Что такого может произойти в песочнице? Где уже все известно, разве что песчинки не посчитаны? Но за такими благоглупостями не ко мне, я гуманитарий, и всякие дотошные расчеты-учеты не по мне.
Я в полной уверенности, что дела на вверенном мне участке идут, как надо, старательно вывожу ключ «лошадь» (который ма, но не та ма, а другая ма). Мне ж тут мать моя женщина вдруг сказала, что я неправильно держу кисть.
Ладно, не кисть, речь шла о карандаше. Но подразумевалась кисть, ведь каллиграфия — это искусство. Традиционное, где правильная бумага, кисть, тушь. А не просто чирк-чирк, как придется. И мне сие искусство предстоит постигать, раз я такая умница.
Кому много дано, с того много и спросится, и кому доверено многое, с того больше и взыщется. Евангелие от Луки. Где там точно он это сказал, не помню, а гугла у меня тут нет.
Но это совершенно уместно сказать и про мою ситуацию с каллиграфией.
А я пока что черкаю знаки-черты, как ручкой шариковой обыкновенной.
Надо же так: большой, указательный, средний — эти три пальца зажимают середину стержня кисти (или ручки, или фломастера, на худой конец). Безымянный с мизинцем придерживают заднюю часть инструмента. Выступают в качестве стабилизаторов.
Ладонь держим «ямочкой», слегка впалой. Угол наклона также имеет значение.
Словом, тут у нас океан тонкостей. И я только начинаю в этот океан погружаться. А ведь там разные стили, они же подводные течения: печатный стиль письма, официальный стиль письма, обычный стиль, травяной стиль…
На травяном стиле урок пришлось ненадолго прервать. Ученицу накрыли хохотулечки.
Подводные камни тоже в наличии: на самом деле стилей больше. Применяются в наше время (одни чаще, другие реже) такие: цаошу, кайшу, синшу, лишу, сяоджуань, дачжуань.
Звучит, как последовательное перечисление пыток для какого-то ужасного злодея.
Травяное, если любопытно — это цаошу. Как бы курсив, но для иероглифов.
Сложно! Хотя местами весело.
И вот, пока я рисую лошадиный хвостик, меня вдруг закручивает пылевая буря. С песочными вкраплениями. Это балбесу с жирафом вздумалось сцепиться, да так, что эти двое принялись валяться по земле (свободной от постройки, а то я бы потом обоим добавила). День выдался солнечный, подсушил стройплощадку, отсюда пыль.
И обычная городская пыль. По правде говоря, ее тут многовато. Мамуля не от нечего делать полы намывает по нескольку раз в день.
И вот эти два пылевых воина устраивают покатушечки, со всей яростью, какая только вмещается в два годовалых (тоже с хвостиками, да) тельца.
Балбес крупнее. Он успешно реализовывает свое преимущество, наваливаясь всем собой на жирафа и вдавливая того в песочек. Джиан более юркий. Зарыть его в сыпучее сложно, он выковыривается.
— Йя! — Чжан Джиан ускользает от захвата, делает подсечку противнику.
Взметается облачко из песка и пыли.
Ах, как летит этот пухляш! Как он размахивает руками в несинхронной мельнице. Как он раскрывает рот для крика, уже даже колышутся наетые щеканы… Грация бегемота в действии. Но враг хитер и коварен!
В раззявленный рот прилетает пригоршня песка. Щеканам, шее и футболке тоже достается.
«И победителем становится — Жи-и-ирафище!» — ухахатываюсь мысленно. Вслух бы тоже не постеснялась, только не знаю, как на китайском будет «победитель».
Очень большое упущение. Очень!
— Эй, ребятишки, чего бузим? — в поле зрения возникает нечто неуклюжее.
Ну вот: накаркала. Будет теперь шляться к нам, как к себе домой. Этот Син, который местами свин, с интересом разглядывает наше монументальное сооружение.
С интересом не меньшим, если не большим, таращатся на студентика мои одногодки. Ченчен слегка подавился песочком, отплевывается. Балбеса неумело похлопывает по спине Джиан, словно и не он вовсе полминуты назад кормил товарища несъедобным.
Хотя… Бегемотик любит кушать. Бывает, даже на стройке что-то пожевывает. Может, Джиан хотел разнообразить рацион приятеля?
И я просто держу в памяти неверную концепцию песочных печенек. А на самом деле оно готовится именно так: зачерпываем свеженького песочка, закидываем сыпучее в рот другу. И друг рад — аж до самых печёнок.
— Чего молчим? — Син сгибается под девяносто градусов, чтобы быть ближе к народу.
— Тебя ждем, — бурчу под нос.
— Я тоже по тебе соскучился, Мэйли! — сияет будущий режиссер, словно уже получил престижную статуэтку. — Ладно, раз вы больше не деретесь, не буду расспрашивать.
Волшебство: как только этому взрослому становится не интересно, малыши наперебой начинают вываливать сведения. Кроме меня: я сижу на корточках с палочкой для письма (для еды) и отчаянно хмурюсь. Дабы кое-то понял: ему здесь не рады.
А эти двое, оказывается, не поделили флаг. Я тут рассказала им, как сумела (больше пантомимой, конечно), что раз есть башни — на них должны реять флаги. Замок — это здорово, а флаги на башнях — это святое.
Хорошо, что вспомнила: флаг нужен красный. Можно с желтым в виде звездочек. Не хотелось бы с младых ногтей прослыть непатриотичной.
Тут с этим серьезно. Батя обрадовал: гимн государственный мы будем учить с детского сада. И, хотя до этого еще целый год, неплохо было бы заранее подготовиться.
Я заражаю всех вокруг желанием нести в мир прогресс! И гармонию. Ведь гимн — это песнь, а песня есть — гармония.
Стройбригада не исключение.
Эта сладкая парочка не поделила, чей флаг лучше. Чжан Джиан притащил какую-то ленточку (красненькую, чин по чину). Бо Ченчен упер из дома платок. Не красный, обычный белый.
Но он сообразил привязать краешек платка к палочке для еды (и с кого только мог взять пример этот парень?). Подумал, что так флаг висит не торжественно, и привязал еще один край.
Я аж зависла, познав сие откровение. По сей день была уверена, что балбесу голова для того, чтоб в нее есть. Иногда даже песок.
А тут инициатива, творческий подход, реализация. Это моя школа!
— Ребятишки, а сколько вам годиков? — Син чешет маковку.
Лицо обалдевшее.
— Один! — отвечаем мы все вместе, хором.
И так же дружно чертим на песке горизонтальную черту. Ключ: один.
Небольшой рассинхрон: кто пальцами рисует, а кто и палочкой. Так это — кто на что учился. Однако, факт: глядя на меня, сначала длинношеее потянулось к изучению китайской грамоты, а следом и щекастик. Хотя он тормозит по страшной силе. Только этот ключ и умеет чертить, больше я в его большую, но пустоватую головушку впихнуть пока что не сумела.
Но здесь и сейчас — большего и не нужно.
Надо видеть лицо Сина. Парень в шоке: его рот так перекашивается, что тоже вытягивается в наклонную черточку. Слегка наклонную. И один уголок рта чуток приопущен.
— Один! — повторяет студент БФА. — А вы сами это всё построили? Или вам кто-то из взрослых помогал?
«Эй, свинтус, не пали контору!» — мои глаза, как плошки (правда, вытянутой формы, круглые глаза азиатам завезли только в аниме).
— Мы! — шедевры синхронности продолжаются. — Сами.
Меня накрывает странное ощущение, не скажу, что оно приятное: будто эти двое пацанят и я связаны в некий общий разум.
Где я что-то вроде пчелы-разведчицы (это такая пчелка, которая ищет место для нового улья, когда в старом наступает перенаселение, и тесно становится крылатым-полосатым). А балбесик с жирафиком — пчелы-помощники, которым пчела-разведчица танцем передает информацию о найденном дупле, и те летят с нею на осмотр потенциальной жилплощади.
Разум пчелиного роя, ага. Между лопаток как-то вдруг зачесалось. Крылья растут, не иначе.
— Дети, вам уже говорили, что вы умные и продвинутые? — это он высказывает громко и четко, а пока пацаны радуются хвалебным словам, добавляет себе под нос. — Они дерутся из-за флага для замковой башни, которую сами соорудили. В год. Тут ров, как настоящий, мост из соломинок, деревья вокруг. Стены зубчатые. Намек на бойницы в стенах. Ступени во внутренний двор. Ворота из листиков. Сад камней во внутреннем дворе. А это что? Колодец? Надо спросить у мамы, делал ли я что-то подобное в их возрасте. Но что-то мне подсказывает — нет, не делал.
— Син, не хвали их, — говорю. — Они глупые. Башен — три. Сделали два флага и не смогли поделить их на три башни. Ты — сюда ставь, — тычу пальцем в Джиана, в башню, снова в башню, но в другую, затем в Ченчена. — Ты — сюда. А я завтра принесу флаг для центральной башни.
Брошенные в пылу сражения стяги водружаются на верхние точки башенок. Создатели знамен дружно лыбятся, светят белыми резцами (до клыков они пока не доросли, не говоря уже про моляры).
— О… — тянет «этот Син» долгий звук. — О! У меня есть идея. Для начала мне бы поговорить с кем-то из ваших старших… Госпожа Ли! Вы как раз вовремя.
Конечно, свинтус напросился на обед. Кто б сомневался? И естественно, мать его усадила за стол. Хотя он в этот раз сопротивлялся для приличия чуть подольше.
Палочками орудовать в скоростном режиме ему эти приличия не мешают. Как и осыпать заслуженными похвалами хозяйку. И где-то между комплиментами студентик высказал, чего ради напросился к нам столоваться.
Он вообще-то шел в гости к тете, но наткнулся во дворе на нас, таких красивых и умелых.
И пришла в его студенческую голову мысль.
Предыстория: ВУЗ, куда ворвался в поисках знаний наш «не-сосед», славится тем, что его выпускники в индустрии кино и телевидения — нарасхват. И дело не только в том, что учебное заведение престижное (а оно не только в Поднебесной, но и в мире котируется, если верить Сину).
Скорее, причина особого отношения к выходцам из киноакадемии (ранее — Институт исполнительских искусств) в их трудоспособности. Львиная доля времени и внимания в течение всего обучения уделяется практике.
Конечно, лекции и семинары никто ради практики не отменяет. Студенты высиживают часы в аудитории, а затем, в как бы свободное время, занимаются студенческими проектами.
И эти проекты довольно высокого качества, потому как их и преподаватели смотрят в обязательном порядке, и есть шанс, что кто-то из мастодонтов индустрии случайно заметит. Юноши и девушки строят себе лестничку к будущей карьере заранее, ступенька за ступенькой.
Так что летом старшие курсы особо не отдыхают. У них идут съемки, постановки и прочая движуха. То есть, на базе ВУЗа учащиеся способны создавать всамделишное кино. Фильмы художественные. Самостоятельно.
Большая часть этих работ проходит, как отчетные проекты. А в качестве актеров обычно привлекаются другие студенты. Ведь киноакадемия кого только не готовит, и все хотят засветиться. Кто лицом, кто строчкой в титрах.
Син был отловлен еще при поступлении. Старшекурсники начали подготовку к очередному проекту, где сюжет крутится вокруг концепции взросления. Наш не-сосед показался режиссеру (тоже студенту, но уже магистратуры) вылитой копией главного героя, только моложе на сколько-то лет.
Как бы не удивительно: они же (китайцы, в смысле) на одно лицо. Ладно, не прям все, но многие. Для меня, по крайней мере. Взять мам Джиана и Ченчена: я этих дамочек отличаю в основном по тому, какого из детенышей они забирают с собой.
Не то, чтобы Син рвался в актеры, он по другой стезе планировал идти в кинематограф. Но к небольшой роли прилагалась практика в условиях реального съемочного процесса. Старший, коему глянулся свинтус, пообещал парню доступ на съемочную площадку на весь период съемок.
Я уж не стала намекать счастливому вьюноше со взглядом горящим, что его на тех съемках будут, скорее всего, гонять за кофе и прочим принеси-подай-поправь. Хочет парень окунуться в атмосферу кино — пущай ныряет.
Мы-то с мамулей (и оболтусы мои со стройплощадки) тут каким боком?
Как выяснилось, самым прямым. Анфасом, ага. Для будущего «кина» отобраны актеры всех возрастов, кроме самых юных. Даже пятилеток нашли среди родственников учащихся. А вот такой мелюзги беззубой, чтобы и по типажам подходила, и не разнюнилась под камерами — нет.
«Я попрошу! У меня белехонькие передние кусалки уже есть. Кто не верит, пусть сам подставится под кусь», — я гневно пыхтела, слушая этого нахала.
И тут Син идет к тете и видит нас. Рядом с замком. Эти еще сцепились вовремя, горячие азиатские парни. А по сценарию (не-сосед ответственно подошел к процессу, изучил весь сценарий от корки до корки) как раз-таки главный герой (его микро-версия) знакомится с будущим лучшим другом в песочнице. Играет и из-за чего-то спорит, а потом начинает дружить.
И с ними там же играет… барабанная дробь… девочка их возраста. Герои соревнуются за внимание малышки.
Концепция любви с ползункового возраста у них по задумке. И крепкой мужской дружбы. Из игр в песочнице плавно произрастающей.
Так они втроем весь фильм и будут в кадре. В разных возрастных срезах, от крохотуль до взрослых.
— Умница Мэйли очень хорошо подходит на роль маленькой Бай Юэ, — итожит Син. — И мальчики, которые с ней играют, действительно похожи на героев истории.
— У-у… — мать моя как-то не в восторге.
— Удивительное совпадение, не правда ли? — пышет энтузиазмом будущий режиссер. — Мама Мэйли, пожалуйста, дайте разрешение на съемки вашей дочери!
Он вскакивает со стула и сгибается в глубоком поясном поклоне.
Хоть по роже себя не лупасит, уже не так стыдно на это смотреть.
— Как только я получу ваше согласие и согласие мам мальчиков, — Сина прям распирает воодушевление. — Сразу же поговорю с режиссером.
— Т-ц, — щелкает языком мать.
Лоб напряжен, думает, похоже, как отказать и не обидеть прикормленного блудного котеночка. Жалостливая она у меня.
А я все это время напряженно думаю: оно мне вообще надо, такое киношное счастье?
Припоминаю, как все хвалят мою внешность. Еще послушность, но начинают с обычно внешности. Ведь рожицу видно сразу, а поведение раскрывается постепенно.
Как в разных передачах и фильмах, показываемых по телевизору, на более привлекательных людей реагируют. Лучше, чем на таких же по образованию, заслугам и т.д., но с внешними данными попроще.
Не знаю, подмечают ли обычные дети подобное, но я-то вижу. Всем нравятся красивые люди. Их чаще приглашают на передачи. Берут интервью охотнее.
С какого бы входа я не планировала в будущем заходить в киноиндустрию (или в стримы-блоги) привлекательная мордашка — это мой козырь. Лицо работает на меня.
И чем раньше оно начнет работать, тем выше будет моя узнаваемость в дальнейшем. Примелькаться, имя втиснуть в титры, пусть и самым мелким шрифтом в общем списке.
Тем выгоднее варианты гипотетического сотрудничества можно отыскать в дальнейшем.
Я-прежняя не работала лицом. Больше старалась шевелить извилинами. Но там у меня и условия немножко другие были. И шанс на армагеддец над миром не довлел.
Не пробовала? Самое время начинать.
— Это студенческий проект, — немножко сбавляет напор свинтус. — Бюджет очень скромный. Но для маленьких актеров предусмотрена небольшая оплата. Она, конечно, не как в настоящей кинокомпании, но…
— Хорошо! — на слове «оплата» беру все в свои руки. — Мама, да?
Не откажет же она сокровищу? Денежка малая в дом — уже какая-то польза.
Мне нравится сидеть на шее у бати в прямом смысле слова, это когда мы играем в «лошадку» с высоким седлом. И совсем не по нраву смысл переносный. Я помню, сколько стоит мой будущий детсад.
Шесть с половиной тысяч юаней. Плюс дополнительные занятия. А я хочу всяких разных курсов набрать. Потому как основная программа детского садика для взрослой тетки — это даже не раз плюнуть. Это воздуха для чиха набрать, и даже того легче.
Иероглифы? Я вас умоляю: мне мать зачем? К началу сада я уже буду обгонять программу. И чем дальше, тем сильнее будет обгон. Он наверняка замедлится к школе. Но и там у меня будет фора, глупо это отрицать.
Значит, силы и время надо направить на развитие в других направлениях. Танцы те же. На балет хочу: заложить хорошую базу и как минимум осанку научиться держать. И равновесие.
Кира Воронова много сидела за компьютером, от чего страдала спина. И неуклюжая была довольно-таки. Не как Син-свин, но и особой грациозностью похвалиться не могла.
В конце концов, моя китайская героиня профессионально занималась танцами. Пусть не мирового уровня звезда, но хороша была Лин Мэйли. Есть, к чему стремиться.
Так вот, отработать частичку родительских затрат — это я руками и ногами за.
— Мэйли… — мать все еще пребывает в сомнениях. — Это может быть трудно.
— Не, — машу головушкой.
Там уже отросли волосы до такой длины, что родительница стала завязывать мне их в хвостики. Чернявые, как у всех тут. Волосы мягкие, шелковистые, приятные на ощупь — в мать.
Я, конечно, в той жизни в фильмах не снималась. Но как-то мне слабо верится, что от ляльки моего возраста ждут оскароносной игры.
— Мэйли справится, — уверенный кивок. — Соглашайся.
— Сначала мы прочтем сценарий, — растерянность сменяется деловым настроем. — И ознакомимся с условиями съемки. И, разумеется, я не отпущу Мэйли одну. Мама все время должна быть рядом. Думаю, другие мамы скажут тоже самое, если дадут согласие.
— Спасибо, мама Мэйли! — этот чудик сгибается в поклоне так резко, что чуть не врезается в край стола лбом. — Спасибо, Мэйли! Вы не пожалеете!
После трех глубоких поклонов (каждый — в волосе от края стола, он точно псих) Син уходит, наконец, к своей тетушке. А я могу заняться по-настоящему важным вопросом.
— Ма, научи меня вышивать, — не по возрасту запрос, но она у меня привычная к закидонам бойкой дочурки. — Простое. Звездочку.
— Иголка скользкая, — сомневается родительница. — И острая. Ты можешь пораниться, сокровище мое. Давай, ты скажешь, что нужно вышить, и мама сделает это для тебя?
— Сделай мне дырочки, — предлагаю компромисс. — Нам с тобой нужно вышить самый лучший флаг.
Центральная башня замка не должна пустовать.
А в кончиках пальцев много нервных окончаний. Их так полезно разрабатывать!
Днем позже над центральной башней взвился красный флаг. Желтая звезда на нем была вышита в четыре руки: мама направляла и придерживала мои махонькие пальчики.
Парни, чьи флаги заняли свои местечки накануне, радовались и хлопали в ладоши. Успех был общий. Я потирала мизинец: разок все-таки воткнула кончик иглы не туда, куда целилась.
Мама Ченчена щелкнула нас троих на фоне завершенного замка из песка и разных подручных штуковин. Три чумазых и счастливых карапуза: фотокарточки круглолицая дама распечатала на все три семьи участников строительного проекта.
Наша копия позже займет место на новом рабочем столе отца. Возле других рамочек с семейными фото.
А еще через день пройдет мощный ливень. Будут хлестать и струи дождя, и порывы северного ветра. Замок размоет до самого основания. Флаги, мостик, сад — все унесет в неизвестном направлении.
Убывание мировой гармонии в действии.
Мироздание, знай: я старалась. И намерена продолжать.
Сентябрь 1999, Бэйцзин, КНР.
На то, чтобы наша бравая команда поучаствовала в студпроекте, уговаривать мамань явилась целая делегация. В нее попал сам Син, как связующее звено. Не обошлось без режиссера Ли (нет, не родственник, однофамилец, тут схожими фамилиями никого не удивишь).
Какой-то резвый и мутноватый продюсер Ван туда же прилагался. Этот разок на нас глянул, кивнул и убежал «договариваться дальше».
Еще к нам пришла сценаристка Фань. Она же: «Подержи папку» и: «Где моя вода/ручка/запись». Взгляд безвольный, вид влюбленный. Объект — режиссер Ли.
Блин, во что она там втюрилась? Обычный же китаец, только растяпа феерический. Похлеще нашего Сина. Очочки, рубашка с пятнами от соуса, явно незнакомая с утюгом. Черные брюки знавали лучшие времена, когда-то на них наверняка были стрелки. А теперь, как дороги в глуши России-матушки, то есть, одни направления.
При этом мамы (кроме моей) сделали стойку именно на однофамильца. Моя на весь этот творческий сброд глазела с одинаковым подозрением.
Странно даже, что в нашу песочницу не пожаловала вся съемочная группа: операторы, осветители, звукооператоры, монтажеры, какие-нибудь младшие помощники старшего держателя тепловой пушки…
Уломали будущие киношные мэтры наших родительниц. Что думали пацаны о грядущей актерской карьере и мировой славе на горизонте, по-моему, никто так и не спросил.
Я сказала оболтусам, что все будет пучком, хвосты, не как в иероглифе «свинья», наоборот — торчком. Сину-свину в это же время адресовала острый, как перец, взгляд. Он мог бы и поболтать по-мужски с мелкими.
И как-то между делом мамы пацанят вспомнили про клубничку Вэйлань. Мол, вот она бы наверняка сыграла лучше всех. Жаль, что ее мама не заинтересована. Не тот уровень у предполагаемого шедевра. Тем более, малышка из семьи Сюй занята, она нынче активно учится считать.
И на меня обе уставились. С чего бы это вдруг? Меня это вообще никаким боком. И считать я умею, если речь не о высшей математике и зубодробительных формулах.
А роль? Что там той роли? Пять строчек, три крупных плана и несколько общих. Не густо, скажем прямо. Оплата около трехсот юаней за всё, и только потому, что дети. Детишкам на молочишко, да.
Взрослые играют за тот самый неимоверно малый шанс быть замеченным. Шанс на успех.
Маловато будет!
Но мы (я с мамой, за балбеса с жирафом не отвечаю) впишемся, потому что это ложится в русло моих долгоиграющих планов.
Та же причина («не тот уровень») вкупе с низенькой оплатой детского актерского труда — это то, что дало мне и мелким работягам вакансии.
Если б самая захудалая киностудия, а не студенты-энтузиасты, занималась съемками фильма, у ворот студии бы очередь выстроилась из мамаш и их чад. Это я подслушала в разговорах на пониженных тонах между режиссером и сценаристом.
А так им даже выездной кастинг пришлось проводить. Не поверили Сину на слово? Посчитали его недостаточно компетентным? Или, что тут вроде как серьезный недостаток, слишком молодым для принятия важных (в рамках фильма) решений?
«Эй, старикашки!» — захотелось прикрикнуть в их сторону. — «Эта малявка еще покажет вам, что не стоит недооценивать людей из-за их возраста».
И Сина подводить нельзя при таких условиях. Надо сделать всё так, чтобы эти старшекурсники языки в одно место позасовывали, если удумают нашего котеночка критиковать за каст пузатой мелочи.
— Мэйли, Джиан, Ченчен, — разразился напутственной Син. — Вам обязательно понравится у нас в академии. И на съемках. Все в нашей команде очень дружные, добрые и отзывчивые. Верно же я говорю, старший Ли?
— Ты прав, младший Син, — покровительственный тон от однофамильца немножко взбесил. — Наши съемки всегда проходят в благожелательной атмосфере.
Академия — внушает. Много зданий, стадион, нет ощущения, что все «понапихано», а затем утрамбовано. Территория здесь позволяет разместить все с комфортом и фэншуем.
Есть свой производственный комплекс с тремя павильонами. Один большущий на первом этаже, два поменьше на втором. Это нам Син вещал самозабвенно. Нам на второй этаж не надо, нас отснимут от и до на первом.
Снимать начали в сентябре, после запуска нового учебного года. Чтобы добраться от дома до БФА, мы все вшестером (будущие звезды и их родительницы) поехали на метро. О метро как-нибудь потом расскажу, оно отдельной истории заслуживает. И даже не в жанре хоррор.
Син встретил нас на входе. Нам оформили пропуск на день. То есть, затягивать процесс студенты не намерены. Как и мурыжить нас, мелких «актеров».
Мы прибыли немного раньше назначенного, и под софитами, отражателями и ветродуями снималась парочка. Юноша плюс девушка.
— Мы вот тут можем устроиться, — Син — это воплощенное радушие. — Посидеть, осмотреться. Вас чуть позже позовут. Я пока схожу за ассистентом. Если что-то понадобится, пока меня нет, можете обратиться к кому угодно. Студенческий союз, он очень дружественный.
Стулья раскладные, но кое-как пристроиться можно.
Гляжу во все глаза. На зеленом фоне (хромакей, ага, от мужа знаю) герой с раздутыми щеками пыжится. Старается поднять партнершу на руки. И унести в закат, ну или куда там надо по сценарию.
Так, щекастый — это балбес в будущем, очевидно. Знаете, у нашей микро-версии есть все задатки стать таким же. Я — явно прототип девушки. А где потеряли героя жирафа?
«Я» определилась и выбрала вот этого «пыжона»? Нет, вы только гляньте, как напыжен! Нет слов таких? Теперь есть.
Так, а вон в стороне мальчик-стройняшка с узкой рожицей и большими (по местным меркам) глазюками. Гримируют его, значит, его сцена будет отдельно. Дайте угадаю: он пойдет в бар, чтобы напиться с горя?
Нет, я не знаю наизусть сценарий, мама мне только мои эпизоды зачитывала. У меня есть подсказка: парень держит в руке стакан. Пустой. Мой из такого виски пил.
— Т-ц, Яо, ты не могла бы есть меньше? — девочка выскальзывает из не самого крепкого хвата. — Как я, по-твоему, должен носить тебя на руках? Ты же весишь больше, чем свинья!
Очень, очень дружественный студенческий союз.
Хлесткий звук удара. Пощечина вряд ли по сценарию, а то разве пучил бы глаза герой?
— Эй! Яо! Тупая с… — мама прикрывает мне ушки ладошками.
Благожелательная атмосфера.
Сценаристка Фань успешно отвлекла наших с пацаньем родительниц от животрепещущей сцены. Вовремя. Мама Джиана уже начала роптать, мол: раз тут такой бардак и ужас, надо хватать детвору и бежать. Маманя Ченчена туда же, про хамство неприкрытое.
Чего это неприкрытое? Мне мама ушки прикрыла. И вы бы могли не кудахтать почем зря, а своим тоже ухудшить слышимость.
— Госпожа Чжан, госпожа Бо, госпожа Ли, — выпустила словесно-типовую очередь сценаристка. — Спасибо, что вы пришли. Малыши прекрасно выглядят! Вот, это младшая Чу, она ассистент. Скоро для сцен ваших деток все подготовят. А пока вы можете обращаться к Чу, она весь день будет с вами.
Одна бледная моль приволокла на буксире вторую бледную моль. Я раньше думала, что брюнетки всегда яркие и эффектные. Ладно, почти всегда. Это же контраст: светлая кожа, черные волосы. Даже если страшненькие (не повезло с чертами, или еще с чем — бывает), все равно броские.
Вот, круглолицые мамаши не красотки совсем, но даже их наружность заметная.
Эти две опровергали мои представления. Черные волосы могут быть жидкими, а в прическе «мышиный хвостик» вызывать тоску. Между светлой кожей и нездоровой бледностью тоже разница есть. Ну и прочее… Не вау.
— И как долго нам ждать? — балбесова мать, как всегда, бесцеремонна.
— Взрослых снимать… — Фань замялась, потому как «будущая я» как раз крутнулась на каблучках и бодрым шагом двинулась к выходу из павильона. — К взрослым команда вернется позже.
— Два толстолобых кретина! — возопил мой однофамилец, стоило маме снять ладони с моих ушей. — Яо Сяожу, ты можешь не возвращаться!
Упомянутая резко затормозила. Ей-ей, за нею остался тормозной след от каблуков. Развернулась, фыркнула. Выставила кулак с отогнутым и направленным вниз мизинцем.
«Не поняла?» — я наклонила головушку в попытке осмысления.
Почему вниз? И почему мизинец, почему не средний при других прижатых?
И мать же не спросишь. Точнее, спросить-то можно, но она, скорее всего, отшутится. Явно же не доброго дня пожелала актриса.
Не стану томить в неведении. Конечно же, я разузнала про столь своеобразный жест. Только попозже, а поделюсь сейчас.
Поднятый мизинец — это выказывание неуважения. Вот прям категоричное: ты не заслуживаешь внимания.
Опущенный мизинец при других сжатых пальцах означает, что у собеседника с «достоинством» не все ладно. Оно, как оплата детского актерского труда в текущих съемках: «Во-от-такусенькое». Ну и направление, как очевидный намек.
Не, ну что сказать: уела дева режиссеришку. Красотка!
И да, вот Яо — весьма и весьма симпатичная. Не зря ее подобрали на роль «будущей меня».
Ой. А разве не так зовут дочь нашей соседки, тетушки Яо?
Тут тебе не Русь-матушка, где в одном коллективе запросто могут работать три Марии, четыре Алексея и пара Слав. И всем будет плевать, что один Святослав, а другой Ростислав, зваться станут Слава Раз и Слава Два.
Здесь имянаречение — процесс тонкий, индивидуальный. Хотя фамилий одинаковых и схожих по звучанию хватает, имена в сочетании с фамилиями отличаются.
Родители могут так плотно заморочиться, что изучат все доступные телефонные справочники, чтобы только назвать малыша не так, как других.
В голове сама собой начинает звучать какая-то бредовая перепевка. Сама не знаю, чего. Но мотив жутко прилипчивый.
«Яо Сяожу, Яо Сяожу. Яо, Яо, Яо Сяожу».
Меня тут же пробивает на хи-хи.
После эффектного ухода актрисы большинство присутствующих в смешанных чувствах. Но поводов для радости ни у кого особых нет.
На мой искренний звонкий смех оборачивается, кажется, весь павильон.
Даже мамуля смотрит с расширенными глазами.
— Ма, — отсмеявшись, тяну за рукав мою ходячую энциклопедию. — Яо. Тетушка Яо и эта Яо — мама и дочка?
О, во взгляде мелькает узнавание. Действительно, есть определенное сходство между этими двумя Яо.
— Эту девушку зовут Яо Сяожу? — на всякий уточняет мать. — Ту, которая вышла?
— Верно, — подтверждает мою догадку сценаристка. — Она учится на третьем курсе. Кинематографический факультет. Направление: кино и телевидение.
— Похоже, ты права, Мэйли, — улыбается мама. — Умница моя. Давай не будем говорить тетушке Яо все подробности того, что здесь сегодня случилось? Тетушка расстроится.
Киваю с серьезным видом.
Ничего себе, как тесен мир! Бэйцзин, северная столица Поднебесной, по факту — большая деревня.
Конечно, жаль, что при таких обстоятельствах мы пересеклись с бывшей владелицей коробки с сокровищами. Обидно за нее: ни одна ж рожа китайская не вступилась, когда этот «звездун» девчонку костерил.
Остается пожелать, чтобы симпатяшка взлетела на вершину местного кинематографа. И оттуда поплевала на «звездуна» и на режиссера Ли.
— Так сколько нам с детьми ждать? — напоминает о себе мама Ченчена.
— Ваша очередь сразу за детками пяти лет, — бодро отчитывается Фань. — Взгляните, они уже на местах.
Ага: подтянулись малыши, которые постарше нас. Что ж, заценим, как тут дошколята отыгрывают.
Зеленый фон, пухляш, стройняш и девчуля с косичками. Все трое в одинаковых детских спортивных курточках. И с желтыми рюкзачками за спинами.
Идут вприпрыжку, вертят головами. Стройняш постоянно куда-то тычет пальцем, привлекает внимание мелких товарищей. Пухляш хитренько поглядывает на соседку. «Будущая я» скачет миленькой козочкой между двумя парнями.
— Стоп, снято! — поднимает руку мой однофамилистый режиссер. — Поправьте девочке волосы. Они должны быть спереди.
Тут же возле детей, как по щелчку пальцев, возникают две студентки. Теснят мальчишек, пуховками елозят по лицу девочки, вытягивают косички вперед, согласно требованию режиссера. Пшикают чем-то, лаком, скорее всего.
Осматриваюсь, пока в кино пауза, в поисках Сина. Не-сосед ведь утверждал, что будет принимать участие в съемках, перенимать опыт, так сказать.
О, вот он Он! Помню, одну мою преподавательницу жутко бесила эта словарная конструкция. Я с тех пор ее (фразу) и полюбила. И язык коверкать под свое восприятие тоже.
Син держит осветитель, за ним и не видно особо, кто стоит. Нет, ну а что? Тоже опыт.
Так, косички перекинуты и зафиксированы. Новый дубль, детки снова скачут. Пухляш пользуется тем, что девчуля таращится на что-то по указке стройняша. Тянет руку: даже фаланги пальцев пухлы, словно в общую оболочку три мини-сосиски завернуто.
Дергает соседку за косу. Та стопорится, выпучив глаза. Затем принимает решительный вид, скидывает с плеча лямку рюкзака.
Хлоп! Рюкзачком по пухлому боку.
Разворот. Глазки в точечку, взгляд подозрительный. Нарочно отвлек этот стройненький?
Хлоп! Второй удар в бок щуплого детеныша.
— Стоп, снято! — Ли, судя по голосу, недоволен, хотя хорошо же вроде все отработали. — Мальчик справа: где реакция? Тебя же шлепнули. Не стой столбом! Девочка. Снимай рюкзак быстрее. Не копошись.
— Госпожа Чжан, госпожа Бо, госпожа Ли, — приставленная к нам «младшая Чу» подает голос. — Деткам пора готовиться.
Эх, не дают досмотреть, что там еще наши подросшие версии будут делать. Нас уводят за ширму, там устроена гримерка в полевых условиях. Зеркала и лампы есть, две уже знакомые работницы в наличии (это они с косицами недавно колдовали).
«Мне не рано ли косметикой пользоваться?» — слегка ужасаюсь, когда ко мне начинает примеряться одна из девиц.
Знаете, как на шмат говядины глядит: как его будет лучше разделать? И что приготовить из кусочков? Посолить, поперчить: это пудра и карандаш для бровей после легкого выравнивания тона кожи.
Заменить резинки на хвостиках на черные. С фигурками… что это? Морковки? Добавить к главному блюду овощной гарнир.
Святые пассатижи, держите меня крепче.
Встряхнуть, взболтать — для проверки всего проделанного в движении, я так полагаю.
Блюдо готово!
Руки у гримерши холодные, как будто она их в холодильнике держала перед нашим приходом.
Вердикт: мне не понравилось. Остается только вздыхать: красота требует жертв.
Пацанов готовит вторая гримерша. Им, кстати, первую сцену снимать вдвоем, без меня.
Снимаем не по хронологии, а так, как решил режиссер. Однофамилец постановил, что начнут они со сценки, где два парня в домашней обстановке (кто-то у кого-то в гостях, я не вникала) играют. Что-то там не могут поделить, и начинают драться.
В Китае очень плохое отношение к дракам. И нести в кинематограф потасовку на кулачках студенты посчитали неправильным. Непедагогичным.
Итак, пацанов разули. Сняли ботиночки, носочки, верхнюю одежду тоже заодно убрали. Мама Джиана возмутилась, что ее малыш простынет, поэтому у матов, застеленных тканью, стоит вьюнош с тепловой пушкой.
Дети поссорились. Не поделили игрушку. Ну, в самом деле, момент житейский, бывает. Сюда бы момент с битвой двух пылевых воинов! Никакой редактуры не надо, тот бой был прекрасен и самодостаточен.
Нет. Здесь два главных героя плюхаются на попы. Отставляют руки назад, упираются на них и на пятую точку. И начинают стукаться… ножками. Ноги вверх у обоих задраны, стопа к стопе с противником, носочек к носочку — попарно. Пяточками: тыщ-тыщ.
Драка!
Ножное тыщ-квондо, блин. Не путать с тхэквондо, кое: путь ноги и кулака в общепринятом литературном толковании, и вообще с корейского.
Так что мое появление, когда я присоединяюсь к сценке, происходит очень органично. Реакция девочки на пяточное побоище по сценарию нормальная — смех.
Мне часто говорят, что я красиво и заразительно смеюсь.
— Снято! — режиссер Ли кричит с такой гордостью, словно он — гордый отец, причем всех нас троих, и наши успехи — это и его успехи тоже. — Переходим к сцене два.
Громко щелкать нумератором возле детей мамы запретили совместным постановлением. Ассистент оператора опускает верхнюю планку нежно, словно это рука его любимой девушки. Только в конце негромкий щелчок.
Эта сцена мне нравится еще больше. Всегда хотела так сделать, но стеснялась: я же хорошая девочка. А сейчас есть веский повод: сие делается ради искусства!
Драчуны подымаются, отряхиваются. Глядят друг на друга исподлобья. Китайцам, не делавшим операцию по созданию «двойного века», это легко. Голову чуть наклонить и веки не пытаться приподнять. И вот он, нужный взгляд.
Я подскакиваю к ним: этот момент мать моя за трюк вообще посчитала. Прыжок в длину, он должен быть сильным, чтобы хорошо смотреться.
Справляюсь. Не зря же мини-зарядки практикую.
А дальше лучшая часть: я прикладываю ладони к ушам этих двух мальчуганов и… резко свожу руки.
Быф-ф!
Звук — музыка для моих ушей.
Сколько у меня руки чесались, чтобы так их, маковка с маковкой, приложить.
Две пары осоловелых глаз. О таких еще говорят: звездочки перед глазами. Вроде век информационных технологий уже наступил. Глядишь, и подрисуют при монтаже. Подсказать им, что ли?
Следующий эпизод трудный. Все три мамы волновались, что малыши не сумеют воплотить задумку сценариста.
Потому что в ней мало действия. В ней — эмоции. Нам предлагали луковый карандаш для упрощения задачи. Но я сказала на совете мам и будущих актеров (мы это обсуждали на прогулке перед домом), что нам не надо лука.
«Вы же маленькие», — сомневались мамы. — «Как вы справитесь?»
— Мы, — начала я, моя стробригада подхватила на два голоса. — Сами.
Взрослые под тройным напором сдались.
Я верила в то, что сказала. Мы сыграем все сами. Нам не нужны читы для игры. У нас уже есть элемент имбаланса — я. И я затащу эту драматическую сцену.
Помните резиночки для волос с морковками? Одну из них по задумке бледной моли (которая Фань) должен стянуть с меня Джиан. А Ченчен выхватить из ручонок приятеля и… сломать.
Конечно, пластик заранее подпилен. На это упрощение мы согласились: для красивого кадра надо или облегчать квест, или подкручивать характеристики персонажей. Второе проблематично.
Сопящий от натуги балбес — это не то, что в данный момент нужно. Морковки должны хрустнуть как бы сами, случайно. Деть не хотел, это всего лишь игра. Была.
Потому что в тот момент, как раздается треск пластика, я уже в роли. Уронить голову, глядя за падением кусочков овощного украшения. Распрямиться, поднять взгляд.
И по очереди взглянуть в глаза жирафу и балбесу.
…В той жизни у меня был кот. Я уже как-то раз упоминала его, умного и характерного шерстистого по имени Бейсик. Однажды в нашей с ним совместной жизни произошел переезд. И ему не понравилось место (или сам факт, он не уточнил).
Протест кошачий он выразил делом. Самым грязным кошачьим делом, на какое только был способен. И сделал он его на постель. Ни до, ни после таких залетов с ним не происходило, но тогда…
Как я его не убила? Не знаю, любила, свой же… Но он же пришел посмотреть на мою реакцию. И встретился со мной глазами. Человек и кошка (кот), ага.
Тогда я не произнесла ни слова. Не замахнулась даже, вообще не дернулась. Но Бейсик, встретив мой взгляд, прижал уши и хвост, задрожал всем телом, что-то мявкнул нечленораздельно. И стремглав унесся под кровать.
Суть трудной сцены — это взгляд героини, от которого оба героя пугаются. Начинают хныкать. Чтобы слезки потекли настоящие.
И я одарила их взглядом, каким тогда смотрела на Бейсика. Я вся погрузилась в тот миг, когда узрела россыпь котовьих «горошинок» на подушке, на шелковой наволочке.
Сначала отшатнулся и заныл Джиан. Он натура тонкая, на жирафа в самом деле легко повлиять. Ченчен хлопнулся на задницу, слезы из его узких глаз брызнули сами собой. А еще через секунду — как раз хватило бы, чтобы сказать: «Мяу», — оба ревели в голосину.
— Стоп! Снято! Фантастика! Изумительно! Это так хорошо, очень хорошо, невероятно хорошо!
Отвожу взгляд. Пусть выдохнут, расслабятся. Мне же тоже перестроиться надо после такого. Удачный повод, чтобы отвлечься, вспомнить: секунда на китайском — это 秒 [1]. Звучит почти как: «Мяу».
Ну а самой последней снимают ту сцену, что будет открывать кинофильм. Для нее собрали декорации. И нас, малышат, упаковали в верхнюю одежду.
Этот момент будущие зрители увидят первым при просмотре. Появление героев, чтобы их историю захотели узнать, должно быть запоминающимся.
Из ярко-красной трубы-горки выкатываются один за другим Ченчен и Джиан. Машут друг другу ладошками, улыбаются во все восемь зубиков (это на двоих, если что). И тут в них с разгону въезжаю я.
Занавес.
Хотя, раз это не театр, то картинку просто затемнят. Или засыпят цветными стеклышками, как в калейдоскопе. Ведь все их студенческое кино, как я его вижу — калейдоскоп из маленьких жизненных эпизодов.
Впрочем… Это не только о кино можно сказать.
Запоминаем яркое. Память смахивает скучно-серое, как пыль, в глубины воспоминаний. Чтобы затем встряхивать и собирать картинку из разноцветных осколочков. За всю прожитую жизнь.
Иногда даже прошлую.
[1] 秒(кит). [miǎo] — секунда.