Беллум

Глава 16. Помощь.

Глава 16. Помощь.

Шаг вперёд и она превращается в белую молнию, устремляясь к человеку напротив. Всего секунда и на его теле ни остаётся ни следа от появляющихся ожогов. Искусанное тело становится целым, но без одежды в местах укусов. Дëргаясь в конвульсиях, он пытается ухватить свою спасительницу, но тонкий слой щита, наложенного мной, не даёт этому случиться. Он висит в воздухе, в миллиметрах от еë тела и тканей еë одежды. Мерзость. Даже прикоснуться не дам....

Мужчина, даже не чувствуя преград (сыграл шок), благодарит своего ангела-хранителя (как он посмел называть еë своей?!) и молит, как последнее чудо света, кается во всех грехах и свято хочет одного - спасти наш не идеальный, но замечательный мир. Что за бред он нёс тогда...

Все верующие, а именно безгрешные - в храмах, молельнях, у себя в домах, которые не тронул Катаклизм. Именно так люди назвали конец всего.

- Не трогай его... Он - грязный... - говорю я нечеловеческим голосом.

Она молча пялится на меня, потом на человека. Секунда размышлений в еë голове приводит к единственно верному решению.

Тело богатенького, лысеющего мужчины падает на безжизненную, покрытую бороздами огня почву. Тот пытается подняться как черепашка, которую вынесло на берег, но мои верные и вечно голодные спутники не дают ему сбежать.

Человеческий крик покрывает весь изменившийся ландшафт центральной улицы тонким слоем безысходного ужаса.

- Стой! Стой!! С какой целью!? С какой целью ты здесь?! Разве не чтобы спас.... - тенью одна из рысей устремляется к его горлу, чтобы навсегда прекратить фонтан этих лживых, склоняющих речей.

Джон Мелони всю свою сознательную жизнь старался обмануть, украсть, спрятать. Всë, чтобы утроить или удесятирить свой заработок.

Однажды он заказал собственного сына и когда эта правда случайно всплыла, оправдывал свои действия необходимостью, поливал его грязью, причëм не только из его тележки, но и со своей.

И сейчас моей головной болью - определением его дальнейшей судьбы - займутся другие... Его там уже давно ждут. Ждут с тех пор, как он купил себе сердце на чëрном рынке, отобранное у сиротки. Оно бъëтся сегодня особенно живо, ведь знает - конец близок.

Интересно, сколько градусов будет в его котле за распространение наркотиков, кражу в особо крупных и многочисленные убийства? Если перечислять весь список, мне потребуется не один час, а тут с подругой разобраться нужно...

- Черныш, фас! - скомандовал я.

Из под земли вырвалась огромная голова, словно из недр самой бездны, чтобы забрать с собой грешную душу.

Зубы, длиною в два его предплечья, сомкнулись на огромной пасти в центре которой был богач.

Он вытянул руку, стараясь вырваться, но острые зубы моего малыша отрезали еë у предплечья. Она отлетела в сторону от огромной пасти, полностью чëрной и лохматой. Казалось это не шерсть, а тьма извивается образом огромной морды, но то - лишь отчасти.

Псу не пришлось прилагать много усилий, чтобы пробить асфальт. Руки страдальцев сами подталкивали его вверх, с силой сжимали его челюсть тысячами рук, да так, что мой пëсель удивлялся тому, с какой лëгкостью жуëтся его добыча. Такая сладкая, такая желанная...

Это мой собственный вид. Теневые животные. Сколь черна твоя душа, сколь сильно ты их боишься, смотря в горящие глаза, столь же жадно они будут смотреть и на тебя. Глаза отражают твои собственные воспоминания, они воздействуют на мозг. Чем больше они почуют в тебе зла, тем вкуснее ты будешь для них. Ярость, жадность, похоть, корысть. Воистину моë любимое творение.

Пëсель обойдëт ребëнка, верного мужа, добрую мать и стариков, но никогда не пропустит вора, братоубийцу, обманщика, предателя...

Система старалась меня убедить в том, что я совершаю ошибку. Старалась сказать мне то, что это не выход.

Наше незыблемое правило, а именно - минимальное вмешательство, на тот период потеряло всякий смысл.

Полемика закончилась тем, что я разрушил хрупкий сосуд...

Сказать, что я впервые так поступаю с Системой - соврать. Я не знаю сколько раз мы сражались за что-то. Причины уже давно стали не важны, как и сами "ссоры". Обычно ссора заканчивалась ничьëй, но и бывало, что какая-то сторона могла перетянуть одеяло на себя. Почему?

Ответ прост. Нет желания сражаться с противником, значительно превосходящим тебя в силе. Это... нечестно? Нет. Не по-дружески. Система не умеет многого и с одной стороны это хорошо. Мне бы так. Поэтому и приходится сдерживаться.

Как-никак это мой единственный собеседник, который был на протяжении о-о-очень долгого времени. За всю вечность произошло уже всë, что могло произойти и повторилось огромное количество раз.

- Т... Ты... Должен перест...

Щелчок пальцами и Система переходит в спящий режим. Глаза-огоньки гаснут, задолго до этого потеряв всë человеческое. Пусть она и человек, но такой сосуд не выдержал бы напора и ей пришлось активировать свою боевую форму. Изначальную.

Дальше отрывками...

Вытаскиваю из своего тела штыри, коими обильно обстреливала меня Сис, вперемешку с остальным мусором этого города.

Осматриваю разрушенные дома... Вновь иду творит бесчинства...

Успокаиваюсь только через некоторое время...

Восстанавливаю привычный ход вечей, словно и не было того небольшого, по меркам гигапространств, кровопролития, что я учинил не так давно. Один щелчок - и ничего. Ни смертей, ни разрухи, ни горя миллионов, горящих в огне...

Передо мной, рядом со всë той же злосчастной дверью стоит Система. Еë глаза полны понимания. Они смотрят на меня и я понимаю вместе с ними лишь один закономерный вывод: "Кукушка съехала, Серëж. Ничего не изменишь. Бывает.".

- Сис... слушай... - я, как нашкодивший ребëнок, пытаюсь не смотреть ей в глаза. Так не раз уже бывало и со мной и с ней в отношении меня. Каждый раз как первый.

Я мялся с минуту. Она подошла ближе. Взяла за руку. Обняла.

Я растаял. Сломался в еë руках как то "последнее", что ломается во мне уже немеренное количество раз.

Она всегда была сильнее меня эмоционально. Всегда поддерживала и понимала. Поэтому я никогда не погашу в ней жизнь окончательно. Просто не смогу этого сделать. Сколько бы раз она не пыталась меня убить, или свести с ума, а поверьте, за вечность такое в нашем маленьком обществе бывало кучами эпизодов.

- Надо... Стереть эти воспоминания...

- До поры, до времени... Тебе нужно отдохнуть. Нам нужно отдохнуть. Может быть, ты найдëшь что-то интересное в общении с другими?

- Я бы хотел на это надеяться...

...

Меня словно отбросило назад в то прошлое, которого словно и не случалось. Оно было, но отмотанное назад словно плëнка, время простило всë.

- Не открывай... Сергей.

В мегатоннах маны, что соткали этот силуэт передо мной, в тех глазах, что были тогда, я увидел сожаление. Настолько глубокое, что для описания не хватило бы слов обычных философов.

Я замешкался. Глаза метались из стороны в сторону. Я не знаю что ей ответить. Одновременно стало грустно, повеяло отрицанием, злостью, ненавистью... принятием. В подкорку закралась депрессия...

- Ты мне веришь? - спрашиваю я, на что через секунду получаю короткий кивок внутри пучка света.

Щелчок...

Вся та мощь, что была направлена на неë в миг превращается в новые просторы космоса. Преобразуясь в материю, мана обещает стать обиталищем для множества прекрасного, того, чего ещë никогда не было на просторах космоса этой реальности...

Система приземлилась на тротуар рядом со мной. Нет страха. Лишь полная уверенность и доверие, через стену которого не прошмыгнëт не единая капля сомнений.

Даже если это и предательство и прямая ложь Сергея, то ничего страшного. Она и сама не одну дюжину раз поступала так же. И это только те случаи, которые она смогла оставить в памяти.

Я протянул руку к двери. Постучал. Посмотрел себе под ноги, переминаясь с ноги на ногу. Подумав, моргнул:

Костюм тройка лëг мне на плечи, а ноги обулись в удобные туфли. В руках - букет цветов, на лице - самая добродушная и яркая улыбка счастливейшего человека.

На той стороне кто-то грязно выругался, кастеря меня на чëм свет стоит за столь "не вовремя". Дверь открыла заспанная и озадаченная Алеся.

В розовой майке, чуть потерявшей цвет из-за пролитой настойки в области пупка. Босая, с растрëпанными волосами и коротких шортах, сделанных из старых джинс, в которых она была ещë в первые дни нашего знакомства.

- С-сергей? - проронила она, уставившись на нас. Я молча протянул букет роз.

- Привет, Алесь. Как живëшь? Саша дома?

- А-а-а... Откуда ты...

- Ась ну кто там ещë?! Оп... Ë... Сергей, здарова...

К нам вышел Саша. Злой как чëрт, в одних шортах с оголëнным прессом. Странно, теперь они в паре выглядят не такими уж и впечатляющими.

- Серëж... Я давно хотела тебе сказать... - начала было она, протягивая букет назад - несколько лепестков упало наземь.

- Сергей! - тонким голосом пропела Система, когда я хотел открыть рот - А ты мне когда цветы подаришь?

Она прильнула к моему локтю (рост не давал достать грудью выше), пристально смотря в глаза. Со стороны смотрелось так, словно мы - аристократия прошлого века, идëм домой после торжественного балла или театра, куда простым смертным путь закрыт. Ювелирному шитью нашей одежды мог позавидовать любой портной во всей нашей необъятной, а красоте моей спутницы - любая уважающая себя девушка.

- А... Кто это?

- Ничего себе... - поперхнулся Саша от удивления, за что получил презрительный взгляд моей бывшей.

- Мы с Серëжей - любовники! - задорным голосом произнесла она, согнув правую ножку в колене и ещë сильнее прижавшись ко мне.

Мне кажется, или я слышал, как в мозгу моего друга от наступившего негодования и зависти лопнул сосудик? Маленький такой, совсем незаметный. Такая музыка, если честно, так что я решил подыграть.

- Ася, я хотел тебе сказать...

- Что ты безобразная, ленивая леди! - хихикнула Система, чем выбила меня из колеи. И когда только моë субъективное мнение смогла узнать? А ведь точно, такая черта у неë была. Ленивая...

Бывшая выпала в осадок:

- Что это за крашеная.... - хотела она съязвить, но Сис вновь не дала нам начать.

- Мне, в отличии от тебя, краситься не надо! - гордо подняла она носик, - Я ничем с детства не пользовалась.

- Врëшь! - как-то даже слишком обиженно воскликнула она после минутной обработки.

И правда. Разница в их красоте была видна сразу. На лице Системы - не единой морщинки, кожа гладкая, каждая пора буквально идеальная и не подвержена старению, или воздействию внешних факторов.

Кожа Алеси... Скажем так. Мы слишком идеализируем объект нашего обожания. Все морщинки и неровные родинки кажутся для нас изюминкой на торте. А этих морщинок у Алеси прибавилось после того переброса.

Сейчас она не выглядела на все сто. Сняты накладные ресницы, длинной которых еë обделила природа, цвет лица был не настолько привычным из-за отсутствия тоналки и другой косметики. Не накрашены были веки, не было на тонких губах слоя изумрудной помады.

Я посмотрел на своë творение. Самый желанный сосуд, для создания которого я потратил огромное количество времени. Аленькие губы, словно кожица спелого яблока, настолько излюбленного солнцем и водой, что глубина цвета уходит в едва заметный, тëмный тон. Но было в этом цвете что-то холодное. Словно владелица этих губ могла быть настолько прекрасной, насколько и своевольной, холодной, резкой. Ровный прикус белоснежных зубов, которыми не могла похвастаться Ася, снявшая год назад свои брекеты. Еë зубы даже с таким вмешательством и близко не так хороши, как зубки Сис. Глаза. В спокойствии - серые, в гневе - красные, в это мгновение отливают нежно голубым, окружая зрачок рядами ярко-синих иголок, переходящих к центру в небесный оттенок.

Миниатюрный носик, на создание которого я потратил годы бессонных ночей. Он идеален. В пору устремлëн вверх, ровно по центру, полностью симметричен и подходит под размер лица. На носу у Аси было множество недостатков: неровные поры, из множества которых можно было бы выдавить то самое "белое", от которого шарахаются все брезгливые и чистоплотные.

Что нужно для хорошего носа? Чтобы волосы из него никогда не торчали, чтобы он был в меру коротким, чтобы подчеркнуть твои глаза и в меру большим, чтобы не комично смотрелся на лице. Чтобы всегда дышалось хорошо, чтобы перегородка была цела и воздух шëл как надо. Чтобы прыщи на нëм не выскакивали, так ненавидимые подростками за их "опухаемость" после выдавливания. В общем, чтобы был и не мешал постоянной заложенностью одного прохода и иже по списку.

Я вложил в это тело всë. Подходил к каждому вопросу индивидуально и из-за единственной проблемы менял всë лицо и иногда тело сразу, марая старое и выбрасывая в корзину, как надоевший рисунок.

А что есть у неë? Талия, которую она самолично испортила, сгибая спину под неестественным для тела углом, чтобы подчеркнуть не выдающуюся грудь? Или, может быть, ноги, пальцы которых она самолично похоронила, постоянно одевая узкую обувь? Пальцы больше никогда не примут прежнего положения, даже если она остаток дней проведëт в специальной, ортопедической обуви. Это будет уже не то.

Ногти еë, покрытые тоннами лака и краски мне не интереснее катышков на одежде. Больше по душе настоящее, своë. Будь у тебя ногти хоть кривыми - с должным уходом всë можно поправить. Ну или почти всë. Но то, что она делала со своими ногтями было... слишком? Видимо, я настолько проникся этим, что стал более щепетильно относиться ко всей этой ерунде..

Диафрагма Алеси больше никогда не станет прежней. Узкая талия во всей одежде слишком сильно давила на живот и, при вдохе, она перенапрягалась, утрачивая свой ресурс.

Система демонстративно достала из-за спины (пространственный кармашек) ватный диск, протëрла лицо, предоставила, как неоспоримое вещественное доказательство.

Бывшая выглядела так, словно ей в лицо плюнула сама королева Англии. Как? Она была в глухом ауте. Казалось, чуть-чуть и еë сердечко перестанет биться!

- Но как?! Как??? - вопрошала она, взяв диск в руки. Тот был полностью чист. Она пялилась на него, как на невозможное.

- Всë просто! - игриво протянула она, пальчиками показывая неприличный жест, прикусывая язык и закрывая глазки. Кажется, у моего бывшего друга от такой демонстрации привстал. Может импотентом его сделать? Хотя, я слишком горячусь, - Мой Серëжа просто каждую ночь...

Она нашептала ей кое-что на ухо.

Она покраснела, посмотрела на меня, потом на своего парня. Прошептала что-то вроде: "А мне он такого не делал!". Послушала еë ещë с секунду и влепила мне такую звонкую пощёчину, что ту, скорее всего, услышала половина города и ушла, хлопнув за собой дверью.

Саша хотел выйти под предлогом "покурить". Прозвучала вторая звонкая пощëчина, жалобные: "Ну что ты как в самом деле?", ругань.

Саша всë же вышел к нам, но смотрел только на мою спутницу. Та посмеялась, крепче обняла мою руку и увела прочь. Саша так и остался у приоткрытой двери, не зная, что ему делать: спасать горящие синим пламенем отношения, или попытаться взять номерок у Сис?

...

- Система, я тебя обожаю! - говорю я, в приподнятом настроении, наливая ещë немного крепкого.

Игорь берëт в руки кусок прожаренной на огне говядины, жуëт, бросая очередной кусок в рот. Собрались у него. Тот был не против, даже настаивал. Всë там же, в беседке - я с Сис, у огня - он.

- Я хотела поцеловать тебя, но подумала, что пропеть ей на ухо будет куда лучше. - Она пригубила, попробовав прожаренную говядину.

- А что ты ей прошептала? - искренне заинтересовался я.

- Женские штучки! - отмахнулась она, хихикнув. Да. За время нашей разлуки она стала куда как человечнее. Или это еë радость так красит?

- Таки хорошо, что мир остался цел. - Говорит Игорь, смотря за грибами на огне. Я не стал говорить, что мир был практически разрушен. Незачем его поправлять.

Смакуя каждый кусочек, я, пусть и в тайне от друзей, слышал, как вдалеке бъëтся посуда, как в истерике срывается и плачет бывшая, как мой бывший друг пытается еë успокоить и уговорить отпустить его завтра ко мне. Мол, некрасиво получилось, надо извиниться, да и вообще отблагодарить... На самом деле хотел получить у меня еë номерок. Некоторых жизнь вообще не учит. Его жена уже знает о разводе, Нашла юриста - родственника по маминой линии, уже поделила всë нажитое, естественно, в свою пользу.

А Саша и не думал о документах. Думал, поделят как сам того захочет, ведь он был опорой и заработок в дом приносил. Максимум половину отберëт. Как бы не так. Его наслаждения последними деньками женатой жизни покажутся ему недосягаемым раем. Даже с учëтом ссоры и расхождения с Алесей. Я даже вмешиваться не стану.

.