Да, снова неприятности. Не успел приехать и толком обосноваться, не успел отойти после вчерашней разборки на болоте, а тут уже местная шпана докапывается. Конечно, можно убежать. Вот только упрямство не позволяло. Чтоб эти молокососы да на боевого офицера… Эх, никак не могу с прошлым своим расстаться.
— Чего уставился? — повторил здоровый малый. — Подь сюды, говорю.
— Тебе надо, ты и подойди, — ответил я спокойно.
Ребятня заулюлюкала. Кто-то предложил навалять мне.
Белобрысый парнишка крикнул:
— Хана тебе, барчук. Бульдог тебя сейчас размажет.
— Слыш, а ты чего дерзишь-то? — здоровяк направился ко мне, за ним — остальные. Окружили и принялись наблюдать за развитием событий. — Язык длинный у тебя. Укоротить что ли? — задира придвинулся ко мне вплотную. Я был не самого низкого роста, но этот Бульдог оказался на полголовы выше меня, да и телосложением помощнее.
— Укорачивалка не выросла, — говорю.
— Для тебя хватит. А то борзеешь, гляжу. Ходишь по нашей улице, значит, и дерзишь.
— А она подписана, что ли, что ваша? — не унимался я.
— Я тебе на морде ща подпишу.
— Послушай, как тебя там, — мне надоело препираться. — Я иду никого не трогаю. А ты тут прицепились, как банный лист. Может, займётесь своим делом, а я — своим? И все счастливы останутся?
— Умный, что ли такой? Указывать будешь? Нарядился и думаешь, всё можно? — Бульдог совсем разъярился. — Зубы что ли лишние?
— Так чего хотел-то? — спрашиваю.
— Морду тебе набить. Чтоб не выёживался.
— Ну попробуй, — пожал я плечами.
Парень хотел ударить мне в лицо, но к счастью, мои наработанные годами рефлексы со сменой тела никуда не пропали. Сделав нырок, я нанёс левый боковой в голову (до которой еле достал), и отскочив в сторону, оказался у противника за спиной. Принял боевую стойку.
Мальчишки тут же разошлись в стороны и выстроились кругом вокруг нас, образовав подобие арены.
— Давай, Бульдог, наваляй барчуку! — подзадоривали они здоровяка.
А тот, будто и не почувствовал удар, развернулся и ринулся на меня, словно желая снести своей массой. Я снова ушёл с линии атаки. Техника у моего оппонента была никакая. Замахивался постоянно, открывался. Удар не поставлен. Впрочем, такой шкаф даже непоставленным ударом мог зашибить на смерть, а потому я решил пока не сближаться, сохранять дистанцию и выматывать противника. Бить же я собирался только руками, используя то, что Михаил и так уже наработал до меня.
А парень ещё пуще разозлился, но теперь бросаться на меня не стал.
— Бегай, бегай, — процедил он. — Добегаешься, ссыкло.
Он ещё раз попытался меня достать, но я, уклонившись, двинул локтем в рёбра и снова оказался вне зоны досягаемости. Здоровяк зарычал то ли от боли, то ли от ярости и опять ринулся в атаку. Тут я ему нанёс боковой в челюсть, ибо противник мой даже и не думал прикрывать подбородок. Этот удар произвёл на него более ощутимый эффект: Бульдог пошатнулся и чуть не упал. На мгновение потерял ориентацию, и я, улучив момент, провёл ему двоечку в голову, а затем мощным ударом в печень заставил согнуться. Ещё одни сильный удар по голове — и здоровяк лежит на пыльной грунтовке.
Ребята — в шоке. Стоят, молчат, переводя недоумённые взгляды то на меня, то на пытающегося подняться Бульдога.
— Ну что, кто следующий? — спросил я, обводя взглядом собравшихся. На миг показалось, что на меня сейчас ринутся всей толпой. Один парень, длинноносый с наглыми глазами навыкате, что-то сжимал в кармане жилетки. Он было хотел двинуться ко мне, но второй, рыжий веснушчатый, его остановил жестом. Другие не торопились вступаться за своего товарища. Не гопники, похоже — обычные дворовые ребята.
— Ни хрена себе! — воскликнул белобрысый шкет. — Барчук Бульдога уделал. Видали?
Двое старших помогли Бульдогу подняться, а тот отошёл в сторонку и присел на траву, приходя в себя.
— Ну ты даёшь. Где так махаться научился? — удивился рыжий малый. Он тоже был рослый, но совсем не «боевого» телосложения. Одет он был лучше остальных: чистый сюртук без заплат, кожаные туфли, новенькая кепка.
— Да так, занимался, — я поправил одежду и осмотрел разбитые костяшки пальцев. — Жить захочешь — научишься.
Когда я подошёл к Бульдогу, он даже не посмотрел на меня. Уставился угрюмо в землю.
— Если башка кружится — это сотрясение. Полежать надо пару дней, — сказал я. — А лучше — в больницу сходи на всякий случай, — потом я окинул взглядом собравшихся. — Ладно, пацаны, бывайте.
Возле рыночной площади было людно. Торговцы зазывали к лавкам, покупатели торговались. Меж рядов важно расхаживал городовой, внимательно наблюдая за народом, особенно приглядываясь к чумазой ребятне беспризорного вида, что шастала среди прохожих. Автомобиль с высоким угловатым корпусом и табличкой «паровой извозчик», установленной на крыше, поджидал на углу пассажиров. Водитель курил самокрутку, облокотившись о капот.
А мне уже начали порядком надоедать взгляды, бросаемые местными в мою сторону. Немного неловко даже себя чувствовал, словно не дорогой сюртук надел, а горшок на голову. Людей в богатой одежде на улице вообще не было, поэтому не удивительно, что я оказался тут белой вороной. А ещё местные мальчишки-попрошайки тут же слетелись ко мне, как мухи на… мёд, и начали клянчить деньги.
Отвлечённый этой суетой, я даже не заметил, как кто-то залез мне в карман. Почувствовав лёгкий толчок, я на рефлексе обернулся и едва успел схватить вора за рукав. Это оказался ребёнок — пацан совсем мелкий, лет семи-восьми. Поняв, что из моих крепких пальцев невозможно вырваться, он жалобно заскулил, что ему есть нечего, родители умерли и вообще всё плохо. В это охотно верилось, стоило только взглянуть на его тощую физиономию.
А городовой — тут как тут.
— А ну пошли вон, пока в каталажку не упёк! — рявкнул он на попрошаек, и обратился уважительно ко мне: — Всё в порядке, господин? Этот вас ограбить пытался?
— Не, — говорю. — Всё хорошо. Просто общаемся.
Что-то мне жалко стало мальчонку.
— Ну как знаете, — хмыкнул страж порядка. — Только вот зря защищаете его. Таких плетьми бить надо, чтоб неповадно было.
Он развернулся и важно пошёл прочь, поглядывая в мою сторону.
Я присел на корточки, не разжимая руку воришки.
— Послушай, приятель. Считай, я добрый сегодня. Но если ещё раз увижу, что по карманам лазишь, не отвертишься. Понял меня? — я достал пару железных рублей и вручил пареньку. — Беги отсюда.
Тот радостно закивал и, когда я разжал пальцы, рванул, только пятки засверкали. А я остался в задумчивости. И жалко, с одной стороны, а с другой стороны, понятно, что два рубля беде не помогут. Ну проживёт сегодняшний день, а дальше? Или убьют или в тюрьму упекут рано или поздно. И таких тут полно было вокруг. Какое-то неблагополучное место.
Нагнав полицейского и узнав у него, где тут магазин одежды, я направился закупаться вещами.
Небольшой магазинчик находился сразу за рынком в переулке. Когда зашёл, хозяин, виновато улыбаясь, попытался объяснить мне, что у них нет одежды для господ, но я успокоил его:
— Ну и хорошо. Как раз ищу что-нибудь попроще. Не такое… броское. Есть на меня размеры?
Вскоре я оказался облачён в коричневый сюртук из грубого сукна, такой же жилет, бесформенные штаны и драповую клетчатую кепку. Туфли тоже купил поскромнее. Взял дополнительный комплект верхней одежды, пару сорочек, а так же заплечный холщовый мешок, куда сложил свой «барский» наряд. На всё про всё потратил почти восемьдесят рублей. Конский ценник по местным меркам. Но зато теперь я полностью походил на среднестатистического горожанина… наряженного, как на праздник. Ведь чтобы приобрести совсем аутентичный вид, следовало поносить эту одежду лет пять и пару раз разодрать колени и локти.
Тут же я разузнал про книжный магазин. Продавец услужливо объяснил, как туда добраться.
Нужную улицу и сам магазин я нашёл без труда: центр города был довольно компактным — не заблудишься. Вот только книг продавалось мало, да и то, в основном, беллетристика: полки оказались заставлены женскими любовными романами и детективами в мягких обложках. А когда я попросил что-то по истории страны, продавец долго чесал затылок, а потом достал с бокового стеллажа увесистый том и положил на прилавок. «История государства Российского и великих родов» — гласило название. Обложка блестела посеребренными вензелями и выглядела весьма внушительно. Стоила книга аж целых пять рублей, тогда как беллетристика — копеек по тридцать-сорок. Но я без сожаления расстался с ещё одной банкнотой: что-то подобное я и искал, где всё и сразу.
Обрадованный столь удачным приобретением, я отправился домой, намереваясь следующие пару дней посвятить изучению истории. Заодно прокатился на местном паровом автобусе, чтобы пешком не идти. Он был медленны и дымил, как паровоз, да и в облике что-то похожее имелось: короткий круглый котёл спереди, труба — паровоз на колёсах, одним словом. Остановку, правда, свою я пропустил, вышел недалеко от металлургического завода. Вблизи он производил ещё более жуткое впечатление, особенно своими огромными доменными печами. Кварталы вокруг были застроены длинными дощатыми домами, напоминающими с виду лагерными бараки.
Когда я подходил к своей улице, снова встретил ребят из тех, с кем утром имел удовольствие пообщаться. Это были трое: рыжий хорошо одетый парень, белобрысый шкет и длинноносый.
— О, барчук! — воскликнул рыжий, увидев меня. — И не узнать теперь. Чего это ты переоделся?
— Да так, кулаков не хватает отбиваться, — ответил я.
Пацаны рассмеялись. Теперь они больше не пытались меня задирать. Зауважали.
— А ты здешний что ли? — спросил длинноносый. — Чего тебя не видели раньше?
— Теперь здешний. Только вчера приехал. К родственнику, — я в двух словах поведал свою вымышленную историю.
— Сын купца, значит, — хмыкнул рыжий. — Эк тебя занесло. А ещё оделся, как боярин настоящий. Тяжело тут тебе придётся. Считай, дно самое. Работы нет. Народ выживает, как может. Ты бы в Нижний поехал или в столицу. Там образованные нужны. А тут — нет. Тут одни сталевары. Ты ж образованный, поди?
— Есть немного. Хотя, как посмотреть. А вы то, пацаны, сами чем занимаетесь? Работаете, учитесь?
— С луны свалился? — усмехнулся длинноносый. — Учатся — малышня, да богачи. Мы на кого похожи?
— Работаем. Дело своё имеется, — сказал рыжий уклончиво. — А ты где поселился-то?
Я объяснил.
— А, дядя Коля, бригадир. Знаю. Мой отец с ним знается, — сказал рыжий.
Мы ещё немного поболтали о том, о сём, познакомились. Рыжего парня звали Степаном, но друзья его звали просто — Рыжий. Длинноносого звали Петькой Медяком, а тощего белобрысого пацана — Пронырой. Справился я и о Бульдоге, как у того самочувствие.
— А что с ним сделается? — пожал плечами Рыжий. — Оклемается. Как будто первый раз получает. Но удар у тебя хороший. Сможешь на боях заработать — отвечаю.
Напоследок я поинтересовался, что за дело у ребят, но снова получил уклончивый ответ:
— Так, торгуем помаленьку, — глядя куда-то в сторону ответил Рыжий.
Я не стал досаждать расспросами. Видимо, не доверяли мне пока или чем-то незаконным промышляли. Попрощавшись с пацанами, я поспешил домой, чтобы разузнать, наконец, о мире, в котором волей судьбы очутился.
***
Стоял тёплый летний вечер. Солнце медленно закатывалось за зелёную дубраву, тонущую в густом сумраке. Тени деревьев почти дотянулись до пруда, который в эту безветренную погоду застыл неподвижным зеркалом, отражая беззаботную лазурь неба.
Боярыня Елена Филипповна Барятинская в девичестве Птахина сидела на скамейке у пруда. На её молодом вопреки возрасту лице, на котором едва начали прорезаться первые морщины, затаилась тревога. Боярыня то всматривалась вдаль, то оглядывалась по сторонам, словно ожидая кого-то или опасалась слежки. Но вокруг — никого. Даже слуг не было. В эту отдалённую часть усадьбы редко кто забредал.
Когда на тропинке, ведущей со стороны дубравы, показалась человеческая фигура, Елена Филипповна напряжённо уставилась на неё. К скамейке шла высокая девушка, одетая в мужском стиле: брюки, короткий, облегающий сюртук бежевого цвета, небольшая шляпка, сдвинутая на бок.
— Катрин! — Елена Филипповна аж вскочила, когда девушка подошла к скамье. — Почему ты задержалась? Не представляешь, как я извелась вся. Нельзя же так заставлять ждать! Как всё прошло? Ты успела?
Голос боярыни звучал властно, но, в то же время, как-то мягко. Елена Филипповна славилась своей добросердечностью, и даже муж её, Фёдор Ярославович, не разрешал ей слишком много времени проводить с сыновьями, дабы не разбаловала парней. Только со средним, Михаилом, она могла видеться, сколько душе угодно. О том, что Михаил будет изгнан из рода, стало известно уже давно, а потому характер и судьба мальчика отца не волновали.
Катрин сняла шляпку и поклонилась в пояс в знак приветствия.
— Прошу прощения, госпожа, — сказала она. — Я только из Арзамаса, дорога неблизкая. Как приехала, так к вам сразу побежала. Новости хорошие: Михаил в безопасности. Доставлен, куда велено.
— Садись, рассказывай, — велела Елена Филипповна, снова усаживаясь на скамейку.
Катрин устроилась рядом на приличествующем расстоянии и вкратце, не вдаваясь в излишние детали, которые могли обеспокоить боярыню, рассказала о случившемся.
— Ну слава Богу, — вздохнула Елена Филипповна. — Катрин, ты оказала нам неоценимую услугу. Знаю, это было опасно, а потому твоя храбрость достойна награды. Я не останусь в долгу.
— Я служу роду, госпожа, — склонила голову девушка.
— Как ты думаешь, Катрин… — боярыня слегка замялась. — Как думаешь, каково Мише там будет? Ты уверена, что он в безопасности? Арзамас совсем близко. Если старик начнёт искать… Почему отец не отправил его на Урал?
— Не могу знать, госпожа. Полагаю, Михаил в безопасности. Но придётся ему тяжело в жизни, он совсем не приспособлен к тому миру. Впрочем…
— Что? Не томи.
— При последнем нашем разговоре мне показалось, что он сильно изменился. Повзрослел что ли. Я просто не узнала его. Словно другим человеком стал. Никогда не видела, чтобы люди так менялись за столь короткое время. И ещё. Когда мы отбивались от похитителей… — Катрин остановилась. — В общем, есть подозрения, что он — энергетик.
Боярыня изменилась в лице. В глазах мелькнул страх.
— Что? Нет, такое не возможно… Его отец… Э… Ты уверена? — тихо проговорила она.
— Я не уверена, госпожа, но есть некоторые основания так считать. Кроме того, должна вас уведомить: батюшка ваш полагает, что вам тоже грозит опасность. Вам следует бежать.
Боярыня презрительно фыркнула:
— Бежать? Вот ещё чего удумал. Никуда я не побегу. И никакой опасности мне не грозит — вздор! Этот старый осёл не посмеет причинить мне вред. Уж я-то его знаю, как облупленного. Так и передай батюшке. Пусть не беспокоится. Лучше бы о внуке побеспокоился, чтоб ему условия нормальные обеспечить, а то загнал в какую-то дыру почти без средств к существованию. Где ему там работать? Вместе с черню всякой на заводе надрываться, чтоб помереть в сорок или калекой стать?
— Я передам, — Катрин встала, поклонилась. — Будут ещё поручения?
— Послушай, Катя, — боярыня умоляюще поглядела на девушку. — Не могла бы ты приглядеть за ним? Мало ли… Мальчик же совсем один, в незнакомом городе, среди всех этих невежественных простолюдинов. Неспокойно на сердце у меня. Ох, неспокойно. А о том, что у Миши могут быть способности, никому не говори. Даже батюшке. Чтоб это строго между нами осталось. Ясно?
— Не скажу. Но первую вашу просьбу я обязана передать Филиппу Андреевичу. И действовать буду так, как повелит боярин. Сами знаете.
— Передай, что я настаиваю. А впрочем, забудь. Сама скажу. Ну всё, иди. А то голова что-то разболелась от всей этой кутерьмы…