7

Стрельбище в Беркли-холл располагалось в подвале. Распоряжался там сержант ирландской гвардии Келли, давным-давно вышедший в отставку и призванный снова только вследствие войны. В том конце его, где размещались мишени: вырезанные силуэты атакующих немцев перед мешками с песком, освещение было очень ярким. Келли и Сара Дрейтон были единственными обитателями стрельбища. Ей выдали полевую форму, свободные брюки и блузу из синей саржи, которая полагалась девушкам из женских вспомогательных подразделений военно-воздушных войск. Она заколола волосы наверх и спрятала их под шапку с козырьком, оголив шею. Это придавало ее внешности какую-то особенную уязвимость.

Келли разложил на столе оружие.

— Вам приходилось стрелять из пистолета, мисс?

— Да, — ответила она. — В Малайе. У моего отца была плантация каучуконосов. Он часто бывал в отъезде, поэтому он позаботился, чтобы я знала, как пользоваться револьвером.

— Что-нибудь из этого выглядит знакомым?

— Этот револьвер. — Указала Сара. — Он выглядит как Смит и Вессон, который был у моего отца.

— Это именно он и есть, мисс, — сказал Келли. — Понятно, что при нормальных обстоятельствах вы бы более обстоятельно были ознакомлены с оружием, но в вашем случае на это нет времени. Я просто покажу вам некоторые виды оружия, чтобы познакомить с тем, что, возможно, попадется вам. Потом вы немного постреляете, и это все.

— Договорились, — сказала Сара.

— Винтовки простые. На них, я не буду тратить ваше время. Это два основных автомата. Британский Стейн — стандартное вооружение нашей армии, и Марк 11S — его же вариант с глушителем, разработан для групп французского Сопротивления. Магазин на 32 патрона. В автоматическом режиме глушитель сгорает. Поэтому стреляйте в полуавтоматическом режиме или одиночными выстрелами. Хотите попробовать?

Автомат оказался неожиданно легким, и она без труда сделала несколько выстрелов с плеча, единственный звук рождало движение затвора. Расстрелянным оказался мешок с песком сбоку от той мишени, по которой он целилась.

— Не очень-то получилось, — огорчилась Сара.

— Немногим удается. Они хороши на близком расстоянии, когда вы против нескольких человек, и все, — объяснил ей Келли. — Другой автомат — немецкий, МР40, известный как «Шмайсер». Сопротивление пользуется ими тоже.

Потом он познакомил Сару с револьверами и автоматическими пистолетами. Когда она попробовала стрелять из Смит и Вессон, вытянув руку, то из шести выстрелов только одним зацепила плечо мишени.

— Боюсь, вы погибли, мисс.

Пока Келли перезаряжал, она спросила:

— А как полковник Мартиньи? Он хорошо стреляет?

— Можно сказать и так, мисс. Я не думаю, что знал еще кого-то, кто стрелял бы лучше, чем он. Теперь попытайтесь таким образом. — Он присел с расставленными ногами, держа пистолет двумя руками. — Понимаете, что я имею в виду?

— Думаю, да. — Сара повторила его позу, выставила пистолет перед собой, держа двумя руками.

— Теперь стреляйте с паузой на выдохе.

На этот раз получилось лучше. Она поразила мишень дважды. Один раз в плечо и второй раз в левую руку.

— Потрясающе, — похвалил Келли.

— Нет, если предположить, что она метила, вероятно, в сердце.

Мартиньи неслышно подошел к ним сзади. На нем был темный свитер с высоким воротом и черные вельветовые брюки. Он подошел к столу и осмотрел оружие.

— Поскольку я обязан буду присматривать за этим дитятей, а время ограничено, вы не возражаете, если я приложу руку.

— Сделайте одолжение, сэр.

Мартиньи взял со стола пистолет.

— Вальтер ППК, полуавтоматический. Семизарядный магазин разом идет в цель. Оттягиваете ползун назад, и вы в деле. Вы не почувствуете его в сумочке, но работу он выполнит, и это главное. Теперь подойдем ближе.

— Пошли.

Они подошли так близко, что мишени оказались не дальше десяти-двенадцати ярдов.

— Если он достаточно близко к вам, что бы оказаться лицом к лицу в момент, когда вы спускаете курок, тогда делайте это, но вы не должны быть дальше от него, чем вы теперь. Просто выбрасываете руку и направляете на него пистолет. Держите глаза открытыми и стреляйте очень быстро.

Она поразила цель шесть раз в основном в грудь и живот.

— Честное слово, это неплохо, правда? — спросила она очень возбужденно.

Они пошли обратно к огневому рубежу.

— Правда. Однако сможете ли вы это сделать в действительности? — спросил Мартиньи.

— Это я узнаю только, когда наступит такой момент, разве не так? — ответила Сара. — А вы? Я слышала много разговоров, но не видела доказательств.

На столе лежал еще один Вальтер с черным полированным цилиндром на конце ствола.

— Это, так называемый, глушитель Карсвелла, — объяснил ей Мартиньи. — Создавался специально для агентов SOE.

Его рука поднялась, и, казалось, совсем не целясь, он выстрелил дважды, поразив цель в сердце. Сара услышала только два глухих щелчка, но результат оказался смертельным.

Он положил пистолет. Глаза пустые на белом лице.

— У меня еще есть дела. Дагел ждет нас в библиотеке через полчаса. Увидимся там.

Мартиньи вышел. Наступило неловкое молчание. Сара сказала:

— Он рассердился, кажется.

— С полковником это случается, мисс. Я не думаю, что ему нравится то, что он замечает за собой иногда. В прошлом ноябре он убил в Лионе начальника гестапо. Человека по фамилии Кауфманн. Его удалось вывезти оттуда на Лизандре в луже крови. Две пули в левом легком, для начала. Он изменился с тех пор.

— В каком смысле?

— Трудно сказать, мисс. — Келли нахмурился. — Не стоит забивать себе голову глупыми идеями относительно его. Я знаю, что такое молодые девушки. У меня дочь вашего возраста, служит на батарее противовоздушной обороны в Лондоне. Просто помните, он старше вас на двадцать пять лет.

— Вы хотите сказать, что он слишком стар? — спросила Сара. — Разве не то же самое говорить, что нельзя любить кого-нибудь, потому что он католик или еврей, или американец? Какая разница?

— Такие разговоры слишком сложны для меня. — Келли выдвинул ящик и достал из него сверток. Развернул ткань. — Маленький подарок для вас, мисс, несмотря на то, что говорит полковник. — Это был маленький черный автоматический пистолет, очень легкий, почти полностью умещавшийся у нее в руке. — Бельгийский. Только 0,25, но может оказаться незаменимым в нужную минуту, и спрятать легко благодаря малым размерам. — Он смутился. — Я видел леди, которые прятали его сверху в чулок, не сочтите это проявлением неуважения, мисс.

Сара поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— Вы очень добры ко мне.

— Вы не должны этого делать, мисс. Вы офицер.

— Я вовсе не офицер, сержант.

— Я думаю, мисс, что скоро вы узнаете, что я прав. Возможно, это одна из тех вещей, которые вам хочет сказать бригадир. На вашем месте, я бы пошел в библиотеку прямо сейчас.

— Хорошо. Спасибо большое.

Она вышла, а Келли вздохнул и стал убирать оружие со стола.


Манроу, Картер и Мартиньи были уже в библиотеке, когда Сара туда вошла. Они сидели у камина за чаем.

— А, вот и вы, — приветствовал ее Манроу. — Присоединяйтесь к нам. Пончики восхитительные.

Картер налил ей чашку чая. Сара сказала:

— Сержант Келли сказал что-то о том, что я теперь офицер. Что он имел в виду?

— Да. Так. Мы предпочитаем, чтобы наши женщины-агенты носили воинское звание. Теоретически, это должно помочь вам, если вы попадете в руки врагов, — объяснил Манроу.

— Практически, ничего хорошего это не дает, — перебил его Мартиньи.

— Однако, хорошо это или плохо, вы теперь летный офицер WAAF,[10] — сказал Манроу. — Я считаю этого достаточно. Теперь давайте посмотрим на карту.

Они поднялись и подошли к столу, на котором были разложены крупномасштабные карты юга Англии, Ла-Манша, основной территории Нормандских островов, Нормандии и Бретани.

— В тех жизнерадостных фильмах, создаваемых в Элстри, показывающих наших галантных секретных агентов в работе, забрасывание их во Францию обычно происходит парашютированием. В действительности, мы стараемся доставлять людей самолетами, когда это возможно.

— Понимаю, — сказала Сара.

— Наш наиболее частый выбор — Лизандер. Пилот в наши дни справляется с ним в одиночку. Благодаря этому, может взять трех пассажиров. Они причислены к Эскадрилье особого назначения, которая базируется на Хорнли-филд. Это не очень далеко отсюда.

— Сколько времени занимает полет?

— Не более полутора часов, возможно, меньше. Зависит от ветра. Вы совершите посадку недалеко от Гранвиля. Люди из местной группы Сопротивления позаботятся о вас. Мы считаем, что лучше всего приземлиться ранним утром. Часа в четыре, в пять.

— Что потом?

— Вечером того же дня вы отправитесь морем на Джерси. Большинство конвоев идут теперь по ночам. В дневные часы мы имеем преимущество в воздухе. — Он повернулся к Мартиньи. — Естественно, вопрос перемещения на Джерси придется решать штандартенфюреру Максу Фогелю, но я сомневаюсь, что кто-нибудь решится на что-либо, кроме беганья кругами, лишь бы угодить, когда вы предъявите свои верительные грамоты.

Мартиньи кивнул.

— Беда нам, если этого не случится.

— Что касается вашего взаимодействия с миссис де Виль и генералом Галлахером, у вас есть Сара, чтобы удостоверить вашу добропорядочность.

— А Келсоу?

— Полностью в ваших руках, мой мальчик. Вы офицер в полевых условиях. Я поддержу, что бы вы ни решили сделать. Вам известно, насколько критичной является ситуация.

— Это понятно.

Манроу снял телефонную трубку.

— Пришлите сюда миссис Мун. — Он положил трубку и сказал Саре: — Нам повезло, что у нас есть миссис Мун. Мы позаимствовали ее в студии Денхама, благодаря любезности Александра Корды. Нет такого, чего она не знает о макияже, одежде и тому подобном.

Хильда Мун оказалась большой толстой женщиной с простонародным акцентом. Ее внешний вид не внушал никакого доверия, поскольку волосы у нее были выкрашены в рыжий цвет и начесаны, к тому же она злоупотребляла губной помадой. В уголке рта прилепилась сигарета, пепел с которой осыпался на ее мощную грудь.

— Так, так. Хорошенькая, — оценила она Сару, обойдя вокруг нее. — С волосами, конечно, придется повозиться.

— Неужели это необходимо? — спросила Сара с тревогой.

— Девочки, которые выбрали себе дорогу, на которую, как предполагается, вступили и вы, дорогуша, всегда поднимают их вверх надо лбом. Они зарабатывают на жизнь, доставляя удовольствие мужчинам, из чего следует, что они показывают все лучшее из имеющегося. Поверьте мне, я знаю, что у вас лучше всего.

Она взяла Сару за руку и увела с собой. Когда за ними закрылась дверь, Мартиньи сказал:

— Возможно, мы не узнаем ее, когда увидим снова.

— Естественно, — согласился Манроу. — Но в этом и состоит основная идея.


Приближался вечер, когда в коттедже у Галлахера зазвонил телефон. Он был в кухне, работал за столом, проверяя счета фермы, поэтому трубку снял сразу.

— Это Савари, генерал. По поводу доставки, о которой мы говорили.

— Слушаю.

— Мой человек в Гранвиле связался с их управлением. Не позднее четверга к вам прибудет кто-нибудь от них, чтобы помочь решить проблему.

— На это можно всерьез рассчитывать?

— Абсолютно.

Савари повесил трубку. Галлахер посидел, обдумывая известие, потом надел старый вельветовый пиджак и отправился наверх к особняку де Вилей. Элен он застал в кухне в обществе миссис Вайбер, за приготовлением ужина. Старая леди жила не в доме, а в другом коттедже на ферме вместе со своей племянницей и молоденькой дочерью. Она была вдовой. Эта добросердечная женщина шестидесяти пяти лет была бесконечно предана Элен.

Миссис Вайбер вытерла руки и взяла из-за двери пальто.

— Все готово. Я ухожу миссис де Виль.

— Приходите утром, — сказала ей Элен.

Когда за ней закрылась дверь, Галлахер просил:

— Она ничего не заподозрила, как тебе кажется?

— Нет, и, ради ее же благополучия, я приложу все усилия, чтобы так и оставалось. Для всех остальных, тоже.

— Мне только что звонил Савари. Им удалось связаться с Лондоном. Кто-то появится у нас в четверг.

Элен резко повернулась.

— Ты уверен?

— Насколько можно быть уверенным в чем-то. Как полковник?

— Его еще лихорадит. Джордж смотрел его после полудня сегодня. Похоже, он удовлетворен. Начал ему колоть это снадобье: пенициллин.

— Я удивлен, что Савари появился так рано. По-видимому, он совершил дневной рейс.

— Да, они воспользовались тем, что снова туман. Большинство офицеров появились здесь в течение последнего часа.

— Большинство?

— Двое погибли. Болен и Вендель. Два транспорта были атакованы Харрикейнами.

В этот момент открылась дверь из столовой, обитая зеленым сукном, и вошел Гвидо Орсини. Он был в своей лучшей форме, волосы еще влажные после душа. Весь вид не лишен франтоватости. Орсини украсил себя итальянской золотой медалью За военную отвагу, эквивалентной британскому Кресту Виктории, награждением которой удостаиваются крайне редко. Слева на груди был, также, Железный крест первой степени.

Галлахер сказал по-английски:

— Вы пока одним куском, да? Слышал, вам досталось.

— Могло быть хуже, — ответил ему Гвидо. — Они там сидят, состязаясь в скорби. — Он поставил на стол сумку. — Здесь дюжина бутылок Sancerre из Гранвиля.

— Вы славный мальчик, — сказала Элен.

— Я тоже так считаю. Вам не кажется, что сегодня я еще и собою хорош?

— Очень возможно. — Он, как обычно, поддразнивал ее. Элен это знала. — Теперь отойдите в сторону, пока я буду подавать на стол еду.

Гвидо осторожно открыл раздаточное окно в столовую и прошептал, обращаясь к Галлахеру:

— Шон, пойдите сюда, посмотрите на это.

Столовая была отделана дубовыми панелями, великолепного темного оттенка, середину комнаты занимал дубовый стол, за которым могли разместиться двадцать пять персон. Сейчас в разных местах за столом сидело всего восемь человек, все они были морскими офицерами. В промежутках, на местах тех, кто отсутствовал за столом вследствие своей гибели, стояла на тарелке зажженная свеча. Всего горело шесть свечей. Каждая представляла сотрапезника, который погиб в бою. Атмосфера была похоронной.

— Они из всего делают шекспировскую трагедию, — сказал Орсини. — Такая тоска. Если бы не стряпня Элен, я бы куда-нибудь ушел. Я вчера вечером обнаружил в Сент-Обинс-Бей замечательный ресторан. Все с черного рынка. Поразительно, что там можно получить, и без всяких купонов.

— Это, действительно, интересно, — сказал Галлахер. — Расскажите-ка подробней.


Пока миссис Мун с двумя помощницами занималась Сарой, она говорила не замолкая:

— Я побывала везде. Денхам, Элстри, Пайнвуд. Я гримировала мисс Маргарет Локвуд и мистера Джеймса Мэйсона. Ах, я работала с мистером Ковардом. Вот это был джентльмен.

Когда Сара увидела себя, выбравшись из-под фена, она не поверила своим глазам. Из темноволосой, она превратилась в золотистую блондинку с завивкой, плотно обрамлявшей лицо. Теперь миссис Мун занялась ее макияжем. Она начала с болезненной процедуры выщипывания бровей, в результате чего, они превратились в две тоненьких линии.

— Побольше румян, дорогуша. Немного больше, чем следует, если вы понимаете, что я имею в виду. И не жалейте губной помады. Всего немного чересчур, вот что нам нужно. Ну, как вам результат?

Сара смотрела на себя в зеркало и видела незнакомку. «Кто я, — думала она. — Да существовала ли когда-нибудь Сара Дретон?»

— Теперь примерим платья. Разумеется, белье и все личные вещи будут только французского производства, но сейчас нам нужно только платье, чтобы произвести впечатление.

Платье было из черного атласа, очень облегающее и довольно короткое. Миссис Мун помогла Саре его надеть, и застегнула молнию на спине.

— Оно определенно подчеркивает вашу грудь, милочка. Она выглядит очень красиво.

— Я не могу этого оценить. Мне трудно дышать. — Она надела туфли на высоком каблуке и, увидев себя в зеркале, хихикнула. — Я выгляжу настоящей проституткой.

— Чудно. В этом и состоит идея, люба моя. Теперь пойдите покажитесь бригадиру. Посмотрим, что он думает по этому поводу.

Когда Сара вошла в библиотеку, Манроу и Картер сидели у камина, разговаривая приглушенными голосами. Сара сказала:

— Никто не сказал мне моего имени.

— Анн Мари Латур, — автоматически ответил Картер и только потом посмотрел на нее. — Боже! — выдохнул он.

Манроу отнесся более спокойно.

— А мне нравится. Честно, мне очень нравится. — Сара покружилась. — Да, ради вас они пойдут в немецкий офицерский клуб в Сент-Хелиере.

— Или в армию и во флот в Лондоне, мне следовало подумать, — сухо сказал Картер.

Открылась дверь, и вошел Мартиньи. Сара повернулась к нему, положив руки на бедра, намеренно вызывающе.

— Ну, как? — потребовала она.

— Что, как?

— Будьте вы прокляты. — Она так рассердилась, что топнула ногой. — Никто меня не злил так, как вы. Здесь есть поблизости какая-нибудь деревенская забегаловка с баром?

— Есть.

— Не хотите угостить меня стаканчиком?

— Даже так?

— Вы хотите сказать, что я недостаточно хороша?

— В действительности, попытки миссис Мун были напрасными. Вы, озорница, не смогли бы стать проституткой, даже если бы попытались. Я жду вас в холле через пятнадцать минут. — Он повернулся и вышел.


В деревне шла весенняя благотворительная ярмарка. На деревенском выпасе разместились ларьки и палатки, да пара старомодных каруселей. Сара надела поверх платья пальто, и висела на руке у Мартиньи. Ей определенно нравилось все вокруг, и они пробирались сквозь шумную добродушную толпу.

Они увидели палатку, на которой красовалась вывеска: «Судьбы — цыганка Сара».

— Давайте попытаем судьбу.

— Идет, — согласился он с усмешкой.

К их удивлению женщина внутри не пользовалась обычными аксессуарами цыганок: головным платком и серьгами. Сорокалетняя женщина с болезненным лицом и аккуратно причесанными черными волосами была одета в темный габардиновый костюм. Она взяла девушку за руку.

— Только вам, леди, или вашему кавалеру тоже?

— Этот кавалер не мой, — запротестовала Сара.

— Он никогда не будет принадлежать никому другому, никогда не узнает другой женщины.

Она глубоко вздохнула, словно в попытке обрести ясность мысли, а Мартиньи сказал:

— Теперь, давайте послушаем хорошие новости.

Женщина подала Саре колоду карт Таро, охватила руками руки Сары, потом забрала у нее карты, перетасовала их и вытащила три карты.

Первой была Храбрость — молодая женщина, сжимающая пасть льва.

— Есть возможность приступить к исполнению важного плана, если есть желание рискнуть, — сказала цыганка Сара.

Второй картой оказалась Звезда — нагая девушка, стоявшая на коленях у пруда.

— Я вижу огонь и воду в одно и то же время. Противостояние. Но вы преодолеете и то, и другое, оставшись невредимой.

Сара повернулась к Мартиньи.

— В этом месяце, в Кромвеле, зажигательные бомбы попали в сестринское общежитие. Огонь и вода из пожарных шлангов были повсюду.

Третьей картой был Повешенный. Женщина сказала:

— Он не изменится, как бы долго ни провисел на дереве. Он не может изменить изображение в зеркале, как бы сильно он его ни страшился. Вы должны путешествовать в одиночку. В несчастьях вы почерпнете достоинство. Вы найдете любовь, только перестав ее искать, но этот урок вы должны выучить.

Сара сказала Мартиньи:

— Ну, теперь вы.

Цыганка Сара сложила карты.

— Мне нечего сказать джентльмену, чего он еще не знает.

— Лучшее, что мне довелось услышать после братьев Гримм. — Мартиньи положил на стол фунт и встал. — Пошли.

— Вы сердитесь? — спросила Сара, когда они пробирались сквозь толпу к деревенскому бару.

— Почему я должен сердиться?

— Это же просто развлечение. Ничего, что стоит принимать всерьез.

— А я все принимаю всерьез, — уверил он Сару.

В баре было людно, но им удалось найти пару свободных мест в углу около камина. Мартиньи заказал ей пиво, а себе виски.

— Теперь скажите мне, что вы обо всем этом думаете? — спросил Мартиньи.

— Гораздо интересней, чем в палатах Кромвеля.

— При других обстоятельствах, вас бы тренировали в течение шести недель, — сказал Мартиньи. — Шотландское нагорье, чтобы укрепить ваши силы. Курс рукопашного боя и тому подобное. Двенадцать способов убийства голыми руками.

— Звучит отвратительно.

— Но действенно. Я помню один наш агент, который в обычной жизни работал журналистом, перестал ходить в бары, когда бывал дома. Он боялся ввязываться в ссоры из-за того, что мог сделать сам того не желая.

— А вы тоже можете? — спросила Сара.

— Любого можно научить. В этой игре важно иметь голову на плечах.

В баре было трое солдат в полевой форме цвета хаки, один из них, постарше, сержант и двое рядовых. Крепкие молодые мужики, которые все время смеялись, сближая головы, стоило им взглянуть на Мартиньи. Когда он пошел к бару за следующей порцией напитков, один из них нарочно толкнул Мартиньи под руку, когда он поворачивался, чтобы отойти от бара. При этом немного виски расплескалось.

— Ты бы поаккуратней, приятель, — сказал ему один из молодых парней.

— Надо бы. — Мартиньи приветливо улыбнулся. Сержант ухватил юношу за рукав и что-то ему тихо сказал.

Когда Мартиньи снова сел рядом с Сарой, она сказала:

— Джек Картер говорил, что вы знали Фрейда.

— Да, я встречался с ним последний раз в тридцать девятом, незадолго до его смерти.

— Вы согласны с психоанализом.

— Что все имеет сексуальную основу? Бог его знает. Старина Зигмунд сам имел достаточно проблем в этом отношении. Однажды он ездил с лекциями по Штатам вместе с Юнгом и сказал ему, что часто мечтает о проститутках. Юнг спросил, почему он не осуществит свою мечту, Фрейд был ужасно шокирован. Он сказал: «Но я же женатый человек».

Сара беспомощно рассмеялась.

— Это удивительно.

— Кстати, о великих умах, мне довелось много работать с Бертраном Расселом, он любил женщин больше всего на свете, оправдывая это своей искренней верой, что женщину невозможно понять по-настоящему, пока с ней не переспишь.

— По мне, это звучит не очень-то философски, — сказала Сара.

— Напротив.

Она встала и извинилась:

— Я вернусь через минуту.

Когда она выходила из зала, трое солдат внимательно за ней наблюдали, потом посмотрели на Мартиньи и расхохотались. Когда она возвращалась, молодой солдат, который подтолкнул Мартиньи под руку, схватил ее за руку. Она попыталась вырвать руку, и Мартиньи вскочил и двинулся к ней на помощь.

— Прекратите.

— А ты, кто такой? Ее отец? — требовательно спросил парень.

Мартиньи схватил его за кисть, приложив усилие так, как его учили когда-то на тренировках по бесшумному убийству в Арисейге в Шотландии. Лицо парня исказилось гримасой боли. Сержант сказал:

— Отпустите. Он не хотел обидеть. Просто пошутил.

— Да, я так и понял.

Мартиньи проводил Сару обратно к столу. Она сказала:

— Быстро вы среагировали.

— Чувствую, когда нужно действовать. Я по натуре экзистенциалист.

— Экзистенциалист? — Она нахмурилась. — Я не понимаю.

— Новый взгляд на вещи, который проповедует один мой друг. Французский писатель по имени Жан Поль Сартр. Когда я был в бегах в Париже три года назад, я отсиживался у него в квартире пару недель. Он участник Сопротивления.

— Но что это значит?

— Много всякого. Мне показалось привлекательным предположение, что, живя в каждый момент полной жизнью, вы должны создавать ценности для себя своими действиями.

— Так вы и живете последние четыре года?

— Что-то вроде. Сартр просто выразил это для меня словами. — Он помог Саре надеть пальто. — Пора идти.

На улице уже стемнело. Музыка и веселье еще доносились со стороны ярмарки, хотя большинство ларьков уже закрылись из-за требования соблюдать затемнение. Они шли через опустевшую стоянку туда, где Мартиньи оставил машину, когда услышали топот сапог бегущих людей. Мартиньи обернулся. Приблизились двое молодых солдат. Сержант остался стоять на заднем крыльце бара и наблюдал.

— Ну, вот, — сказал тот, что затевал ссору в баре. — Мы с вами еще не закончили. Вас нужно поучить.

— Откуда такая уверенность? — резко сказал Мартиньи и, когда парень выбросил кулак для удара, ухватил его за кисть, повернул наверх и кругом, блокируя плечо. Солдат закричал, когда порвалась мышца. Второй солдат закричал от страха и отскочил, когда Мартиньи швырнул его приятеля на землю, сержант бросился бежать к ним, сердито крича:

— Вы, негодяй!

— Не я. Вы позволили этому случиться. — Мартиньи достал удостоверение личности. — Думаю, вам лучше посмотреть на это.

У сержанта вытянулось лицо.

— Полковник, сэр! — Он вытянулся и замер в ожидании.

— Это уже лучше. Вам потребуется врач. Скажите задире, когда он будет в состоянии слушать, что я надеюсь, что он чему-то научился. В следующий раз исход может быть смертельным.

Когда они уже ехали в машине, Сара спросила:

— Вы совсем не колебались, да?

— О чем вы?

— Я думаю, я поняла, что имел в виду Джек Картер. Мне кажется, у вас есть склонность к убийству.

— Слова, — сказал Мартиньи. — Игры в голове. Это все, чем я занимался годами. Ничего кроме разговоров. Одни идеи. Давайте обратимся к действительности. Давайте перестанем играть в игры с атласными платьями и обесцвеченными волосами. Вы знаете, какую технику применяют в гестапо в первую очередь, чтобы расколоть женщин-агентов, когда они попадают к ним в руки?

— Очевидно, вы намерены меня просветить.

— Групповое изнасилование. Если это не дает результата, последует применение электрического шока. У меня была девушка в Берлине. Еврейка.

— Я знаю. Картер рассказывал мне о ней тоже.

— О том, как ее пытали, а потом убили в подвале гестапо на Альбрехт-штрассе? — Мартиньи потряс головой. — Он не все знает. Он не знает, что этот Кауфманн, начальник гестапо в Лионе, которого я убил в прошлом ноябре, и был виноват в смерти Розы в Берлине в тридцать восьмом.

— Теперь я понимаю, — мягко сказала Сара. — Сержант Келли говорил, что вы были другим, и он был прав. Вы ненавидели Кауфманна годами, и когда, наконец, отомстили, то поняли, что это ничего не меняет.

— Какая мудрость. — Он холодно рассмеялся. — Отправиться туда и бросить вызов гестапо — это совсем непохоже на все те фильмы, что делаются на студиях Элстри. Во Франции пятьдесят миллионов граждан. Знаете, сколько из них являются по нашим оценкам активными участниками Сопротивления?

— Нет.

— Две тысячи, Сара. Две тысячи. — Ему было мерзко. — Я не понимаю, почему мы-то беспокоимся.

— Тогда, почему вы сами? Не только из-за Розы и вашего деда. — Он коротко взглянул на нее. — Да, и об этом я тоже знаю.

Повисло молчание. Он открыл одной рукой пачку сигарет.

— Хотите попробовать? Дурная привычка, но очень помогает в тяжелую минуту.

— Хорошо, — сказала Сара и взяла сигарету.

Он дал ей закурить.

— Кое-что, о чем я никогда не рассказывал. В тысяча девятьсот семнадцатом я должен был поступить в Гарвард. Тогда Америка вступила в войну. Мне было семнадцать. Официально непризывной возраст. Я пошел добровольцем и оказался в траншеях во Фландрии. — Он тряхнул головой. — Если существует ад на земле, это были эти траншеи. Убитым потеряли счет.

— Должно быть, это ужасно, — сказала Сара.

— А я упивался каждой минутой. Вы можете это понять? За один день я переживал больше, чувствовал больше, чем за год обычной жизни. Жизнь стала настоящей, кровавой, реальной. Мне все было мало.

— Подобно наркотику?

— Точно. Я был как человек из поэмы: постоянно искал Смерть на полях сражений. Вот от чего я сбежал обратно в изоляцию Гарварда и Оксфорда, к безопасности аудиторий и книг, к умозрительности.

— А потом снова пришла война.

— И Дагел Манроу выдернул меня оттуда в реальный мир… А остальное, как говорится, вам известно.


Позднее, уже лежа в постели с сигаретой, он слушал, как стучит в окно дождь. Дверь открылась. Она сказала тихо в темноте:

— Это всего лишь я.

— Неужели?

Сняв халат, Сара легла рядом с ним. Она была в ночной рубашке из бумазеи, и Мартиньи обнял ее просто автоматически.

— Гарри, — прошептала Сара. — Можно я признаюсь?

— Похоже, этого не избежать.

— Я знаю, что ты, вероятно, наряду со всеми остальными, думаешь, что я хрупкая маленькая девственница, но, боюсь, это не так.

— Ты уверена?

— Да. В прошлом году в госпитале я познакомилась с пилотом Спитфайра. Он регулярно приходил лечить разбитое колено.

— И вспыхнула взаимная любовь?

— Да нет, скорее взаимное вожделение, он был славным парнем, я не раскаиваюсь. Его сбили над Проливом три месяца назад.

Казалось, без всякой видимой причины она горько заплакала, и Мартиньи крепко ее обнял в темноте, не произнося ни слова.

Загрузка...