Муженька.
Явился не запылился. Да так неожиданно, что я проливаю на себя чай, а Эмили давится печеньем и начинает громко кашлять.
Под округленным от шока взглядом названного гостя быстро встаю с места и бью ее по спине до тех пор, пока на вымытый мною пол не падают влажные крошки, которые вот-вот да могли бы стать причиной настоящей трагедии.
— Стучаться вас не учили? — кричу на замершего на пороге, словно олень в свете фар, герцога.
Чем обязаны личному визиту сей благородной особы? Или насчет брачной ночи передумал? Живой не дамся! Сам же говорил не высовываться, а теперь прибежал. Иж чего удумал, не дождется. Я еще глаза толком не открыла в новой среде, и он мне уже втирал про то, что даже коснуться меня не желает, словно я прокаженная какая-то. Если действительно клятвы брачные подтвердить удумал, то это просто невероятно, как он в воздухе переобувается, прямая дорога в цирк.
После целого дня, полного разочарования, я вполне серьезно начала обдумывать предложение его сиятельства о разводе. Пойдет и дальше так жизнь в южных землях, годик потерплю и свалю отсюда. У Евы папенька при деньгах, не пропаду.
— Кхм, герцогиня, ваш внешний вид… — Глен Грейстон отводит взгляд в сторону.
Я смотрю на себя вниз. Мокрое, из-за пролитого на стратегически важное место чая, нижнее платье прилипло к груди, очертив все изгибы и округлости, став практически прозрачным.
— Мужчине не престало врываться в дом к даме без предупреждения, — говорю с упреком, не показывая смущения. Не дождется! Из-за кого я в таком вот виде?
Накидываю на себя первую подвернувшуюся под руку тряпку. Это пыльная белая простыня, которая служила в роли чехла одного из кресел.
— Кхм-кхм, прошу прощения.
Герцог снова прокашливается и обводит взглядом убранство дома. Неужто он тут впервые, странно. Решил проверку устроить, как я тут, не померла ли еще?
— И вы так напугали бедняжку Эмили, что она того и гляди, отправилась бы к праотцам!
Давай, ваше благородное сиятельство, принеси и служанке извинения, не обломись. Немного заземлиться супружнику не помешает. Если бы не моя быстрая реакция, чего доброго, рыжая девчушка была бы второй за сегодняшний день жертвой его благородного сиятельства. Покойся с миром, прошлая Ева! Я сожгу эту шубу, поступлю с ней также, как она с тобой, попадись она мне только на глаза.
— …Приношу свои извинения, — коротко кивает Глен зеленовато-бледной Эмили и — мне же не чудится — пытается мягко улыбнуться не смевшей поднять глаза от пола служанке.
— Д-да, б-благодарю… — сипит рыжеволосая малышня.
Ничего себе, реально прощения попросил. У кого — у горничной! Скрещиваю руки на груди и расправляю плечи. Мебельный чехол закрывает тело до самой шеи, поэтому этот жест меня в неудобное положение не ставит. Главное не то, что вы носите, а то, как именно. Доказано, что и в мешке из-под картошки можно вести себя по-королевски.
— Хочу полюбопытствовать, с какой целью вы пожаловали сюда?
В кои-то веки я расслабилась, и на тебе, получите распишитесь. Никто не звал, чего приперся? Но я даже намека на раздражение себе не позволяю, максимально вежливо и спокойно задаю вопрос.
Герцог снова прокашливается, бегло осматривает прибранную мной комнату, словно не зная, куда деть свои красивые как у жеребенка глаза, и протягивает вперед руку, обтянутую перчаткой, в которой я замечаю свою старую подругу.
Шубка из белой лисицы!
— Вы забыли, я пришел вернуть.
А чего слугу не послал? Совесть доконала? Понял, что утром палку перегнул? Моя шуба теперь в роли оливковой ветви перемирия выступает? А я ее уже сжечь собралась.
Так оно и есть, выражение красивого лица герцога вполне благодушное.
— Благодарю, — прохожу вперед и забираю орудие причинения смерти по неосторожности предыдущей хозяйке моего тела из рук супружника.
Неловкая пауза.
— Что ж…обустраивайтесь.
Герцог еще раз смотрит на меня, оценивая внимательным взглядом импровизацию с одеждой, переводит глаза на застывшую и, кажется, не дышащую Эмили, не дожидается продолжения разговора, поворачивается на месте и уходит, тихо затворив за собой дверь.
Не надеялся же он, что я предложу ему чая?
Как же трудно, однако, понять этого мужчину. Отправил меня в ссылку словно прокаженную, и сам же прибежал не прошло и дня. Чего хотел? Реально просто шубу вернуть? И еще мужчины говорят, как им сложно понять женщин!
Плюхаюсь обратно на диван. Этот предмет мебели пока лидирует в списке моих фаворитов.
— Эмили, давай-ка ты нальешь нам еще по чашечке, — я бы не отказалась и от напитка покрепче. Но увы, чем богаты.
Чаепитию больше не суждено было прерваться, не успела я опомниться, а за окном уже повечерело.
Где мне сегодня спать? Спальня на втором этаже не убрана, постельное белье пыльное и попахивает из-за долгого отсутствия стирки и проветривания…
— Эмили.
— Да-а? — служанка, подметающая за наследившим на пороге герцогом, поднимает робко голову.
— Слуги поместья спят в главном здании?
— Да, в крыле для прислуги на первом этаже рядом с кухней.
Ясно. Значит, проблемы с постелью для девчонки нет.
— Хорошо, заканчивай, забирай поднос и иди отдыхать. Завтра жду тебя с утра пораньше. У нас много дел.
— Как скажете, — покорно, словно цыпленок, кивает мелкая.
Когда она уходит, я доделываю некоторые дела, хорошенько встряхиваю чехол-простыню и стелю себе на диване. Укладываюсь, я спала в условиях и похуже, накидываю на плечи сверху одно из платьев, что были в кульке, принесенном служанкой, и закрываю глаза.
Та Ева бы была в шоке от моего бедственного положения. Даже не так, в ужасе.
А еще я легла в импровизированную постель в одном из старомодных платьев, принесённых Эмили, к сожалению, переодеваться во что-то другое выбора не имелось, не в мокрой от разлитого чая сорочке же спать. А к подвенечному наряду я даже прикасаться не желаю.
Завтра неплохо было бы принять ванну или душ. Нужно будет попросить мою служанку…
Просыпаюсь я от бьющего в лицо солнечного света. Блин, лень было закрыть вчера шторы. Сколько времени, интересно? Уже второй день я начинаю жить, определяя часы по солнцу. Может быть, сейчас около семи утра. Не уверена точно.
Сажусь и делаю потягушки. Вот бы Эмили сообразила и явилась не с пустыми руками, а с завтраком. И, аллилуйя, мои надежды сбываются в полной мере! Нагруженная тяжелым подносом Эмили не в силах даже дверь открыть. Заслышав возню снаружи и жалобный голос служанки я сама бегу освободить ей путь, распахнув парадную и позволив девушке войти внутрь.
Поднос занимает свое почетное место на столике возле дивана. Выбор блюд получше того, что вчера было на ужин. Здесь тебе и сырники с вареньем, и каша овсяная с маслом, тосты по-французски, и яйца вкрутую, ну и конечно чай. Но вместо него утром я бы предпочла кофе. Однако, копаюсь в памяти прошлой Евы, о подобном напитке в этом мире никому неизвестно. Наверное, кофейных деревьев здесь не растет. А жаль. Очень, очень жаль.
Наевшись досыта и отшлифовав все чаем, я надеваю одно из принесенных вчера в кульке платьев — непримечательное коричневое — которое после ухода Эмили после ужина я сполоснула несколько раз и повесила сушится на перила лестницы.
Нижняя сорочка с пятном от пролитого чая отправляется в корзину для белья к остальным, добытым непонятно, где, горничной, нарядам моды двадцатилетней давности. Стиркой займемся позже, сначала нужно хорошенечко убраться.
И непременно я обязана вечером принять ванну. По-хорошему, нужно было еще вчера, но слишком много потрясений случилось за день. И я еще не разобралась, как добыть горячую воду, с крана течет только холодная.
Остатки завтрака Эмили убирает на кухню, осталось еще полно еды, можно приспособить ее на ланч, и мы приступаем к уборке.
На первом этаже помимо просторной гостиной, имеется соединенная со столовой небольшая кухня, ванная, коморка для всякой всячины, и чулан под лестницей. Вчера гостиную и я более-менее в порядок привела и первым делом веду Эмили на второй этаж бороться против грязи в самой большой, и соответственно, главной спальне дома.
Еще одну ночь на диване провести я не желаю. Постельное белье отправляется к остальной куче, приговоренной к стирке, одеяла и подушки получают хорошего шапалака на улице и остаются проветриваться и просыхать под погожими солнечными лучами, и нам нужно только хорошенько пройтись тряпками по всем поверхностям, очистив комнату от пыли. Но и на это дело уходит немало времени.
В спальне на комоде обнаруживаются часы, которые — ура — работают; когда мы заканчиваем с уборкой этой комнаты, маленькая стрелка приближается к одиннадцати.
К счастью, домик, так называемая остальными обитателями поместья пристройка, небольшой. Не представляю, сколько бы я убила сил в одиночку отмывая если не всю резиденция герцога, но даже один из трех его этажей. Умереть не встать, вот вам и ответ, зачем столько слуг и почему они так все время заняты. Хотя, это не оправдание. Далеко не оно. За ночь в голове у меня сложилась картинка того, каковым положение новой герцогини видится местным обитателям, и — другого варианта быть не может — экономка Фрида вчера специально дала мне понять, как мне тут не рады.
Не зря же я служанку ждала целый день, и никто мне, пока не прозвучала просьба, даже еды не принес. Более чем наглядный урок, чтобы не зарывалась и сидела тихо. Да пожалуйста, пятки мои будут сверкать отсюда через год, если ничего не поменяется.
Только эти перемены пусть сам герцог начинает. Сейчас я до него не достучусь, он меня явно видеть желанием не горит. Так, надоедливый и раздражающий побочный элемент договоренностей с императором и дворянством Севера. Загадка только, чего хотел, когда приходил? Может, не поверил, что я так спокойно приняла свое положение и решил убедиться, что не замышляю ничего такого? Поди его пойми. У меня много вопросов, но ответов никто не даст.
Этот громкий титул ее сиятельства герцогини Грейстон не более чем фасад, пустышка. Эх, Евин папенька бы не обрадовался, но жаловаться мы спешить не будем, посмотрим, как дальше станет ситуация развиваться.
Даже интересно, что еще задумала учудить главная распорядительница поместья. А еще я не до конца поняла, за одно ли они с герцогом, или все же что-то неладное творится. Толковать визит моего муженька можно с разных точек зрения. Экономка между мной и герцогом как посол его воли выступает, и по дороге, как в игре в глухой телефоне эта воля может порядком исказиться. Но за самоуправство наказание прислуги может и до тюрьмы дойти, так что непонятно, на что ставит эта Фрида, позволяя себе подобное поведение. Поживем-увидим короче.
Да, терпения у меня много, но и оно не бесконечно. На своем опыте я дошла, что не чужое мнение не определяет кто ты есть, а мы сами, и что за себя надо стоять.
В прошлой жизни я цеплялась за доброту к себе чужих людей, боялась потерять расположение окружающих и без пререканий бралась за любую работу, которую давал мне начальник. Мне приходилось работать сверхурочно, чтобы успеть все к дедлайнам. Проекты моих коллег, которые с которыми они не могли справиться, оказывались на моей ответственности, но все равно лавры потом доставались именно им. Из-за того, что я так цеплялась за их хорошее обо мне мнение и боялась критики, я не отказывала, хотя все это было мне лишь во вред.
Исход был вполне очевидный. Из-за одного из проектов с высоким уровнем риска провала, который мой добрый начальник передал мне в разработку, компания в конце концов понесла большие убытки и мне пришлось уволиться. Я только потом поняла, что меня тупо сделали крайней. Труда и упорства оказалось недостаточно, мои лучшие качества жестоко экплуатировались остальными безо всякой отдачи.
В день, когда уволилась, засыпая в изнеможении от пролитых слез, я пообещала себе, что отныне буду жить, не тревожась о чужих взглядах и ставя себя на первое место. Больше с собой как с тряпкой я обращаться не допущу.
Так все и было, но…работы по специальности после столь громкого фиаско мне найти было не суждено, все двери захлопывались перед моим лицом, плохая репутация шла впереди меня. И, как во времена студенчества, пришлось снова искать подработки на неполный рабочий день, где платили меньше, а физических усилий требовалось в разы больше. Прислуживать и лебезить стало в порядке вещей. В сфере обслуживания никто за тебя, мелкую сошку, держаться и переживать не будет, уйдешь, найдется на твое место еще десяток.
Как бы не хотелось быть гордой и смелой, но деньги нужны, элементарно чтобы выжить, а положиться мне было не на кого. Граница моего терпения падала все нижи и ниже. Но она никуда не исчезла, просто, как и до этого, пришло новое осознание, что, не особо задумываясь плыть по течению легче, чем бороться в одиночку против системы, цепляясь за каждый случай попрания своего достоинства и ценностей. Всякая гордость покрошится как печенье под гнетом такой вот повторяющейся изо дня в день рутины.
Новая жизнь оказалась отличной от предыдущей. Но и здесь никому нет до меня дела, никто не станет ради меня прилагать усилия и заботится о моем благополучии. Вот оно — самое большое за все прожитое время разочарование.
Но это не означает больше, что я не могу сама встать на свою сторону. У меня есть опора в виде положения герцогини и то, что сам император выбрал меня в качестве супруги своему племяннику, многое может мне спустить с рук. Но положением своим пользоваться надо с умом.
Пусть сначала ход сделают белые фигуры, я подожду. Один, но сокрушительный удар лучше мелких склок, подрывающих престиж нового статуса.
После перерыва на чай и добивание остатков от завтрака, мы с Эмили решаем взяться за уборку кухни.
Кстати, служанка на мой вопрос про горячую воду просияла, выбежала из дома, спустилась в подвал и через пять минут вернулась, гордо демонстрируя мне поток горячей воды, повернув кран в другую сторону. Под домом был перекрыт вентиль, с горячей водой в свободном доступе часть моих переживаний исчезла.
Как прекрасен прогресс и его творения! Оказывается, такие простые и привычные удобства могут столько принести счастья.
Кухня скоро сияет чистотой.
Эмили, правда, немного пришибленной выглядит, еще бы, где видано, чтобы герцогиня ползала с тряпкой и драила полы? Да вообще руках тряпку держала? Но девчонка уже хотя бы не пытается меня остановить и не столбенеет, когда я прошу ее передать чистящее средство или щетку.
На втором этаже помимо главной спальни, имеется кабинет, и две маленьких гостевых комнаты, а еще ванная, с настоящей большой купальней.
Но я решаю ими заняться позже. Сегодня после обеда мы будем стирать. Из двух спаленок я говорю Эмили собрать постель, и пока она вытряхивает новую партию подушек и одеял на заднем дворике, рядом я, опустив босые ноги в корыто, активно топчусь в воде и пене по грязному белью.
Увы, стиральная машинка местным только снится. Неудобно, время и силы уходят на такое рутинное и бестолковое занятие. Но куда деваться, хорошо жить в чистоте и уюте очень хочется.
Задрав юбку платья повыше, я высоко поднимаю колени и опускаю из обратно в воду. Подобного опыта прежде у меня не бывало.
К счастью, вокруг домика дорожек проходных нет, и никаких любопытных глаз здесь не ошивается. Хотя мне все равно. Я же не делаю ничего зазорного, так чего стыдиться. Это не мне, а муженьку нужно за волосы хвататься — довел до чего собственную жену!
Ну и что, что герцогине не подобает стиркой лично заниматься? Скинуть на худосочную Эмили всю работу и смотреть, как она горбатится? Да как-то не по мне это. Если бы у меня было несколько служанок, я бы так и поступила, но кроме нее и нет никого, рыжую девчонку поберечь надо. Свалиться еще с простудой, и кто тогда мне еду будет носить? Я тут с голода помру.
В главном доме всем Фрида заправляет, уж не знаю, чем я ей так не понравилась, но лучше нам не пересекаться. Ясно она дала мне понять, что все тут так, как она захочет.
Развесив белья на веревки и оставив его сушиться на теплом ветерочке под согревающими лучами солнца можно было не переживать, что оно будет долго сохнуть. Эх, я буду спать этой ночью на чистых простынях на настоящей кровати! Вот оно — счастье!
Так и проходит почти неделя со свадьбы в обустройстве дома и уборке. Багаж мой до сих пор не явился, это вам не эмоциональный груз из прожитой жизни, который всегда при мне; муженек более на глаза не попадался, видать утолил свое любопытство и понял, что я не стою его интереса — ну и пусть катится — а дом наконец стал походить на настоящее жилое помещение.