Это началось, если можно с уверенностью судить, где именно что-либо берет начало, с телефонного звонка, который прозвучал в квартире бригадира Дагела Манроу в Хастон-Плейс, что в десяти минутах ходьбы от лондонского штаба SOE на Бейкер-стрит. Как глава Секции D он имел около кровати два телефонных аппарата. Один из них напрямую соединялся с его офисом. Именно этот телефон и разбудил Манроу в четыре часа утра 28 апреля 1944 года.
Он слушал, постепенно мрачнея лицом, потом тихо выругался.
— Я сейчас буду. Проверьте пока, в городе ли Эйзенхауэр.
Спустя пять минут он уже сам открывал входную дверь, вздрагивая от промозглого холода. Закурив первую сигарету дня, он поспешно зашагал по пустынной улице. Манроу уже исполнилось шестьдесят пять. Приземистый, он выглядел сильным, несмотря на совершенно седые волосы. Его круглое некрасивое лицо скрашивали очки в стальной оправе. Ходил он в старом дождевике Барберри и с зонтом.
В его осанке и внешнем облике не было ничего военного, что и не удивительно. Его ранг бригадира просто обеспечивал ему необходимую власть в определенных кругах. До 1939 года Дагел Манроу был по профессии археологом. Если точнее, египтологом, членом совета колледжа Всех Святых в Оксфорде. В течение трех последних лет он возглавлял в SOE Секцию D, которую внутри организации называли Департаментом подлых трюков.
Он свернул к входу на Бейкер-стрит, кивнул ночному охраннику и сразу пошел наверх. Когда он вошел в свой офис, за его столом сидел ночной дежурный офицер, капитан Джек Картер. У Картера был искусственный протез вместо ноги, потерянной при Дюнкерке. Он ухватился за палку и приготовился встать.
— Не нужно. Сидите, где сидите, Джек, — остановил его Манроу. — Нет ли у нас чаю?
— Термос на столе для карт, сэр.
Манроу отвинтил крышку, налил чай в чашку и выпил.
— Боже, какая мерзость. Хорошо, что хотя бы горячий. Ладно, рассказывайте.
Картер поднялся и, хромая, подошел к столу, на котором была разложена карта юго-западных областей Англии: Девона, Корнуолла и основной части пролива Ла-Манш.
— Учения Тигр, сэр, — сказал Картер. — Вы помните подробности?
— Моделирование высадки во время Вторжения.
— Правильно. В Девоне на заливе Лайм есть место, которое называется Слептон-Сендс. Оно достаточно похоже на пляж Юты в Нормандии, который мы наметили для высадки, чтобы прекрасно подходить для тренировочных целей. Большинство молодых американцев, которым предстоит в этом участвовать, совершенно не имеют боевого опыта.
— Это мне известно, Джек. Давайте ближе к делу, — сказал Манроу.
— Прошлой ночью конвой состоял из восьми десантных судов. Пяти из Плимута и трех из Бриксема. Естественно, под эскортом военных судов. Им предстояло отрабатывать высадку на пляж в Слептоне.
Картер замолчал. Манроу сказал:
— Скажите мне, сколько по наихудшим оценкам.
— Они были атакованы немецкими Е-ботами, по нашим предположениям, пятой и девятой быстроходных флотилий, которые базируются в Шербуре.
— Ущерб?
— Два десантных судна точно затонули. Остальные повреждены торпедами.
— И счет от мясника?
— Пока еще невозможно сказать точно. Ориентировочно: двести матросов и четыреста пятьдесят солдат.
— Вы хотите сказать, что прошлой ночью мы потеряли шестьсот пятьдесят американских солдат? Шестьсот пятьдесят человек, когда мы даже не начинали еще вторжения в Европу? — сказал Манроу.
— Боюсь, что именно так.
Манроу забегал по кабинету, потом остановился у окна.
— Эйзенхауэру доложили?
— Он в городе, сэр. В Хайес-Лодж. Он хочет видеть вас во время завтрака. Восемь часов.
— Он захочет знать факты. — Манроу повернулся и пошел к своему столу. — Среди пропавших офицеров есть Посвященные?
— Трое, сэр.
— Бог мой! Я же их предупреждал! — воскликнул Манроу. — Посвященные ни в коем случае не должны принимать участия в опасных операциях!
Несколькими месяцами ранее стало ясно, что американскими чиновниками высокого ранга в некоторых случаях допускались серьезные нарушения секретности относительно деталей планируемого вторжения Союзников в Европу. Чтобы предотвратить повторение ситуации, была разработана процедура посвящения, по разведывательной секретности выше совершенно секретной. Посвященным было известно то, чего не знал никто, кроме них: детали вторжения Союзников в Европу.
— Пока не найдены все трое, — сообщил Картер. — Вот их дела.
Он положил папки на стол Манроу, который их быстро просмотрел.
— Глупость, — сказал он. — Невероятная глупость. Взять хотя бы этого полковника Хью Келсоу.
— Инженера-строителя? — уточнил Картер. — Благодаря любезности Четырех коммандос[5] он уже имел возможность посмотреть ночью два пляжа в Нормандии, чтобы оценить их на пригодность для использования транспортных средств.
— Соод-бич и Юта-бич? — Манроу застонал. — Господи, спаси! Джек, что если его подобрал один из этих Е-ботов? Он сейчас может быть в руках противника. И они заставят его говорить, если захотят, вам это известно.
— Мне не кажется вероятным, что кто-либо из них мог быть подобран немцами, сэр. Капитан эсминца Саладин, бывшего среди кораблей сопровождения, сказал, что Е-боты атаковали с расстояния тысяча пятьсот метров и немедленно отошли. Типовой удар и отход. Неразбериха и непонимание с обеих сторон. Погода тоже плохая. Ветер от пяти до шести и продолжает усиливаться. Но меня информировали, что характер течений в заливе Лайм таков, что большинство тел прибьет к берегу. Это уже происходит.
— Большинство, Джек, только большинство. — Он постучал по карте на столе. — Немцы знают, что мы готовимся. Они ожидают вторжения. Они к нему готовы. Гитлер назначил самого Роммеля ответственным за все береговые укрепления. Но они не знают, где, и они не знают, когда это произойдет. — Он покачал головой, глядя на карту. — По иронии судьбы величайшее в истории вторжение, возможно, придется отменить, потому что один человек, владеющий информацией о нем, попал не в те руки.
— Маловероятно, сэр, поверьте мне, — успокоил его Картер. — Этого полковника Келсоу принесет приливом вместе с остальными.
— Помоги нам, боже. Я молюсь об этом, Джек, — с жаром сказал Дагел Манроу.
А полковник Хью Келсоу в этот самый момент, вполне живой, испытывал такой страх, какого не знал никогда прежде в своей жизни. Совершенно промокший и окоченевший от холода, он страдал от жуткой боли. Он лежал, свернувшись, на дне спасательного плота, зачерпнувшего несколько дюймов воды, примерно в миле от побережья Девона. Противоположным течением плот быстро сносило за мыс Старт на южной оконечности залива Лайм, за которым были открытые воды пролива Ла-Манш.
Келсоу был сорок один год. Он был женат и имел двух дочерей. Инженер-строитель, он в течение нескольких лет руководил фамильной строительной кампанией в Нью-Йорке и имел репутацию высококвалифицированного профессионала. Именно поэтому в 1942 он и был призван в инженерные войска, где ему сразу присвоили ранг майора. Благодаря умелому решению инженерных задач, связанных с высадкой десанта на различные острова в южных водах Тихого океана, он заработал повышение и перевод в штаб SHAEF[6] в Лондоне, чтобы участвовать в подготовке вторжения в Европу.
Участие в учениях Тигр он принимал по требованию командующего офицера по единственной причине: американская Первая инженерная особая бригада являлась одним из подразделений, которому предстояло участвовать в высадке на пляж похожий на пляж Юта, выбранный как место вторжения в Нормандию. Поскольку Хью Келсоу посещал пляж Юта шесть недель назад под покровом темноты и в сопровождении британских десантников, казалось существенным руководствоваться его мнением при высадке на Слептон-Сендс. Поэтому он отплыл из Плимута на LST-31.
Для Келсоу, как и для всех на борту, атака оказалась совершенно неожиданной. Появившееся вдалеке множество сигнальных вспышек предполагалось принадлежащим британским МТВ.[7] Но вот взорвалась первая торпеда, и ночь, поистине, превратилась в ад. Люди кричали среди горящего топлива. Келсоу этого не знал, но только на LST-31 погибло 413 человек. Его самого подбросило взрывом, он ударился об ограждение и упал в воду. Спасательный жилет, естественно, держал его на плаву, но он потерял сознание и пришел в себя, когда кто-то потянул его за собой в ледяной воде.
Пламя было в сотне ярдов, и в отраженном свете Келсоу знал только, что рядом замазанное соляркой лицо.
— Все нормально, сэр. Только держитесь. Здесь рядом спасательный плот.
Спасательный плот появился из темноты. Он был нового образца, надувной, созданный с учетом опыта, полученного во время операций в Тихом океане. Круглая, ярко оранжевая сфера поднималась высоко над водой и могла вместить до десяти человек, обеспечив им укрытие от ветра и дождя. Полотнище входа было откинуто.
— Я помогу вам забраться внутрь, сэр, а потом поищу других. Давайте, подтянитесь.
Келсоу оказался слишком слаб для этого, но его неизвестный друг был достаточно сильным. Он резко подтолкнул Келсоу снизу, и тот влетел головой вперед через открытый входной проем. И тут Келсоу почувствовал такую боль в правой ноге, что сразу осознал, что живой, и что никогда прежде не испытывал такой боли. Он закричал и потерял сознание.
Спустя некоторое время Келсоу пришел в себя, он почувствовал, что тело онемело от холода. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы сообразить, где он находится. Его спасителя не было видно. Он ощупал вокруг себя в темноте, потом выглянул наружу через открытый вход. Лицо ему обдало брызгами. Нигде не было видно ни единого огонька, только тьма, ветер и шум моря. Он посмотрел на светящийся циферблат своих водонепроницаемых часов. Почти пять. Келсоу вспомнил, что на этих плотах должен быть набор первой помощи. Он повернулся, чтобы его найти, и снова появилась резкая боль в правой ноге. Стиснув зубы, он дотянулся до коробки и открыл крышку.
Изнутри к крышке коробки крепился фонарик в водонепроницаемом корпусе. Келсоу включил его. Как он и думал, он один в этой оранжевой пещере. Внутри плескалось около фута воды. Его форменные брюки были разорваны ниже правого колена, и когда он осторожно ощупал ногу, то почувствовал в нескольких местах выступающие грани костей.
В коробке был пистолет Вери и Келсоу взял его в руки. Казалось естественным выпустить одну из ракет, оповещающих, что он терпит бедствие, но он удержался, пытаясь заставить свой усталый мозг работать. Что если немецкие военные суда, атаковавшие их, находятся поблизости? Что если его подберет судно противника? Он не мог рисковать. Ко всему прочему, он был Посвященным. Остались считанные недели до того дня, когда армада из шести тысяч судов пересечет узкие воды Ла-Манша, и он, Келсоу, знал, где и когда. Нет, лучше подождать до рассвета.
Нога болела ужасно. Он покопался в коробке и вытащил пакет первой медицинской помощи с ампулами морфия. Он вколол себе в ногу содержимое одной ампулы, а немного поколебавшись, еще одной. Потом разыскал черпак и стал вычерпывать воду. Вдруг на него навалилась страшная усталость. Возможно, он вколол себе слишком много морфия, но боль, по крайней мере, стихла. Он отложил черпак, застегнул пластмассовую молнию входного отверстия, отодвинулся назад и неожиданно уснул.
Справа от него, всего в нескольких ярдах, находился мыс Старт. Некоторое время казалось, что его должно прибить к скалам, но затем плот подхватило противоположным течением и понесло прочь. Спустя десять минут, плот миновал эту оконечность суши, и усилившимся ветром его вынесло в холодные воды Ла-Манша.
Эйзенхауэр сидел в эркере времен Регентства в библиотеке Хайес-Лодж за завтраком, состоявшим из яйца-пашот, тоста и кофе, когда его молодой помощник впустил к нему Дагела Манроу.
— Оставьте нас, капитан, — сказал генерал, и помощник вышел. — Улыбаться сегодня утром что-то не получается, бригадир.
— Это точно.
— Вы завтракали?
— Я не завтракаю уже многие годы, генерал.
На мгновенье лицо Эйзенхауэра озарилось его знаменитой и неповторимой улыбкой.
— Это свидетельствует, что вы не старый вояка. Вы предпочитаете чай, я прав?
— Да, генерал.
— Вы найдете его на буфете, у вас за спиной. Специальный заказ. Налейте себе, а потом расскажите, что вам известно об этом несчастье. Мои люди уже донесли до меня свою версию событий, но я всегда с уважением относился к вашим людям в SOE, как вам известно.
Манроу налил себе чаю, сел в эркере и дал Эйзенхауэру краткое описание ночных событий.
— Наверняка военный эскорт должен бы был предотвратить такой поворот событий, — сказал генерал. — С другой стороны, я слышал, что погода была плохая. Просто не верится. Я сам посещал Слептон три дня назад, посмотреть, как проходят ученья. Добирались специальным поездом вместе с Теддером и Омаром Бредли.
— Большинство членов команд на ваших LST — новички в этих водах, а Ла-Манш и в лучшее время может быть очень трудным. — Манроу пожал плечами. — Мы держим торпедные катера королевского военного флота на подступах к Шербуру во время этих учений, потому что Шербур, как генералу наверняка известно, является самой важной базой этих Е-ботов на французском побережье. Над морем был туман, но немцы, вероятно, проскользнули мимо них с включенными глушителями и выключенными радарами. Эти их боты делают больше сорока узлов. На флоте нет судов быстроходнее. Кроме того, при подходе они действовали очень умно: выпустили осветительные ракеты, так что на кораблях конвоя решили, что это наши.
— Вот дьявольщина. Не устаю повторять, что в этой игре предполагать ничего нельзя. — Эйзенхауэр налил себе еще кофе, встал и подошел к камину. — Тела сотнями прибивает к берегу. Так мне доложили.
— Да, так оно и есть.
— Нет необходимости обсуждать, что это должно остаться тайной. Нам придется здесь вблизи, в Девоне, устроить временную братскую могилу. По крайней мере, эта область под военной администрацией. Это облегчает дело. Если это выплывет наружу незадолго до вторжения, то может очень плохо сказаться на моральном состоянии войск.
— Я согласен. — Манроу помялся и сказал осторожно. — Есть проблема, касающаяся Посвященных, генерал.
— Начать с того, что их там не должно было быть. Никто не знает лучше вас предписаний относительно Посвященных.
— Могло быть хуже, генерал. Их там было трое. Два тела уже найдены. Третий человек, вот этот, еще не обнаружен. — Манроу достал из портфеля папку и подал Эйзенхауэру.
Генерал просмотрел бумаги.
— Полковник Хью Келсоу. — Он потемнел лицом. — Я знаю его лично. Неделю назад он смотрел два пляжа в Нормандии.
— Юта и Соод. В тот раз за ним присматривали десантники, и он имел при себе таблетку-L на случай, если его схватят. Как генералу известно, цианид убивает мгновенно.
Эйзенхауэр вернул папку.
— Ему известно, бригадир, когда мы высаживаемся и где. Трудно представить последствия.
— Мы имеем людей на пляжах около Слептона, генерал. Его ищут. Нет причин сомневаться, что его тело прибьет к берегу вместе с другими.
— Не пытайтесь меня успокаивать, — резко сказал генерал. — Некоторые тела никогда не принесет приливом. Я это знаю, и вы это знаете, и если Келсоу будет одним из них, мы никогда не сможем быть уверены, что он не подобран противником.
— Вы правы, генерал, — признал Манроу, потому что возразить было нечего.
Эйзенхауэр подошел к окну. По стекллам барабанил дождь.
— Ну и день, — сказал он мрачно. — Одно я знаю точно: есть человек, который нынче утром улыбается.
В это самое время Адольф Гитлер читал рапорт об операции, проведенной у Слептон-Сендс, находясь в помещении с картами в бункере, известном как Волчье логово, под Растенбергом, в глубине лесов Восточной Пруссии.
Присутствовали все важные нацистские чины: Генрих Гиммлер, рейхсфюрер СС и шеф, как государственной, так и секретной полиции; Иосиф Геббельс, государственный министр пропаганды; рейхсляйтер Мартин Борман, исполнявший, среди прочего, обязанности секретаря фюрера; оберфюрер Раттенгубер, шеф безопасности при Гиммлере и начальник эсэсовской охраны в Растенберге.
Гитлер чуть не пританцовывал от удовольствия, смяв в руке тонкий листок бумаги с сообщением.
— Вот, наш военно-морской флот еще в состоянии наносить удары на собственной территории противника! Затонули три судна и сотни погибших. — Его глаза сверкнули. — Плохое утро для генерала Эйзенхауэра, джентльмены.
Все были полны энтузиазма.
— Хорошие новости, несомненно, мой фюрер, — сказал Геббельс и засмеялся своим высоким смехом.
Борман, который первым увидел сообщение, тихо сказал:
— Если мы способны на это у берегов Девона, мой фюрер, у берегов Франции мы можем сделать что угодно.
— Им не удастся даже сойти на землю, — вставил Гиммлер.
— Вполне возможно, — радостно согласился Гитлер. — Но теперь, джентльмены, перейдем к тому, ради чего мы собрались. — Они сгруппировались около круглого стола, на котором была разложена крупномасштабная карта Франции. — Я думаю, Западный вал нужно продолжать укреплять. — Он обратился к Борману. — Рапорт о группе армий Б, который я просил? Он прибыл?
Борман посмотрел вопрошающе на Раттенгубера, тот сказал:
— Я только что получил сообщение с аэродрома, что курьер, капитан Кениг, пять минут назад благополучно приземлился. Он на пути сюда.
— Хорошо. — Гитлер выглядел теперь погруженным в мысли, словно остался один. Он вглядывался в карту. — Итак, джентльмены, где мы начнем?
26 декабря 1943 года замечательно одаренный немецкий офицер, полковник Клаус фон Штауффенберг, отправился с рапортом в Растенберг, имея в портфеле бомбу с часовым механизмом. К сожалению, встреча не состоялась, поскольку фюрер уже отбыл в Баварию на Рождественские праздники. Несмотря на потерю левого глаза и правой руки, фон Штауффенберг являлся начальником отдела кадров при генерале Олбрихте, возглавлявшем Главную канцелярию армии, а также и заговор армейских генералов с целью убийства фюрера и спасения Германии.
Неудавшаяся попытка на Рождество 1943 года являлась одной из целого ряда таких неудач. Однако, несмотря на это, не было недостатка в добровольцах, свидетельством тому являлся полковник Кениг, ехавший этим пасмурным апрельским утром на заднем сиденье военной машины, доставлявшей его с аэродрома в Волчье логово с бумагами из Берлина, которые затребовал фюрер. Кениг ужасно нервничал, что было и неудивительно, учитывая наличие бомбы с часовым механизмом в его портфеле с двойным дном. Он велел пилоту на аэродроме в Растенберге быть готовым к скорому вылету обратно. У него дрожали пальцы, когда он закуривал сигарету.
Эсэсовец водитель и охранник, сидевший с ним рядом, тупо смотрели вперед, а Кениг нервничал все сильней. По обеим сторонам дороги в глухом лесу были установлены минные заграждения и ограды под током, повсюду патрули со свирепыми собаками и, чтобы попасть на территорию, необходимо миновать трое ворот. Время активировать бомбу. После этого, как ему было обещано, у него будет ровно тридцать минут.
Он дотронулся до левого замка на портфеле и нажал. Взрыв произошел мгновенно, и очень сильный. Сам Кениг, водитель и охранник погибли. Машину разнесло вдребезги.
Гитлер, вне себя от гнева, метался по комнате с картами.
— Они пытаются снова и снова! — Он повернулся к Раттенгуберу. — Оберфюрер? Что вы можете сказать? Вы клялись заботиться о моей безопасности!
— Мой фюрер, — заикаясь, проговорил Раттенгубер. — Что я могу сказать?
— Ничего! — Гитлер резко обернулся к остальным. — Вы не можете сказать ничего полезного. Ни один из вас.
Среди потрясенного молчания Гиммлер решился заговорить. Его голос звучал сухо и четко.
— Сомнений нет, имела место небрежность, мой фюрер. Но в то же время, неудача этой подлой попытки является лишь доказательством вашей собственной миссии. Доказательством неизбежности победы Германии под вашим духовным руководством.
Глаза Гитлера сверкнули, он откинул голову назад.
— Как всегда, рейхсфюрер. Видите? Только он один. — Он повернулся к остальным. — Уходите. Все. Я хочу говорить с рейхсфюрером, наедине.
Они вышли, не проронив ни звука. Последним покинул помещение Геббельс. Гитлер стоял, уставившись в стол с разложенной картой, сцепив руки за спиной.
— Что я мог бы для вас сделать, мой фюрер? — спросил Гиммлер.
— Существует заговор. Я прав? — задал вопрос Гитлер. — Генеральный заговор с тем, чтобы меня убить? И этот капитан Кениг был простым курьером?
— Не генеральный заговор, а скорее заговор генералов, мой фюрер.
Гитлер резко повернулся к нему.
— Вы уверены?
— О, да, но доказательства — это другое дело.
Гитлер кивнул.
— Кениг был помощником генерала Олбрихта. Является сам Олбрихт одним из подозреваемых вами? — Гиммлер кивнул. — А кто еще?
— Генерал Стаефф, Вагнер, фон Хазе, Линдеманн. Еще несколько находятся под пристальным наблюдением.
Гитлер остался совершенно спокойным.
— Предатели. Никакого расстрела. Каждому по петле, когда придет время. Выше никого? По крайней мере, хоть наши фельдмаршалы лояльны.
— Хотелось бы мне быть уверенным в этом, мой фюрер, но один из них вызывает большие подозрения. Я бы не выполнил моих служебных обязанностей, если бы не поставил вас в известность.
— Тогда скажите мне.
— Роммель.
На лице Гитлера появилась мстительная, почти триумфальная улыбка, он прошелся по комнате, развернулся, прошел обратно, все еще улыбаясь.
— Мне кажется, я ожидал этого. Да, я уверен, что так. Итак, Пустынный Лис решил затеять игру.
— Я в этом почти уверен.
— Народный герой, — сказал Гитлер. — Нам нужно очень осторожно с ним поступить, вам не кажется?
— Или перехитрить его, мой фюрер, — спокойно ответил Гиммлер.
— Перехитрить его. Перехитрить хитрого Пустынного Лиса. — Улыбка Гитлера стала довольной. — Да, мне это по душе, рейхсфюрер. Мне это, действительно, очень нравится.
Хью Келсоу проспал до полудня, и когда проснулся, чувствовал себя совершенно больным. Он повернулся в бешено раскачивавшемся плоту и расстегнул молнию на входном отверстии. У него упало сердце. Со всех сторон была только вода. Плот кружило и бросало на грозных волнах. Небо потемнело от тяжелых дождевых туч, ветер достигал 5–6 узлов, насколько он мог судить. Но самое худшее, это отсутствие даже намека на близкую землю. Ему стало ясно, что его вынесло на просторы Ла-Манша. Если его не выловят, его отнесет прямо к побережью Франции, вероятно, к полуострову Шербур. Еще ниже, в заливе Сен-Мало есть Нормандские острова: Олдерни, Гернси, Джерси. Он ничего о них не знал, кроме того, что они были британскими, а теперь находились под вражеской оккупацией. Хотя вряд ли его отнесет так далеко на юг.
Келсоу взял ракетницу и выпустил оранжевую ракету терпящего бедствие. В дневное время немецкие военные суда очень редко появлялись в Ла-Манше. Они держались вблизи берегов, позади своих минных заграждений. Поэтому он рискнул выпустить еще одну ракету, но поскольку воду захлестывало внутрь плота, поспешил сразу застегнуть молнию. В ящике с первой помощью он обнаружил сухой паек, но едва съел немного сухофруктов, как почувствовал тошноту и ужасную боль в ноге. Тогда он торопливо вытащил ампулу морфия и сделал себе укол. Спустя недолгое время, он снова уснул, закинув руки за голову.
Снаружи, по мере приближения вечера начинался прилив. Сразу после пяти часов начало темнеть. К этому времени ветер стал северо-западным, плот стало относить от полуострова Шербур, и к шести часам он оказался в десяти милях к западу от маяка Каскетс на острове Олдерни. А потом ветер снова изменился, толкая его теперь вдоль внешней границы залива Сен-Мало к Гернси.
Но Келсоу обо всем этом не ведал. Он проснулся в семь часов с высоченной температурой, обтер лицо небольшим количеством воды, чтобы его охладить, снова почувствовал дурноту и впал в состояние близкое к коме.
В Лондоне, Дагел Манроу работал за своим письменным столом. Тишину нарушал только едва слышный скрип пера по бумаге. Раздался стук в дверь, и на пороге появился Джек Картер с папкой в руках. Он положил ее на стол перед Манроу.
— Последний список из Слептона, сэр.
— Что-нибудь о Келсоу?
— Ничего, сэр. Но они вывели в залив все суда, которые у них в наличии, на поиски пропавших тел.
Дагел Манроу встал и подошел к окну, посмотрел, как буйствует ветер, швыряя в окна дождем, покачал головой и сказал:
— Боже, храни тех, кто в море в такую ночь.