Автостопом по социализму, или Свобода по талонам

Глава 13. Моа. Сальвадор

– Тебе нужно в Ольгин? – спросил он. – Завтра рано утром мой приятель поедет туда на своем грузовике, заберет и тебя. А сегодня переночуешь у меня.

– Идет, – согласился я. – Только сперва нужно покушать. – Я был очень голоден. На улицах продавались готовые тарелки с едой. Накормив себя и Сальвадора, я предложил Сальвадору искупаться в общественном бассейне, замеченном мною неподалеку.

«Бесплатные открытые бассейны для горожан – первый шаг к коммунизму» – подумалось мне.

Сальвадор был не против.

– Но знаешь, – ответил он. – У меня нет трусов. Мне не в чем плавать.

– Не беда, друг, я дам тебе свои.

Сальвадор обрадовался.

Но когда мы подошли к бассейну, нас не пустили, объяснив, что идет тренировка для детей, и предложив искупаться позже. Я же попросил хотя бы вымыться под душем, на что администратор охотно согласился. Здесь, в глубинке, никого не смущало, что я иностранец.

Никому в голову не приходило просить денег за помывку или купание в бассейне.

Мы немного расстроились: я – потому что не получил возможности искупаться в бассейне, Сальвадор – потому что ему пришлось так быстро расставаться с врученными на время трусами.

Он с грустью протянул мне мои чистые, пахнущие порошком плавки.

Я заметил эту грусть.

Я заметил эти тоскливые глаза, которые были опечалены отсутствием трусов.

И послевоенный анекдот про деревенского Вовочку, увидевшего во дворе сушащиеся трусы своей учительницы и решившего не идти в школу, разумно предположив, что учительница без трусов в школу не пойдет, превратился для меня в реальность. Не тогда, в послевоенном Советском Союзе, а здесь и сейчас, в двадцать первом веке, на Острове Свободы. У человека не было трусов. Вот так.

– Оставь их себе, – сказал я. – Это будет подарок.

Сальвадор просиял.

– Идем ко мне в гости, – позвал он.

И мы пошли. По дороге мой новый друг рассказывал про свою жизнь. В советское время он воевал в Анголе, а теперь, как и большинство населения городка Моа, трудится на никелевой фабрике имени Че Гевары. Тут я понял, почему в городе стоит странноватый запах, почему воздух обладает желтым оттенком и почему туристические автобусы не приходят сюда ни со стороны Баракоа, ни со стороны Ольгина. Кубинские власти не очень хотели светить все «прелести» этого не очень благоприятного с экологической точки зрения места и показывать изнаночную сторону известного на весь мир чистого и сверкающего курорта, поэтому туристические автобусы сюда не отправлялись. В отличие от Египта, Куба не кишит закрытыми, запрещенными, охраняемыми заповедниками, территориями или военными базами, поэтому теоретически турист может посетить любое место, за исключением, может быть, тюрьмы Гуантанамо, которая является кубинской территорией лишь формально. Но практически, не имея личного транспорта, добраться в некоторые места достаточно затруднительно. Среди таких мест оказался и город Моа.

Жизнь в этом городе не наделила Сальвадора ни хорошим здоровьем, ни достаточным уровнем финансового благосостояния. Другими словами, он был очень беден. Но по-своему счастлив. Я пытался говорить с ним о Че Геваре, о Фиделе, о текущем положении вещей в государстве, но на это он лишь отмалчивался и не знал, что ответить. А что тут говорить, когда его зарплата составляла пятнадцать долларов. На эту зарплату он кормил жену и детей. Больше ему ни на что не хватало.

Увидев его жилище, я понял: вот так живут обычные люди в этой стране, у которых нет связей с иностранцами. Именно так, в нищей, но чистой хибаре, комнаты в которой отделены друг от друга только визуальной перегородкой, а стенки не доходят до потолка. Из всей утвари в квартире находился лишь шкаф с барахлом, полка с посудой на кухне и старый, шипящий телевизор неизвестной марки и года выпуска. Телевизор был единственным развлечением в доме, многочисленные дети лежали на голом бетонном полу и рассматривали дергающуюся картинку. На маленькой придомовой территории в несколько десятков квадратных метров паслись курицы, воды в кране не было: отключили, а стены, пол и кривой потолок были одинакового бетонно-серого цвета.

– Это моя жена, это мои дети – знакомил меня Сальвадор. Жена была молодой, но уже беззубой, и постоянно улыбалась, демонстрируя свою ортодонтическую красоту. В комплекте с внушительным количеством детей, порождающих постоянный шум, они производили достаточно позитивное впечатление и напомнили мне персонажей советского мультфильма про обезьянок.

– А как же соседи? – спросил я. – Не настучат на меня в полицию?

– Не переживай, – ответил мой друг.

Мы пошли гулять.

После нескольких почти бессонных ночей – с мучачей в палатке и в полиции – я валился с ног, однако Сальвадор таскал меня по своим друзьям и знакомым, демонстрируя им иностранца. Я же еле стоял, постоянно путая испанские слова и засыпая на ходу. Интересен был тот факт, что мой друг был в достаточно хороших отношениях со своей первой женой и договорился о том, чтобы её отец – бывший зять Сальвадора – захватил меня завтра утром в Моа на своем грузовике.

Из чувства вежливости я старался не уснуть и принимал улыбки и угощения, смотрел вместе с сестрой моего друга по цветному (!) телевизору глупый бразильский сериал и показывал свои фотографии. Телесериал воспроизводился с видеокассеты, и тем самым просмотр его казался мне еще более глупым занятием. Сальвадор же с неподдельным интересом наблюдал за сценой, происходящей на экране. Наконец он заметил, что я порядочно устал, и мы отправились сквозь желтый туман городка обратно на его окраину, в хижину дяди Сальвадора.

Готовясь ко сну, я долго не мог найти в глубине сумки свою надувную подушку; хозяин начал переживать: не стащили ли чего дети, пока мы гуляли? Любопытные и пронырливые, они пытались потрогать все, что я доставал из рюкзака. Для них было все ново и интересно – на то они и дети, – однако отец строгим взглядом предупредил их: «Смотрите, но не трогайте».

Наконец, подушка нашлась. Все вздохнули с облегчением: и мне было бы неприятно, если бы что-то пропало, и им – этим бедным людям – за то, что на них могло бы пасть подозрение. Все было на месте. Несмотря на бедность, корыстных целей эти добрые кубинцы не преследовали.

Детям я подарил цветные значки, которыми запасся дома и новогоднюю маску Деда Мороза.

Такую диковинную игрушку дети видели впервые, и мама, боясь, что они её порвут, спрятала в шкаф и приобщила к остальному барахлу до лучших времен. Маму я также одарил лаком для ногтей, а Сальвадору не мог помочь ничем полезным, кроме части своей одежды и небольшого количества денег. За эти деньги я мог бы снять гостиницу и разместиться в условиях, на несколько порядков лучших, по сравнению с жилищем Сальвадора, однако я был рад тому, что имею возможность хоть как-то помочь этому бедному, честному труженику и его семейству.

Мне, как почетному гостю – как я ни противился – была выделена специальная кровать, а все дети легли вповалку на другую, накрывшись куском марли. Ни одеяла, ни подушек в доме не водилось. Как не водилось и будильника. Не было будильника и у меня: свои часы я подарил боксеру в Сьенфуэгосе, а телефон перестал работать в Гуантанамо. Я опасался, что мы проспим, однако рано утром нас разбудил стук в дверь: у порога стоял грузовик, груженный газовыми баллонами, за рулем которого восседал отец бывшей жены Сальвадора.

В самых теплых тонах расставшись с этой бедной кубинской семьей, я был заперт в пассажирскую кабину грузовика и отправился по такой же раздолбанной дороге, как и вчера, в столицу провинции – Ольгин. Кабина была полностью железной, окно зарешечено, замок наглухо закрыт, поэтому в случае падения автомобиля – а ехали мы по напрочь убитому серпантину – выжить мне удалось бы с не очень большой долей вероятности. Тем более, за спиной у нас болталось несколько десятков газовых баллонов. Клаустрофобией я хоть и не страдаю, однако, осознавая, что в момент аварии от меня мало что будет зависеть, и буду я погребен в этих железках навеки, становилось не по себе. Скрашивало мое одиночество лишь бесчисленное количество подбираемых и запихиваемых в этот железный отсек кубинцев, которые тоже ехали автостопом, хоть и платным, вместе со мной в сторону Ольгина.

Однако все обошлось – и мы прибыли в Ольгин.