За следующие две недели желудок Алейды частенько был расстроен, и всякий раз причины были разные. В основном ей было плохо от запахов или еды — жареной или вареной рыбы, выпитого вина, которое, судя по всему, было прокисшим, сильной вони, которую доносил от свинарника переменившийся ветер. Но однажды у Алейды закружилась голова, когда она смотрела в окно, а пару раз она просто проснулась от того, что ее тошнило. К счастью, ей все время удавалось уединиться, так что болезнь, что бы это ни было, оставалась ее личным делом, а не достоянием всех домочадцев… Но вот однажды, на воскресной службе в домашней церкви, в присутствии Иво…
Алейда стояла на коленях и молилась, как вдруг ей стало дурно от запаха ладана. Она держалась до последнего «Аминь», но тут запах благовония стал просто нестерпимым. Оставалась только согнуться в три погибели, и ее вырвало прямо на каменный пол — чуть — чуть не задело ноги отца Теобальда. Это заставило всех присутствующих поспешно отступить к стенам.
После несчастная могла лишь стоять и, пряча лицо в ладонях, повторять «Простите… Простите меня…»
— Тише, — остановил Иво ее причитания. Он подхватил жену на руки и поспешил в их покои, а Беата взволновано семенила чуть позади. — Ты не виновата, что заболела.
Алейда прильнула к мужу, уткнувшись лицом в широкую грудь.
— Но ведь это случилось в церкви…
— Не волнуйся, там все вымоют. Я отнесу тебя в постель, а Беата позаботится о тебе. Все будет хорошо.
Супруг взбежал по ступенькам, как будто его ноша была легче пушинки, затем уложив ее на постель, задержался, чтобы поцеловать в лоб и подоткнуть одеяло.
Странное дело, к тому моменту как муж ушел, она чувствовала себя хорошо — так же как и после других приступов. Однако Беата уже нагревала воду и торопливо отбирала травы. Кормилица выставила всех из спальни, так что Алейда доверилась ее хлопотам и вскоре оказалась окруженной горой подушек с чашей какого — то поссета или другого какого напитка в руке. Принюхавшись к жидкости, больная уточнила:
— Мята и ромашка?
— Верно, и еще другие травы, чтобы помочь больному желудку. Пей медленно, мелкими глотками. — Беата присела на краешек постели и пригладила волосы своей любимой девочки. — Я редко заваривала такое для тебя, Ягненочек. Ты ведь не из тех, кто часто так расстается с пищей.
— К счастью, сегодня вечером мне не с чем было расстаться.
— И за это отец Теобальд должен возносить благодарственные молитвы. Я и не знала, что он умеет так плясать.
Озорная усмешка кормилицы заразила Алейду. Она вспомнила отца Теобальда в первое мгновение, когда эта неприятность случилась с ней, — ужас и отвращение на его лице, и несмотря на свою незавидную роль в произошедшем, не удержалась от смешка, быстро превратившегося в хихиканье, а затем и в громкий утробный хохот, который явно затянулся.
— Не так уж это забавно, госпожа, — ворчала Беата.
— Я знаю, — выдохнула Алейда и попыталась остановиться, но хохот уже, казалось, жил самостоятельной жизнью. Смех овладел ею, подпитываясь попытками прекратить, которые только еще больше раззадоривали. Бока ее уже болели, и слезы текли по щекам; Беата забрала чашу, опасаясь, что воспитанница прольет напиток. А смех все продолжался.
Затем внезапно, когда Алейда уже не могла это терпеть, ее плач стал настоящим — глупые слезы безо всякой причины. Девушка только всхлипывала.
— Ах, Ягненочек, — кормилица обняла Алейду, и от знакомых рук той стало вновь уютно. — Тише… шшш…
— Это было так у — унизительно. — Голос рыдающей споткнулся на этом слове и перешел в полевсхлип. — Ч — что с — со м — мной не так? П — постоянно тошнит. Плачу — у. Я ведь никогда не была плаксой, ты же знаешь.
— Верно, детка, верно.
— А теперь я хныкаю все время. Такое чувство, что я схожу с ума. Или у — умираю — у.
— Глупости! — Беата нежно улыбнулась. — Ты не более безумна, чем я. Слезы и смех и даже твое недомогание — это признаки жизни, Ягненочек, а не смерти.
Алейда промокнула слезы кончиком простыни и поинтересовалась:
— О чем ты говоришь?
Кормилица положила руки на плечи Алейды и немного отстранила ее.
— Подумай, Ягненочек. Когда у тебя в последний раз были крови?
— Не знаю. Где — то… — Девушка задумалась, и слезы мгновенно высохли, когда до нее дошло, о чем толковала Беата. — Нет, я не… У меня ведь было кровотечение уже после свадьбы. Как раз тогда, когда ранили сэра Бранда.
— Такое слабенькое, что его вряд ли стоит принимать в расчет. И потом с тех пор прошло больше месяца.
— Но мы ведь не… — Алейда остановилась. Она все еще не рассказала Беате, что муж не притрагивается к ней, храня эту тайну как единственное, что по — настоящему связывало ее и Иво. — То есть мой цикл никогда не отличался регулярностью. То все слишком быстро — месяц за месяцем, а то наоборот запаздывает.
— Верно, но ведь ты сама сказала, что тебя поташнивает.
— Но не по утрам. И не всегда.
— Некоторым дурно бывает и в другое время суток. Но это неважно. Сейчас я уже знаю наверняка.
— Откуда? — Вскинулась Алейда.
— Ты не рассматривала собственные груди?
Алейда смущенно скрестила руки на груди.
— Ты же говорила, что у женщин они обычно увеличиваются после замужества.
— Да — да, но не настолько. Посмотри, как набухли вены. Даже Хадвиза заметила, хотя эта дуреха не понимает, в чем дело. А со временем они еще затвердеют и станут болезненно чувствительными.
Ее груди и так уже не одну неделю были как камни, покрытые синяками, но Алейда покачала головой.
— Я не беременна. Я не могу быть в положении.
Не за одну же ночь!
— С таким мужем, как лорд Иво, тебе сложно было бы не забеременеть.
С таким мужем, как лорд Иво? И каким же это? Покидающим жену каждый день и отвергающим ее каждую ночь? Теперь понятно, почему муж не притрагивается к ней — не хочет, чтобы она понесла. И что он теперь будет делать, если она и впрямь забеременела после одной — единственной ночи?
— Суди сама, Ягненочек, — продолжала Беата, взглядом остановившись на животе Алейды. — Слезы, тошнота, отсутствие месячных — все указывается в одном направлении.
Алейда покачала головой, не желая признавать эту возможность:
— Моё нытье и смех — другое дело.
— Как раз наоборот, госпожа. Дух младенца овладевает твоим сердцем. Многие женщины проливают слезы — как дети, которых они вынашивают, а некоторые смеются без остановки. Радуйся, что ты из их числа — значит, твой малыш будет веселым.
Алейда крепко обхватила себя руками.
— Нет никакого малыша.
— Но он есть, госпожа! Ах, Ягненочек, я знаю, что ты боишься родов, но страх исчезнет, когда подойдет срок.
Беата поднялась и начала прибирать свои травы.
— Я схожу за лордом Иво, чтобы ты ему рассказала. Он будет на седьмом небе от счастья.
Запаниковав, Алейда вскрикнула:
— Нет, погоди!
— Госпожа…
— Не сейчас. Пока это не наверняка. Все эти… признаки можно объяснить иначе.
— Да, по отдельности. Вместе же они означают только одно. — Кормилица приблизилась и положила ладонь на живот Алейды. — Скоро ты убедишься.
— До тех пор мой муж не должен знать. Никто не должен знать.
— Но Ягненочек…
— Никто, — настаивала Алейда. — Именно это я имею в виду, Беата. Поклянись, что никому не скажешь, пока я не буду полностью уверена.
Губы Беаты вытянулись в ниточку, но она кивнула.
— Клянусь. Прослежу, чтобы и Хедвиза держала язык за зубами, если вдруг до нее дойдет
— Хорошо, — выдохнула Алейда и, увидев разочарование в глазах кормилицы, добавила примирительным тоном. — Мне лишь надо убедиться, а потом можешь хоть со стен замка объявлять эту новость — после того, как я поделюсь ею с лордом Иво.
Беата, вздохнула, смягчившись.
— А теперь давай этот свой поссет и иди ужинать, — попросила Алейда. — Мне бы хотелось немного побыть одной.
— Хорошо, госпожа. Когда вернусь, принесу и тебе чего — нибудь. Тошнит тебе или нет, а голодать не стоит.
Беата отложила в сторону остатки трав, вручила Алейде чашу и, направляясь к выходу, уточнила:
— А если лорд Иво пожелает тебя видеть?
Не пожелает — это Алейда знала точно. Ведь даже ее недомогание не заставило его задержаться. Было очевидно, что он собирался соблюдать церковный запрет на супружеские отношения во время Великого поста — довольно странная перемена для мужчины, который убеждал ее, что в происходящем между мужем и женой нет ничего греховного.
— Скажи ему, что я уснула и встречусь с ним завтра, если буду хорошо себя чувствовать.
Алейда выждала достаточно, чтобы убедиться, что Беата устроилась внизу за столом, а затем отставила поссет и стянула шенс. Она осторожно обхватила слегка ноющие груди ладонями и начала тщательный осмотр. В половину больше, чем прежде, твердые, как ягоды крыжовника, они были сплошь покрыты голубоватыми прожилками так, будто бы их оплели виноградной лозой. Но значило ли это, что она беременна?
Пока она снова отсчитывала назад дни, ее ладони скользнули к животу. Никаких изменений не ощущалось. Но должны ли они быть всего лишь после двух месяцев?
Если бы то кровотечение не сбивало с толку, можно было бы быть уверенной. Но раз уж оно произошло, то оставалось лишь одно — подождать и понаблюдать, увеличится ли живот и зашевелится ли малыш. Алейда предположила, что это может случиться на третий или четвертый месяц. Она прикинула по дням — получалось, что на Пасху или чуть позже она уже будет знать наверняка.
И она получит обратно своего мужа, а еще, во имя всех святых, и отца для этого предполагаемого ребенка. Если Иво не разделит с ней ложе добровольно, можно найти способ заставить его. Он ведь преодолел ее нежелание в первую брачную ночь — все тело до сих пор загоралось, стоило вспомнить то, как она полностью отдалась на милость победителя. Так что и ей по силам убедить его уступить.
Соблазнить собственного мужа. И почему ей это раньше в голову не приходило? В распоряжении чуть больше месяца, чтобы разработать план, а затем приступить к его воплощению. Времени до Пасхи должно хватить.