Байкало-Амурская магистраль

На дрезине и вездеходе сквозь тайгу

Охота и звероводство — самые распространенные промыслы в Сибири, причем с древнейших времен. Как уехать отсюда, не поговорив хотя бы с одним из охотников или звероводов? Чтобы составить себе более четкое представление об этом роде деятельности, мы побывали в совхозе «Золотинка», расположенном в 60 километрах от Нерюнгри. По масштабам Сибири 60 километров — не расстояние. Это все равно, что для нас в Румынии побывать в соседней деревне. На самом же деле двигаясь на север через болота, холмы и долины, мы вынуждены были сменить несколько видов транспорта и преодолеть несколько препятствий, которые отняли у нас много времени.

Но прежде всего, думаю, было бы полезным сказать несколько слов о том районе, который нам предстояло пересечь. До Октябрьской революции сюда приходили и уходили, подобно кочевникам, различного рода лица без определенных занятий, охотники, золотоискатели, люди, жадные до наживы; они брали все, что попадалось под руку: драгоценные металлы, пушнину и другие ценности; нередко они погибали в этой погоне за богатствами.

Лишь после установления Советской власти дорогу к богатствам Севера начали прокладывать люди, цели и задачи которых были четко определены. Молодая советская индустрия, делавшая первые шаги, не могла обеспечить себя некоторыми видами сырья и материалов, необходимыми для индустриального развития и раньше ввозившимися из-за границы. Выход был один: извлечь на поверхность природные богатства, таящиеся в недрах земли.

Внимание тех, кто занимался организацией социалистического производства, привлек далекий, суровый, но богатый Север. Мы уже рассказали о том, как сначала сюда пришли геологи, исследователи, которые внимательно и скрупулезно нащупывали тайники земли, рек и озер. За короткое время на карте Сибири появилось множество условных знаков, обозначавших месторождения полезных ископаемых. Затем пришли люди с палатками, забили первые колышки, и тогда же появились названия населенных пунктов, не известных дотоле, таких как Норильск, Батогай и другие. Новые поселки с новыми названиями появились и на далекой Чукотке, и на берегах реки Колымы… Мы рассказали также, как огромная работа по разработке месторождений, строительству жилья, промышленных и социально-культурных учреждений потребовала переброски на большие расстояния многих тысяч тонн материалов и продуктов питания.

Пути сообщения были малочисленны, а транспортная связь с некоторыми населенными пунктами вообще отсутствовала, так что грузы приходилось перевозить на лошадях и оленях. Лишь в короткий период года, когда арктические моря и реки ненадолго освобождались от толстого ледяного покрова, иногда достигавшего двух метров, на помощь приходили морские и речные суда, груженные товарами, материалами и оборудованием, которые доставляли грузы в ближайшие речные порты для последующей отправки в районы разработок и строительства. Но и этот вид транспорта испытывал большие трудности, так как порты не располагали ни причалами, ни складами и, как правило, весь порт состоял из нескольких бревенчатых домишек. Но, по правде говоря, большего здесь в ту пору и не требовалось.

Товары, различные стройматериалы, орудия труда, оборудование — все это выгружалось, штабелями складывалось на берегу и подчас надолго было предоставлено капризам непогоды, пока не подходила очередь и грузы не отвозились по назначению, то есть опять же на большие расстояния, поначалу на санях и лишь много времени спустя на автомашинах. Самая доступная и практически единственная трасса проходила по льду рек и озер. В каждый поселок, на каждый промысел, по причине их большей удаленности, грузы доставлялись один раз в год. Вот почему новый населенный пункт начинали строить с возможно большим числом хранилищ и складских помещений. Благодаря этому можно было создать запасы всего необходимого, без чего в этой северной зоне нельзя ни жить, ни работать. Большая часть материалов предназначалась для работ по освоению месторождений и меньшая — для создания удобств отважным первопроходцам.

Горняцкие поселки были удалены друг от друга, и все же значительно большие расстояния их отделяли от экономических центров страны, откуда поступало снабжение. Сильные морозы и бураны создавали порой непреодолимые препятствия для тех, кто занимался перевозкой грузов. Мало того, иногда снабжение поселков, разбросанных по всему Северу, и обеспечение их необходимыми услугами становилось почти невозможным. Несмотря на все эти проблемы, самоотверженность и энтузиазм людей, приехавших по призыву партии и комсомола из всех уголков страны, были непоколебимы. «Видали мы трудности и посерьезней», — нередко подбадривали они себя в минуты самых тяжелых испытаний.

Сколько раз для того, чтобы не прерывать работу, люди вынуждены были прибегать к разного рода ухищрениям, а что касается пищи, то всегда бережно хранился неприкосновенный запас дичи, рыбы, грибов и ягод, и использовался он лишь в самых крайних случаях, когда речь шла о выживании. Люди знали, что о них не забудут, что рано или поздно им доставят все необходимое.

Вопреки всем трудностям люди продолжали работать, давая стране все больше и больше продукции — олова, золота, никеля, меди, кобальта, платины, в которых остро нуждалась промышленность. Север полностью окупал все привлекаемые к его освоению материальные затраты и ресурсы. Разумеется, трудности начального периода еще долго давали о себе знать, но поселки росли, становились все многолюднее, жизнь начинала бить ключом. Вся страна переживала невиданный экономический подъем, который сказывался на росте благосостояния советского народа. Несмотря на это, Север значительно отставал в своем социальнокультурном развитии. Мощный рывок вперед этот край сделал после того, как на берегах далекой реки Конда, затерянной в бескрайних просторах Западной Сибири и долгое время никому не известной, забил первый фонтан нефти. Так в середине 70-х годов нашего столетия началась «нефтяная эпопея» — эпопея настоящего освоения Севера. Задолго до этого на западе Якутии была найдена первая кимберлитовая трубка — верный признак алмазных месторождений. С тех пор к подземным сокровищам сибирского Севера трудными путями постоянно шли все новые и новые отряды специалистов. Ученые занялись поисками наиболее экономичных и эффективных решений для разработки имеющихся здесь ресурсов.

Теперь дорога, по которой мы собирались проникнуть глубоко в тайгу, хотя и не без преград, была более наезженной, а зона — более заселенной. На вокзал мы добрались на машине. Это был первый вокзал и первая железная дорога, которые мы увидели в Сибири. Мы находились на станции Беркакит — важном железнодорожном узле малого БАМа — и должны были ехать ближайшим поездом. Начальник станции познакомил нас с историей и рабочими буднями этого железнодорожного пункта.

Первый поезд отправился в путь 10 января 1980 года. Вез он пассажиров, стройматериалы, продовольствие и другие грузы. В первый год по этой линии от шахты Нерюнгри перевозилось по 70 тысяч тонн угля в месяц; теперь-более 400 тысяч тонн. Без этой железнодорожной магистрали уголь оставался бы лежать на месте добычи. Всей деятельностью на станции управляют с помощью электронного пульта. Расстояние от станции до Москвы составляет 7300 километров, и теперь покрывается за 6 суток. Я понял, что железная дорога для этого уголка — поистине манна небесная.

Хозяева станции сказали нам, однако, что по причине огромных расстояний поезда прибывают с довольно большими интервалами, так что время, которым я располагал для поездки и посещения совхоза, могло целиком уйти на ожидание поезда. Но выход был тут же найден: я отправился на дрезине — менее комфортабельной, чем вагон поезда, зато позволявшей наслаждаться красотами природы непосредственно, а не из окна. Двигалась она не очень быстро, останавливаясь на каждом полустанке, и я мог спокойно любоваться великолепием сибирского пейзажа в эти первые зимние дни. Железная дорога тянулась через реки и долины, через холмы и тоннели, проложенные в горах. В этой зоне деревья имели более трудный и, возможно, значительно более короткий век. В высоту они не превышали 3–5 метров, и казалось, их что-то угнетает; многие верхушки были обломаны, некоторые деревья совсем высохли, а некоторые, даже молодые, были повалены на землю. Скоро я понял, что здешняя природа с ее то низкими, то высокими температурами и лишь двумя временами года-зимой и летом — на редкость сурова для жизни. Но человеку удается приспособиться и к этим жестоким условиям. Об этом свидетельствует статистика и опыт местных жителей. Тем не менее край, по которому я проезжал, еще бы долгое время пребывал в спячке, если бы не поддержка всего советского народа.

Почти на каждом шагу здесь можно услышать, что БАМ кардинально изменил образ жизни в этой зоне. Не следует забывать, что еще до недавнего времени очень многие уроженцы здешних мест покидали этот мир, так и не увидав за свою жизнь ни одного поезда, города или зажженной электрической лампочки.

Я внимательно смотрел по сторонам, надеясь увидеть какого-нибудь ценного пушного зверя; я слышал, что здесь в изобилии водятся соболи, голубые песцы и другие звери, которых у нас в Румынии нет. Но тщетно всматривался я в лесную чащу. Шум поездов, машин, электрический свет отпугивали диких животных и загоняли их в лесные дебри, в таежный полумрак. Возможно, они давно узнали силу заряда охотничьего ружья. Мне сказали, что несколько десятилетий назад многие ценные звери были почти полностью истреблены, так что потребовалось принять строгие меры по их охране и восстановлению.

Директор совхоза «Золотинка» познакомил нас с тем, как живут и трудятся здешние люди, рассказал об истории своего хозяйства.

Совхоз был организован в 1976 году и включен в Северное сельскохозяйственное объединение, в которое входят 24 животноводческих предприятия. Работники этих предприятий — представители десяти национальностей, но большинство из них — эвенки, потомственные оленеводы. Вскоре после создания совхоза и завершения работ на железнодорожной магистрали малого БАМа поселок Золотинка начал бурно развиваться. Часть строителей железной дороги обосновалась здесь и приняла участие в строительстве большой общеобразовательной школы и школы художественных промыслов, а также других социально-культурных объектов.

В 1984 году совхоз содержал 8200 оленей, а в 1981 году их было 500. Согласно наметкам на будущее, поголовье должно возрасти до 15 тысяч.

Оленеводство организовано на бригадных началах, бригады разбросаны по тайге на больших расстояниях друг от друга. Имеется также ферма по разведению белых и голубых песцов. Ее продукция — около 500 животных в год. 50 работников совхоза занимаются охотой на хищных зверей, диких оленей, а также промышляют ценного пушного зверя.

Директор предприятия сказал нам, что если мы хотим побывать в бригаде оленеводов, то надо поторопиться, не то ночь может застать нас в тайге. Нас посадили на вездеход, поскольку другой возможности добраться туда не было. Мы двинулись лесом, вдоль берега реки. Все оленеводческие бригады расположены по берегам рек: здесь более богатая растительность и всегда в избытке вода. По дороге мы видели нескольких диких оленей. Напуганные шумом мотора, при виде нас они тотчас нырнули в чащу, где, углубившись всего на несколько метров, даже днем очутишься в кромешной тьме. Так, не встречая препятствий, если не считать ручьев, крутых склонов и нескольких деревьев, которые нам пришлось повалить на землю, чтобы проехать, мы благополучно добрались до стойбища. Бригаду оленеводов возглавлял Анатолий Кондаков. Нас приняли с большим радушием. Стойбище располагалось по соседству с рекой, которая собирает свою прозрачную воду из ручейков, стекающих с окрестных холмов. Вокруг привольно паслись или отдыхали олени. Некоторые из них были стреножены — возможно, потому, что были более норовисты и забирались слишком далеко от стойбища, где могли стать добычей хищников.

Единственное помещение на стойбище — это большая палатка, в центре которой стояла печь для обогрева и приготовления пищи, а по краям — кровати.

«У нас, эвенков, оленеводство — одно из самых древних занятий, — рассказал нам бригадир. — Мы любим этих добрых животных, заботливо ухаживаем за ними, защищаем их от врагов. Мы научились лечить оленей от некоторых болезней, от которых раньше за короткое время вымирали целые стада. Мы выбираем и бережно охраняем места с более богатыми кормами и хорошо защищенные от морозов и ветров, особенно в периоды отела и выкармливания малышей, — с тем чтобы обеспечить им нужное количество молока. Немало хлопот доставляют нам и хищники, из которых наиболее опасен волк. Вот почему мы стараемся держать животных поближе к стойбищу. У нас есть оружие, и мы по очереди дежурим. Наверное, мы могли бы настрелять очень много волков, но стараемся не нарушать экологического равновесия. Если мы не будем их убивать совсем, то они могут нанести большой ущерб — погубить значительное число оленей. Мы стараемся придерживаться «золотой середины»-так, чтобы и волки могли существовать, и олени чувствовали себя спокойно на этих холмах. Для нас, оленеводов, очень важно сочетать вековой опыт, накопленный нашими предками, с достижениями науки. Только благодаря этому нам удалось повысить рождаемость животных и достигнуть результатов, которыми мы гордимся».

В просторной, хорошо натопленной палатке мы выпили горячего чаю, и я впервые отведал традиционное, очень вкусное блюдо, приготовленное из оленины. За обедом, у огня, мы делились своими воспоминаниями, заботами, воскрешали в памяти историческое прошлое советского и румынского народов.

Когда я вышел из палатки, то увидел, что вся тайга оделась в белую мантию, хотя было лишь начало сентября; с неба падали мириады кристаллических звездочек, сверкавших, как алмазы.

Когда выпадает много снега, а лежит он здесь долго, хлопот у оленеводов прибавляется. В поисках корма олени отходят на большие расстояния, и пастухам нередко приходится подолгу разыскивать их. Обычно лагерь оленеводов не стоит на одном месте больше трех месяцев. Кончается корм в округе, и необходимо искать новое подходящее место. В противном случае олени в поисках пропитания уходят сами.

Лагерь был разбит на высоком месте, на склоне холма, и хорошо защищен от потоков воды, сбегающих вниз. Отсюда я увидел на другом берегу реки холм, необычный по своим очертаниям. Он напоминал фигуру женщины. Анатолий перехватил мой взгляд и подошел ко мне вместе с Геннадием, который хорошо говорит по-румынски. Холм назывался «Спящая красавица», с ним связана одна печальная легенда, которую мне перевел Геннадий.

Вот о чем повествует легенда.

«Давным-давно в семье пастухов родилась красивая девочка. По мере того как она подрастала, она становилась все краше. Сызмальства играла она в хижине с оленятами и полюбила их больше всего на свете. Когда же подросла, то начала ухаживать за оленятами, кормить их из миски молоком, надоенным ее матерью. Повзрослев, она стала очень трудолюбивой и всегда помогала родителям по хозяйству. А когда у нее выпадала свободная минутка, она усаживалась на камушек и пела, а олени собирались вокруг нее и слушали. Она радовалась, видя их рядом с собой, и тогда ее пение звучало еще прекрасней.

Однажды зимней ночью, когда на улице трещал мороз и слышно было, как под ногами хрустит снег, на стойбище напала стая волков, которые разбили стадо и разогнали оленей по всему лесу. Все трое — родители и дочь — отправились в разные стороны на поиски оленей. Девушка долго бродила по тайге, но тщетно. На холме, неподалеку от реки, она присела отдохнуть и заснула. Через некоторое время с кедра, из дупла, к ней спустилась белочка, погладила ее пушистым хвостиком по щеке и шепнула на ушко, что родители нашли оленье стадо. Девушка улыбнулась сквозь сон, пробудилась, попыталась встать, но не смогла. Было слишком поздно. Мороз сделал свое дело. На рассвете он превратил ее в ледяную глыбу».

Пастухи-оленеводы, вспоминая эту грустную сказку, а ее в этих местах знают все, приостанавливаются, подолгу всматриваются в «Спящую красавицу» и уходят дальше, ступая своими мягкими оленьими унтами. А пастухов-оленеводов в северных районах немало — в общей сложности они пасут более 500 тысяч оленей. Помимо прирученных в тайге водятся и дикие олени, на которых охотятся в определенные периоды года.

Снег повалил густыми хлопьями. Быстро пролетело время, пора было возвращаться.

Я попрощался с оленеводами, одержимый горячим желанием когда-нибудь принять и их у себя дома — с таким же дружелюбием и гостеприимством, чтобы отблагодарить их за ту сердечность, с которой меня встречали на оленьем стойбище, как и повсюду в Советском Союзе.

И я продолжил свою журналистскую поездку по Сибири…