Глава 27

На следующий день в полдень мы с Сил забираем клетки со станции Бартлетт.

Две девочки выглядят настолько разными. Я оглядываю их, пока Эш отрывает крышки клеток.

Одна — очень высокая, с бледной кожей и длинными светлыми волосами. Ее ноги стиснуты в небольшом пространстве. Другая — маленькая и темненькая с копной каштановых кудрей.

Мы переносим их в комнату Рейвен и укладываем на две отдельно стоящие кровати.

— Я ее помню, — говорит Сиенна, указывая на маленькую девочку. — Я видела ее на Самом длинном ночном балу.

— Она была милой? — спрашиваю я.

— Я с ней не разговаривала.

Я стискиваю зубы, но ничего не говорю.

Сиенна и Рейвен ждут внизу — мне кажется, что для новых девочек лучше видеть одно лицо за раз. В добавок, Сиенна — не лучший вариант для приветствий.

Блондинка очнулась первой. После того, как проходит неприятный эффект от сыворотки Люсьена, я передаю ей стакан воды. Она осушает его и смотрит на меня.

— Ты! — восклицает она. — Я помню тебя. Ты играла на виолончели на балу у Курфюрста. — Она оглядывает комнату. — Я больше не в Жемчужине, так?

— Нет, — говорю я.

И прямо после этого она начинает рыдать.

— Ох, спасибо, — говорит она, хватаясь за мой свитер. — Спасибо, спасибо…

Ее зовут Инди. Я провожаю ее вниз, чтобы познакомить с Рейвен, Сиенной и Сил. Тот час же становится очевидно, что Инди — одна из самых солнечных людей, которых я когда-либо встречала — даже дружелюбнее, чем Лили. Они и выглядят похоже, те же светлые волосы и большие голубые глаза, но Инди намного выше, выше, чем Рейвен. А ее кожа висит на костях, под глазами темные круги.

— Там было ужасно, — говорит Инди, пока Сил ставит кружку чая перед ней. — Моя хозяйка иногда запирала меня в шкафу, когда к ней кто-то приходил. О, это прекрасно, — говорит она, делая глоток чая. — Она забывала обо мне, и я оставалась там целый день. Она была молода, только вышла замуж, и она была больше заинтересована в том, чтобы удовлетворять своего мужа. Я слышала, как она кому-то сказала, что купила суррогата только потому, что хотела увидеть, как выглядит Аукцион. Я начала переживать… то есть… суррогат Курфюрстины погиб, и потом там была одна девочка, с которой я была у Западных Ворот, и я видела ее несколько раз — на Самом Длинном Ночном Балу и на паре других вечеринок, а потом она пропала. — Она оглядывает комнату — коврики ручной вязки, самодельную мебель, чугунную плиту. — Мне нравится этот дом, — говорит она. — Здесь очень комфортно, правда?

— Правда, — говорю я. — Мне лучше вернуться наверх, прежде чем другая девочка проснется. — Я смотрю на Рейвен. — Вы можете ее просветить?

— Мы справимся, — говорит она.

Пока я поднимаюсь наверх, Инди все продолжает щебетать.

Маленькая брюнетка просыпается еще через полчаса. У нее такая же реакция, как и у Инди — реагирует на сыворотку, жадно пьет воду, затем рыдает.

Но, в отличие от Инди, она плачет не от радости.

У меня получается разобрать ее имя — Оливия, прежде чем она начинает кричать.

— Где я? Где моя хозяйка? Верните меня обратно! Я хочу обратно в Жемчужину. — Зеленые глаза Оливии выглядят безжизненно под ее густыми бровями. — Как вы могли так поступить со мной?

Прежде чем у меня есть шанс сказать хоть что-то, она выбегает за дверь и вниз по лестнице. Я следую за ней, а она останавливается при виде четырех женщин, сидящих за обеденным столом.

— Я помню тебя, — говорит она Сиенне. — Ты нарушила правила. Ты пила шампанское тогда, когда не должна была. Я видела тебя на балу Курфюста. — Она поворачивается ко мне, будто я внезапно стала ее союзником. — Я сказала своей хозяйке, и она была довольна, да, была, она знала, что я никогда с ней так не поступлю. Будь покорной и получишь награду, так она всегда говорила. — Олив прижимает руки к груди. — О, моя бедная хозяйка, что она будет делать без меня?

— Она переживет, — огрызается Сиенна. — И ты тоже.

Инди бросает на нее взгляд. Она поднимается и обвивает Оливию рукой.

— Все будет хорошо, — говорит Инди. — Я думаю, что они пытаются нам помочь.

— Я хочу помочь своей хозяйке, — говорит Оливия, шумно всхлипывая.

— У тебя больше нет хозяйки, — мягко говорю я.

— Нет, есть, это Леди Потока, и я ей нужна!

Она предается рыданиям на руке у Инди.

— Нам нужно показать ей. Давайте с этим покончим, — говорит Сиенна. — Может, когда она попадет на скалу, она поймет.

— Я никогда раньше не была на скале, — говорит Инди, гладя Оливию по волосам и оглядываясь вокруг, будто скала может прятаться под диваном или маячить неподалеку.

— Я хочу вернуться в Жемчужину, — стонет Оливия.

Меня удивляет реакция Оливии, и ее недовольство настораживает. Я бы в жизни не представила суррогата, который, проведя сколько угодно времени в Жемчужине, стал бы защищать королевскую власть.

— Ты права, мы должны им показать, — говорю я Сиенне. — Рейвен?

Рейвен сидит ссутулившись, держа голову руками.

— Что не так? — говорю я, быстро подходя к ней.

— Ей запудрили мозги, — говорит она, смотря под ноги. — Не так, как мне, но… она верит их лжи. Она любит их. Это больно.

Я кладу руку ей на колено.

— Мы можем подождать. Тебе не нужно сейчас нас туда отводить. Все в порядке.

Рейвен вскидывает голову.

— Конечно, я могу вас туда отвести. Там все равно лучше. — Она потирает висок. — Я хотела бы, чтобы она перестала плакать.

Мы выводим Оливию и Инди к пруду. Холод прошлой ночи исчез, солнце сияет на безоблачном голубом небе. Почти тепло.

Эш бегает кругами вокруг поля — он без рубашки, и мышцы спины его двигаются, пока он бежит.

— Кто это? — спрашивает Оливия, впервые перестав плакать.

— Он кое-кто, с кем вы познакомитесь позже, — говорю я. Глаза Инди прикованы к удаляющейся фигуре Эша.

— Давайте сделаем это у пруда, — предлагает Сиенна.

— Куда вы меня ведете? — спрашивает Оливия. Я продолжаю крепко ее держать, и я рада, что у Инди та же самая мысль.

— Какой очаровательный дом, — говорит Инди, оглядываясь на Белую Розу. — И воздух здесь… такой чистый. — Она глубоко вздыхает.

Мы встаем в круг на краю пруда. Рейвен берет Инди за другую руку, а я беру руку Сиенны. Оливию приходится тащить.

— Что она собирается делать? — спрашивает она.

— Мы покажем вам, кто вы на самом деле, — говорю я.

— Так что перестаньте пытаться бороться с этим, — добавляет Рейвен. — Потому что ты не можешь.

Она закрывает глаза. Мы с Сиенной делаем то же самое.

Я слышу слабый крик Оливии, когда скала тянет нас к себе.

На этот раз деревья на скале пойманы ураганом, их ветви дрожат и скрипят под порывами ветра. Сухие коричневые листья летают в воздухе вокруг нас. Я никогда не чувствовала, что это место так заряжено. Я вижу Оливию и Инди на дальней стороне спиральной статуи, и у них тот же самый взгляд на лицах, что и у Сиенны, когда она впервые увидела океан — смесь страха и благоговения.

Мы останемся здесь на несколько минут, позволяя силе этого места впитаться. Когда мы возвращаемся, Оливия и Инди смотрят вниз и видят цветы вокруг себя — темно-зеленые и лимонно-желтые.

— Что это было за место? — спрашивает Инди, наклоняясь, чтобы погладить свои цветы. Даже когда они вянут под ее прикосновением, расцветают новые.

— Что ты со мной сделала? — спрашивает Оливия, шагая назад. — Я чувствую… — Она сжимает грудь. След зеленых цветов следует за ней. — Не знаю…

Аркан начинает жужжать в пучке моих волос.

— Я сейчас вернусь, — говорю я Рейвен и Сиенне. — Оставайтесь с ними.

Я бегу обратно в дом и вырываю аркан.

— Люсьен?

— Это я, — говорит Гарнет. — Мне нужно поговорить с тобой. — Его тон срочный, как той ночью, когда я впервые услышала его по аркану. — Я подумал, что ты захочешь знать. Моя мать получила посылку вчера поздно вечером.

— Что это было?

— Суррогат.

Мое сердце падает.

— Как она могла получить еще одного суррогата? Аукцион еще не состоялся.

— Я не знаю. Я видел, как пришла девушка. Она была в наручниках и с завязанными глазами. И доктор Блайт пришел во дворец этим утром. — Он вздыхает.

— Люсьен знает?

— Я пытался связаться с ним. Я полагаю, что он довольно занят теперь, когда дата Аукциона была перенесена.

— Так ты тоже слышал об этом?

— Да. Здесь кровавая бойня. Не думаю, что кто-то из суррогатов с прошлогоднего Аукциона оставлен в живых. Все знают, что Курфюрстина хочет, чтобы ее дочь правила. Аукцион был перенесен, и все сделано для того, чтобы он состоялся. Поэтому любой суррогат, беременный девочкой, фактически бесполезен.

— Они убивают своих собственных суррогатов?

— Да, — мрачно отвечает Гарнет. — И ты не в безопасности, даже если ты носишь мальчика, потому что можно поспорить, что какой-нибудь соперничающий Дом попытается тебя забрать.

Я содрогаюсь.

— Это будет сложнее, чем мы думали.

— Оно всегда так было, — говорит он. — Я никогда… это будто… — Он расстроенно ворчит. — Теперь я их всех вижу. Суррогатов. Я никогда их не замечал. Только я вижу ее в каждой из них. — Я знаю, что он говорит о Рейвен. — Я вижу и тебя в них, — быстро добавляет он. — Теперь они все люди, напуганные девочки, разгуливающие на поводках и запертые в медицинских комнатах. Это отвратительно.

Я зажимаю рукой рот, пытаясь подавить улыбку. Невероятно, как сильно он изменился с тех пор, как я увидела его впервые, пьяного в столовой Герцогини.

— Как дела в Белой Розе? — спрашивает он. — В последний раз, когда я разговаривал с Люсьеном, он сказал, что посылает тебе новобранцев.

— Я думаю, что с одной из них будут… трудности.

— Мне нужно идти, — внезапно говорит Гарнет. — Я дам тебе знать, если узнаю что-нибудь еще об этом новом суррогате. Мать держит ее под замком и ключом. И передай Рейвен, что я поздоровался. Извиняюсь, что не смог поговорить с ней сегодня.

— Я скажу ей, — говорю я. — И позаботься о себе.

— Я всегда так и делаю.

Аркан падает в мою руку.

Загрузка...