Айсберг

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Благодаря семичасовой разнице во времени, когда летишь с востока на запад, и скорости бомбардировщика в тысячу двести миль в час было все еще утро того же дня, когда Питт с усталыми глазами зевнул, вытянулся в ограниченном пространстве маленькой кабины и выглянул в боковое окно со стороны пилота. Он увидел тень самолета, летящую по горам Сьерра-Мадре.

Что теперь? Питт сухо улыбнулся своему отражению в стекле, когда бомбардировщик отвернул от гор и полетел над окутанной смогом долиной Сан-Габриэль. Появился Тихий океан, и, глядя на него, Питт очистил сознание от прошлого и устремился мыслью в ближайшее будущее. Он не знал, как это произойдет, у него не было даже чернового плана, но он точно знал, что, каковы бы ни были препятствия, убьет Оскара Рондхейма.

Самолет выпустил шасси, и Питт мысленно вернулся в настоящее. В то же время Дин Киппманн тронул его за руку.

— Хорошо вздремнули?

— Спал как убитый.

Б-92 коснулся земли, и двигатели взревели: пилот перешел на реверс. День снаружи казался теплым и приятным; калифорнийское солнце освещало военные самолеты, рядами стоявшие у посадочной полосы. Питт прочел надпись, сделанную двенадцатифутовыми буквами на гигантском ангаре: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА БАЗУ МОРСКОЙ АВИАЦИИ ЭЛЬ-ТОРО».

Двигатели Б-92 постепенно смолкли, и, когда Питт, Киппманн и экипаж самолета спустились по узкому трапу на бетон, подъехал автомобиль. Из голубого многоместного «форда»-фургона вышли два человека и подошли к Киппманну. Обменялись рукопожатиями и направились к машине. Делать было нечего, и Питт пошел за ними.

У открытой дверцы машины трое начали полушепотом переговариваться; Питт стоял в нескольких футах и с удовольствием курил. Наконец Киппманн повернулся и подошел к нему.

— Похоже на встречу всей семьи.

— Что это значит?

— Они все здесь. Келли, Маркс, Рондхейм — вся свора.

— Здесь, в Калифорнии? — недоверчиво переспросил Питт.

— Да, мы следили за ними после их отлета из Исландии. Нам очень помог серийный номер, который вы отыскали на черном самолете. «Хермит лимитед» закупила у производителей шесть самолетов такой марки с последовательными номерами. В данный момент все пять оставшихся самолетов находятся под наблюдением.

— Вы произвели на меня впечатление. Оперативно.

Киппманн улыбнулся.

— Не так уж это трудно. Было бы трудней, будь они разбросаны по всему миру. Просто все они стоят рядком в восьми милях отсюда в аэропорту округа Ориндж.

— Значит, штаб-квартира Келли должна быть где-то поблизости.

— В холмах за Лагуна-Бич, комплекс на пятидесяти акрах, — сказал Киппманн, показывая на юго-запад. — Кстати, «Хермит лимитед» платит более чем тремстам политическим аналитикам разных правительств, которые передают компании свои отчеты.

— Куда мы едем отсюда?

Киппманн знаком пригласил Питта в машину.

— В Диснейленд, — серьезно сказал он, — чтобы остановить двойное убийство.

Они выехали на шоссе Санта-Ана и направились на север, влившись в утренний поток машин. Когда проезжали холм Ньюпорт-Бич, Питт невольно подумал, здесь ли еще рыжеволосая красавица, с которой он встретился несколько дней назад. Может, все еще ждет его в гостинице «Нью-Портер»?

Киппманн достал два снимка и положил перед Питтом.

— Вот люди, которых мы пытаемся спасти.

Питт пальцем постучал по одному из них.

— Это Пабло Кастиль, президент Доминиканской Республики.

Киппманн кивнул.

— Известный экономист и один из лидеров латиноамериканских правых. Сразу после инаугурации начал амбициозную программу реформ. Впервые народ этой страны излучает уверенность и оптимизм. Государственный департамент будет очень недоволен, если Келли вмешается как раз тогда, когда экономика Доминиканской Республики становится стабильной.

Питт взял второй снимок.

— Этого не знаю.

— Хуан де Круа, — ответил Киппманн. — Преуспевающий врач вест-индского происхождения. Глава Народно-прогрессивной партии; шесть месяцев назад победил на выборах. Сейчас президент Французской Гвианы.

— Если я не ошибаюсь, у него возникли проблемы.

— Да, проблемы у него есть, — согласился Киппманн. — Французская Гвиана развита гораздо меньше Британской или Немецкой. Пять лет назад возникло движение за независимость, но только под угрозой революции французы допустили новую конституцию и всеобщие выборы. Разумеется, победу одержал де Круа и сразу провозгласил независимость. Положение у него трудное. Его страна страдает от многочисленных тропических болезней и от недостатка собственного продовольствия. Я ему не завидую, да и никто не завидует.

— Правительство де Круа уязвимо, — задумчиво сказал Питт. — А как правительство Кастиля? Разве оно не настолько прочно, что переживет смерть своего главы?

— При поддержке народа, пожалуй, да. А вот доминиканской армии не особенно стоит доверять. Несомненно, власть захватила бы военная хунта; да только Келли заранее подкупил генералов.

— Как оба эти человека одновременно оказались в одном месте?

— Если вы читаете газеты, то должны знать: главы государств западного полушария только что провели в Сан-Франциско конференцию Союза экономического и сельскохозяйственного развития. Де Круа, Кастиль и еще несколько глав латиноамериканских государств решили по дороге домой попутешествовать. Все очень просто.

— А вы не могли помешать им пойти в парк?

— Я попытался. Но к тому времени как силы международной безопасности смогли начать действовать, было поздно. Де Круа и Кастиль уже два часа провели в парке и отказались уходить. Мы можем только молиться, чтобы убийцы Рондхейма действовали по расписанию.

— Довольно рискованно, а? — медленно сказал Питт.

Киппманн равнодушно пожал плечами.

— Кое-что можно контролировать, но в других случаях приходится просто ждать и быть наготове.

Машина свернула с шоссе на Харбор-бульвар и вскоре подъехала ко входу для персонала; пока водитель показывал удостоверение и расспрашивал охранников, куда ехать, Питт высунулся в окно и смотрел на проходящий над головой монорельсовый поезд; они находились в северном конце парка, и над живописными холмами, окружающими здание, виднелись только верхняя половина Маттерхорна и башни фантастического замка. Ворота раскрыли, и они въехали.

К тому времени как Питт выбрался с подземной парковки и направился к корпусам охраны парка, он начинал подумывать о том, как хорошо ему было на больничной койке в Рейкьявике и скоро ли он найдет ей замену. Он не знал, что там в корпусе охраны, но никак не ожидал того, что увидел.

Главный зал для совещаний, огромный, похожий на уменьшенную копию командного центра в Пентагоне. Главный стол длиной не менее пятидесяти футов; за ним собралось человек двадцать. В углу радиопередатчик, и радист то и дело сообщает данные человеку, стоящему на пандусе под картой длиной десять футов, покрывающей половину стены. Питт неторопливо обошел вокруг стола и остановился перед прекрасно нарисованной и раскрашенной картой Диснейленда. Он разглядывал многоцветные огоньки и синюю флуоресцирующую ленту, которую укрепляли на карте по указаниям радиста, когда Киппманн коснулся его плеча.

— Готовы приступить?

— Мой организм все еще работает по рейкьявикскому времени. А здесь уже шестой час. Не возражал бы против глотка спиртного.

— Простите, сэр. — Это произнес рослый мужчина, от которого пахло трубочным табаком; он смотрел на Питта через модные очки без оправы. — С самого открытия в парке запрещен алкоголь. И мы намерены придерживаться этого правила.

— Прошу меня простить, — добродушно сказал Питт. И выжидающе посмотрел на Киппманна.

Тот его понял.

— Майор Дирк Питт, позвольте представить вам мистера Дэна Лазарда, начальника охраны парка.

У Лазарда оказалось крепкое рукопожатие.

— Мистер Киппманн сообщил мне о ваших ранениях. Как по-вашему, вы выдержите?

— Выдержу, — серьезно ответил Питт. — Но нужно что-то сделать с моей перевязанной физиономией: она бросается в глаза.

В глазах Лазарда мелькнула усмешка.

— Думаю, мы сможем кое-что предпринять. Никто не заметит ваши повязки, даже медсестра, которая их делала.

Немного погодя Питт остановился перед большим зеркалом и принял угрожающую позу. В замешательстве он разрывался, не зная, захохотать или разразиться потоком брани: в зеркале он видел Большого Злого Волка в натуральную величину. Волк вежливо смотрел на него.

— Вы должны признать, — сказал Киппманн, пытаясь сдержать усмешку, — в этом наряде вас не узнала бы и родная мать.

— Вероятно, наряд соответствует моему характеру, — сказал Питт. Он снял волчью голову, сел на стул и вздохнул. — Сколько у нас осталось времени?

— До назначенного Келли срока еще час сорок.

— Может, мне включиться в игру? Вы оставляете мне чересчур мало времени, чтобы заметить убийц… если я вообще их замечу.

— Вместе с моими людьми, охраной парка и агентами ФБР сейчас более сорока человек предпринимают все возможное, чтобы остановить убийц. Вас я сберегаю для главного.

— Вычерпываете остатки для последнего отчаянного усилия. — Питт откинулся и расслабился. — Не могу сказать, что согласен с вашей тактикой.

— Вы работаете не с любителями, майор. Все эти люди профессионалы. Некоторые в костюмах, как вы, другие гуляют рука об руку, как влюбленные на каникулах, третьи притворяются семьями, развлекающимися на аттракционах, четвертые временно стали служителями парка. У нас даже на крышах зданий стоят люди с телескопами и биноклями. — В тихом голосе Киппманна звучала абсолютная уверенность. — Убийц найдут и остановят раньше, чем они сделают свою грязную работу. Шансы Келли достигнуть цели ничтожны.

— Скажите это Оскару Рондхейму, — ответил Питт. — В ваших планах есть недосмотр, который способен погубить все добрые намерения: вы не знаете своего противника.

В комнате наступила тишина. Киппманн потер лицо ладонями, потом медленно покачал головой, словно собирался сделать что-то такое, что ему очень не нравилось. Взял свой непременный дипломат и протянул Питту папку, обозначенную 078-34.

— Конечно, я не встречался с ним лично, но незнакомцем его не назову. — И Киппманн прочел по листку из папки: — Оскар Рондхейм, он же Макс Роланд, он же Хьюго фон Клаузен, он же Четфорд Маразан, подлинное имя Карзо Бутера, родился в Бруклине, в Нью-Йорке, 15 июля 1940 года. Я могу часами читать о его арестах и отсидках. Он пользовался большим влиянием в прибрежных районах Нью-Йорка. Организовал профсоюз рыбаков. Вытеснен синдикатом и исчез из виду. Последние несколько лет мы пристально следили за мистером Рондхеймом и его альбатросными предприятиями. Наконец сложили два и два и вышли к Карзо Бутере.

На лице Питта появилась хитрая улыбка.

— Вы доказали, что знаете его. Интересно было бы посмотреть, что в таком же досье говорится обо мне.

— Оно у меня с собой, — с такой же улыбкой ответил Киппманн. — Хотите взглянуть?

— Нет, спасибо. Там нет ничего такого, чего я уже не знал бы, — решительно ответил Питт. — А вот посмотреть, что у вас есть на Кирсти Файри, я бы хотел.

Лицо Киппманна утратило всякое выражение; он смотрел так, словно получил пулю.

— Я надеялся, что до нее не дойдет.

— Значит, ее досье у вас тоже есть.

Это был не вопрос, а утверждение.

— Да, — коротко ответил Киппманн.

Он видел, выхода у него нет, ни одного довода против он привести не мог. Киппманн тревожно вздохнул и протянул Питту папку с номером 883-57.

Питт протянул руку и взял папку. Минут десять он изучал ее содержимое, очень медленно перелистывая, почти неохотно переходя от рапортов к снимкам, от отчетов к письмам. Наконец, как во сне, он закрыл папку и вернул ее Киппманну.

— Не могу поверить. Это нелепо. Ни за что не поверю.

— Боюсь, то, что вы прочли, правда. Все правда.

Киппманн говорил тихим, ровным голосом.

Питт провел ладонью по глазам.

— Да я бы и за тысячу лет…

Он осекся.

— Нас это тоже выбило из колеи. Первый намек мы получили, когда ничего не смогли выяснить о ней на Новой Гвинее.

— Это я знаю. То, что она об этом лжет, я и сам понял.

— Вы догадались? Но как?

— Когда мы вместе обедали в Рейкьявике, я рассказал о рецепте приготовления акульего мяса; его нужно завернуть в водоросль, которая называется «ехидна». Мисс Файри проглотила это, не поморщившись. Весьма необычно для человека, который несколько лет был миссионером в джунглях Новой Гвинеи. Вам не кажется?

— Откуда мне знать? — пожал плечами Киппманн. — Понятия не имею, что такое ехидна.

— Ехидна, — сказал Питт, — это яйцекладущий чешуйчатый муравьед. Млекопитающее, довольно распространенное в Новой Гвинее.

— Все равно не могу ее упрекать в том, что она этого не знала.

— А как бы вы реагировали, если бы я сказал, что в Нью-Йорке на барбекю мясо готовят в иглах дикобраза?

— Ну, тут бы я кое-что сказал.

— Вот именно.

Киппманн восхищенно посмотрел на Питта.

— Но что прежде всего вас насторожило? Вы бы не стали ничего выяснять без толчка, без смутного подозрения.

— Ее загар, — ответил Питт. — Слишком легкий — не глубокий, какой остается после месяцев и годов, проведенных под тропическим солнцем в джунглях.

— Сэр, вы очень наблюдательны, — задумчиво сказал Киппманн. — Но… но зачем копаться в прошлом того, кого едва знаете?

— Отчасти потому же, почему я стою здесь в нелепой волчьей шкуре, — мрачно ответил Питт. — Я добровольно присоединился к вашей небольшой охоте на людей по двум причинам. Во-первых, мне нужно поквитаться с Рондхеймом и Келли — не больше не меньше. Во-вторых, я директор отдела особых проектов НПМА, и в этом качестве мой первейший долг — добыть сведения о подводном зонде Файри. Поэтому я и связался с Кирсти: она знает, где спрятаны чертежи зонда. Узнать то, чего я не знал раньше, — это давало мне возможность надавить на нее.

Киппманн кивнул.

— Теперь понимаю. — Он сел за стол и принялся играть разрезальным ножом. — Келли и его группа будут задержаны. Достаточным основанием послужат ваши и адмирала Сандекера показания.

Питт выпалил:

— Если хотите, чтобы я сотрудничал с вами как свидетель, обещайте оставить меня на несколько минут наедине с Рондхеймом… И полную опеку над Кирсти Файри.

— Невозможно!

— Что для вас значит физическое состояние Рондхейма?

— Если я отвернусь и позволю вам пнуть Рондхейма в зубы, я не смогу отдать вам Кирсти Файри.

— Сможете, — уверенно сказал Питт. — Главным образом потому, что у вас ничего против нее нет. В лучшем случае удастся обвинить ее в соучастии. Но это может породить напряженность в наших отношениях с Исландией… и вряд ли тогда наш государственный департамент запрыгает от радости.

— Вы зря стараетесь, — нетерпеливо произнес Киппманн. — Как и всех остальных, ее обвинят в убийстве.

— Вы не обвинитель, вы можете только задерживать и арестовывать.

Киппманн покачал головой.

— Вы не понимаете…

Он замолчал, потому что дверь широко растворилась. На пороге стоял Лазард, лицо его было пепельно-серым.

Киппманн с любопытством посмотрел на него.

— Дэн, в чем дело?

Лазард вытер лоб и упал на свободный стул.

— Де Круа и Кастиль неожиданно изменили план своей экскурсии. Они оторвались от сопровождающих и исчезли где-то в парке. Один бог знает, что может произойти, пока мы их найдем.

Мгновение на лице Киппманна было полное непонимание. Он нахмурился.

— Милостивый Иисусе, как это могло случиться? Как вы могли их потерять? Ведь их охраняет половина федеральных агентов штата.

— В эту минуту в парке свыше двадцати тысяч человек, — ответил Лазард. — Не нужно быть волшебником, чтобы затеряться среди них. Де Круа и Кастиль очень умны. — Он беспомощно пожал плечами. — Они были недовольны усиленными мерами охраны с той секунды, как прошли через ворота. Ушли от нас через боковое окно, как пара сорванцов.

Питт встал.

— Быстрей! У вас есть план их экскурсии и намеченные места остановок?

Лазард мгновение смотрел на него.

— Да, вот — все до единого развлечения, все выставки, а также расписание по времени.

Питт быстро просмотрел расписание. Потом с улыбкой повернулся к Киппманну.

— Вам лучше выпустить меня на поле, тренер.

— Такое ощущение, что вы меня шантажируете, майор, — с несчастным видом ответил Киппманн.

— Как говорят во время бунтов в кампусах: «Почему бы вам не выполнить наши требования?»

Поникшие плечи Киппманна свидетельствовали о поражении; он словно поднял белый флаг. Он посмотрел на Питта. Тот уверенно встретил взгляд.

Киппманн кивнул.

— Рондхейм и мисс Файри ваши… Они остановились в отеле «Диснейленд» через улицу. Соседние номера, 605 и 607.

— А Келли, Маркс, фон Хуммель и остальные?

— Все там. «Хермит лимитед» сняла весь шестой этаж. — Киппманн с несчастным видом потер лицо. — Что вы задумали?

— Успокойтесь. Пять минут с Рондхеймом, и он ваш. Кирсти Файри я задержу сам. Назовем это маленькой премией от НРУ.

Киппманн капитулировал.

— Ваша взяла. Ну, так где де Круа и Кастиль?

— Но это же очевидно. — Питт улыбнулся Киппманну и Лазарду. — Самое очевидное место, куда направятся два человека, чье детство прошло на испанском побережье Америки.

— Боже, вы угадали! — почти с горечью сказал Лазард. — Последняя остановка в их расписании — «Пираты Карибского моря».

В знаменитом на весь мир парке наряду с искусно изготовленными призраками «Дома с привидениями» самый известный аттракцион — «Пираты Карибского моря». Специальные лодки с изумленными зрителями проходят четверть мили по сооруженному на двух уровнях бассейну; маршрут пролегает по бесчисленным туннелям и подземным пещерам мимо пиратских кораблей, разграбленных городов. Сотни очень похожих на живых людей фигур не только не уступают лучшим экспонатам музея мадам Тюссо, но еще поют, танцуют и грабят.

Питт последним спустился по пандусу на причал, где служители усаживали посетителей в лодки для пятнадцатиминутной экскурсии. Он шел за Киппманном и Лазардом, а пятьдесят или шестьдесят человек, стоявших в очереди, махали ему руками и с улыбкой отпускали замечания по поводу его костюма. Питт махал им в ответ и думал, какими стали бы их лица, если бы он вдруг снял маску волка и показал перевязанное лицо. Он видел не меньше десяти малышей. Они никогда больше не захотели бы, чтобы им перед сном читали «Трех поросят».

Лазард схватил служителя за руку.

— Быстрей, остановите все лодки.

Служитель, долговязый белобрысый парень не старше двадцати лет, стоял, непонимающе глядя на него.

Лазард, который явно не любил долгих разговоров, торопливо прошел к управлению подводной цепью, приводящей в движение экскурсионные лодки, включил ручной тормоз и вернулся к ошеломленному парню.

— Два человека, двое мужчин садились в лодку?

— Точно не могу сказать, сэр… Их так много. Всех не вспомнить…

Подошел Киппманн и показал парню фотографии де Круа и Кастиля.

— Узнаете этих людей?

Глаза парня расширились.

— Да, сэр, теперь я вспомнил. — Потом на юном лице появилась неуверенность. — Но они были не одни. С ними еще двое мужчин.

— Четверо! — крикнул Киппманн, все головы повернулись к нему. — Вы уверены?

— Да, сэр, — энергично кивнул парень. — Абсолютно уверен. В лодке восемь мест. Мужчины с фотографий заняли последние места вместе с еще двумя.

Тут подошел Питт; он часто дышал и, борясь с болью и усталостью, крепко сжимал перила.

— Один из них — крупный парень с лысой головой и волосатыми руками? А второй — краснолицый, с большими усами и плечами как у обезьяны?

Парень несколько секунд тупо смотрел на наряд Питта. Потом бледно улыбнулся.

— Точно. Именно эти. Как сердитые Мэтт и Джефф.[27]

Питт повернулся к Киппманну и Лазарду.

— Джентльмены, — сказал он. Из-под резиновой волчьей головы его голос звучал чуть приглушенно. — Думаю, мы упустили нашу лодку.

— Ради бога! — раздраженно воскликнул Киппманн. — Нельзя стоять просто так!

— Конечно, — покачал головой Лазард. — Нельзя.

Он кивнул парню.

— Позвоните по номеру 309. Тому, кто ответит, скажите: Лазард обнаружил пропавшую группу у «Пиратов Карибского моря». Скажите, тут красная тревога: охотники тоже здесь. — Он снова повернулся к Киппманну и Питту. — Мы втроем пройдем по мостикам за задником и будем надеяться, что не опоздаем.

— Сколько лодок назад они сели? — спросил Питт у парня.

Тот был так ошеломлен, что начал мямлить:

— Я… десять, может, двенадцать. Сейчас они должны быть между зданием и…

— Сюда! — едва не закричал Лазард.

И исчез за дверью в конце причала; на двери была табличка «только для персонала».

Они оказались в темноте, скрывавшей механизмы, которые приводят в движение пиратов; до них доносились голоса пассажиров с остановившихся в гигантских пещерах лодок.

Остановка могла вызвать подозрения и у де Круа и Кастиля, и у их убийц, но Питту это казалось ерундой: было весьма вероятно, что план Келли и Рондхейма уже осуществлен. Борясь с болью в груди, Питт шел за неясным приземистым силуэтом Киппманна мимо декорации, в которой пятеро пиратов закапывали сундук с сокровищами. Фигуры были такими настоящими, что Питту с трудом верилось, что это только куклы, управляемые электроникой. Его так увлекла эта правдоподобная картина, что он налетел на внезапно остановившегося Киппманна.

— Легче, легче, — сказал Киппманн.

Лазард знаком велел им оставаться на месте, а сам, как кошка, прошел по узкому коридору и облокотился на перила галереи для рабочих, проходящей над каналом с лодками. Потом взмахом руки пригласил Киппманна и Питта подойти.

— Для разнообразия нам повезло, — сказал он. — Смотрите.

Глаза Питта еще не привыкли к темноте. Внизу он увидел невероятную фантастическую ночную сцену: группа примерно из тридцати пиратов жгла и грабила точную копию миниатюрного Порт-Рояла или Панама-сити. Из нескольких зданий вырывались языки пламени, а смеющиеся мародеры тащили мимо окон кричащих и отбивающихся девушек.

Из скрытых громкоговорителей неслось залихватское пение, отчего казалось, что грабеж и насилие — всего лишь добрая забава.

Канал, по которому плыли лодки, проходил между городскими домами, заставляя зрителей, подняв взгляды от пары пиратов, тщетно пытающихся заставить мула тащить награбленные сокровища, посмотреть на тройку их товарищей справа: те пили на груде отчаянно ходящих ходуном винных бочонков. Но внимание Питта привлекла середина канала. Почти прямо под мостиком на воде стояла лодка, а в ней де Круа и Кастиль радостно тыкали пальцем то туда, то сюда, показывая друг другу подробности удивительной сцены, ни дать ни взять школьники на утреннем представлении, сбежавшие с уроков. А сразу за южно-американскими президентами Питт увидел неподвижных, как равнодушные статуи, двоих — тех самых, что всего два дня назад в Рейкьявике держали его на прицеле, пока его избивал Рондхейм.

Питт взглянул на оранжевый циферблат часов у себя на запястье. Час двадцать до назначенного Келли срока. Рано, слишком рано, но вот они, двое убийц, сидят всего в трех футах от ничего не подозревающих жертв. В головоломке не хватает какой-то очень большой части. Питт не сомневался, что Келли назвал истинный срок и что Рондхейм будет его придерживаться. Но будет ли?

— Командуйте, Дэн, — тихо обратился Киппманн к начальнику охраны. — Как мы их возьмем?

— Не стрелять, — ответил Лазард. — Нам меньше всего нужна случайная смерть ребенка.

— Может, лучше подождать подкрепления? — сказал Киппманн.

— Нет времени, — ответил Лазард. — Мы и так слишком долго держим лодки. Все начинают нервничать, включая тех двоих, что сидят за Кастилем и де Круа.

— Тогда придется рискнуть. — Киппманн носовым платком вытер влажный лоб. — Запускайте лодки. Когда лодка с нашими друзьями окажется под мостом, мы возьмем их.

— Хорошо, — согласился Лазард. — Мост позволит нам незаметно подойти на пятнадцать футов. Я обойду кругом и выйду из вон той двери под вывеской оружейной мастерской. Вы, Киппманн, спрячьтесь за мулом и фургоном.

— Нужна помощь? — спросил Питт.

— Простите, майор. — Лазард бросил на него холодный взгляд. — Вы не в форме для рукопашной. — Он сжал плечо Питта. — Но все равно можете сыграть важную роль.

— Ну-ка, ну-ка…

— Стоя на мосту в своем костюме волка и передразнивая пиратов, вы отвлечете внимание сидящих в лодке и дадите нам с Киппманном несколько дополнительных секунд.

— Это интересней, чем мериться смекалкой с тремя поросятами, — сказал Питт.

Отыскав телефон и приказав служителю запустить лодки, Лазард с Киппманном вошли в горящий поселок, скрылись за очень реалистически изображенными пылающими зданиями и заняли позиции.

Споткнувшись о тело пирата, который, по-видимому, перебрал и отключился, Питт наклонился, отобрал у куклы абордажную саблю и очень удивился: оружие было стальное, настоящее. Даже при ближайшем рассмотрении он мог только поражаться тому, до чего механические пираты напоминают живых людей. Глаза на коричневых восковых лицах упорно смотрели туда, куда поворачивалась голова, брови поднимались и опускались в одном ритме с губами, когда из громкоговорителей, спрятанных в алюминиевых телах, гремела песня «Пятнадцать человек на сундук мертвеца».

Питт прошел на середину арочного моста над каналом и присоединился к трем поющим пиратам, которые сидели, свесив ноги с фальшивого каменного парапета, и размахивали саблями в такт песне. Для людей в лодках Питт в костюме Большого Злого Волка и веселящиеся пираты, должно быть, представляли странное зрелище; они махали саблями и распевали старинную морскую песню. Дети: десятилетняя девочка и мальчик, по предположениям Питта, не старше семи, сразу узнали героя мультиков и принялись махать ему.

Кастиль и де Круа тоже смеялись и приветствовали его по-испански, показывали пальцами и перешучивались, а высокий лысый убийца и его соучастник, широкоплечий громила, сидели с каменными лицами, представление на них не действовало. Питту показалось, что он стоит на тонком льду: не только неверное движение, но малейшая неточность в расчетах могли привести к гибели мужчин, женщин и детей, которые невинно забавлялись его кривляньями.

И тут он увидел, что лодки пришли в движение.

Нос лодки как раз проходил под его ногами, когда неясные фигуры Киппманна и Лазарда показались из укрытий, пробежали среди массы оживших манекенов и прыгнули на корму лодки. Внезапность была полной. Но Питт ничего этого не заметил. Без суеты, без театральных жестов, без предупреждения он холодно и деловито воткнул клинок своей абордажной сабли под мышку и в грудь ближайшего к нему пирата.

И произошло нечто неожиданное. Пират выронил саблю и беззвучно ойкнул, в глазах отразились потрясение и изумление, сменившиеся последним осознанием. Потом у него закатились глаза, и он с плеском упал в пустой теперь канал под мостом.

Второй пират не успел среагировать в ту долю секунды, когда еще мог парировать удар Питта. Он начал что-то говорить. Питт, с чьей сабли еще капала кровь, нанес страшный удар в основание шеи пирата над левой лопаткой.

Человек выдохнул, поднял правую руку и как будто хотел отскочить, но поскользнулся на неровном покрытии моста, опустился на оба колена и перевалился через край, как резиновый; из полуоткрытого рта хлынула кровь.

На мгновение Питт увидел в ярком неоновом свете металлический блеск, инстинктивно наклонил голову, и это спасло ему жизнь: сабля третьего пирата разрубила круглый помпон на шапке волка. Питту слишком долго везло. Двух людей Рондхейма он застал врасплох, но у третьего было достаточно времени, чтобы отразить нападение Питта и внезапно напасть самому.

Слепо уклоняясь от стремительных ударов, отступая под яростным натиском, Питт судорожно бросился в сторону и через парапет упал в холодную воду канала. Падая, он услышал свист сабли: она рассекла воздух там, где он был несколько мгновений назад. Потом его сотряс сильный удар плечом о дно мелкого канала. Внутри взорвалась боль, и все словно растворилось и остановилось.

«Пятнадцать человек на сундук мертвеца. Йо-хо-хо».

Боже, сквозь туман в голове подумал Питт, почему бы этим ублюдкам не спеть что-нибудь другое? Как специалист-диагност, он тщательно исследовал свое побитое тело: области боли, положение рук и ног в отражающей сверкание пламени воде. Ребра словно горели в груди, огонь распространялся на спину и плечи. Выбравшись на причал, Питт постоял, пошатываясь; он мог стоять только потому, что опирался на саблю, как на костыль; с некоторым удивлением он обнаружил, что по-прежнему крепко сжимает рукоять.

Опустившись на одно колено, он пытался выровнять дыхание, ждал, когда сердце перестанет частить, и в то же время осматривал декорации; взгляд его отчаянно пытался проникнуть в темноту за огнями. Мост опустел, третий пират словно растворился, а лодка только что исчезла за поворотом. Питт повернул в другую сторону и увидел, как из-за другого поворота показывается следующая лодка со зрителями.

Все это он замечал машинально, не классифицируя, не вдумываясь в значение. Он мог думать только о том, что убийца, переодетый пиратом, где-то рядом. Он чувствовал себя беспомощным: все манекены были на одно лицо, а события на мосту разворачивались с такой быстротой, что он не успел подробно рассмотреть костюм своего противника.

Он лихорадочно пытался спланировать следующий шаг.

Полагаться на внезапность больше нельзя: «пират» знает, как выглядит Питт, а сам он не может отличить настоящего человека от куклы; он утратил даже возможность действовать первым.

Эти мысли еще мелькали в его сознании, но он уже знал, что надо действовать.

Секунду спустя Питт спотыкаясь бежал вдоль причала, на каждом шагу ахая от волн боли, прокатывавшихся по телу. Через черный занавес он ворвался в следующую декорацию. Это было большое куполообразное помещение, тускло освещенное, потому что сцена изображала кошмар.

В дальнюю стену была встроена уменьшенная копия пиратского корабля вместе с экипажем и «веселым Роджером», который вился на ветру, создаваемом электрическим вентилятором; корабль над головами зрителей в лодках стрелял из пушек в миниатюрную крепость, расположенную на холме на другом краю павильона.

Было слишком темно, чтобы разглядеть что бы то ни было в лодке с экскурсантами. Питт не видел никакого движения на корме, но не сомневался, что у Киппманна и Лазарда там все под контролем — конечно, все, что в пределах их досягаемости. Его глаза начали постепенно привыкать к полутьме, в которой происходило сражение корабля и крепости, и он заметил, что в лодке все лежат на дне, ниже бортов.

Он был уже на середине служебного мостика, ведшего на пиратский корабль, когда понял почему: послышался необычный звук, легкий щелчок выстрела из пистолета с глушителем. И неожиданно Питт оказался за спиной пирата, который держал что-то в руке и целился в маленькую лодку на воде.

Питт с отстраненным интересом взглянул на пирата. Замахнулся тяжелой саблей и плашмя ударил пирата по запястью.

Пистолет выпал из руки пирата на мостик, а оттуда свалился в воду. Пират повернулся; из-под платка, которым он обвязал голову, торчали белые волосы, в холодных серо-голубых глазах светились гнев и досада, у рта залегли глубокие морщины. Он осмотрел комическую фигуру, только что с исключительным хладнокровием убившую двух его товарищей. Голос его звучал жестко, с металлом:

— Кажется, я ваш пленник.

Питта он ни на мгновение не сбил с толку. Эти слова — всего лишь увертка, средство скрыть стремительное действие, которое неизбежно последует. Говорящий очень опасен и играет по-крупному. Но Питт был вооружен не только саблей — он вновь обрел силу, которая прихлынула, как приливная волна. Он улыбнулся.

— Так это вы, Оскар.

И замолчал, по-кошачьи внимательно наблюдая за Рондхеймом. Держа главного палача «Хермит лимитед» на острие сабли, он снял волчью голову. Лицо Рондхейма оставалось жестким и напряженным, но в глазах отразилось полное непонимание. Питт бросил маску и сгруппировался — близился миг, который он давно предвкушал, не очень-то веря, что он настанет. Одной рукой Питт медленно размотал бинты, бросая их на пол небольшими кучками и усиливая напряжение. Закончив, он посмотрел Рондхейму в глаза и сделал шаг назад. Губы Рондхейма зашевелились, чтобы задать не до конца сформулированный вопрос. Лицо у него было совершенно ошеломленное.

— Жаль, что вы не можете припомнить меня, Оскар, — спокойно сказал Питт. — Впрочем, вы оставили мало такого, что можно вспомнить.

Рондхейм смотрел на заплывшие глаза, на разбитые вспухшие губы, на швы на скулах и бровях, потом рот его раскрылся, и он прошептал:

— Питт!

Питт кивнул.

— Это невозможно, — произнес Рондхейм.

Питт рассмеялся.

— Прошу прощения, что испортил вам день, но попытаться доказать, что не всегда можно доверять компьютерам, стоило.

Рондхейм долго, внимательно смотрел на Питта.

— А остальные?

— За одним исключением все живы и лечат переломы, которыми вы их так щедро наделили.

Питт посмотрел за плечо Рондхейму и увидел, что экскурсионная лодка медленно уходит в следующий павильон.

— Значит, мы с вами снова один на один, майор. В условиях, более благоприятных для вас, чем те, что были у меня в спортивном зале. Но не слишком надейтесь, — на его губах появилась усмешка, — гомикам с мужчинами не равняться.

— Согласен, — ответил Питт.

Он бросил саблю в воду через голову Рондхейма, отступил и взглянул на руки. Им придется поработать. Он несколько раз медленно вдохнул, провел ладонями по влажным волосам, вытер их о костюм и в последний раз размял пальцы. Он готов.

— Я вас перехитрил, Оскар. Во время нашего первого раунда силы были неравны. С самого начала численный перевес был на вашей стороне, у вас были подготовленный заранее план и инициатива. Как вы себя чувствуете, Оскар, когда жертву не держат двое ваших наемников? Каково вам на чужой, незнакомой территории? У вас еще есть возможность бежать. Между вами и свободой, кроме меня, ничто не стоит. Но в том-то и дело, Оскар. Вам придется пройти меня.

Рондхейм оскалился.

— Мне не нужны помощники, чтобы сломать вас, Питт. Единственное, о чем я жалею, — нет времени на то, чтобы сделать ваш следующий болезненный урок достаточно долгим.

— Ладно, Оскар, пора заканчивать с этой психологической чушью, — спокойно сказал Питт.

Он точно знал, что будет делать. Конечно, он еще слаб и смертельно устал, но все это с лихвой компенсировала решимость; невидимые фигуры Лилли, Тиди, Сэма Келли, Ханневелла и всех остальных стояли рядом с ним, придавая ему сил, которых он не собрал бы в одиночестве.

Рондхейм уверенно улыбнулся и принял стойку карате. Но улыбка держалась недолго.

Питт ударил прямым справа. Этот точно рассчитанный удар запрокинул голову Рондхейма; Рондхейм отлетел к грот-мачте.

В глубине души Питт понимал, что в длительном бою у него мало шансов, он может удерживать противника всего несколько минут, но он рассчитывал использовать внезапность — единственное свое преимущество — прежде чем на его лицо снова обрушатся удары карате. Как оказалось, преимущество было небольшое.

Рондхейм оказался невероятно вынослив; он получил сильный удар, но быстро приходил в себя. Оттолкнувшись от мачты, он ногой ударил Питта в голову; Питт легко увернулся, нога противника промелькнула в нескольких дюймах от него. Неверный расчет дорого обошелся Рондхейму. Питт нанес серию джебов слева, потом коротким, жестким правым заставил Рондхейма опуститься на колени; тот рукой зажимал разбитый окровавленный нос.

— Вы подтянулись, — сквозь льющуюся кровь прошептал Рондхейм.

— Я ведь сказал: я вас перехитрил. — Питт отскочил, принял стойку то ли боксера, то ли дзюдоиста и ждал следующего шага Рондхейма. — На самом деле я такая же фикция, как Карзо Бутера.

Услышав свое подлинное имя, Рондхейм должен был почувствовать, что его коснулись пальцы смерти. Но он держал себя в руках, окровавленное лицо оставалось бесстрастным.

— Похоже, я недооценил вас, майор.

— Вас было легко провести, Оскар. Или мне лучше звать вас именем, указанным в вашем свидетельстве о рождении? Неважно, все равно ваша игра проиграна.

Бормоча разбитыми губами нескончаемые проклятия, Рондхейм с перекошенным от безумной ярости лицом набросился на Питта. Но не успел сделать второй шаг, как Питт нанес апперкот снизу, его кулак молотом ударил Рондхейма по зубам. Питт вложил в этот удар все до капли, всю силу плеча и корпуса, ребра пронзила острая боль, и он понял, что второй такой удар ему уже не нанести.

Послышалось глухое чмоканье и треск костей. Зубы Рондхейма вышибло из лунок в деснах, и они впились в разбитые губы, а у Питта сломалось запястье. Две-три секунды Рондхейм стоял неподвижно, словно остановленный кинокадр, и как будто бы даже выпрямился, потом с невероятной медлительностью и неотвратимостью, как падает дерево, рухнул на палубу и застыл.

Питт стоял, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы; правое запястье бессильно висело вдоль тела. Он посмотрел на огоньки, изображавшие пушечные выстрелы из крепости, и заметил, что в павильон вплыла следующая лодка с экскурсантами. Поморгал, чтобы лучше видеть, но глаза заливал едкий пот. Что-то надо было сделать. Вначале сама мысль об этом вызвала отвращение, но он подавил его, уверенный, что другого выхода нет.

Он перешагнул через вытянутые ноги лежавшего без сознания человека, наклонился и положил руку Рондхейма на помост у самых перил. Потом поднял ногу и наступил, внутренне содрогнувшись от треска ломающейся у локтя кости.

Рондхейм пошевелился и застонал.

— Это за Джерома Лилли, — с горечью в голосе сказал Питт.

Он проделал то же самое со второй рукой Рондхейма, с мрачным удовлетворением заметив, что глаза противника открыты и смотрят в пустоту: зрачки расширились, глаза остекленели от шока.

— А это за Тиди Ройял.

Двигаясь, как автомат, Питт развернул тело Рондхейма ногами в другую сторону, и прижал их, как и руки, к помосту. Мыслящая, способная к переживаниям часть сознания Питта выключилась. Оставалось только то, что контролировало движения и заставляло работать руки и ноги. Внутри, в избитом, изрезанном и отчасти опустевшем убежище, продолжала бесперебойно работать машина. Смертельная усталость и боль отошли на второй план, забытые до того мгновения, когда мозг вернет себе полный контроль.

Питт прыгнул на левую ногу Рондхейма.

— Это за Сэма Келли.

Рондхейм закричал, но захлебнулся криком. Остекленевшие серо-голубые глаза смотрели снизу на Питта.

— Убей меня, — прошептал Рондхейм.

— Даже если ты проживешь тысячу лет, — мрачно ответил Питт, — тебе все равно не расплатиться за боль и страдания, которые ты причинил. Я хотел, чтобы ты знал, каково это — чувствовать боль, когда раскалываются кости, неподвижно лежать и смотреть, как это происходит. Мне бы следовало сломать тебе позвоночник, как ты сломал его Лилли, и любоваться, как ты гниешь в инвалидном кресле. Но это лишь мечты. Тебе предстоит суд, Оскар, он будет длиться несколько недель, а то и месяцев, но нет на свете жюри, которое вышло бы из совещательной комнаты, не вынеся тебе смертного приговора. Нет, я не окажу тебе услугу, убив тебя. А вот это за Вилли Ханневелла.

Питт не улыбался, и в его темно-зеленых глазах не было удовлетворенности. Он прыгнул в четвертый, последний раз, и ужасный, хриплый, болезненный крик пронесся над палубой корабля, отразился эхом от стен павильона и медленно стих.

С ощущением опустошенности, почти печали Питт сел на крышку люка и посмотрел на истерзанную фигуру Рондхейма. Зрелище было не из приятных. Ярость нашла выход, и он, чувствуя себя опустошенным, ждал, когда легкие и сердце заработают нормально.

Он все еще сидел так, когда на палубу вбежали Киппманн и Лазард в сопровождении группы людей из службы безопасности. Они ничего не сказали, сказать было нечего — по меньшей мере в течение шестидесяти секунд, пока им не стало ясно, что сделал Питт.

Наконец Киппманн нарушил молчание.

— Грубовато вы с ним обошлись, вам не кажется?

— Это Оскар Рондхейм, — как-то неопределенно ответил Питт.

— Вы уверены?

— Я редко забываю лица, — ответил Питт. — Особенно тех, кто избивает меня до смерти.

Лазард обернулся и посмотрел на него. Губы его скривились в сухой усмешке.

— Я, кажется, сказал, что вы не в форме для рукопашной?

— Простите, что не добрался до Рондхейма до того, как он начал стрелять, — сказал Питт. — Он кого-нибудь ранил?

— Кастиля в руку, — ответил Лазард. — После того как мы уложили двух клоунов на заднем сиденье, я повернулся и увидел, как вы играете в Эррола Флинна на мостике. Я понял, что мы еще не избавились от опасности, поэтому бросился на семью впереди и сбил их на дно. То же самое произошло с нашими гостями из Южной Америки.

Киппманн улыбнулся и потер синяк на лбу.

— Они решили, что я сумасшедший, и с минуту мне приходилось туго.

— Что с Келли и «Хермит лимитед»? — спросил Питт.

— Мы, конечно, арестуем Келли и его богатых международных партнеров, но шансы, что людей с их положением осудят, ничтожны. Однако правительства, которым они причинили ущерб, постараются добиться возмещения. Негодяям придется заплатить такой штраф, что, вероятно, флот сможет построить новый авианосец.

— Небольшая цена за причиненные ими страдания, — устало сказал Питт.

— Тем не менее цена, — заметил Киппманн.

— Да… да, верно. Слава Богу, мы их остановили.

Киппманн кивнул Питту.

— Мы должны поблагодарить вас, майор Питт, за то, что вы показали всю опасность «Хермит лимитед».

Лазард неожиданно улыбнулся.

— Я хочу первым выразить благодарность за ваши действия Горация-на-мосту.[28] Если бы не вы, мы бы с Киппманном не стояли тут. — Он положил руку на плечо Питту. — Скажите-ка кое-что. Мне очень любопытно.

— Что именно?

— Как вы узнали, что пираты на мосту настоящие, а не манекены?

— Как сказал один человек, — небрежно ответил Питт, — мы сидели на мосту глаз к глазу, и я готов был поклясться, что тот парень моргнул.