Басаврюк ХХ

17 Рассказ профессора

16 июня. Профессор очень обеспокоен. Ему кажется, что за ним следят, и это связано с его исследованием. Я рассказал ему о последних событиях в нашем имении и «Чернецком лесу». Курц заявил, что это вполне укладывается в его выводы. Наконец он познакомил меня с главными исследованиями своей пятидесятилетней труда. Передаю его удивительную рассказ почти дословно:

«Когда мне было двадцать лет, я был уверен, что знаю все. Фундаментальный уровень преподавания истории, филологии и философии франкфуртской в классической гимназии, а затем в берлинском университете, где мне посчастливилось слушать лекции самого Риккерта, создали иллюзию того, что в нашей науке для меня непонятного не осталось. Хроники династий и государств, действия героев и политиков были величественные, мужественные и логические. После Венского конгресса Европа забыла, что такое настоящие потрясения, тем более, что и Наполеон придерживался определенных правил, которые наша цивилизация приняла для придания оттенка в силу войнам и завоеванием. Мое столетия заканчивается — оно было приличным, стабильным, романтическим и самоуверенным. Оно создало иллюзию всемогущества человеческого разума и благородства человеческой природы. Боюсь, что следующий век развеет это притворство.

Чем больше я уходил в постижения и ощущения истории, тем более с отчаянием понимал, что я был таким же, как мое столетия, — захваченным оптимистичным идеалистом, который, впрочем, не видел ничего, кроме собственного самозахват. Постепенно, с вступлением в определенной мудрости и знаний, прошедшие столетия и эпохи вспыхнули передо мной таким всемирным ужасом, что я оказался на грани безумия. Почему провидение дало мне возможность почувствовать историю, оказаться в ней, ужаснуться нее и не сойти с ума? Я начал труд. Я интуитивно шел по этих темных веках — передо мной проходили религиозные резни во имя высшего блага, уничтожение народов ради их блага, пытки, казни и страдания. Варварские орды разрушали цветущие цивилизации, пылали библиотеки, и носители знаний погибали от рук палачей, народы, которые считали себя культурными и просвіченими, распадались на непримиримые партии и с наслаждением уничтожали сами себя в братоубийственных войнах. Я обходил исследования завоевательных войн — в целом их можно было объяснить, — я остановился на найжахливішому — революциях и внутренних гражданских войнах — на природе явления, которое я назвал мировым ужасом.

Я погрузился в невыносимую боль распада народа, семьи, человека, привычных правил, законов и табу.

Я понимал, чтобы открыть эту тайну сатаны, необходимо знать все, — я и мои многочисленные ассистенты собирали и анализировали данные о все, что сопровождало эти периоды всеобщего распада, или мирового ужаса. Данные об обороте звезд и планет, о зловещие легенды и пророчества, обычаи и традиции самознищених народов, ереси и учение, статистические данные о центры распространения революционного или фанатичного безумие, хроники и народные песни, геологические и археологические находки, рукописи, рунические надписи, древние пророчества и откровения — все они заставляли меня долгими десятилетиями искать в них истины, прозрение или безумие. Боюсь, что я нашел там все — истину, прозрения и безумие. Мои ассистенты не выдерживали. Они сходили с ума во время экспедиций, пьянствовали, заканчивали жизнь самоубийством, становились религиозными фанатиками или просто убегали от работы, о которой ходили дикие слухи. Я был фанатиком своей идеи, я основал новую религию научного исследования, я стал состязаться с дьяволом… а может, с Богом.

Мой метод был прост — я искал общие закономерности в міжусібних трагедиях, которые разыгрывались в мировой истории на протяжении тысячелетий, начиная от мятежей черни в древнем Єгипті, через гражданские и религиозные войны в Риме, «темные века», костры инквизиции, Большую европейскую резню от Реформации до Тридцатилетней войны (эти сто лет стали первой общеевропейской попыткой Апокалипсиса), революцию в Англии, которая так и не смогла избавиться британской респектабельности, и революцию во Франции, в которой уже ясно проступили очертания Зверя. Я искал закономерностей, жуткой общей логики, — в именах, событиях, ландшафтах и идеологиях.

И вот следствие этого труда. Следствие анализа десятков тысяч данных и почти мистического прозрения,» — профессор Курц протянул мне огромный по объему рукопись. Его глаза горели, как у пророка, и были сумасшедшими одновременно. — «Сейчас я не могу тебе его дать. Это обречет тебя на гибель, хотя ты и так обречен… Как все в этом столетии. Но я понял, — нет, не природу ужаса, но механизм его действия. Слушай внимательно и поверь мне… Зло, которое творят люди, не исчезает — оно становится энергией, такой, как все другие виды энергии, оно сохраняется там, где было создано, и может регенерироваться. Кто осуществляет эту регенерацию: возможно, тайные организации, которые поклоняются злу, и о которых, несмотря на всю огромное количество литературы, мы ничего не знаем, религиозные апокалиптические секты, и не только секты, обладатели враждующих стран, народы, которые считают себя богообраними… Это не так важно — они могут выступать под разными именами, — важно и ужасно то, что они могут не просто регенерировать и усиливать зло, они научились модифицировать его в разных видах, достигая своей цели. Вероятно, что это умение совершенствовалось одновременно с развитием человечества и распространением цивилизации.

Я изобрел примерный механизм этой регенерации: на местах, где творилось зло, строились сооружения, и не обязательно подземные (я условно назвал их Храмами Ужаса) в которых усиливалось и излучалось зло. И тогда начинали происходили ужас нашей истории. Они совпадали с определенными закономерностями расположение небесных светил и особенностями разломов земной коры в тех местах. Мне пришлось побывать на руинах многих Храмов Ужаса. Я заносил на карту ареал их местообитаний и видел, как от столетия к столетию они расширялись, приближаясь к Всемирного Апокалипсиса. XX столетия становится временем, когда этот круг замыкается и человечество окажется в эпицентре вспышки мирового ужаса. И отсчет уже начался».

Я не выдержал и закричал:

— Но для чего вы исследовали это!? Чтобы на научном уровне доказать непобедимости зла!? Посеять в человеческих сердцах уныние и безысходность!?

Профессор устало поднял на меня глаза. Только сейчас я заметил, насколько он усталый и старый.

— Хотел найти путь борьбы с Ужасом истории.

Я с надеждой смотрел на него. После долгой паузы профессор Курц тихо сказал:

— Да, я нашел этот путь, но я не могу тебе сказать. Ты не готов воспользоваться им…

17 июня. Я возвращаюсь домой. Колоссальное разочарование и опустошение подавляют меня. На вокзал, за десять минут до отъезда поезда, пришел профессор. Мне до слез больно за него. Он остается один на один с мировым злом. Мы сдержанно попрощались. Нам обоим неудобно. Я покидаю Берлин. Боюсь, что навсегда.