Барчук

Часть II. Серьёзные дела. Глава 8

Был дождливый летний вечер. Я вместе с Николаем и его семьёй ужинал после очередной смены. Всё тело болело уже третью неделю подряд. Тренировки и изнурительный физический труд давали о себе знать.

Сегодня Николай был особенно угрюм. И причина на то имелась веская.

— Уже второй раз за год хлеб дорожает, — ворчал он, — а жалование поднимать не хотят. Что-то слух пошёл нехороший: в этом месяце опять выплаты могут задержать.

— Ох, как же задрали, — вздохнула Ольга.

— И не говори, ну вот что это? И выходные до конца года отменили. На Успение даже не отпустят.

— Да совсем обнаглели, — поддакнула супруга.

— Заказы сейчас пошли. Военные все. Гусеницы для танков, пушки. В пятом цехе бронелисты льют. Готовятся к чему-то. Их дело, конечно, но и жалование поднять надобно. А то словно крепостные горбатимся.

— И жалование, и выходные нужны, — поддержал я разговор. — Что-то у вас тут совсем дико.

— А где по-другому? — буркнул Николай. — Я вот не слышал, чтоб где-то иначе было. На государевых заводах, разве что. Но они далеко.

— Надо делать что-то, — пожал я плечами. — Бастовать пробовали? Требовали?

— Деловой больно, смотрю, — хмыкнул Николай. — Бастовать. Но есть правда в твоих словах. Мы с мужиками думаем с челобитной пойти в этом месяце, чтоб жалование чутка хоть прибавили. А то совсем не продохнуть. Аренда растёт вон, хлеб дорожает.

— Что? — нахмурилась Ольга. — Опять? Может, не надо? Как прошлый раз закончится ведь.

— Посмотрим, — Николай насупился и, уставившись в тарелку, принялся с жадностью поглощать варёную картошку.

— Смотрите там осторожнее, — не унималась супруга. — Сходка-то уже была? А ну как уволят?

— Нет ещё. Завтра или послезавтра, — нехотя ответил Николай, не прекращая есть.

— Ты смотри там… Опять же бить будут!

— А что за сходка? — влез я в разговор. — И кто кого бить будет? За что?

— Ой, ты Миха, только не лезь, — отмахнулся Николай. — Дела это серьёзные. Ты новенький. Если начальство прознает, что на сходку пошёл, выгонит и жалование не выдаст. Так что сиди уж.

— Кто бить будет? — добавила Ольга. — Да бандиты, кто же ещё? Как мужики с челобитной идут к руководству, так их потом на улице ловят и мутузят до полусмерти. Вон, в прошлом году ходили, Тихона из соседнего дома, порешили. Так отдубасили…

— Всё, — гаркнул Николай, стукнув кулаком по столу. — Хорош трепаться. Никто никого не побьёт. И уволить — не уволят. Думаешь, много специалистов-литейщиков в городе? Раз-два и обчёлся.

Ольга умолкла, хотя по лицу было видно, что думы её гложут тяжёлые.

Поужинав, я поблагодарил хозяйку, и уже хотел идти на боковую, но тут в дверь кто-то забарабанил.

— Кто там? — рявкнул дядя Коля, поднимаясь с места.

— Дядь Коль, а Мишка дома? — зазвучал ребячий встревоженный голос. Это был Проныра.

— Сейчас! — я поднялся и открыл дверь.

— Барчук, идём скорее, — парнишка был запыхавшимся и мокрым от дождя. — Там твой зал разнесли, Бульдога и Медяка побили. Пойдём скорее!

— Кто? — удивился я, но Проныра только и твердил: пойдём, да пойдём.

Я накинул кепку и сюртук, ещё не просохшие после пути с работы, и вышел под дождь. Был вечер, сгущались сумерки. На нашей улице горели три фонаря. По размокшей грунтовке в клубах пара пронеслась старая легковушка, ослепив нас ацетиленовыми фарам.

Мы быстро добежали до заброшенной больничной территории. Но даже за эти несколько минут я успел промокнуть до нитки.

В подвале меня уже ждали Рыжий и ещё несколько ребят. Бульдог и Медяк сидели на матах, утирая кровь из носа, лица опухли от побоев. Не менее плачевную картину представлял и сам спортзал: маты, мешки и остальной инвентарь были порезаны и распотрошены.

— Люди Кулака приходили, — объяснил Рыжий. — Всё сломали, как видишь. Парни говорят, их Сапог привёл. Ну, помнишь, которого ты три недели назад избил?

— Стуканул, гнида, — сплюнул Медяк.

— Сапога-то помню, — сказал я, осматривая уничтоженное имущество. — А вот про Кулака слышу первый раз.

— Он в городе пару спортзалов держит.

— А от меня-то ему что понадобилось?

— Его люди сказали, — проворчал Бульдог, поднимаясь с порезанного мата, — что ты на его территорию влез без разрешения. Сказали, если ещё раз увидят, руки и ноги нам переломает, а тебя шею открутят. Нельзя без его ведома в городе такие заведения открывать.

— Вот же ж паскуда! — я стиснул зубы от злости. — И Сапог этот — гандон малолетний. Отомстить решил, значит… Ох поймал бы я его…

— Да, сволочь, — согласился Рыжий. — Натравил гад. А так ведь всё хорошо начиналось. Но с Кулаком шутки плохи.

— Да пошёл он! — горячился я. — Кто он такой-то? Какая разница, что он держит? За беспредел ответить должен.

Пацаны рассмеялись:

— Ты совсем головой тронулся? — сказал Рыжий. — Жить надоело? Это не какой-нибудь хрен с горы, это один из приближённых Капитана. Понимаешь, что это значит? Пойти к нему следует, верно. Только не сейчас, а попозже. Извиниться и принять условия, если дальше хотим этим заниматься.

— Значит, бандитам долю отстёгивать?

Рыжий развёл руками:

— И что? Все так живут.

Я остыл, перевёл дух. Меня сильно расстроило, и что столько денег — коту под хвост, и что я лишился дохода, пусть и мизерного, а заодно — и зала для тренировок. Но с другой стороны, понимал: Рыжий прав. Нарушил я местные законы, против понятий чьих-то пошёл — вот и получил.

Я сунул Бульдогу и Медяку по червонцу в качестве компенсации и пошёл домой.

Возвращался под дождём в темноте. Настроение было паршивое. Вот так и рухнули планы. Неужели теперь на заводе зависнуть придётся? Или дальше дело своё проталкивать? А что тогда? На поклон к этому… Кулаку идти? Тоже не хотелось. И не хотелось с рук ему спускать произвол. Мстить? Правды искать? С системой бороться?

Воевать с бандой — глупое занятие, особенно в одиночку, особенно, если эта банда всем городом заправляет и под местной знатью ходит. Один в поля не воин. Нужна организация. Это я понимал. Даже мои способности вряд ли помогут. Ну прикончил бы одного, двух, а дальше? Но и смириться с подобным раскладом не мог. Гордость взыграла. Надо было что-то придумать. Обязательно надо.

— Что стряслось? — встретил меня Николай, когда я пришёл домой. Дети ушли спать, а он с женой сидел на кухне. Видимо, о чём-то разговаривали.

— Так, пустяки, — отмахнулся я.

— А по лицу твоему и не скажешь. Словно с похорон пришёл.

— Да что рассказывать. Бандиты на мой спортзал наехали. Всё покромсали… В общем, ничего интересного.

— Ох, опять неладно, — всплеснула руками Ольга. — Скажи спасибо, самого не порезали. Говорила, не связывайся! Не доведёт тебя твоя компания до добра.

Я возражать не стал, но Николай принял мою сторону.

— Помолчала бы лучше, — упрекнул он супругу. — Парень вон трудится не покладая рук, правильным делом занимается. А эти — тьфу! Шваль уголовная. Только палки в колёса ставят. Управы на них нет. Весь город под себя подмяли.

Николай давно был в курсе моих дел и положительно относился к инициативе открыть зал, а потому он тоже расстроился.

— Посмотрим, — сказал я себе под нос. — Может, однажды и найдётся.

Пожелав семейству спокойной ночи, я отправился спать.

Уснуть не мог долго. Планы мести в голове крутились. Вот только все они оказывались какими-то глупыми и неосуществимыми. Да и вообще, прежде чем войной идти на кого-то, надо вначале понять, кто твой противник и какими силами обладает, а я ни рожна сейчас не понимал.

Проворочался несколько часов, но кое-как всё же уснул. Спал мало, на работу пошёл мрачный, невыспавшийся. Так полдня и работал. И всё думал, думал… Даже мысли приходили: а может, плюнуть уехать к чёртовой матери. Городов много. Может, где и получше жизнь.

А во время обеда к нам, формовщикам, прибежал молодой литейщик и сообщил, что в цехе будет сходка. Бригадир наш пошёл и ещё четверо, кто дольше всех на заводе работал, в том числе и мой приятель — Витька Соловей. Мне тоже стало интересно посетить собрание, но меня принялись отговаривать и пугать, что если начальство узнает, то выгонит, не заплатив (ага, слышали уже).

— А откуда узнает? — сказал я. — Бог не выдаст, свинья не съест, так ведь?

Николай тоже нахмурился, когда увидел меня на сходке, но я успокоил его:

— Слушай, дядь Коль, я и так, честно сказать, увольняться собирался. Мне терять нечего.

— Ладно, хозяин-барин, — согласился Николай. — Не жалуйся только потом, если чего не так пойдёт.

Собрались. Несколько бригадиров, пара десятков рабочих с большим стажем, трое пожилых мастеров… и я. Я решил не лезть в обсуждение. Стоял в сторонке, слушал.

Узнал я, что сегодня руководство сообщило о задержке жалования на две недели. Всех это опечалило. Да и подорожание хлеба тоже беспокоило людей. Мужики принялись возмущаться и негодовать. Особенно активно выступал лысый двухметровый бугай с чёрной бородой.

Но как бы ни возмущались рабочие текущим положением дел, ни одного гневного слово в сторону местного дворянина, который заводом владел, я не услышал. В основном, поносили управленцев, якобы они виноваты во всех бедах.

Говорили недолго, коротко, по существу. Никто не хотел перерыв затягивать дольше обычного. Сошлись на том, что надо идти к начальству, челом бить и просить повышения жалования.

— Правильно всё, требовать надо, — говорил лысый бугай. — Нас праздников законных лишаю. Так не пойдёт. А ещё два ковша заменить надо. Старые уже. Прогорят ненароком — что тогда? Требовать — и точка. А ежели приказчик не послушает, так мы к самому Загорскому пойдём. Он-то уж точно рассудит по справедливость. Так ведь, мужики?

— Всё так, Антоха! — одобрительно загудели рабочие. — Рассудит.

На том и порешили. Назавтра условились отправиться в заводоуправление, подать прошение, объяснив заводскому руководству ситуацию. Бить челом (иными словами, просить у господ) тут оказалось что-то вроде старого обычая. Начальство это не очень любило, но и запрещать — не запрещало. Традиция, как-никак. Пойти должны были Ерофей, Антоха, Николай и пара мастеров.

После работы, когда мы с Николаем шли домой, я сказал:

— Тоже с вами пойду к начальству. Интересно глянуть, как всё получится.

— Исключено, — отрезал Николай. — Ты не пойдёшь. Молодой ещё. Да и не нужна нам толпа народу, а то и слушать не станут — сразу выгонят.

— А вас послушают? Скажи, дядь, Коль, вот ты как считаешь, в управлении примут удовлетворят ваши просьбы? Было такое?

— Честно сказать тебе, Миша? — Николай как-то грустно посмотрел на меня. — Редко и по мелочи. Один раз только, пять лет назад, барин нам послабления дал, воскресенья выходными сделал. Тогда весь завод на стачку поднялся. Но многих арестовали. А больше не было. Вот и сейчас не уверен, что получится, но делать что-то надо, не сидеть же сложа руки, так ведь?

— Согласен. А почему вам сразу к дворянину не пойти, который заводом владеет? Ему прошение и предоставьте напрямую.

— Эх, кабы так просто всё было…

Долго шли молча. По пути Николай купил газету. Он каждый день покупал свежую газету, желая быть в курсе событий. Когда подходили к дому, он заговорил снова: — Знаешь, что я тебе скажу, Миша. Только ты никому, ясно? Ты парень, вроде как смышлёный, должен понимать.

— Не скажу, обещаю.

— Так вот. То, что мужики говорят, якобы Загорскому челобитную подать — это чушь. Хрен редьки не слаще. Все они — одна кодла, все друг друга покрывают. И милости от дворянина или боярина ждать — всё равно, что ждать снег летом. Нынешний хозяин наш — человек праздный, в этой дыре торчать не любит, всё по столицам разъезжает. Вот и сейчас его нет в городе. А если бы был, то чёрта лысого мужики решились бы бучу поднимать. Догоняешь?

— Кажется, догоняю. Загорский не одобряет ваши челобитные?

— Именно. Они ему, как заноза в заднице. Верят мужики, что якобы барин вмешается, да поможет. Верить-то надо во что-то? Вот только на деле всё сложнее. Но ты не болтай об этом. За такие разговоры нас с тобой и в тюрягу упечь могут.

Я кивнул.

— Слушай, — продолжал Николай, — а ты что, всерьёз увольняться намерился? Чем заниматься хочешь?

— А что меня тут держит? — я пожал плечами. — Работа — так себе, деньги — никакие. Может, попробую с местными авторитетами договориться, зал снова открою, а может, и вообще уеду из города, — увидев озадаченный взгляд дяди Коли, я добавил. — Да ты не переживай. Деньги за комнату обратно не потребую. Но я ещё не решил насчёт переезда. После вчерашнего происшествия о другом думаю. Не даёт оно мне покоя. Не хочу так всё оставлять.

— Ох, Мишка, — погрозил мне Николай. — Ты умный малый, но есть в тебе какая-то непоседливость, опрометчивость что ли… А терпения нет: всё побыстрее, да поскорее. И гордый шибко. Вот смотрю иногда на тебя, и кажется, что ты какой-то другой человек, не такой, как все мы. Будто не отсюда что ли… Да, знаю, ты в купеческой семье вырос. Оттого и отличаешься. Но будь аккуратнее: гордость твоя и непоседливость к беде могут привести.

В это время мы уже зашли в подъезд и поднимались на второй этаж.

— Прав ты, дядь Коль, — согласился я и мысленно улыбнулся: «знал бы, откуда я». — Сам понимаю. Но мы поглядим, что получится. Не зря же я… угодил сюда.

После ужина почитал газету, которую купил Николай. Новости, как всегда, поступали тревожные. Последние несколько дней главные полосы кричали о том, что Российская Империя ввела регулярные войска на территорию Литовского королевства якобы для защиты православного населения от притеснения католиков. А сегодня напечатали, что произошло ещё одно столкновение с западной империей (так называли Священную Римскую). Но великие роды — бояре и герцоги — пока в конфликт не вступали, выжидали чего-то. Простой же народ волновался. Одни поговаривали, что западный император этим летом на нас войной пойдёт, другие уверяли, что следующей весной, ибо уже июль, через пру месяцев осень наступит, а кто ж осенью воюет? А как оно на самом деле получится и насколько всех затронет — никто не знал. Если война сведётся к стычкам между знатью с их магией, как в старые времена, то для простого народа вряд ли что-то изменится, а вот если техника в ход пойдёт, это повлечёт за собой много нехороших последствий.

Закончив читать, я снова долго лежал и думал, как дальше жить и как с местными авторитетами разбираться. И начал у меня в голове зреть план…

Следующий день был самым обычным. Несколько человек сходило к руководству подавать прошение, но чем всё закончилось, я узнал только вечером, после смены.

Я шёл к проходной вместе с Николаем и группой литейщиков. Мужики обсуждали прошедшее мероприятие. Лысый бугай Антоха ругал начальство на чём свет стоит. Остальные ему поддакивали. По разговорам было понятно, что приказчик прошению не внял. Речь зашла даже о том, чтобы другие цеха подговорить на стачку.

— Так значит, не получилось? — спросил я у Николая.

— Нет, Миша, не судьба. Как о зарплате начальники наши услышали, так и выгнали, уволить грозились. Ну, всё, как обычно. Уж не знаю теперь, как быть. Народ-то на заводе недоволен. И во что это недовольство выльется… — он махнул рукой. — В общем, не бери в голову. Не твои заботы. Ты только вот что. Не ходи с нами несколько дней. Лучше отдельно иди. Подожди немного, а потом иди.

— Это почему это?

— Да видишь ли. Неприятности могут случиться.

— Да плевать я хотел.

— А вот и зря. Говорю, не ходи с нами. Неужто шкурой не дорожишь собственной?

— Не-а. Я просто не имею привычки своих бросать. И не убегаю от малейшего шороха. Думаешь, бить нас будут? Пусть попробуют.

Николай только покачал головой.

Вышли из проходной. Мы с Николаем, Антохой и ещё десятком рабочих свернули в сторону дома. Не успели отойти, как нас обогнали грузовик и легковушка и остановились перед нами. Из машин выскочили человек двадцать парней с дубинками и железными прутами.

— Вот тот здоровый нужен, — крикнул один, указывая на Антоху. — Лупите их всех.