Прода 18.10.2024

— Этот брат всё разобрал, — вскоре подле листа с каллиграфией присел на корточки Чжун. — Инструменты и веревка уже на месте. Дождевик пока припрятал, верну завтра.

Подельник ссыпал на «магию» когти, зубы и порванную мордаху нашего потустороннего создания. Видимо, пока отклеивал, рванул. Пошаманил над кучкой. С приятным треском занялся огонек. Лизнул бумажные подношения, задрожал вопросительно: чего это так мало для него «еды» подготовили? Оставил нас с кучкой золы.

И яркими воспоминаниями.

— Бить нас будут, как думаешь? — меня потянуло на измышления, коим, по большому счету, уместнее было возникнуть до реализации шалости. — С утра, я слышала, дедуля грозил братцам. Мол, его бамбуковая палка скучает без дела и ленивого внукова тела.

— А, ну это… — брат почесал затылок. — Я все-таки высыпал перья.

Я закрыла лицо ладошками и взвыла — это уже реально был не хохот, а вой из самого нутра моей пакостной натуры. Мы ж честным братом, когда за пометом куриным полезли (для воссоздания аромата преисподней на минималках, ввиду отсутствия запаха серы), встретились с создателями помета. С курочками.

Я возьми да брякни: «А если этим двоим, пока спят, перышек на подушки насыпать для полноты погружения?»

Ну а что? Если демон распорол подушки, закровавил ткань, то должен же был наполнитель высыпаться? Мы же не на древних китайских подушках спим, тех, что были твердыми, как камень (это мамуля мне такие ужасти рассказывала), а зачастую и реально — каменные. Нефритовая подушка, как вам? Деревянная или керамическая не сильно мягче…



Ныне старшие семьи Ли не верят, что мягкие подушки крадут силу у спящего. И используют перьевые, а не эту жесткую жесть.

Тогда же я вспомнила, что у яйцекладущих возле главной дырочки нет болевых нервных окончаний. Иначе птичка бы при снесении каждого яйца офигевала. В общем, если я скажу, что в операции «Пух и перья» существенно не пострадала ни одна пернатая, это будет правдой.

Честному брату расцарапали руки когтями, а мне чуть клювом в глаз не зарядили… Но это другое. И заслуженное. Почему-то рябые домашние птицы не захотели смирно терпеть сбор ресурса с их нежных мест. И мы свернули операцию на первой же неощипанной курице. Но что-то там я дернула, маленький пучок пера и с детскую ладонь пуха. Чжун затолкал часть этой добычи в матерчатый мешочек, а от второй части, что разлетелась в процессе, мы с ним чихали и отплевывались минуты две. Я думала, что он забыл или забил: слишком уж мало удалось добыть и сохранить ресурса.

Но — нет.

— Они так смешно забегали, — поделился со мной наблюдением Чжун. — Шен спрятался в шкаф, а Хэй побежал за дедом. Но верещать не стали.

— И ты весь день об этом молчал? — я с трудом сумела разогнуться от приступа истеричного смеха.

— Сейчас говорю, — пожал плечами брат. — Ты не волнуйся, сестра. Этот брат всё возьмет на себя. Я рад, что провел с тобой время. Жаль, что через год ты меня вряд ли вспомнишь.

— В смысле? — я опешила. — Всё я вспомню! А ну стой!

Этот оболтус подорвался с такой скоростью, словно и его огненные бесы кусали за пятки. Догнать этого спринтера — без шансов, я так быстро бегать не умею. Еще и несколько мгновений потеряла, соображая, почему это я его не вспомню через год? Он что, пропадет? Или думает, что его прямо насмерть забьют?

Уже на бегу к дому догадалась: брат Чжун имел ввиду мой возраст. Малыши же мало что помнят из самого раннего. Лет с трех (вот не уверена, что с годиками не промахнулась, никогда не вдавалась в эту тему подробно) начинаются осознанные воспоминания, которые на всю жизнь останутся. Но у меня-то другой случай. Я уже вся из себя осознанная.

В общем, я прибежала поздно. Но разборок прямо на месте не устроили, уж не знаю, почему. И за завтраком было тихо. Все ели молча, но предчувствие надвигающейся грозы висело над семейным столом.

— Ты… — начала было мать братца Шена.

— Т-ц! — цокнул дед.

Молчание. Бряцанье ложек о стенки мисок, касания деревянных палочек керамических посудин. Шумное втягивание жидкостей, все эти хлюпы и чавканье, которые тут в порядке вещей. Злые взгляды вчерашней троицы. «Жертвы» наверняка уже донесли местной «инквизиции».

Позже, когда во дворе собралась внушительная часть семьи Ли, брат Чжун сам вышел в центр. А я выбежала, чтобы встать перед этим оболтусом. Нет, серьезно, он что, заправду думал взять всю вину на себя? А я такая вся в белом… тьфу, в красном, буду стоять в сторонке и взирать, как его лупят бамбуковой палкой?

— Это всё я! — выкрикнула зычно, чтобы никто не смог сделать вид, что не расслышал. — Я, а не брат.

— Нет, я, — принялся задвигать меня и мои заслуги… то есть, злодеяния, храбрый, честный, но такой глупый брат.

— Я!

— Я!

— Нет, я.

— А я говорю, я.

— Замолчите! — патриарх семьи Ли не выдержал глубины нашей взаимовыручки. — Малышка Мэйли, отойди. Этот ребенок уже признался, что взял фейерверк и поджег ночью. Из любопытства. Он не знал, что рядом есть другие дети.

«А не такой уж он и глупый», — окинула снизу вверх одобрительным взглядом подельника. — «Догадался сократить список обвинений. До очевидного: скрыть пропажу петарды мы бы никак не смогли, да и эти трое нажаловались предкам. Это к гадалке не ходи».

— Это я взяла громкий огонь, — прикрикнула с нарочитым упрощением. — Дядюшка может подтвердить, что я его расспрашивала.

Я — ребенок. Чжун тоже, но он уже в школу ходит. В младшую. И там, как он сказал, можно огрести по рукам, по спине, по мягкому месту учительской линейкой. То есть, физические наказания в ходу. И это б-р-р, как по мне, но сейчас не об этом.

Мой свидетель, к счастью, не уехал на похороны. И согласился, что да, говорил с малышкой. И про петарды в том числе.

— Как бы ты ее зажгла? — снова отодвинул меня и доводы разуме брат-защитник. — Дедушка, прошу, не слушайте младшую сестру. Накажите меня.

Я всё ждала, когда же Бинбин и два ее хвоста докинут хвороста в костер. С обвинениями в призыве демонов. Но все трое как языки проглотили. Это было непонятно и подозрительно.

— Нет, меня, — топнула ножкой. — Дедушка…

О, дождалась, похоже: сестра-песец потянула мать за рукав, та наклонилась, родственницы зашептались…

— Моя дочь пострадала из-за этой нахалки! — выставила указующий перст мамаша жемчужинки. — Если уважаемый дедушка не накажет внучку, это сделаю я. Ты, неблагодарная…

Чжун сунулся, чтобы закрыть меня собой. Предок, не ожидавший такого поворота в семейной сцене, только и успел, что вытянуть палку вперед. Я поднырнула под руку брата в готовности принять удар.

Нет, не потому, что мазохистка. А потому, что за свои поступки привыкла отвечать сама. У Киры Вороновой всю жизнь была с этим беда: обостренное чувство справедливости. Сколько я-прошлая хапнула проблем с этой болезненной несуразицей, пальцев всей семьи Ли не хватит, чтобы перечесть.

Причем это не касалось чужих действий. Даже когда четко знала, что вот тот-то и тот-то совершили некую каверзу, молчала в тряпочку, и ничего нигде не ворохалось. При условии, что никто всерьез от проделки не пострадал, конечно. В таких случаях меня можно было пытать, я никого не сдавала.

Например, когда пацанье из параллельного «Б» класса напихали дымовух из линеек в плафон, что висел в рекреации. Рядом находились кабинеты завуча и директора. Кто-то запихнул туда накануне то ли тетрадь, то ли дневник с двойками, чтобы домой не нести (дети же, раз взрослые не видят проблемы, то ее и нет как бы). И сразу три дымовухи, да с бумагой — славно задымились. А еще пыхнули, заплевались искрами.

Плафону лет было, как школе, а та строилась в послевоенные. Когда завуч выскочил из кабинета, первым делом, как человек ответственный, схватил пенный огнетушитель. Встал под осветительным прибором, выпустил струю…

Это был старый плафон, и он пережил немало за срок своей школьной службы. Но эта пена стала для него последней каплей. И он, вместе с пеной, да с еще дымящимся содержимым, рухнул ровнехонько на завуча. На макушку. Встал там, как очень странная шляпа, сначала узкая, затем с пузатеньким расширением, затем снова узкая.

Пена, дым, плафон и завуч.

А мы со школьною подруженькой дежурные по первому этажу, у раздевалок. Чтобы, понимаете ли, беспорядки не нарушались школотой.

Катьку я отмазала, сказала, что та несла дежурство на другом конце коридора. Я как раз отвечала за рекреацию с досками, где расписание вывешивали, плюс с другой стороны пространство перед начальственными кабинетами.

Завуч грозился выгнать меня из школы. Если я не скажу ему, кто был тем негодником, подложившим дымовуху. А их было трое, там же высоко, надо подсадить приятеля, чтобы шалость удалась…

Кира Воронова молчала, как партизанка на допросе. Говорила, что не знает, потому что отвлеклась. Врала. Но эти три юных пироманта (или дымолюба, раз дым развели?) неделей раньше отпинали других вредителей. Те чего-то хотели от Катьки, вроде бы денег карманных, но это не точно. Закладывать тех, кто выручил мою подругу?

Может, если бы завучу башку опалило при падении плафона, или сотрясение он получил… Возможно, тогда я и призналась бы. Но раз нет — нет. Эти же благое дело (в их понимании) хотели совершить: устроить задымление, чтобы школу эвакуировали, и нам не пришлось идти на урок физики. Сдвоенный, на два класса. К скучнейшему из учителей, с абсолютно никакой подачей материала.

Увы, пацанов заложил потом кто-то из мелкоты. Но, хотя завуч жаждал публично четвертовать всех троих, никого особо не наказали. Кто-то из родителей юных вредителей подключился к делу и отмазал соучеников.

Но вот если кто-то пытался взять мой (любой) косяк на себя, можно было сразу тушить свет. С подобным я смириться не могла. Одна из худших черт моего прошлого характера, я считаю. И она — тем февральским днем стало предельно ясно — перенеслась со мною в новую тушку.

Мироздание, неужели нельзя было слегка подкорректировать? Вот что тебе стоило?

Хотя бы в такой малости!


Как много мыслей может промелькнуть в сознании за миг-другой, оказывается…

Как подъехали к переднему входу две машины, я не слышала. Не ждала, что родители успеют вернуться. Маму увидела, когда уже гордо распрямилась перед взбешенной курицей-наседкой, родительницей Бинбин. Успела подумать, что хоть батя дочкин позор не увидит. Он, наверное, где-то в доме…

— Руки прочь от Мэйли!

Я, честно сказать, до сих пор не понимаю, как возникла передо мной мать моя, китайская женщина, явно умеющая в телепортацию. Ладно, признаю: у мамы было несколько секунд, когда я прикрыла глаза. Руку, занесенную для удара, игнорировать не собиралась, только глаза защитить. У городской матери Бинбин ногти длинные.

Когда я этого удара не дождалась и услыхала родной голос, глазки не просто открылись, они вытаращились.

Мамочка держала родственницу чуть ниже локтя и прожигала ее таким взглядом, что мой фирменный, от которого расплакались на съемках пацанята, смотрелся солнечным зайчиком на фоне солнца. Дедова палка застыла в воздухе, никого не коснувшись.

— Дедушка, бабушка, — мать моя, не выпуская руку противницы, обратилась к старшим родственникам. — Отец. Мама. Дочь извиняется за неучтивость. К сожалению, у этих младших появились дела в городе. Мы вынуждены уехать первыми. Спасибо, что позаботились о нас.

На этом она отпихнула от себя маму Бинбин, подхватила меня на ручки и двинулась навстречу отцу. К Чжуну уже спешил его батя, и что-то мне подсказывало, он сумеет отбить сына от одной несдержанной курицы. Вот бы кого ощипать да во щи…

С братом я в итоге не попрощалась, как следует. А красивое красное ханьфу аккуратно сложила и оставила на застеленной кровати. Рядом с каллиграфией: иероглиф «свинья под крышей» получался у меня с каждым разом все лучше и лучше.


Тугая пружина разжалась на полпути к вокзалу. Родители сидели в тишине, батя справа, мама слева. И держали меня за руки. Вызвался нас отвезти дядюшка, который делился со мной сведениями про фонарики, усатого Няня и роль петард в общении с духами предков.

— Простите…

— Всё хорошо, сокровище, — сжали мои ладошки с двух сторон. — Тебе незачем извиняться.

— На нас не рассердятся дедушка и бабушка?

«Особенно на маму, она же народ локтями распихивала, пока рвалась ко мне», — вздохнула.

Мать моя, как сие ни печально, в телепортацию не умеет. Она просто растолкала всех, кто ей мог помешать, совершенно не церемонясь. Двор не такой уж и большой, если ты не кроха с малюсенькими ножками.

— Милая, не волнуйся. Та непочтительная женщина вышла вперед старшего. Если кто и вызвал недовольство фуму, то это она.

И никаких вопросов о ночном происшествии. Мне так кажется, если бы их дочь реально вызвала с иного плана всамделишного демона, эти двое всё равно не стали бы ругаться. Только обеспокоились бы безопасностью Мэйли в процессе призыва.


Февраль 2000 г, Бэйцзин, КНР.


Внезапное: больше всего от нашего возвращения в Северную столицу радости было… у Сина. Не-соседа, что жаждет сродниться с синематографом. Будущий режиссер уже успел навестить семью и теперь систематически терроризировал визитами дядю и тетю.

А всё ради встречи со мной. Да, этот миг настал: мои таланты и старания на ниве актерского мастерства были замечены.

Фильм, где мы с пацанами «звездились» по полной, наконец-то увидел свет. Его даже по какому-то ТВ-каналу показали. Название меня слегка смутило: «Лучшие одежды — новые».

«Это вообще каким боком там?» — попыталась сформулировать запрос так, чтобы меня поняли. Я бы поняла, если бы во взрослой форме герои подались в пошив дизайнерских шмоток, но нет же.

Оказалось, тут зарыли половинку идиомы. «Лучшие одежды — новые; лучшие друзья — старые». Ох уж мне эти философы. Напридумывают названий, а бедным попаданкам соображай: о чем они вообще?

Ладно, бесы с ними, с фантазерами. Главное, что имечко мое в титрах высветилось. Мелким шрифтом в длинном общем перечне.

И я сама явно ж кому-то там глянулась, иначе с чего бы Сину так светиться при виде меня?

— Это небольшая кинокомпания, — студентик трет глаза, похоже, что не особо высыпается даже с учетом новогодних выходных. — Однако у их главного режиссера есть несколько престижных премий.

Кто о чем, а Син про режиссеров. Но информация не бесполезная, может, там и впрямь какой-то гений сидит.

— За триста юаней работать не стану, — я уловила прилагательное «небольшая». — Тогда была разовая акция. По дружбе, можно сказать.

— Я ничего не знаю про бюджет и оплату, — встревожился (и не напрасно) Син.

Даже предки посмотрели на него осуждающе, не говоря обо мне.

— И зачем тогда пришел?

Если б знала, как сказать: приперся, он услышал бы именно это.

— Меня, как знакомого с вашей семьей, попросили предложить роль малышке Мэйли, — затараторил не-сосед. — И всё. Роль не главная, но важная и необычная.

Сумел зацепить за струнку интереса, гад. Необычное — это то, что хорошо запоминается. Вспомнить «Часы» и главную роль Николь Кидман. Это так, навскидку. Мне больше тема и сценарий в момент просмотра были интересны, но и актриса там шикарно перевоплотилась.

— Подробности! — кулачки сжались сами собой.

Если зачаток режиссера меня впустую раззадорил, ух я ему!

— Да, Син, пожалуйста, — поддержала мое начинание мамуля. — Расскажи нам больше.

Взгляд студента прояснился, спина распрямилась. Словно огонек зажегся в неприметном китайце.

— Мэйли предстоит сыграть куклу, — сказал он с придыханием. — Очень реалистичную и красивую фарфоровую куклу.

Вот тут и я загорелась идеей. Это он реально удивил. Образ девочки-куклы, если роль не крохотный эпизод, конечно, должен врезаться в память зрителя.

Вот только дальше Син заговорил обо всей истории. Жанр будущего кинофильма: детектив. С элементами мистики. И с легким таким оттенком саспенса.

Угадайте, кому приводить зрителей в состояние тревожного ожидания, неопределенности и беспокойства?

Конечно. Как же иначе. Ли Мэйли.

Загрузка...