Автостопом по социализму, или Свобода по талонам

Глава 18. Пинар-дель-Рио

Поезд, как всегда, задерживался. Наконец, на одном из путей появился старый ржавый паровоз, который начали штурмовать уставшие от ожидания пассажиры. Места хватило, конечно, всем, однако поспать не получалось: непонятно зачем оборудованные специальной системой «антибомж» лавки поезда не позволяли вытянуться во весь рост. Картинный образ электрички, как и любого транспорта в этой стране, дополняли выбитые стекла в окнах, создающие жуткий холод внутри вагона, а также отсутствующее освещение. Бегающие по вагону оборванные кубинцы, отсутствие людей в формах категории «проводник», ночная луна за окном и бесконечно тянущееся время за счет того, что ближнемагистральная собака плелась целых шесть часов вместо положенных четырёх, создавали впечатление, что мы медленно катимся в ад. За спиной у меня была яркая и живая Гавана, впереди – беспросветная тьма, шелестящий по вагону мусор и крайне смутные сроки прибытия на конечную станцию.

Наконец, начало светать, и наш доисторический железный монстр приплелся на вокзал Пинар-дель-Рио. Конечной целью моего последнего путешествия по острову являлась сказочная долина Виньялес, куда я и отправился на очередном катафалке сороковых годов выпуска.

Катафалк кружил по взгорьям и серпантинам, холод становился еще более сильным, несмотря на ярко светящее солнце, и в долину я прибыл, напялив на себя всю имеющуюся одежду.

Сия долина имеет вид крайне восхитительный, описать который неподвластно даже искусным работникам пера. Размеренная жизнь обитателей долины гармонично вписывается в окружающие пейзажи и нарушается лишь туристами, приезжающими сюда в немалых количествах. Многие туристы снимают домики в этом чудесном месте, наблюдая за неспешным ходом событий: над огромными валунами встает кубинское солнце, толстые тётки-негритянки взращивают паршивенький табак, жилистые загорелые крестьяне собирают его в кучи, а погонщики волов везут собранный урожай на фабрику или к себе домой, изготавливать сигары кустарным способом. Но даже здесь, где время почти остановилось, где поросята греются на солнце посреди улицы, лошади не боятся людей, а дети играют в бейсбол чуть медленней, чем в других провинциях, даже тут встречается политическая пропаганда: самодельные таблички «Viva Fidel» соседствуют с сушащимся на солнце бельем и играющими детьми.

Возрастающая туристичность места, казалось, не сильно напрягает местных жителей: солидные денежные потоки помогают выжить крестьянам в этом предгорном регионе, – однако, напрягла меня, и я постарался побыстрее сбежать от центра городка подальше в горы. В горах мне встретился эстонский фотограф Имре, у которого как раз случился день рожденья и он звал меня отмечать этот праздник обратно в городок: там у Имре была снята комната. Но опять глупейшие кубинские законы вкупе с боязливостью хозяйки сдаваемой комнаты не позволили мне остаться на ночь в гостях: хозяйка не хотела вписывать меня, ни на легальных, ни на нелегальных основаниях, несмотря даже на то что у Имре пустовала отдельная кровать.

Мотивировалось это тем, что она уже вписала эстонца в свой домовый журнал с синеньким якорем и в полиции зарегистрировала лишь одного его, и меня вписать туда уже нельзя.

Пришлось прощаться с Имре: в ночь нужно было возвращаться в Гавану.

Мысленно испуская негативные словеса в адрес всего кубинского государственного устройства, я спустился из долины обратно в столицу провинции, в одноименный город Пинар-дель-Рио. В отличие от маленького местечка Виньялес, сам город особой ценности не представлял и впечатления не производил. Болтаясь по автовокзалу в ожидании автобуса, я получил предложение от некоего человека добраться до Гаваны за шесть долларов на его огромном железном винтаж-каре неизвестно какого года выпуска. Водитель ехал в Гавану по своим делам и планировал хотя бы окупить бензин, а, возможно, и подзаработать.

– За два часа долетим, – заверил он.

Что ж, сумма мне показалась вполне подъёмной, да и ехать в разваливающемся тарахтящем самосвале – гораздо более веселое занятие, нежели в рейсовом автобусе, который приходил неизвестно когда. Единственное – вероятность доехать до города, да еще и в обозначенный срок, была невелика: слишком уж жалкое впечатление производило сие транспортное, но отнюдь не транспортабельное средство.

– Только дождемся остальных пассажиров, – сказал водитель.

Я не торопился. По прошествии получаса водитель понял, что я – его единственный пассажир: никто не хотел ехать в Гавану в столь поздний час. Все же, с нами отправился еще один попутчик, но его конечной целью была какая-то деревня между Пинар-дель-Рио и Гаваной.

Достав спальный мешок, я развалился на заднем сиденье этого интересного колесного существа: габариты несуразной махины позволяли вытянуться почти во весь рост: вперед, возница!

Не дотянув до деревни, двигатель стал барахлить. Этого – не сказать, что боялся – я и ожидал.

Не верил я, что эта штука дотянет. Ну что ж, еще одна веселая ночь на трассе с приключениями.

Как ни старался водитель, двигатель дышал все реже и хуже, постепенно задыхаясь от собственной старости и хлипкости. Но рывками и плевками мы всё же доползли до деревни, до которой нужно было нашему попутчику, и тамошние автомеханики дали – не вторую – сто вторую жизнь этой железяке. Сто вторая жизнь длилась недолго: через пару десятков километров четырехколёсная помойка опять дала сбой. К сожаленью, я ничем не мог помочь механику и лишь наблюдал сквозь полусон за его жалкими попытками оживить свой несамоходный лимузин. Наконец, он плюнул на всё и прибегнул к крайне интересному виду автостопа: цепляя свою полудохлую машину веревкой к попуткам, на перекладных, перепривязываясь от одной согласившейся подвезти его машины к другой, он медленно, но верно пробирался к Гаване. Не знаю, сколько времени, денег и нервов было потрачено, но вряд ли мои шесть долларов окупили эту веселую автостопную экспедицию длиной в неполных двести километров.

Надеясь сэкономить время, вспоминая адскую электричку из прошлой ночи (а тогда казалось – жизни) я пересел с железной дороги на дорогу асфальтовую, но в Гаване, как и предполагал, оказался лишь к утру.