовался я.
– Телефон так и не заработал, – вздохнул охранник. По всей видимости, не работал он давно, и всю ночь мент ждал не гудка в трубке, а яркого кубинского солнца, медленно появившегося из-за горизонта и разрешившего нашу обоюдную проблему. В городе всё стало не так страшно, появились люди, спешащие по своим делам, бездельники, никуда не спешащие, дети, направляющиеся в школы, лошади, цокающие по асфальтовым дорожкам и везущие в школы детей, и даже военные вертолеты в небе: как-никак, провинция Гуантанамо.
– Счастливо, – пожал мне руку полицейский. Я подарил ему на прощание какую-то безделицу из рюкзака и направился рассматривать просыпающийся городок.