Я ОЧНУЛАСЬ ОТ ГРОМКОГО СТУКА в дверь.
— Подъем! — лает Сил. — Сегодня мы посмотрим, из чего ты сделана.
Я чувствую себя так, будто могу спокойно проспать еще около двенадцати часов. Я протираю глаза и потягиваюсь, затем иду будить Рейвен. Я хотела бы дать ей еще поспать, но не хочу, чтобы она проснулась одна.
— Рейвен, — говорю я, тряся за плечо. — Пора просыпаться.
Она поднимается в вертикальное положение.
— Все темно, слишком темно, — вздыхает она. Ее взгляд не сфокусирован, когда она смотрит на меня. — Они возьмут твои глаза.
— Все в порядке. — Я сжимаю ее лицо в руках, пытаясь заставить ее сосредоточиться на мне. — Ты — Рейвен Стирлинг. Ты настоящая. Ты сильнее этого.
Я вижу перемену, щеки ее покраснели, взгляд становится ясным, а не стеклянным.
— Вайолет? — говорит она. Она оглядывает комнату. — Верно. Теперь мы в безопасности, да? Нам больше не нужно убегать?
— Больше не убегаем, — повторяю я.
Рейвен встает с кровати и подходит к окну. Я иду следом, и мы смотрим на обширную поляну, окруженную густым лесом. Иней мерцает на траве в утреннем свете. По воздуху летит птица.
— Здесь тихо, — говорит Рейвен.
— Это так, — соглашаюсь я.
— Мне нравится. — Она поворачивается ко мне с печальной улыбкой на губах. — Это прекрасное место для смерти.
Я чувствую, будто меня ударили в живот.
— Я этого не допущу.
Рейвен целует меня в щеку.
— Я голодна, — говорит она.
Я стараюсь сохранять спокойствие, пока мы спускаемся по лестнице. Никому не пойдет на пользу превратиться в рыдающую развалину. Меньше всего Рейвен.
Все уже проснулись. Люсьен сидит за обеденным столом с кружкой кофе в одной руке, перед ним развернута газета. Странно видеть его не в костюме фрейлины — он одет в простые коричневые брюки и серый свитер.
— Люсьен, — говорю я, приподнимая бровь. — Ты выглядишь…
Он криво усмехается.
— Да, это отличается от обыденного? Как бы шокирующе это ни звучало, мне не нравится носить платья.
Я усмехаюсь. Я рада, что у него хорошее настроение.
— Ешьте, — говорит Сил с кухни, где она накладывает овсянку в миску для Эша. Она сует ее ему в руку и начинает готовить еще одну для меня, обливая здоровой порцией коричневого сахара.
— Как ты спала? — спрашивает Эш.
— Как мертвец, — говорю я. Его волосы мокрые и спутанные. Я хочу пробежать пальцами по ним. — Ты купался?
Он улыбается.
— Столько времени прошло. Я подумал, что мне это не помешало бы.
— Ешь, — говорит Сил снова, поставив передо мной миску. — Тогда и ты можешь принять ванну. — Она принюхивается. — Вам обеим это не помешало бы, — говорит она, взглянув на Рейвен.
— Где Гарнет? — спрашиваю я, съедая ложку овсянки. Коричневый сахар тает на моем языке.
— Дуется снаружи, — отвечает Люсьен. Он переворачивает газету на первую страницу и бросает ее передо мной. Заголовок «Вестника Одинокого города» гласит: «КОРОЛЕВСКАЯ СВАДЬБА». И под этим более мелким шрифтом: «САМЫЙ ЖЕЛАННЫЙ ЖЕНИХ ЖЕМЧУЖИНЫ ЖЕНИТСЯ».
Из-за всего того, что случилось, я совершенно забыла, что Гарнет женится. Я даже играла на виолончели на его помолвке. Я содрогаюсь, вспоминая боль той ночи, когда я чуть не умерла от выкидыша. Я не осознала, что уже назначена дата свадьбы.
— Ох, — говорю я. — Верно.
Я так привыкла к присутствию Гарнета. Сейчас он как друг. Странно думать, что он вернется к жизни в Жемчужине.
— Разве он больше не будет частью твоего Общества? — спрашиваю я. — Ведь он получил ту татуировку…
Люсьен улыбается.
— Я польщен, что ты думаешь о нем как о моем Обществе.
— Ой, да ладно тебе, — говорю я. — Ты же Черный Ключ.
— Это может удивить тебя, — говорит Люсьен, — но я не первый человек в Одиноком городе, который думает, что королевская семья должна нести ответственность за свои действия. Это было около двухсот лет назад — никто не помнит об этом сейчас, и королевская семья, конечно же, не хочет даже признавать, что это произошло, но на Ферме был человек. Пшеничный Ключ. Он попытался восстать против королевской власти, сформировав тайное общество, вызвав много проблем на Ферме. Но его охват был недостаточно широким: он не мог повлиять ни на что, кроме своего круга. В конце концов, он и каждый член Общества Черного Ключа были казнены. И все это было замято, — Люсьен стучит пальцем по подбородку. — Я чувствовал, что его Общество заслуживает того, чтобы жить дальше.
— Откуда ты об этом узнал? — спрашиваю я. — Если королевство пыталось это скрыть?
— Герцогиня Озера имеет самую обширную библиотеку во всем городе. Как ты хорошо помнишь, она позволяет мне время от времени читать. — Люсьен подмигивает мне, и я улыбаюсь. Таким образом Герцогиня невольно помогла революции.
— Разве ты не беспокоишься, что это время закончится, как в прошлый раз? — спрашиваю я. Взгляд Эша заставляет меня задаться вопросом, думает ли он об этом тоже.
Люсьен кладет руку на меня.
— Нет, — говорит он, — Потому что на этот раз это не будет один круг, борющийся внутри себя. У нас есть то, чего не было у Пшеничного Ключа. У нас есть ты.
Овсянка во рту превращается в цемент. Я проглотила ее и отодвинула свою миску.
— Так что ты собираешься делать с Гарнетом? — быстро спрашивает Эш. Я благодарна за смену темы.
— Он хочет, чтобы я избавил его от брака, — сказал Люсьен, покачав головой. — Как будто я волшебник.
— Что почти правда, — говорю я.
Люсьен улыбается. — Спасибо.
— Он не хочет уходить, — говорит Рейвен, уставившись на заголовок, — Ему нравится здесь — с нами.
В этот момент Гарнет врывается в дверь.
— О, вы встали, — говорит он, глядя на газету. — Можете ли вы убедить его вытащить меня из этой глупой свадьбы? Я не могу провести остаток своей жизни с Корал. У нее есть коллекция миниатюрных чайных сервизов. Какой человек собирает что-то подобное?
— Я думаю, что она очень одинока, — говорит Рейвен.
Гарнет хмурит брови:
— Конечно, но должен ли я быть тем, кто будет её компанией? Я хочу остаться. Я хочу помочь.
— Это поможет, — говорит Люсьен. — Подумай об этом. Таким образом, мы можем держать во дворце Герцогини того, кто будет знать, что там происходит, и сможет отчитываться. Вы знаете, как трудно найти союзников в Жемчужине? Это подарок нам, Гарнет. — Он откидывается на спинку стула. — Знаешь, я никогда бы не предвидел, насколько ты был полезен. Я только хотел, чтобы ты следил за Вайолет.
— Спасибо, — сухо говорит Гарнет.
— Я не имел в виду это как оскорбление, — говорит Люсьен, — Ты меня удивил, и это довольно сложно сделать… Как ты сам хорошо знаешь.
Гарнет вздыхает и садится в кресло.
— Я думал, вы все за свободу и выбор, — ворчит он.
— Я — да, — говорит Люсьен, — Но иногда нужно жертвовать.
— Кстати, что ты сделал, Гарнет? — спрашиваю я. — Ты, должно быть, в большом долгу у Люсьена.
— Да, мне самому было бы интересно это узнать, — говорит Эш. Даже у Рейвен в глазах есть намек на ее прежнее любопытство.
Щеки Гарнета порозовели.
— Ничего, — ворчит он.
— Он сказал некоторые чрезвычайно компрометирующие вещи и попал в еще более компрометирующую позицию с молодой леди из Банка, — говорит Люсьен с ухмылкой. — Отец молодой леди управляет этой самой газетой. — Он поднимает «Вестник Одинокого города». — Это был бы скандал, подобный тому, что даже его мать не могла бы его вытащить. Я спас его от потери титула.
— Я даже больше не хочу иметь этот тупой титул, — протестует Гарнет.
— Но сейчас он нам нужен, — говорит Люсьен.
— Вы двое можете обсуждать это сколько хотите, — говорит Сил. — Но ей нужно пойти со мной.
Она указывает пальцем в мою сторону.
— Я сделаю всё, что вы захотите, — говорю я. — Но, пожалуйста, дайте мне принять ванну для начала.
ВАННАЯ НА ВТОРОМ ЭТАЖЕ.
Здесь размещена огромная ванна с ножками в виде когтей, и я наполняю ее горячей водой, пока воздух не становится липким, а зеркало над раковиной не запотевает. Затем я моюсь, пока мои пальцы не становятся похожими на черносливы. Я смываю остатки сажи и грязи, и мое тело теряет вес, пропотев, и к тому времени, когда я заканчиваю, я чувствую себя новым человеком. Я заворачиваюсь в толстое белое полотенце, стираю пар с зеркала и смотрю на свое лицо. Я почти не узнаю себя.
Поездка через Банк и Смог оставила следы — темные круги под глазами, впалые щеки. Аннабель и Кора умело прикрывали эти недостатки кремами и макияжем. Мои ключицы торчат сильнее, чем раньше. Но есть некая новая сила в моем взгляде, как я держу свои плечи и подбородок. Я смотрю на свое отражение и могу почти поверить, что способна на что-то невероятное.
Шкафы в нашей с Рейвен комнате полны всякой одежды, но большинство выглядит так, как будто предназначена для мужчин. Я надеваю пару коричневых брюк, которые слишком велики, закрепляя их толстым кожаным ремнем, и большой шерстяной свитер. Хватаю пару носков и спускаюсь вниз.
Гарнет и Эш сидят за обеденным столом, играя в халму. Люсьен разговаривает с Сил на кухне, а Рейвен тихо качается в кресле.
— Ты хорош для королевской особы, — говорит Эш, когда Гарнет забирает три его шарика.
Гарнет пожимает плечами.
— Аннабель научила меня, — говорит он. Мы обмениваемся взглядом, и я киваю. Аннабель была лучшим игроком в халму из всех, кого я когда-либо встречала.
— Хорошо, пора идти, — говорит Сил, вручая мне пару изношенных кожаных сапог. — Они тебе будут как раз. Идем.
Я зашнуровываю ботинки.
— Удачи, — говорит Люсьен, когда я прохожу мимо него следом за Сил через заднюю дверь.
Позади дома — небольшое крыльцо. Небо покрыто свинцовыми облаками. Легкий туман цепляется за вершины деревьев, окружающих огромное поле. Вдали вырисовывается сарай, его серая древесина выветрилась и потрескалась. Справа от меня — небольшой пруд. Между прудом и сараем находится обширный сад, покрытый рядами жухлых стеблей и сушеных листьев.
Сил спускается по ступеням крыльца и шагает по полю. Мне приходится спешить, чтобы идти в ногу.
Роса увлажняет мои волосы, заставляя пряди прилипать к моему лицу и шее. Воздух холодный, но к тому времени, когда мы наконец достигли линии деревьев, я покраснела и запыхалась. Сил останавливается и смотрит вверх на ветви над нашими головами, на её лице появилась еле заметная улыбка. Затем она поглаживает один из стволов так, как вы бы погладили лошадь или собаку. Она блуждает между деревьев, поглаживая каждое. Я иду за ней. Иногда она останавливается и проводит рукой по какой-то отдельной ветке или приседает и берет горсть земли, потирая ее между ладонями. Мне становится интересно, полностью ли она обо мне забыла, когда она наконец говорит.
— Природа бескорыстна, — говорит она. — Она просто желает выжить. Человечество наносит ей вред, выкапывает землю, отравляет воды, использует горные породы, металл и камень для своих целей. Мы — защитники. Мы — связь между человечеством и природой. Природа всегда ищет равновесие. — Она смотрит на ветви, переплетенные над нашими головами. — Этот остров уже давно не знает равновесия.
Между нами — тонкая береза. Сил исследует ее кору своими пальцами.
— Какие есть четыре элемента? — спрашивает она.
На секунду я подумала, что она разговаривает с деревом.
— Земля? — отвечаю я нерешительно. — Воздух, вода и…
— Огонь, — завершает Сил, — Они вас там хоть чему-то учат в этих инкубаторах?
Я решила не отвечать на это. За те несколько часов, что ее знаю, я поняла, что спорить с Сил становится абсолютно бесполезно.
— Мы ничего не можем создать, — продолжает Сил. — Мы только можем вызвать элемент. Остров дал нам эту силу. Он выбрал нас своими опекунами. Ты должна научиться слушать его. Заклинания — искажение природы. Когда ты становишься единым с элементом, нет никакой боли, никакой крови. Только глубокое понимание. Ты должна посвятить себя этому. — Как только она заканчивает говорить, на ветви березы, к которой прикасается Сил, распускается блестящий зеленый лист. Он на секунду трепещет в воздухе. Затем его края становятся коричневыми, и лист засыхает и падает на землю.
— Теперь, — говорит она. — Попробуй ты.
Я едва скрываю улыбку. Конечно, я могу это сделать. Я заставляла расти листья с двенадцати лет. Сил поднимает тонкую веточку с земли и крутит ее в руке.
— Ну, давай, — говорит она, — Посмотрим, на что ты способна.
Я кладу свою руку на ближайшую ветку.
Первое — увидеть все как есть. Второе — нарисовать мысленный образ. Третье…
— Ой! — кричу я, когда Сил бьет моё запястье веткой.
— Я говорила, что нужно использовать Заклинания, девочка?
— Вы сказали мне заставить его вырасти, — говорю я, растирая то место, где болит.
— Правда? Разве это то, что я сказала?
Я вспоминаю и понимаю, что она вообще-то ничего мне и не говорила. Она просто заставила лист расти самому.
— Ты должна была спросить об этом, — говорит она.
— Как? — спрашиваю я.
— Кто научил тебя, как дышать? — говорит Сил. — Это инстинкт.
Я кладу свою руку обратно на дерево.
Первое…
— Ай! — кричу я снова, когда ветка ударяет мои пальцы.
— Прекрати использовать эту чертову мантру, — говорит Сил.
— Откуда вы вообще знаете, что я использую её? — спрашиваю я.
— Думаешь, я не узнаю этот взгляд? — говорит она. — Ты думаешь, я не чувствую, что они исходят от тебя, эти вонючие волны доминирования и манипуляции? Ты ими пахнешь.
— Вы не даете мне должных инструкций, — ворчу я.
— Ты не слушаешь меня, — говорит Сил.
— Слушаю, — протестую я.
— Докажи.
Я скриплю зубами и снова нерешительно помещаю свою руку на дерево.
«Эм… Расти, пожалуйста», — думаю я.
Ветка снова бьет меня по руке.
— Хватит! — говорю я, — Я пытаюсь.
— Нет, это не так, — говорит Сил. — Ты думаешь, я сумасшедшая старая женщина, — она наклоняет голову, — и это нормально. Ты не сделала ничего такого, чего я не ожидала. Азалия тоже не понимала сначала, — вздыхает она. — Но тебе нужно учиться. Сейчас будет самое сложное.
— Что вы имеете в виду…
Вдруг толстые коричневые веревки поднимаются из-под земли, закручиваясь вокруг моих ног и лодыжек, вверх по моим икрам.
— Хватит! — кричу я. Но Сил развернулась и направилась назад в дом.
— Сил! — кричу я, когда отчаянно пытаюсь высвободиться. — Что вы делаете?
Я наклоняюсь и вижу, что веревки на самом деле являются корнями. Должно быть, она это сделала, вызвала дерево или неважно что ещё, так она пыталась заставить меня сделать. Береза удерживает меня в заложниках.
— Сил, вы не можете оставить меня здесь. Люсьен!
Из большой фермы не доносится ни звука.
— Эш! — я кричу уже громче. — Гарнет! Рейвен!
Кажется, я слышу шум изнутри дома, но он так далеко, и, честно говоря, это, вероятно, принятие желаемого за действительное с моей стороны. Я дергаю за корни, цепляясь за них своими ногтями и тяну, как могу, пытаясь их порвать. Во всяком случае, я думаю, это только заставляет дерево удерживать меня крепче.
Я, наконец, сдаюсь, откидываюсь на березу, измученная, слезы разочарования покалывают в уголках моих глаз.
Если это был мой первый урок, то я, безусловно, его провалила.