Белая ворона

Прода 14.10.2024

Бинго! Чжун — красавчик. Не внешне, там все стандартно и плосковато, а за действия. И за то, как он видоизменил мою задумку. Ничуть не ослабив эффект, да еще и воспитательного воздействия придал. С помощью деда, конечно. А от моей шалости там только узор на зернистом льне остался.

Несколькими часами ранее.

— А ты уверен, что успеешь?

— Так мы заранее все подготовим.

— С чего начнем?

— Для начала надо раздобыть нитки. И иголку. И я даже не знаю, где мы их возьмем…

— Не вопрос. Мама всегда берет набор для вышивания.

— И ты еще здесь?

— Бегу уже. Тиран…

Про тирана — это я уже в движении и под нос бурчу. Взаимопонимание у нас с Ли Чжуном возникло полное. Он подхватывал мои мысли, добавлял свои идеи, и вместе складывался полный фэншуй.

Пока я бегала за маминым набором, брательник-подельник раздобыл пару запасных подушек. Он-то здесь в сознательном возрасте уже отирался, знает больше меня.

— Готово. Ножнички тоже взяла.

— А ты шить умеешь? — он трет затылок. — А то я — не.

В четыре руки делаем необходимое. Он дырявит, я втыкаю и прошиваю. Разнообразные занятия не прошли даром — мелкая моторика ощутимо лучше, чем когда я флаг на замковую башню вышивала с маминой помощью.

Концы он привязывает к столу, что стоит возле окна.

Оцените инженерную мысль: никто из нас не хочет кидать подушки во двор. Это заметно, на темных-то дорожках. Вдруг кто пойдет? А в доме есть совмещенный санузел, которым стараются пользоваться для омовений. И другое помещение с дырой в полу, вход в него со двора. Кто-то попрется в ночи, а там мои художества лежат во всей красе. Влетит по первое число, причем не мне, а честному брату. Ведь это он в той же комнате обитает, что и братцы-кролики.

С выбранной Чжуном длиной нити подушки будут болтаться сантиметрах в десяти от земли. Был риск, что привязку обнаружат мелкие родственнички. Раньше времени заметят, поднимут бучу и снова влетит кому? Ли Чжуну.

— Этот брат примет наказание, — гордо задранный подбородок. — Если потребуется. Но они ужасно невнимательные. Не стоит напрасно переживать.

— Ладно. Ты их знаешь дольше. Так, а как здесь открывается?

Окна у нас в комнатах оказались разной конструкции. Чжун, как коренной житель, явно шарил в устройстве дома. И как смог, мне втолковал. Этот дом стар настолько, что раньше тут стояли не деревянные рамы со стеклом, а резные окна с рисовой бумагой.

В этом помещении было горизонтальное окно. Узорчатое. Четыре повторяемых яблоневых лепестка. Эту красоту сохранили, дали ей новую жизнь, сбив с деревянной рамой стеклянного окна. Но пришлось мудрить с открыванием. Оно нынче осуществлялось вручную, исключительно наружу и снизу. Для фиксации в открытом положении вставлялся брусок.

Такое себе решение, но узор крестовидного яблоневого цветка действительно красивый. Мне бы тоже было жалко его просто так демонтировать. А как в лунную ночь тут, наверное, атмосферно…

Тан, как сказал мой знающий братец, в названии яблони, созвучно с тан, которое — дом. Так что кроме эстетики, тут еще и благоприятное пожелание. Потрогала на удачу окошко: нам тоже благоприятное пожелание не помешало бы этой ночью.

Всё, на этом подготовительные работы в мальчишеской спальне завершены. Чжун тоже лег спать пораньше. Мол, с дороги устал.

Уснул на самом деле или притворялся, не важно. Первый же вопль братцев-кроликов и мертвого бы поднял, не то, что честного брата Чжуна.

Эта парочка порскнула из комнаты, как букашки от карающего тапка. Брательник-подельник быстренько открыл окно, сдернул с кровати и отправил «проветриваться» на улицу подушки с когтистой живописью. Из-под своего одеяла вытащил заготовленные сменные подушки в обычных наволочках.

Операция «подмена» заняла совсем немного времени. Он даже успел выскользнуть из комнаты до появления рядом всполошенных детским ором родственников.

Почему, спросите вы, при наличии в комнате шкафа, мы не задействовали его?

— А если в шкаф? — это я, на этапе формирования пакости.

— Смотри, я одна из их мам, — Чжун делает вид, что вбегает в комнату. — Ах, малыш, тут был зверь? Давай поищем это страшное чудовище!

И распахивает шкаф.

— А нитки не заметят? Хотя… Стена белая, нитки мы тоже взяли белые.

— Пока все сюда побегут, я постараюсь тихонечко выйти во двор. И обрезать с той стороны концы. Молодец, что принесла ножнички. Подушки спрячу за деревом. До утра, а там уже снимем наволочки, вернем подушки на место взятых. А то, что нитки какие-то болтаются — мало ли? Играли во что-то.

— И постирать бы от моих художеств.

— Это уже женское дело.

И не поспоришь, не обвинишь в шовинизме. Хотя бы потому, что это честно: кто испортил вещь, тот ее и чинит, приводит в порядок.

— Ты сильно рискуешь, Чжун.

Этот храбрый оболтус принимает пафосную позу.

— Даже если я обращусь в камень, принимая наказание, я не выдам тебя, умная младшая сестра.

— Ай-йё… — накрываю моську ладонью.

Китайские междометия, когда не можешь подобрать литературных слов, очень емкие. Стоит перенять и взять на постоянное вооружение.

А дальше мы расходимся. Вижу Чжуна уже в коридоре, в сутолоке. Он сначала стоит возле стеночки, а затем аккуратненько, вдоль этой самой стеночки, проскальзывает на выход.

Реально — красавелло этот мой братан. Он еще и вернуться успел до того, как все спонтанное сборище рассосалось по комнатам.

— Мамочка, спать? — тру глазки.

Вид — святая невинность.

Интересно, Бинбин на фоне эмоциональной встряски зашуршит пакетиком? Заесть стресс — это же так правильно.

Мама успевает донести меня до комнаты, начать укладывать баиньки. Когда она подтыкает одеяло, ночную тишину снова разрывает крик. На этот раз девчачий.

— Ай, — говорю.

«Ай, какая я молодец», — заканчиваю мысленно.

— Да что тут такое творится сегодня! — восклицает моя (обычно) выдержанная родительница.

Тяну ручонки, мне же страшно оставаться одной в доме, где то и дело орут. Ор тем временем переходит в поскуливание…

Выбегаем: бежит мама, я в качестве груза.

— Там сестра Бинбин! — тревоги в голос побольше, побольше.

В комнате сестры горит ночник. Она совсем недалеко от нас спит. Наверное, еще и поэтому ей поручили приглядывать за младшей (мной). Ночник — это она зря, конечно. Перевернула его на бок сеструня, а он продолжает гореть. Ударопрочный, значит.

На миг даже жалко становится родственницу.

Гляжу во все глаза: где, где компромат? Нахожу среди разлетевшихся по всей комнате мини-упаковочек с кусочками сладкой картошки.

— Сестра! — показываю, что меня надо отпустить.

Ведь старшую надо утешить, верно? Ага, заодно пнуть свекольный корешок, запулить его под шкаф. Где он до следующей генеральной уборки пролежит.

А теперь можно погладить сестричку по волосам.

— Что стряслось? Почему ты кричала? Что тебя испугало?

Сияющую жемчужину засыпают вопросами взрослые, моя мать в том числе. Сестра-песец уже не подвывает, трясется, обхватив себя руками и спрятав лицо в коленях.

«Ты бы еще хвостом накрылась», — морщусь.

На самом деле становится неловко от масштабов содеянного. Так что я хорохорюсь, мне ж нельзя вид подать, что я как-то причастна.

— М-мышь, — стучат зубы. — И еще м-мышь.

Палец тычет в сторону источника света. Туда, конечно, ломятся с проверкой.

— А-ах!

Ну да, дар природы. Мама говорила, тут неподалеку есть старый храм. И при нем давно закрытое, нерабочее помещение. Там поселились летучие мыши. Как одну занесло к нам во двор — непонятно. Но я нашла ее уже мертвой. И такие у нее удобные коготочки, знаете ли! Так удачно получилось разместить внутри плафона прикроватного светильника. При свете дня совершенно незаметно, но стоит в темноте включить ночник…

Малышку Бинбин пробивает на поток слез и слов. Она с надрывом в голосе повествует, как хотела взять сладость, а достала мышь за длинный хвост. Испугалась, бросила, затем включила свет, чтобы прогнать, а там… Бедненькую жалеют все. Прабабушка приносит ей соевого молочка, родители забирают спать к себе в комнату.

А меня гложет совесть. Может, зря я с ночником? Хватило бы и «мышиного» хвостика. Тем более, что зерно я днем в благодатную почву посеяла. Дети впечатлительные, а я ей сказала про писк.

В общем, расстроенную и встревоженную моську не приходится даже изображать.

М-да, переборщила. Надо как-то сдерживать себя в обращении с малолетками.

Так я думаю ровно до следующего утра.

Сияющая жемчужина прижимает меня к стенке. Не фигурально, буквально, двумя руками вдавливает мои плечи в стену. Силы очевидно не равны: ей пять, мне меньше двух. Вообще, мои ноги свободны, я могу пинаться и кусаться. Но пока придерживаю крайние меры на крайний же случай.

— Ты! — обвинительный тон и чуть ли не искры из глаз. — Ты это сделала.

— О чем ты, сестра?

«Предъявите весь список обвинений, по пунктам и в должной очередности, пожалуйста».

— Мыши! И что-то, за что наказали братьев.

— Сестра, я не понимаю, о чем ты.

Меня трясут, как тряпочку. Сопротивления не оказываю, я же слабый ребенок, только голову стараюсь беречь. Ей лишние столкновения со стеной ни к чему. Один раз Мэйли уже приложилась головушкой, и чем это кончилось?

— Не делай из меня дурочку!

«Зачем? Да ты и сама превосходно справляешься».

Сама уже начинаю коситься по сторонам. Эта девчуля переходит все разумные границы. А границы личного пространства еще раньше похе… переступила. Мне б кого-то взрослого привлечь, но, чтобы выглядело натурально.

«Блин».

Вспоминаю, что родня сегодня на кладбище. Осталась на хозяйстве какая-то тетушка, и та занята на кухне.

— Ты виновата, ты! — она явно входит в раж.

Так, плевать на последствия. Выкручиваю шею, кусаю держащую руку. И добавляю носком туфли по ноге. Самой больно, но ради свободы чего не вытерпишь.

— Отойди от нее.

Рыку и виду Чжуна радуюсь, как ребенок… Стоп, я и есть ребенок.

— И не подумаю, — меня дергают за волосы.

Боль выбивает из меня остатки совестливых «жалелок». Эту… родственницу надо строить, а не жалеть.

Храбрый и честный брат оказывается возле нас довольно быстро, но и это краткое ожидание стоит мне клока волос. Я ж не замерла, когда она меня дернула, а продолжила сопротивляться незаконному задержанию.

— Ты сбрендила, если думаешь, что кто-то может управлять летучими мышами, — заявляет героический братец после того, как ухитряется нас разнять.

Напоследок я еще раз цапнула сестрицу-лисицу. Она чуть не порвала дареное ханьфу, я слышала треск ткани.

— Как в моей комнате могло оказаться две мыши? — не унимается эта зараза. — В батате и в ночнике? Нетопырь! Внутри светильника. Хочешь сказать, брат, что он туда сам забрался?

— Посмотри на себя, — качает головой Чжун. — Ты старше и выше. Ты должна защищать свою младшую, а не нападать на нее. Мне стыдно, что мы одна семья.

— Я поняла, — фырчит, как настоящая лиса, Бинбин. — Вы заодно.

И убегает с гордым видом.

— Малая, ты как? — вертит мою тушку из стороны в сторону брательник. — В порядке?

— Ну так… — тру очаг болевых ощущений, там, где лишилась клока волос и провожу языком по десне. — Бывало и лучше.

— Она что, тебя ударила? — глядит ошарашенно Чжун. — Я сейчас же поговорю с тетей.

— Не… — мотаю головушкой. — Десны чешутся. Зря кусала, наверное. Вдруг она бешеная?

Начинаем хохотать в два горла. До хрипоты, до саднящего чувства в гортани.

— Хотя это, скорее, клыки режутся, — когда стихает смех, обозначаю диагноз. — Вот нет бы им раньше прорезаться, я бы ее размотала.

«Как тузик грелку порвала бы нахалку», — добавляю мысленно.

Брат оказался клевым парнем, он свой в доску, но такого юмора может не понять.

— Что будем делать дальше?

Мне нравится его боевой настрой. И жалости к бедненькой несчастной сестричке-лисичке уже нет. Жемчужина выдернула из меня эту дурость вместе с прядью волос. С корнем.

— Призыв демона. Время пришло.

Сначала Чжун не врубается в задумку. А затем, когда осознает масштаб задачи, начинает вносить предложения по улучшению. Как накануне с подушками. Нет, это точно — наш человек. Только косит под китайца.

Для начала, бракует идею использовать простыню в качестве «основы» демонического облика. Обосновывает тем, что работы много и оно того не стоит. Думаю, соглашаюсь. Спрашиваю, есть ли у него встречные предложения.

Их есть у него! Моя идея, его идея, все вместе и с доработками рождают нечто в самом деле пугающее. И клевое — для нас, создателей.

Чжун приносит бабулин дождевик. Она миниатюрная, ее сестра-песец такими темпами скоро в росточке догонит и перегонит. Плащ на том же брате, как влитой. Пока мы тренируемся на нем, чтобы результат был правдоподобнее.

Простыню решаем все же оставить. Поддеть под дождевик, для многослойности. Ну и контраст: светлое-темное.

Теперь демону нужно лицо. Дождевик с капюшоном, так что с головой можно особо не париться, а вот «фэйс» у пришельца с иного плана должен соответствовать.

Мои карандаши плюс навыки Чжуна — а он, оказывается, неплохо рисует — складываются в жутковатую рожицу. Края белого листа мы затемняем сажей.

Но брат как-то увлекается и рисует рот закрытым.

— А клыки? — справедливо возмущаюсь.

Какой же демон без бритвенно-острых клыков? У него, что, кариес?

— Проблема.

Подельник чешет маковку. Закрасить белое просто. А вот выкрасить из цветного белое назад, когда стирательной резинки нет, да и с ней бы получилось так себе…

Озарение: батя в зубной пасте. Она — белая.

Пересказываю идею. Это ж 3D модель у нас может получиться, если фигурно оформить.

— Засохнет и отвалится, — режет росток вдохновения Чжун.

— Тогда сложим из белой бумаги, — тут же развиваю мысль. — Треугольнички — это не сложно. Приклеим на рисовый клей.

Я же внимательно наблюдала за процессом украшения дома. Видела, куда поставили банку с порошком. Мне высоковато, а вот брательник дотянется.

Мчим за клеем. Берем еще миску и палочки, чтобы развести и размешать. Пропорций порошка к воде оба не знаем, ставим опыты. Затем режем бумагу, складываем треугольники. Вообще, это тетраэдры, но мне такое слово знать не по возрасту. Чжун не поправляет, значит, и ему тоже рано.

В запале из оставшихся цельных листов мастерим и когти. Их, правда, получается нечетное количество — семь.

— Ой, да кто будет считать, сколько их? — машу рукой, утверждая калечность нашего демона, как норму.

А зубную пасту все же пристраиваем к делу: с ней у нас получаются реалистичные белки глаз. А уголь чернит вертикальный зрачок. Настоящее искусство из подручных материалов.

Когти мы клеим к краям простынки, кои вытягиваем через рукава дождевика. Теперь надо создать тело: брата я на эту роль не подряжу. Он и без того вклад внес солидный. Слишком много риска, да и неоправданно.

— Это у меня смягчающие обстоятельства в виде возраста, — так ему и заявляю, когда он рвется в ряды демонов. — А тебе всекут по первое число. Забудь.

Садовый инструмент и крепкая веревка нам в помощь. Облачаем нашего демона в простыню и дождевик. Морду клеим к деревянной ручке граблей. И прищепками (их тоже раздобыл Чжун) прикрепляем к капюшону изнутри.

Демон готов. Дело за малым: устроить ему эффектное появление. При правильных зрителях. И, если изначально я думала устроить шоу в доме, то после разговора с дядюшкой решила перенести действо на улицу. Во избежание последствий, так сказать.

— Лучшее всего ночью, — рассуждаю вслух. — Но кто б меня отпустил в темноте на улицу?

— Еще надо как-то позвать Бинбин, Шена и Хэя.

— Это-то как раз не проблема. Просто скажу им правду.

— Что напугаешь их до икоты?

— Что призову демона. Но вот как бы это в темноте провернуть…

Чжун не знает. И я не знаю. Демон помалкивает: тоже, похоже, не в курсе, как решить задачу.

Она решается сама собой, хоть и весьма печальным образом. Звонком с известием об уходе в мир иной старенькой учительницы моего отца. Добрая женщина многих из семьи Ли обучала. И моего батю, и батю Чжуна, и батю Шена. Добрая половина семейства подрывается, чтобы поехать в деревню.

На похороны. Чем больше людей придет проводить усопшего, тем счастливее ему будет обретаться в мире духов. Так объясняет мне мамуля, выдавая наставления: спать вместе с сестричкой Бинбин, вести себя хорошо.

«Прости, мам, не в этот раз».

Она едет вместе с отцом, тот повяжет белую повязку, останется на ночь у портрета. Следить, чтоб не угасли благовония и свечи. Это роль родных и близких, но у старой женщины никого не осталось. Увы, такое тоже случается… И традицию ночного бдения возьмут на себя благодарные ученики.

Что же… Повод весьма грустный, но это тот шанс, который нельзя упускать.

— Вы говорили, что я верю в демонов, — обращаюсь к сестрице-лисице, когда взрослые на нескольких машинах отбывают вдаль. — Сегодня после заката я пойду, чтобы спросить у демонов: есть ли они или это всё выдумки. Ты можешь сдать меня. А можешь пойти со мной. И братьев позвать, им ведь тоже не дают покоя нечистые силы.

В худшем случае Бинбин действительно заложит меня старшим. Часть семейства не уехала на проводы учительницы. Но что мне будет? Лишат сладкого и соевого молока? Заставят перебирать рис? П-ф-ф, шанс на месть того стоит.

Каллиграфию с иероглифом «мо», в общем значении магия, но в частном может и к нечистой силе относиться, я заранее подготовила. Кроме одного штриха — завершающего. Вообще, вариантов написать «демон» или «бес» на китайском столько, что я диву далась, как им не лень было это всё придумывать.

Я не ошиблась в них. Они явились, все трое. Чжун тоже, но он не отсвечивал. В свете красного китайского фонарика лица мелких недоброжелателей были особенно бледны. И стали еще бледнее, когда ветерок донес до них адскую вонь.

Это не совсем ад, скорее, сельское хозяйство. Если куриный помет залить водой и оставить в закрытой посудине на дневном солнышке, а затем снять крышку, носы морщатся только так.

А как вы хотели? Чтобы чинно, благопристойно и красиво всё?

— Что, дурочка, — переборол очевидные позывы братец Шен. — Где там твой демон?

Я аккуратно вывела последний штрих. Как положено — тушью. Улыбнулась. Показала кистью четко за родственные спины. Не зря же я села лицом в ту сторону. Чжун умница, все сделал правильно.

Все трое скривились (от запаха? От недоверия?) и развернулись.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а!

Бинбин припустила так, что пятки засверкали. Хэй тормознул, но тоже сорвался на бег. Говорливый Шен сделал шаг в сторону нашего творчества.

Огонек над землей я заметила раньше, чем братец. Просто потому, что знала, куда смотреть. Ведь не зря я болтала с дядей про традиции на кладбищах. Про петарды… В ящиках были как раз они, и достать одну было самым сложным, пожалуй, из всего, что пришлось осуществить ради этого «призыва».

С грохотом и вспышками зажглась петарда, полетели в стороны красные ошметки.

Вопли панического ужаса перекрыли громкостью грохот пиротехники.

Да, завтра меня накажут. Но сегодня я буду любоваться зрелищем подошв трех бегунов на фоне ярких искр. Под аккомпанемент их криков и шум взрывов. Я сохраню эти мгновения в своем сердце, чтоб согреваться в холодные дни.

Оно того стоило.