Глава 19

«Бранд был прав», — пришёл к заключению Иво, передавая Факса новому пареньку. Он вел себя, как болван, и не удивительно, принимая во внимание, что у него только одно было на уме.

То самое вожделение, неизменно возникавшее каждую ночь, даже когда он не приходил к ней, даже когда сам удовлетворял себя. Оно ослабевало на время, но в последнюю неделю усилилось, с тех пор как Алейда узнала, что может его терзать. Он и предвкушал, и страшился её немногочисленных попыток соблазнения. Нет ничего столь же очаровательного, как женщина, предлагающая себя, и ничего столь же мучительного, как неспособность принять её предложение.

Но, правда, то обстоятельство, что Алейде нравилось мучить его, не означало, что Мейрвин полна решимости соблазнять Бранда. И раз он мог всё это время не распускать руки с Алейдой, значит и Бранд в состоянии держаться подальше от Мейрвин во время своих редких, непродолжительных визитов.

Да, он был болваном, и ему следует загладить вину — но позднее. Пока ему надо выдержать со своей жёнушкой следующий вечер. Интересно, какое мучительное удовольствие она приберегла для него на эту ночь.

Он вошёл внутрь, быстро переговорил с Джеффом и нашёл уголок, где мог почитать сообщение Ари. Он только закончил читать, как подошёл Том.

— Монсеньор.

Иво бросил обрывок пергамента в огонь.

— Томас. Освальд усердно с тобой позанимался сегодня?

— Меня всего ломит, милорд. Леди Алейда просила, когда вы прочли записку, узнать, не будет ли вам угодно прийти в солар. Она желает поговорить.

«Значит, пытка началась».

— Прекрасно. Смотри, чтобы мою кольчугу завтра отшлифовали и смазали.

— Да, милорд.

Прежде чем отправиться, он собрался с духом, но, открыв дверь, потрясённо замер, завидев Алейду, сидящую в продолговатой деревянной бадье у огня.

— Ах, милорд. Не думала, что вы так скоро. Беата, — она поднялась, вода заструилась по тем роскошным изгибам, которых он так страстно желал коснуться, и прежде чем няня обернула вокруг неё полотенце, он успех окинуть взглядом каждый влажный, обнаженный дюйм её тела, от колец медных кос до соответствующих завитков меж ног. — Будьте любезны, закройте дверь, милорд.

Он захлопнул дверь и отвернулся, кровь его клокотала:

— Прошу прощения. Мне следовало постучать.

— Вздор. Моё тело — ваше, муж.

«Фреев идиот. Ей надо бы работать на Вильгельма д’Э». Он сделал пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

— По какому поводу ты желала меня видеть?

— То да сё. Минутку.

Иво попытался уставиться на дверь, но это не сработало, тогда он закрыл глаза — стало еще хуже. Она была голой, и её вытирали полотенцем. Тот факт, что это была её старая нянька, не имел большой разницы для его воображения или желания, чтобы вступить в свои права. Определённо зала как раз для него сегодня вечером.

— Ну вот, — произнесла, наконец, Беата. — Вы можете повернуться, милорд.

Когда он обернулся, Алейда завязала узел на ремешке своего тяжёлого зеленого платья и скользнула в пару подходящих туфелек.

— Убери бадью, Беата.

— Может его светлость пожелает принять ванну, прежде чем мы выльем воду, — намекнула няня. Она повернулась к Иво. — Было бы досадно без пользы потратить воду, милорд.

Звучало неплохо, но вряд ли разумно, учитывая недавнее настроение Алейды и его нынешнее состояние. Иво покачал головой:

— У моей жены ко мне дело.

— Я могу говорить, пока вы купаетесь, милорд, — предложила Алейда. — Или это может подождать, если вам так предпочтительнее.

— Внизу прачка, — сказала Беата. — Она может помыть вас, пока мы ухаживаем за миледи.

Они обе выжидательно взирали на него. Ему нужно искупаться, и всем троим это было известно. Нормальный муж принял бы предложение — а чем он хуже? Тут была бы прачка, плюс служанки Алейды. Троих людей в комнате рядом с ним и жены, несомненно, было бы достаточно.

— Ну и превосходно. Ванна.

Приказания отданы, прачка с чистой горячей водой вызвана, и немногим позже Иво удалось достаточно успокоиться, чтобы раздеться, и его спину тёрла опытная рука. Крепкая рука.

— Боже милостивый, женщина, оставь кожу.

Смех прачки был под стать её рукам, грубый и сильный:

— Простите, милорд. Так лучше?

— Да. Гораздо, — он вздохнул, когда с плеч спало напряжение, и посмотрел в сторону, где сидела Алейда с распущенными волосами. «Как нормальный муж», — сказал он себе. — Ну вот, что такое ты хотела обсудить, сладкий цветочек?

— Майский праздник[55], милорд. Как вам известно, это… Хадвиза, налей мне вина. А вы, милорд, хотите?

— То, что нужно, — сказал Иво, и ему вручили кубок. Он сделал большой глоток и склонился вперед, чтобы прачка помыла ему поясницу. — Что насчет майского праздника?

— У нас тут в Олнвике есть определенные традиции, и мне интересно, вы бы… — она снова остановилась, прерванная стуком в дверь. — Выясни в чём дело, Хадвиза.

Горничная скрипнула дверью:

— Ваш ужин, миледи.

— А, хорошо. Пусть внесут.

Один за другим потянулись слуги, неся стулья и скатерти, кубки и подносы, накрывая на стол. Иво, чтобы прикрыться, накинул маленькое полотенце на промежность.

— Какого дьявола тут происходит?

— Сегодня вечером я ужинаю в спальне, милорд, — сказала Алейда.

Иво с сомнением оглядел стол:

— Что — то многовато еды для одной женщины.

— Я взяла на себя смелость попросить принести и вашу еду, — она махнула одному из слуг и оторвала ногу от цыпленка, которого он нес. — Простите, если начинаю без вас, милорд. Я умираю с голоду. Не хотите ли ещё вина?

Он помедлил, но она не выглядела чересчур опасной, сидя с ножкой цыплёнка в руке и с наполовину заплетёнными косами, и он сказал «да». Немного погодя, когда прачка спросила, должна ли она помыть теперь ему голову, он осушил кубок, откинулся назад и произнес:

— Надеюсь, у меня останется чуток волос, когда ты закончишь, — и получил удовольствие от тихого смеха женщины.

«Это настоящее блаженство, — размышлял Иво, — когда твои волосы моют в тёплой ванне в тёплой комнате, и ты не суёшь голову в лошадиное корыто». Он расслабился, опёршись спиной на обитый край бадьи и закрывая глаза от капающего мыла, пока слуги продолжали кружить по комнате. Право слово, он действительно был обыкновенным мужем, принимающим обыкновенную ванну.

— Смываем, милорд.

Он наклонился вперёд, пока женщина поливала водой его голову, затем откинулся назад для следующего намыливания. В этот раз она возилась дольше, массажируя его до отупения своими сильными руками прачки. Шёпот беседы между Алейдой и её женщинами, в то время как те наводили ей лоск, убаюкивал его словно песня, а вино разливалось по всему его телу. Он начал придрёмывать.

Иво и не заметил, как всё поменялось, просто, потихоньку, как это бывает. Разговор сошёл на нет, комната погрузилась в тишину, руки стали нежней. Меньше. О, нет.

— Алейда?

— Да, милорд, — прошептала она ему на ухо, и до того, как её намыленные руки скользнули вокруг его шеи, он уже знал, что пропал.


«Он будет не в состоянии отказать тебе».

И он не смог. Ещё до первого касания он попал в её власть.

Алейда заключила силу этого обещания в свое сердце, когда мышцы Иво напряглись у неё под руками. Он ещё не успел подумать о побеге, как она перегнулась через его плечо и поцеловала, ничего пока не требуя в ответ, лишь напоминая ему. Он не мог её отвергнуть.

Он потянул полотенце выше колен.

— Где твои служанки?

— Ушли. Ты мыльный на вкус, — нежно произнесла она. — Ополоснись.

Иво разок окунулся в воде, потом ещё, а когда поднялся, она стала с боку кадки и поцеловала его сквозь струящуюся воду, ещё одно напоминание:

— Лучше.

— Позови их обратно, — сказал он. Борясь, он обвил руками края бадьи, но это было бесполезно.

— Нет. — Встретив его взгляд, она развязала платье и позволила ему распахнуться. Под ним ничего не было, и она знала силу своего созревшего тела. Силу Евы. — Коснись меня.

Бадья заскрипела, когда он напрягся, распирая деревяшки, как будто они могли его спасти. Глупец. Только она могла его спасти, и она являла собой Искушение. Она подалась вперед, чтобы медленно провести одним соском по внешей стороне его пальцев, пока тот не сморщился, затем перешла к другому, просто оттого, что это было приятно.

На этот раз застонал он. Она потянулась и поймала звук поцелуем, вобрав в себя его силу и добавив его в свой стон:

— Прикоснись ко мне.

Иво замотал головой:

— Нет. Боже милостивый, Алейда. Я…

Она снова напомнила ему, теперь уже решительнее, требуя, чтобы он раскрыл для неё губы. Алейда протиснулась язычком к нему в рот, используя всё свое умение, чтобы показать, как сильно она его хочет, чтобы заставить его вспомнить, как он хочет её.

Иво обхватил её голову двумя руками и оттянул от себя.

— Я сказал «нет», Алейда.

— А я говорю «да». Ты слишком долго избегал меня, муж, — она скинула платье движением плеч, принимая его резкий вдох, как должное. Он двинулся, намереваясь встать, и она положила руки на середину его груди и толкнула обратно. Алейда погрузила одну руку в воду, сдвигая его полотенце в сторону, и обвила пальцы вокруг его твёрдости. — Ты хочешь меня, и вот тому подтверждение. Ты не можешь воспрепятствовать этому. Ты не можешь воспрепятствовать мне.

— Ты не понимаешь, — начал он.

Она задвигала рукой и ощутила, как он подпрыгнул, задышав со свистом.

— Я понимаю вот это. Поцелуй меня, — поглаживание. — Поцелуй меня, — ещё одно поглаживание. — Поцелуй…

И внезапно Иво оказался там: его губы на её губах, его руки блуждают по её плечам и рукам. Одна, найдя её грудь, теребила большим пальцем вершинку, которую Алейда уже сделала чувствительной, теребила, пока девушка не задохнулась. Другая рука скользнула вниз, туда, где её рука держала его, обвиваясь вокруг её пальцев, и начиная направлять движения.

Он начал вздыматься и напрягаться, и вдруг до неё дошло, что он делает.

— Нет, — она, рассердившись, резко отдёрнула руку. — Нет. Не таким образом. Во мне.

У него был исступлённый взгляд и сердитый голос:

— Алейда. Я не могу.

— Можешь, — одним стремительным движением она скользнула через край бадьи и к нему на колени, раздвигая ему ноги, ловя его своим телом. Его твёрдость откликнулась на растущую внутри неё неистовость. Алейда задвигалась, и он застонал.

— Возьми меня, — приказ шёпотом.

— Ах, женщина, ты не ведаешь, о чём просишь, — Иво схватил её за талию, но не оттолкнул, хотя знал, что легко мог это сделать. И сделал бы, в любое другое время, но сегодня вечером магия Мейрвин остановила его.

— Я прошу только то, что мне принадлежит, — она лишь слега задвигалась, не желая протолкнуть его через грань, но желая ощутить, как он упрётся в неё, ощутить весь жар, и мужчину, и скользкую от мыла воду. — Я прошу тебя.

Алейда подалась вперед, чтобы провести грудью по его бледной коже и он запульсировал под ней. Увлечённая, она начала целовать его и прикасаться к нему, проходя руками по каждому дюйму его кожи, до которого могла добраться, просто, чтобы узнать, что ещё могло бы заставить его делать это: поцелуй с языком. Прикасаясь к его соскам, таким маленьким и плоским. Проводя кончиками пальцев по коже внизу живота. Возвращаясь, чтобы накрыть его. Медленно, она изучала его слабые места и использовала их, требуя такой же капитуляции от него, какую он однажды потребовал от неё.

— Прикоснись ко мне, — прошептала Алейда еще раз, когда поняла, что Иво готов, и, резко вздохнув, он уступил. Его руки заскользили по её влажной коже, сгребая её грудь, чтобы донести до своих губ. Она испустила стон, и он скользнул рукой между их тел, чтобы поласкать её. Внутри Алейды нарастал первый спазм. Она оттолкнула его руку. — Нет. Я же говорила. Во мне. Во мне.

Иво попытался ещё последний раз отказать, но она слишком далеко зашла, чтобы слушать. Со стоном Алейда поднялась, подвигалась над ним и плавно оказалась в нужном месте. Она остановилась, когда он вошёл в неё, удовольствие, которое началось от его руки, захватило её даже до того, как он заполнил её собой. Иво снова застнал, продвигаясь в ней и оставаясь глубоко внутри, пока она дрожала и пульсировала над ним. Но даже тогда, когда дрожь достигла пика, она знала, что он продолжает сдерживаться, что он не присоединяется к ней и что, к тому же, было для неё важнее. Она стала двигаться, оседлав его, беря его так, как он отказывался брать её. Напряжение снова нарастало в ней, даже быстрее. Он начал дрожать под ней.

— Остановись. Алейда. Пожалуйста.

Она знала эту просьбу. Она вспомнила её из их брачной ночи, когда не ведала что к чему. Теперь она понимала, и это возбуждало её, опять толкая её ближе к этому месту. Иво впился пальцами в бёдра Алейды в решающей попытке контролировать её, вероятно, чтобы остановить, но она приложила усилия, ища наслаждения, и, наконец, он сдался и ответил ей. Его бёдра дёрнулись и приподнялись, когда он рванул её на себя, мышцы напрягались в такт. «Почти. Почти. Почти». И вот Алейда была там и он вместе с ней, и она закрыла глаза и отдалась магии.

«Нет ещё. Нет ещё». Пыл Алейды, словно волной, окатил Иво, и она обессилила в его руках, изгибаясь взад и вперед, её тело остановилось само по себе, бессознательно сжимаясь вокруг него, когда она, задыхаясь, выражала свое наслаждение. Он сдерживался столько, сколько было сил, но следом за ней нахлынула его собственная разрядка. С отчаянным вскриком, он отыскал единственную последнюю частичку самообладания, поднял и снял её с себя, отодвигая прочь, чтобы излиться в воду.

— Нет. Нет. Ты не должен был меня отвергать, — Алейда привалилась к нему, трепеща, когда он закончил. — Не должен был.

— Тшш, сладкий цветочек. Я вижу, что могу чуть — чуть отказывать тебе. Позволь мне это, — Иво подтянул её ближе и запечатлел поцелуи на волосах, шее, везде, где мог достать, в то время как прошептал: — Если бы ты только могла понять.

Алейда опомнилась гораздо скорее, чем он считал возможным, и оттолкнулась вверх, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Я устала слышать это. Я устала от этого всего. И я понимаю больше, чем вы думаете, милорд, — румянец удовольствия перерос в гневную красноту. — Я понимаю, что вы попусту растрачиваете свое семя.

— Не попусту, мой цветочек. Я получил столько же удовольствия, сколько и ты. — «И сверх того защитил её», — думал он, признательный любому божеству, которое даровало ему то последнее усилие. — И у меня веская причина.

— Пфф. Ваша причина глупа, милорд, и вдобавок слепа, — она, дрожа после любовных утех, с трудом поднялась на ноги и нависла над ним, всем своим видом, со струящейся по обнаженному телу водой, напоминая ему одну из дочерей Аегира[56]. — Посмотрите на меня.

Иво вряд ли мог поступить по — другому, учитывая, как она обхватила его, расставив ноги. О боги, он мог нырнуть в это изящество и не выбираться наружу годами.

— Вы несколько месяцев не наслаждались моим телом, монсеньор, но в самом ли деле это то, что вы помните? — Алейда накрыла грудь ладонями. — Припоминаете, чтобы я была такая большая тут? — она провела руками вниз по талии. — Или тут? — ниже, бережно обхватив живот. — Или здесь? А не считаете ли вы, что я просто толстею?

Его желудок скрутило мёртвым узлом, когда он увидел, что упустил, ослеплённый похотью. Груди налились, талия располнела, живот вот — вот начал округляться. «Один, помоги им обоим». — Ты носишь ребёнка.

— Верно. Вы тут играли в монаха, когда могли брать меня, не рискуя сверх того, — она вышла из бадьи и отыскала полотенце. — Как я говорила, я довольно хорошо соображаю, — схватив платье, она куда — то скрылась с глаз, бормоча ругательства в его адрес.

Иво погрузился в воду, его руки сжали голову, чтобы та не взорвалась. Он говорил Бранду, что она могла быть беременна, но он никогда по — настоящему в это не верил. Когда прошли недели, а от неё и слова не было, он был уверен, что они избежали опасности.

Но нет. Ребенок был, и, так или иначе, он должен помочь ему и Алейде — особенно Алейде — выжить. Он про себя начал взывать ко всем богам и богиням, которых знал и которые могли бы ей помочь, даже христианскому богу и его сыну и их тысячи святым. «Пожалуйста. Пожалуйста».

Прошло много времени, тихие шаги оторвали Иво от молитв. Он расплющил веки и обнаружил Алейду, стоящую рядом с бадьёй. Она развернула полотенце и широко раскрыла его для него.

— Вылезайте, пока не простудились.

Простуда. Она, вероятно, вынашивает чудовище в своем животе, а беспокоится о его простуде. Вздохнув, он с трудом поднялся. Она обернула его плечи полотенцем и начала его вытирать.

— Простите меня, монсеньор. Я не так намеревалась рассказать вам.

— Тут нечего прощать. Это было… — он смахнул локон волос с её лба, и она резко откинула голову. — Ты должна была мне раньше рассказать.

— Только в последние две недели у меня появилась уверенность, и я не думала… — она передала ему полотенце, чтобы он вытер волосы, и пошла за свежим бельём для него. — Сомневаюсь, что и до Беаты дошло, что я так быстро забеременела, — она замолкла, уставившись на кровать. — Она до сих пор считает, что мы лежали вместе, как муж и жена. Как и другие, я полагаю.

Чушь. Алейда пыталась успокоить его. Должно быть наоборот; муж здесь — он, хотя и никудышный. Иво обернул полотенце вокруг бёдер и вышел, чтобы встать рядом с ней. Осторожно он убрал волосы с её шеи и, когда она на этот раз не отпрянула, поцеловал её там.

— Как бы мало это не значило, я лишь стремился защитить тебя.

— От малыша? — она повернулась и улыбнулась ему, несведущая в том, что грядёт, и положила руку на живот. — Ребенок — это благословение, милорд, а не то, чего боятся; хотя я знаю, что вы его не хотите, — её улыбка сникла. — В чём я не уверена, так это в причине — то ли вы совсем не хотите ребенка, то ли не хотите ребенка от меня.

О боги, это слишком большой груз для худеньких женских плечиков, и каждый камень в нем — это его промах. Он мог, по крайней мере, частично облегчить ей бремя, и лучше всего он мог это сделать, сказав правду.

— Я бы предпочел ни с одной женщиной не иметь ребенка, Алейда. Ни с одной во всей Англии.

Иво запечатлел поцелуи на её лице, чувствуя солёный вкус, когда из — под её закрытых век просачивались слёзы.

— Ах, сладкий цветочек. Не плачь.

— Простите, милорд. Я знаю, вы не любите слёз, — Алейда хлюпнула носом, похлопывая ладонями по своим щекам. — Во всяком случае, эти — от радости.

Печально усмехнувшись, он обвил её стан руками.

— Тогда выплачь их, чтобы я, по крайней мере, хоть что — то радостное вызывал у тебя.

— Счастье или печаль, у меня небогатый выбор, — она снова вытерла щёки и тяжело вздохнула у его груди. — Я теперь неделями плачу. Вините своего сына и радуйтесь, что пропустили большинство из них.

Его сердце непроизвольно ёкнуло:

— Сын? Тебе это известно?

— Нет, но, несомненно, это должен быть сын, раз так охотно забрался ко мне в лоно, — она криво усмехнулась, всё ещё немного всхлипывая. — Говорят, мужчинам там нравится.

— Мне нравится, — уверил Иво её, не зная, шутит ли Алейда, но, не желая её расстраивать, если она это всерьёз. Будь это ему по силам, он никогда бы снова не расстраивал её без нужды. С неё и так хватит боли и без него.

— Говорят, также, что мальчик с каждым днем делает женщину чувственнее, — теперь в её глазах сквозь оставшиеся слезинки сияло озорство.

— Верно ли это в твоем отношении? — спросил он осторожно.

— Да, к несчастью, — сказала она, обнимая его за талию. — Или, может, не к такому уж несчастью?

«Боже милостивый. Вероятно, это был мальчик»:

— Когда ты набралась такой смелости, жена?

— Необходимость заставила, милорд. У меня был ленивый муж, однако, надеюсь, этому пришёл конец. — Алейда поцеловала его в грудь. — Вы больше не должны избегать меня, милорд. Сделанного не воротишь, а мы, вдобавок, можем наслаждаться друг другом.

Иво опустил взгляд на неё, не зная, как ответить. Ужас предстоящего события давил на него, но прямо сейчас он ничего не мог поделать, разве что не огорчать Алейду и облегчить для неё предстоящие месяцы, чтобы у неё были силы справиться с тем, что наступит потом. Видимо, она была бы счастлива иметь его в постели — да и по правде говоря, большего вреда уже не нанести. Но в силах ли он это исполнить?

— Не отвергай меня, — она откинулась назад, чтобы взглянуть на него и умостилась попкой у него в паху, так бесстыдно, как какая — нибудь шлюшка в доках. Его тело подскочило под полотенцем. Он был в силах это сделать.

— Чтобы отказать тебе, мужчина, вероятно, должен быть евнухом. Или безумцем.

— А кто вы, милорд?

— Ни тот и ни другой. — «Для неё», — добавил Иво про себя. Он сорвал полотенце и уложил её спиной на кровать, решив использовать всё своё умение со своей жёнушкой. Он был должен ей всё больше и больше. — А Иво.


Иво выскользнул из залы немного позже обычного. Он только зашёл за угол, направляясь к конюшне, когда что — то его ухватило, шмякнуло о соседнюю стену и удерживало там, добрый фут отделял его носки от земли.

— Ты обезумел? — дико зарычал голос Бранда в ухо Иво. — О боги, мне следует оторвать у тебя кое — что и прибить к её дверям, чтобы напомнить тебе, — он ещё раз хлопнул Иво о стену, просто выбивая из него последний дух, и кинул его в кучу.

— Эй, — произнес Иво, всё ещё ловя ртом воздух.

— Я видел тебя, — прошипел ему вниз сквозь зубы Бранд. — Я поднялся и начал открывать дверь, а там ты сверху неё. Я чуть было не вошёл и не вылил ведро воды на тебя, собака ты эдакая. И ты ещё смел предостерегать, чтобы я держался подальше от Мейрвин.

— Она… — он опять с трудом вдохнул и оттолкнулся вверх. — Она носит ребёнка.

Бранд замер, на его лице было такое же выражение, какое, как полагал Иво, было тогда у него.

— Она что?

— Она беременна. Теперь идем. Обсудим это там, где нет столько ушей.

Они отыскали своих лошадей и молча выехали, и когда оказались довольно далеко от стены, Бранд произнес:

— Прошло столько времени, я не думал…

— Как и я. Как ни крути, а ей, видимо, сопутствовала луна.

— Проклятье. Что нам теперь делать?

— Не знаю, — Иво, лёжа рядом с Алейдой, старался выкинуть из головы всю эту историю; теперь она снова нахлынула. Если Ари прав, через несколько месяцев они узнают, как заботится о младенце, который может летать. Ему сразу припомнился день, когда закат поймал его в ста футах от земли. Он, по пути вниз, налетел на ветку, но представив ребенка, падающего таким образом, он чуть не выпал из седла. — Может, получится найти другую ведьму, белую, чтобы снять…

— Я проверил других ведьм. Ни одной белой, — отрезал Бранд. — У них у всех души черные, как их птицы. А как насчёт одного из их священников?

— Кого, Теобальда? — спросил Иво, и Бранд фыркнул. — Вот именно. Кроме того, они сжигают всё, что считают злом, и у меня нет ни малейшего желания наблюдать, сможем ли мы умереть в огне. — Он уставился на птицу: — Вызови ещё одно видение. На сей раз попроси указаний.

— Они не всегда приходят, когда он их вызывает, — напомнил Бранд. — Что нам делать, пока будем ждать?

— Разве у нас есть выбор? Мы, как умеем, проживаем наши проклятые жизни, и я сделаю всё, что смогу, обеспечивая безопасность и счастье Алейде.

Бранд помолчал, а потом спросил:

— Обеспечил ей безопасность сегодня ночью, да?

Иво взглянул на него, увидел, как тот сверкнул улыбкой, и ощутил, как его затопила благодарность от понимания и прощения Бранда:

— Нет. Это относилось к счастью.

— Ну, в этом деле оно беды не наделает. Как ни крути, пока ты в состоянии, можешь наслаждаться ей.

Они ехали молча. Лес всё сгущался и сгущался вокруг них, приглушая серый свет приближающегося рассвета, тем не менее, вокруг них щебетали и выводили трели птицы.

— Ты когда — нибудь слышал, что ребенок мужского пола делает женщину более… чувственной? — спросил Иво, когда они приблизились к месту, где он оставит Бранда.

— Нет, — его друг изогнулся в седле и окинул его проницательным взглядом. — Проклятье. Полагаю, частичка тебя счастлива от этого.

— После трех месяцев самовоздержания? Ну да, частичка меня очень счастлива, — Иво остановил поводьями Факса на краю рощи, по которой этим днём будет бродить медведь. — Но я бы охотно позволил тебе оторвать эту часть, если у Алейды от этого наладятся дела.

Бранд соскользнул с Кракена, быстро разделся и привязал одежду позади седла. Когда Иво отъехал, он крикнул ему вдогонку:

— Если у неё от этого наладятся дела, я бы и себе оторвал.

— Знаю, — сказал Иво, признательный, что у него есть такой друг.

Загрузка...