Багряная летопись

4 февраля 1919 года Омск

Солнечным зимним днем по скрипящему снежку, мимо приземистых бревенчатых домиков идет подтянутый, с иголочки одетый Безбородько. Нет-нет да и косит его глаз на плечо: погон-то полковничий!.. Немного, да почти что и нет, во всей армии тридцатидвухлетних полковников… Ну что ж, — сорвалось в одном деле, пофартило в другом: такова жизнь! Бесконечное напряжение по дороге в Уфу, возня с этой маменькиной дочкой, бешеная гонка из Уфы, страшные морозные ночи, вонючие овины, скрипучие дровни, поезда, медлительные, как похоронные дроги, — всё позади! Ах, с каким жадным вниманием слушал вчера его — грязного, заросшего — Верховный! Он то ерошил в забывчивости мохнатые брови, то потирал крючковатый нос, его колючие глазки буквально ввинтились в Безбородько. Он ловил каждое слово, он вбирал его сообщения, как раскаленный песок в пустыне впитывает каждую каплю случайного дождя. А итогом: Георгиевский крест, торжественное производство в полковники («Вашего подвига, герой, не забудет благодарная Россия!..») и блестящее назначение: начальником контрразведки Центральной армии… А почему бы и нет? Мамашу Турчину он уже успел отправить сегодня утром во Владивосток («А ничего себе оказалась, вынослива не по-барски… И умная баба, расчетливая. Жаль, дочка не в нее. Институтка чувствительная. Джентльменом в отношении мадам я был до конца. Еще пригодится. А когда армия Ханжина займет Уфу, можно будет взять свое: разыскать эту жар-птицу, если она, разумеется, не улетит к тому времени в Петроград…») И уж кто, как не он, должен будет доставить беглянку в Лондон, к папе и маме, благодарным ему в высшей степени?.. Да и золотце на таком посту само потечет в руки, стоит только пощекотать какого-либо туза: «А что это за связи с большевиками были у вас, любезнейший?»

В бодром, приподнятом настроении шагал Безбородько! Отоспался, напарился в бане, надел свежее белье, новый мундир и шагает на совещание к Верховному главнокомандующему армии Колчаку.

Внимательный глаз разведчика примечает многозначительные детали: вот марширует рота сибиряков-новобранцев, солдаты румяны, упитанны, шинели добротного английского сукна, сапоги яловые, папахи теплые. «Левой! Левой!» — бодро покрикивает сбоку усатый унтер.

Ближе к центру на тротуарах много офицеров, в том числе молодых. Безбородько с удовольствием отвечает на их четкие приветствия. Немало офицеров движется под руку с девушками, веселыми, жизнерадостными. Он поморщился, встретив группу офицерской молодежи с накрашенными полупьяными девицами — это днем-то? Видно, мало заняты господа офицеры делом! Впрочем, и эта группа, примолкнув, приветствовала его, как положено приветствовать старшего офицера (почти генерала, черт возьми!).

Подходя к губернаторскому дому — резиденции Верховного главнокомандующего, он увидел перед воротами броневик, у подъезда и даже на крыше — усиленную офицерскую охрану с пулеметами. На улице вдоль ограды стояло много легковых санок, застеленных коврами, медвежьими полостями.

В кабинете Верховного, за большим столом, покрытым зеленым сукном, уже сидели иностранные советники и высшие чины колчаковской армии. Безбородько, не привлекая ничьего внимания, сел позади всех.

— Господа! — скомандовал дежурный. Все поднялись. Через боковую дверь быстро вошел Колчак и проследовал к столу. Благожелательно взглянув на присутствующих (щека его подернулась, Безбородько не понял — от тика или в улыбке), он сказал: «Садитесь, господа», сел, взял в руки большую лупу и принялся разглядывать в нее карту. Затем подозвал дежурного, негромко продиктовал ему что-то, тот четко склонил голову и вышел.

Колчак поднял озабоченный взор на присутствующих, побарабанил пальцем девой руки по столу:

— Господа! Предлагается вашему вниманию план наступательных операций против большевиков, составленный с учетом поступивших к нам совершенно секретных данных. Генерал Лебедев, прошу!

Начальник штаба с подчеркнутой готовностью взял указку, подошел к карте и оглядел зал.

По правую сторону стола сидели военные советники Антанты. Рядом с Верховным сидел сам генерал Жанен, подвижный и сухопарый, фактический хозяин Транссибирской магистрали, охрану которой несли подчиненные ему союзные войска, а стало быть, и реальный хозяин положения. Американский генерал Гревс, высоко закинув ногу на ногу, равнодушно смотрел прямо перед собой. Английский генерал Нокс, полулежа в глубоком кресле, дымил сигарой, внимательно всматриваясь в карту фронтов. Около него сидел улыбающийся английский полковник с папкой бумаг и раскрытым блокнотом в руках.

Напротив расположились генералы и высокопоставленные офицеры основных армий Колчака. Непосредственно рядом с «Верховным правителем России» восседал командующий его Центральной, Западной армией генерал Ханжин — грузный, увешанный множеством орденов. Его маленькие умные глазки недружелюбно рассматривали зарубежных генералов, избегая в то же время их взглядов.

— Общая цель нашего весеннего наступления — полный разгром коммунистических сил на Руси, — начал Лебедев. — Ближайшая задача — овладение районом Средней Волги и городами Самара, Симбирск, Казань, с разгромом здесь главных сил красных Пятой, Первой и Четвертой армий, и соединение с армиями генерала Деникина, наступающего с юга от Царицына.

Последующая задача — совместное наступление на Москву с востока и юга до полной победы и восстановления законного правительства и справедливого правопорядка в стране…

— Прощу прощения, генерал, — перебил его Колчак, — у меня есть приятный сюрприз для присутствующих. — Адмирал мельком взглянул на Безбородько. — Генерал Юденич на днях сообщил мне как Верховному главнокомандующему, — Колчак выделил свой титул усилением голоса, — что в разгар нашего наступления его войска нанесут сокрушительный удар по красному Петрограду, удар, поддержанный десятитысячной группой офицеров и юнкеров изнутри Петрограда.

Генерал Нокс, который внимательно слушал перевод, в этот момент что-то сказал переводчику, тот громко сообщил:

— Это произойдет при полной поддержке британского имперского флота.

— Благодарю вас, сэр, еще одна приятная новость, — сухо ответил Колчак. — Таким образом, наступление на Москву будет идти с востока, юга, а также, как вы теперь понимаете, и с северо-запада. Продолжайте, генерал.

«Эге, вот почему он был так ласков со мной вчера: Юденич-то подтвердил, хотя и косвенно, что признает его за Верховного, — мелькнуло у Безбородько. — Такова жизнь: везде грызутся за место под солнцем…»

— Продолжаю, — возобновил свой доклад Лебедев. — Центральная армия под командованием генерала Ханжина наносит свой главный удар в направлении Уфа — Самара — Симбирск. Вспомогательный удар с севера наносит армия генерала Гайды, а южная группа генерала Белова наносит удар в направлении Уральск — Саратов…

В это время, перебивая Лебедева, громко заговорил генерал Гревс. Переводчик-англичанин выслушал его, широко улыбнулся, показывая большие зубы, и, тщательно выговаривая слова, сказал:

— Генерал имеет задать два вопроса: рассчитывает ли адмирал, что армия Гайды встретится с экспедиционными войсками Соединенных Штатов Америки, а также войсками Великобритании, которые наступают от Архангельска, и второе: когда поточнее вы будете в Москве?

Едва он закончил, стремительно поднялся генерал Жанен и гневно заговорил. Французским языком Колчак и большинство генералов владели свободно, переводить не требовалось.

— В качестве Главнокомандующего всеми союзными силами в Сибири и как старший представитель союзных держав повторяю вам, адмирал, официальное требование: главные усилия ваших армий следует направить в юго-западном направлении для скорейшего объединения с войсками генерала Деникина.

«А ведь тут, черт возьми, совсем неприкрытая драчка, — отметил Безбородько. — Американцы тянут к северу, французы — к югу, вот тебе и «Антанта кордиаль» — сердечное согласие».

Лицо Колчака опять передернулось не то от тика, не то от улыбки. Он встал, подошел к карте, взял у Лебедева указку:

— Господа! Святое провидение помогло нам рассчитать свои силы. Армия Гайды имеет достаточно ресурсов, чтобы мы смогли своим правым крылом соединиться с американцами и англичанами у Котласа или Вологды. Генерал Ханжин, имеющий в центре пятикратное превосходство, вместе с группой генерала Белова и Оренбургской и Уральской армиями соединится где-то на участке Самара — Саратов с войсками генерала Деникина. В Москве же я рассчитываю быть в июне. Вот так. — Колчак сел.

«Вот дипломат, всем угодил», — внутренне улыбнулся Безбородько.

— Позвольте мне, ваше высокопревосходительство? — поднялся Ханжин.

— Пожалуйста, генерал. — По лицу Колчака пробежала едва уловимая гримаса раздражения, мохнатые брови колыхнулись и замерли.

«Нет, видать, не всем угодил», — смекнул Безбородько, вглядываясь в лицо Ханжина — своего непосредственного начальника.

— Господа! Действительно, моя армия первоначально имеет значительное превосходство на участке, где я нанесу главный удар. Но так будет лишь в начале. В период развития операции в действие будет втягиваться все больше сил красных, а протяженность фронта возрастет втрое. Учитывая боевую мощь формирующегося сейчас Волжского корпуса генерала Каппеля, я гарантирую полный успех на первом этапе наступления. Но в дальнейшем, господа, наличных сил Западной армии будет явно недостаточно. Поэтому я уже сейчас прошу снять с северного участка армии генерала Гайды не менее одного корпуса и придать его мне. Простите, генерал Гревс, но военные люди должны трезво учитывать обстановку: северное направление с его болотами, лесами и бездорожьем я считаю блефом. Никогда англо-американские войска не смогут взять Вологду. Давайте развивать успех на главном направлении. Еще раз настоятельно прошу принять мое предложение о создании во втором эшелоне моей армии резерва от двух до трех свежих корпусов.

Колчак внешне бесстрастно слушал Ханжина, но в голове его быстро происходили сложные расчеты. «С одной стороны, хорошо, что Ханжин выступил против американца: он прав по существу, но возражение идет не от меня. Однако, с другой стороны, надо показать союзникам, кто здесь хозяин: давно ли они прочили Жанена в Верховные?.. Новгородское вече открывать не будем».

Он мягко обратился к Лебедеву:

— Нас досадует упорство генерала Ханжина. Прошу вас разъяснить господам, как будут развиваться в дальнейшем события.

— Слушаюсь. — Лебедев, обязанный Колчаку своим стремительным возвышением, укоризненно поглядел на Ханжина. Тот ответил ему свирепым взором. — Достоверно известно, что взятие Уфы явится сигналом для массовых вооруженных восстаний крестьян, задыхающихся от продразверстки. Подготовкой восстания занимаются сейчас вполне надежные люди. Восставшие крестьяне будут организованы в отряды, под руководством опытных офицеров. В Первой, Пятой и Четвертой армиях красных тоже начнутся восстания, ряд частей перебьет своих комиссаров и с оружием в руках перейдет на нашу сторону. Эти выступления тщательно готовятся людьми, специально засланными в части и штабы красных. Таким образом, армии генерала Ханжина будет открыта широкая дорога, своего рода Невский проспект, точнее, Волжский проспект вплоть до Самары. Вот почему мы не ставим сейчас вопрос о создании у него резервных корпусов. Вы удовлетворены, генерал?

— Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, — пробурчал Ханжин.

Колчак встал, резко отодвинул кресло:

— Мне кажется, господа, вопрос ясен. Разрешите считать наш план генерального наступления принятым? В таком случае продолжим обсуждение в более приятной обстановке. Прошу всех в столовую. Шампанское уже на столе. Прошу вас, господа!