Басаврюк ХХ

2

Поезд до Вены отходил поздно вечером. Собрав вещи, отец Василий грустно посмотрел на потемневшую от времени икону. На ней одинокий всадник вел свою вечную войну с крылатым змеем. Эту икону отец Василий всегда возил с собой…

В тот день деникинцы методично выдавливали артиллерийскими залпами их полк из небольшого надднепрянского села. Две полковые пушки были разнесены вдребезги после первых минут канонады. Из деревни бежали, падая под огнем, крестьяне. Казаки втискивались в землю, прятались за наименьшими деревьями. Для них село означало единственная защита. Вокруг сыновей безграничный степь. Полковник Доценко понимал — вывести полк из села означало обречь его на смерть под картечью и копытами кавалерии на открытой местности. Посреди села возвышалась старинная, построенная еще запорожскими братиками, церковь. Вечером отец служил там, вдыхаючи неповторимые ароматы старого дерева, пропитанного за столетия ладаном и солнцем. Неожиданный ночное нападение белых разрушил его надежды на заутреню. Теперь он лежал за домом и с болью следил за новыми и новыми взрывами, которые росли огромными серыми кустами вокруг церкви. Но командующий вражеской артиллерией тоже боялся попасть в церковь. Наконец обстрел прекратился. До окраин приближались атакующие расстрельные. Казаки быстро окапывались. Старшины сорванными голосами руководили приготовлениями. Отец Василий облегченно взглянул на уцелевшую церковь и пошел к раненых. Вдруг он столкнулся с двумя знакомыми казаками, Гордиенко и Барабашом, которые бежали к церкви, волоча за собой пулемет. Цепенея, он увидел, как они быстро исчезли в ее стенах, а через минуту тупой ствол «Максима» высунулся из колокольни. Отец бросился к полковнику. Тот через бинокль внимательно рассматривал передовую, быстро бросая приказы вестовым. Отец Василий закричал, что нельзя ставить пулемет на колокольню, что тогда она превратится в мишень для артиллерии. Полковник оторвал от бинокля обветренное степным ветром и кавалерийскими атаками лицо. Его слова были короткими и жесткими:

— Не будет нас, не будет и церквей, пан отче, идите к раненых!

К построенного скорую руку в саду лазарета доносились звуки боя. Отец Василий исповедовал умирающих. Он пытался сосредоточиться, но его ухо невольно вылавливало среди шума боя сухой треск пулеметных очередей с колокольни. Белые халаты врачей быстро намокали кровью. Иногда к саду пули залетали, срезая вишневые ветки, густо усыпанные цветами цветом.

Земля содрогнулась от артиллерийского залпа. Отец Василий выскочил из сада и застыл, — сквозь густой дым горящих крыш он увидел очертания церкви и вспышки пулеметного огня. Вдруг вокруг церкви раздался грохот и вырос клубный вихрь. Ему показалось, что церковь медленно поднимается к небу. Нечто оглушило священника, и он упал.

Их спасла кавалерийская бригада Черных Запорожцев, которые возвращались со удачного рейда. В степи еще бушевал бой уже казаки, готовы только умереть, бежали в контратаку за победой, а отец Василий, шатаясь, брел к месту, где стояла церковь. Майдан был глубоко перепахан рытвинами от взрывов. Неожиданно среди обломков он увидел икону. На ней, обожженной взрывом и пробитой стальным сколком, проступал на коне Святой Юрий. Отец Василий долго стоял, рассматривая икону, потом машинально поднял глаза к небу. Оно было затянуто дымом, и только порой синело…

С того времени икона отец Василий всегда носил с собой. Он зевнул, положил завернутую икону в чемоданы и посмотрел в окошко на мирные подебрадской улице — надо было отправляться.