Глава 5

Алейда рассматривала на предложенном ей подносе сладости, не обращая внимание на покалывания узнавания, от которых ее тело покрылось мурашками. Уголком глаза девушка могла разглядывать Иво, откинувшегося назад и как будто изучающего ее; его губы слегка шевелились, словно он был озадачен какой — то трудной головоломкой. Тысячу раз она видела на лице дедушки то же самое выражение лица — когда он сидел над шахматной доской, мерельсом[26] или строил планы военных действий. Все это для них, мужчин, в одинаковой степени было игрой. И то, что некоторые из их забав подразумевали насилие и смерть, значило очень немного.

Теперь и она стала его игрушкой. Или сражением — это уж как выйдет.

Отлично. Лучше пусть думает о ней, как о неприятеле, чем как о собственности. По крайней мере, в этом ее опрометчивый поцелуй послужит добрую службу. Она выбрала кусочек миндального пирога и отщипнула уголок, обдумывая между делом план собственной битвы.

Девушка едва успела проглотить первый кусочек, когда Иво отодвинул свой кубок, который нянчил в руках, и поднялся:

— Становится поздно, миледи. Удалимся.

Началось.

Ощущая смех, прокатившийся среди гостей за столами, Алейда отложила пирог, собралась с духом и встала. К ее облегчению женщины столпились вокруг нее и повлекли вверх по лестнице до того, как ей пришлось бы принять предложенную мужем руку. Мужчины последовали за ними, обмениваясь шутками.

— Свадебный поссет[27], — сказала Беата, поднимая огромный рог, — эль, сдобренный специями, чтобы вызвать желание, в роге быка — для поддержания мужества моего господина. Выпейте оба.

Она сделала глоток сама, чтобы показать, что напиток не отравлен, и подала его Иво. Под одобрительные возгласы мужчин тот отхлебнул значительную часть подогретого вина, приправленного медом и травами, а затем передал рог Алейде, которая с неохотой отпила под всеобщее недовольное улюлюканье.

— Ах, миледи, этого недостаточно, — заворчала Беата. Она замерла, стоя руки в боки, до тех пор, пока Алейда не сделала хороший глоток, а затем второй и третий. — Ну вот. Теперь вам захочется и большего, если я правильно сужу о вашем супруге.

Слова няньки вызвали еще больше смеха. Когда гости угомонились, вперед вытолкнули отца Теобальда, чтобы он благословил брачное ложе. В тепле и уюте солара его молитвы были цветисто — пышны, не то, что в часовне, когда он был вынужден отказаться от разглагольствований. Алейда подумала, что при удачном стечении обстоятельств священник мог бы продолжать так всю ночь.

Но, увы! Когда он в третий раз упомянул плодоносные лона, сэр Бранд со значением прочистил горло. Отец Теобальд быстро завершил благословления, взывая к Святой Троице, взмахнул кадилом — и дымок курений заклубился над мехами.

— Плодоносные лона… — не спеша, произнес в тишине Уот Судья, после того как все перекрестились. — Всегда думал, это звучит, как что — то, что подают к пиршеству.

— Ага, — согласился Эдрик. — С маслом.

— И подливкой, — с непристойным причмокиванием выкрикнул кто — то сзади. Мужчины рассмеялись, а женщины взвизгнули и прижали ладони к щекам. Несчастный отец Теобальд всем своим видом показывал, что хотел бы улетучиться вместе с дымом сквозь отверстие в крыше.

Алейда взглянула на жениха и подумала, что тоже охотно устремилась бы вслед за дымком — ее будто пламенем охватило от того, что она увидела. Задумчивое выражение, ранее пребывавшее на его лице, теперь исчезло. Его глаза сверкали так же, как и прошлой ночью: так смотрит хищник на свою жертву. Горящие. Властные. Голодные.

Не глядя на девушку, он передал меч и перевязь сэру Бранду и велел всем очистить комнату.

Раздались протестующие возгласы. Бранд прервал их взмахом ладони, однако Освальд шагнул вперед:

— Прошу прощения, милорд, но по обычаю нужно проследить, как невеста восходит на ложе.

— Это ваш обычай, а не мой. Прелести моей жены принадлежат только мне, — прервал его Иво. Волна облегчения захлестнула Алейду, когда мужчины заворчали, потеряв возможность вдоволь поглазеть. — Ее служанки могут пока остаться. Все прочие — вон.

— Вы слышали его лордство, — пророкотал Бранд. — Возвращайтесь пировать. Там достаточно доброго эля, чтобы скрасить ваше разочарование.

Гости быстро покинули комнату, пересмеиваясь и обмениваясь понимающими взглядами. Лишь отец Теобальд медлил, он снова помрачнел, как будто собирался приступить к проповеди, от которой вынужден был отказаться в часовне. Что — то о супружеском целомудрии, без всякого сомнения. Алейда ободряюще улыбнулась.

— Тебе тоже пора, священник. — Бранд положил ладонь тому на спину и не слишком вежливо подтолкнул к двери. — В твоих услугах сейчас больше нет нужды.

— А я вот не уверен в этом, мессир, — заявил Освальд из — за двери. Он говорил громко, так что его голос доносился до пирующих в зале. — Отец в этой области наверняка знаток, каких поискать. Держу пари, он мог бы поучить любого мужчину тому, как держать меч заточенным и проводить прямо борозду, даже если сам никогда не пахал.

Ответ Бранда затерялся в хохоте собравшихся внизу, когда он последовал за ними. После его ухода с Алейдой остались только хихикающие женщины, их делом было приготовить ее для брачного ложа. Девушка пыталась сохранять спокойствие, пока проворные пальцы снимали с нее плат[28], пояс и стягивали через голову платье. Кто — то расплел ей косы, пока Хадвиза и Беата, стоя на коленях, разували новобрачную и стягивали с нее чулки. В дальнем углу комнаты Иво быстро избавился от котта[29] и отшвырнул его в сторону, затем обернулся, чтобы увидеть, как служанки приподняли подол шенса Алейды.

Снова этот жар. Сейчас ее всю охватило пламенем, как будто она слишком близко подошла к кузнечному горну. Алейда держалась храбро, стараясь не отворачиваться и не прикрываться, пока ее раздевали.

— Отошли служанок, — сказал Иво, чей голос огрубел от желания. — Я хочу остаться с тобой наедине.

Женщины замерли. Алейда стояла целую вечность в поднятой на бедрах сорочке, прежде чем смогла промолвить:

— Оставьте нас. — Одергивая одежду, она почувствовала неловкость.

— Но, миледи… — заморгала как крот в полдень Хадвиза. — Мы же… Вы еще не…

— Тихо, девчонка, — сказала Беата. — Готова поспорить, что его лордство знает, как раздевать женщину. Ступайте. — Она выставила Хадвизу и других, наклонилась, чтобы поднять одну туфельку Алейды и положила ее в изголовье кровати — как напоминание о том, что ей следует покориться мужу. Затем нянька повернулась и крепко обняла свою госпожу.

— Ах, мой ягненочек. — Женщина приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать лоб Алейды. — Много лет я спала рядом с тобой, но теперь с радостью передаю тебя супругу. — Она пододвинулась еще ближе и шепнула: — Если боишься, здесь есть еще немного поссета.

— Мне не страшно, — твердо ответила Алейда.

— Вот и славно. Очень хорошо. — Вдруг лицо Беаты сморщилось. Она подхватила кончик головной повязки и промокнула слезы, покатившиеся по румяным щекам. — Ах, мой ягненочек, моя малышка стала женой. А ведь, кажется, только вчера твоя мать вручила мне тебя и…

— Ноги Господни! Женщина! Вон!

Рык, который издал Иво, напугал няньку так, что женщина забыла о слезах. Она развернулась и метнулась к выходу, остановившись лишь для того, чтобы ободряюще улыбнуться Алейде, выскользнула за дверь и накрепко ее захлопнула. Дверь была тяжелая — дубовая, окованная железом, и засов на ней мог бы удержать самого решительного захватчика. Алейде стоило немалого труда устоять на месте, когда Иво направился, чтобы опустить этот засов. Девушка подумала, что никто его не остановит, что бы он ни собирался с нею сотворить. Скорее падут сами стены, чем дрогнет эта дверь.

Когда мужчина обернулся, на его лице было странное выражение — все еще возбужденное, но несколько смягченное кривоватой улыбкой.

— Боюсь, у меня не хватает терпения на плачущих женщин.

— Я не побеспокою вас слезами, монсеньор.

— Этим вы нам очень угодите, мадам, — ответил Иво, подражая официальности ее тона. Он начал гасить одну за другой свечи на высоком железном подсвечнике у двери. — Правильно ли я расслышал вашу няньку? Вам двадцать?

— Почти двадцать один.

— Такая молодая, — задумчиво проговорил он, — и все — таки старовата для первого замужества.

— Очень старая, милорд. Просто древняя. Вам следует вернуть отца Теобальда и попросить его аннулировать брак, а не то свяжетесь навечно со старой каргой.

— Но зато такой хорошенькой каргой. — Посмеиваясь, мужчина тушил пальцами один огонек за другим. — Как случилось, что вы так поздно выходите замуж?

— А, по — моему, даже слишком рано.

Иво взглянул на свою молодую супругу, вопросительно изогнув бровь:

— Так что вы совсем не хотели выходить замуж?

— Я не хотела идти за вас, милорд, — резко ответила девушка. — Я по собственной воле была обручена с четырнадцати лет с человеком, которого выбрал дедушка. Это был отважный и благородный мужчина.

Укол не произвел никакого впечатления. Ее собеседник просто продолжил гасить свечи.

— И где сейчас этот образчик совершенств, что так и не женился на вас?

— Брак пришлось отложить из — за военных действий, а он был убит, до того как мы смогли пожениться.

— Надеюсь, не за столом и не от дамского кинжала?

— В рукопашной схватке. Ему сломали шею. Он не насмехался надо мной так, как вы, похоже, собираетесь.

— Ему, вероятно, не пришлось видеть вас одетой как монашка. — Он перешел к другому подсвечнику и продолжил. — Так это он научил вас целоваться?

— Нет. Хотя, думаю, ему это могло бы понравиться.

— Не сомневаюсь. Тогда кто?

Девушка вспомнила тот самый майский праздник[30] и проезжего рыцаря, который присоединился ненадолго к веселью, прежде сем снова продолжил свой путь.

— Никто, кого вы могли бы знать, да вряд ли вы когда — нибудь встречались.

— Какая жалость! — Еще один огонек погиб под его пальцами. — Я хотел поблагодарить его.

— Скорее уж, вы бы приказали сэру Бранду выпустить ему кишки.

Он остановился, и, хотя улыбка не сходила с его губ, голос стал жестче:

— Нет, я бы сделал это сам. Но только если его уроки заключались не только в поцелуях.

— Не бойтесь, Вильгельм вручил вам девственницу. — Холодно ответила девушка. — К тому же, если бы было что — то большее, еще раньше с ним расправился бы дедушка.

— Прекрасно. — Он продолжал свое занятие, обходя солар по кругу и гася свечи, пока все не погрузилось в полумрак. Когда он приблизился к последнему подсвечнику, то оказался рядом с Алейдой и вдруг остановился.

— Так это ты. — Его пальцы сжались вокруг плеч девушки, держа крепко, так что она не могла повернуться и посмотреть на него. Он глубоко вдохнул. — Этот запах щекотал мой нос весь вечер, но я думал, что это тростник на полу. Что это такое?

Что это с ней творится? Какое — то странное смятение. Подозрительно нахмурив брови, Алейда сначала понюхала воздух, а потом, догадавшись, что он имел в виду, — рукав своего шенса.

— Полынь, рута… и пижма, полагаю, — ответила девушка, пытаясь не показывать, как она взволнована давлением его рук. — От моли. Эти травы были на платье, которое я надевала.

— А — а. — Дыхание мужчины щекотало ее ушко. — А я уж подумал, что ты использовала какое — нибудь странное вещество, чтобы отвратить меня от себя.

— Я не подумала об этом… А что, получилось?

— Нет. — Наклоняясь к изгибу ее шеи, он еще раз глубоко вдохнул. — Я же не моль.

Выдохнутые им слова согрели ее кожу. Девушка наклонила голову, пытаясь избежать его жара, но только лишь больше обнажила шею, которой немедленно коснулся легкий поцелуй. Это прикосновение было подобно встрече огнива и кремня, и искры рассыпались по ее коже, распространяясь до тех пор, пока она, пытаясь прекратить это, не спрятала пальцы ног в меховую полость. Он еще раз поцеловал то же местечко, затем выпустил ее и отступил, оставляя вместо себя лишь холодный воздух. Мгновение спустя кровать скрипнула, когда он присел и начал разуваться.

Первый сапог шлепнулся на пол.

— Если Джеффри выполнил свою работу, то здесь на подносе найдется для тебя маленький подарок.

Еще более волнующе. Он и впрямь играл с ней в какую — то игру, пытаясь усыпить ее бдительность этими уловками, хотя она не могла понять, с какой целью. Осторожно, но с любопытством она пробралась к столу. Там, между масляной лампой и кубками с элем и поссетом, лежал толстый кожаный мешочек. Когда девушка приподняла его, зазвенели монеты.

— Серебро? — Она уронила кошелек, и он упал на стол с глухим стуком, отражая ее отвращение. — Я не шлюха, милорд, чтобы вы платили за место в моей постели.

— Я никогда не покупаю то, что уже принадлежит мне. — Второй сапог ударился о стену, когда мужчина раздраженно отшвырнул его. — Во имя всех святых, женщина, неужели необходимо все время сражаться? Я же сказал, это — подарок. Десять шиллингов вместо той милостыни, что ты подала сегодня.

— О… — Девушка помедлила немного, выдохнув. — Я не думала, что вы… Ну, конечно. Сэр Ари сказал вам.

— Вот именно.

— Он был очень добр. — А также был прав относительно того, что его господин не возьмет ее кошелек, и Алейда гадала, в чем еще окажется прав сенешаль. А более того, в чем еще ошибалась она сама. Она составила об этом человеке преждевременное суждение, и всякий раз ее предположения опровергались. Чувствуя себя абсолютной дурой, девушка обхватила себя руками и долго смотрела на свои босые ноги, прежде чем неохотно добавить:

— Вы… тоже… очень добры.

Иво фыркнул:

— Это было очень трудно признать, не так ли?

— Пожалуй. — Ее рот печально скривился. — Добрый — не то слово, которое приходило мне в голову с тех пор, как вы постучались в мои ворота.

— Мои ворота. — Поправил девушку Иво. — Это странно, что мужчина может быть добр к своей жене?

— Нет, милорд. Но многие мужчины вовсе не добры, особенно к женам, которые их не желают. — Алейда сама почувствовала себя мелочной, но продолжила. — А ведь я не хотела этого брака.

— И ясно дала это понять. Тысячи раз. — Мужчина поднялся, и скрип кровати заставил девушку взглянуть вверх. Ее супруг уже избавился от чулок, теперь в сторону полетел его шенс так, что на нем остались только брэ[31]. Он решительно расправился, как воин перед началом сражения. — Но все — таки теперь ты замужем. Так что придется решать, что ты будешь с этим делать. Что тебе делать со мной.

— Я не буду с вами бороться, милорд, если вы это имеете в виду.

— Мудро. Но я хочу от тебя большего, чем просто отсутствие сопротивления. — Девушка смотрела, не отрываясь, как Иво отбросил меха и приоткрыл чистые простыни. — Гораздо большего.

Рот девушки пересох, как старый пергамент. На ощупь она схватила первый попавшийся под руку кубок. И сделала несколько глубоких глотков, прежде чем почувствовала вкус напитка Беаты.

Иво подступил к последнему подсвечнику и медленно погасил оставшиеся свечи, оставляя девушку стоять в маленьком островке света, отбрасываемого очагом и лампой. За границами этого светлого пятна ее господин и супруг был призрачной фигурой во мраке. Его глаза сверкнули, как осколки стекла, когда он направился к девушке.

Алейда ненадолго отвела взгляд, а когда опять посмотрела — мужчина был в одном шаге от нее и перед ее взором оказалась стена его груди — сплошные мускулы и бледно — золотая кожа.

— Ты дрожишь, — сказал он, высвобождая кубок с поссетом из ее рук и ставя его обратно на стол.

— Я просто замерзла.

— Ты согреешься в моих объятиях. — Иво шагнул ближе, и когда его руки обхватили талию девушки, волна жара, исходящая от сильного тела, подтвердила правоту его слов. — Господь праведный, Алейда, я бы предпочел провести эту ночь, доставляя тебе удовольствие, а не пререкаясь. Скажи, что меня ждет. Ты станешь моей?

Он говорил то же, что и ранее в зале, но сейчас это прозвучало скорее как приглашение, а не как вызов. Напряжение, камнем сдавившее ее живот, внезапно смягчилось и перешло в туманную дымку, окутавшую ее.

— Вы потребовали от меня клятвы, милорд, и я поклялась. Этот обет я буду чтить. — Голос девушки охрип, когда его большие пальцы лениво очерчивали круги чуть ниже ее ребер, но, увидев торжество, загоревшееся в глазах мужа, Алейда вернулась, насколько могла, к боевым действиям. — Хотя не понимаю, какое удовольствие найду в этом я?

— Правда? — шепнул мужчина, наклоняя голову. — Тогда я должен помочь тебе в поисках.

Его рот накрыл ее, сначала нежно, затем более решительно, пока губы девушки не приоткрылись для исследующего языка. Я смогу. Говорила она про себя. У нее получится позволить ему взять то, что он хочет, и остаться спокойной.

— Нет. — Иво прекратил поцелуй и обхватил ладонью подбородок девушки. — Тем поцелуем ты показала себя, Алейда. Я точно знаю, что ты можешь целоваться лучше. Я знаю, что ты хочешь большего. Он слегка наклонил ее голову, чтобы девушке было удобнее, затем приблизил свои губы и остановился на волоске от ее уст. — Теперь жена, поцелуй меня. Как следует.

Алейде не оставалось ничего другого, как выполнить приказание и поцеловать мужа тем способом, который она так по — дурацки испробовала в зале. Однако на этот раз он ответил иначе. Его язык сплетался с ее, и, к немалому удивлению, девушки, Иво был хорош на вкус, как пряности Беаты, даже лучше. И такой ошеломляюще мужественный.

Как только она раньше этого не заметила?

Вопреки намерениям новобрачной, ее кровь начала закипать, и, пока девушка пыталась вновь взять себя в руки, ее муж изменил свою наступательную тактику, покинув ее губы, чтобы оставить дорожку поцелуев вниз к шее и затем подняться к ее ушку, где он продолжил вытворять своими зубами и языком все эти штучки, от которых у Алейды дрожь шла по спине. Волны трепета, все продолжали захлестывать ее, когда мужчина, наконец, вернулся к ее устам. И то, что он потом делал с ней, было даже еще хуже.

Или лучше. Алейда внезапно потеряла уверенность. Она пыталась освободиться, но так и не смогла определить, где кончались ее губы и начинались его.

Наверное, все дело в поссете, думала девушка. Это все приправы Беаты. Вот почему тело так вероломно поступило с ней, почему оно стало таким горячим и размякшим, когда она того не желала.

А может, причина в поцелуях. Ей нравилось целоваться, насколько она знала, а этот мужчина был настоящим мастером — покусывая и посасывая ее нижнюю губку, он затем исцелял причиненную боль множеством поцелуев. Ее майский рыцарь такого не вытворял, и не заставлял ее колени слабеть. Если бы ее муж и дальше просто целовался…

Но конечно, он на этом не остановился. Он начал исследовать ее тело, руки его касались девушки уверенно, но в то же время нежно, чего она не ожидала. Постепенно Алейда поняла, что сказала Беате правду. Она и впрямь не боялась своего супруга. Нервничала из — за того, что должно произойти между ними в постели, но самого мужчину не боялась. Так что когда он немного отступил, и начал освобождать девушку от шенса, говоря: «Пора избавиться от этого», она покраснела, но кивнула:

— Да, милорд.

— Иво, — напомнил он. Осторожно мужчина продолжал приоткрывать тело Алейды. Обнажился соблазнительный уголок шеи и плеч, но не более. Он поцеловал каждое плечо.

— Тебе все же придется произнести мое имя не только в брачных обетах. Я услышу, как оно слетит с твоих губ.

— Ворот слишком узкий, милорд, — мягко прервала она, дерзя даже тогда, когда советовала мужу, как раздеть ее. — Так ничего не получится.

— Неужели? — Он проник пальцами под шенс и погладил грудь девушки, с улыбкой наблюдая, как затрепетали ее ресницы, затем зажал ткань в обеих руках и рванул, разрывая рубашку до пупка. — Думаю, все будет как надо.

Она еще больше покраснела, но сохраняла спокойствие.

— Возможно, вы правы, милорд.

— Иво. — Он опустил руку в этот разрыв и погладил девушку по животу. В ней просыпалось понимание, по мере того как он скользил ладонью ниже. Она напрягалась, ожидая прикосновения там, но мужчина изменил направление, медленно прослеживая линию ее живота кончиками пальцев, словно огнем обжигая ее грудь и нежную кожу горла. Бережно он спустил шенс с плеч Алейды. Ткань скользнула к ее бедрам и едва держалась на них. Оставляя это без внимания, Иво любовался своей женой, а потом медленно поднял руки, чтобы обхватить ее груди. Дыхание Алейды замерло, когда большие пальцы ее мужа массировали круговыми движениями ее соски и глаза его потемнели от вожделения.

Он наклонился попробовать ее на вкус, и в этот момент она обнаружила, что целоваться — не всегда означает губы к губам, это нечто большее, что язык мог вытворять с ее телом такое, чего она никогда и представить не могла в своих самых греховных мечтаниях. То, как он сосал ее грудь, соединяясь со специями в поссете — все это заставляло голову девушки кружиться от желания. Такого неодолимого. С резким, почти неохотным вздохом она погрузила пальцы в его волосы.

Она моя. Иво провозгласил бы победный клич, да только его рот был полон летней сладкой плоти и у него не было никакого желания отвлекаться от нее. Он снова погладил ее языком и обратился к другой груди, лаская обе, пока дыхание Алейды не стало хриплым и прерывистым.

Во имя Фрейи[32], но сдерживаться становилось все труднее, ведь его тело изнывало от желания погрузиться в нее. Такого голода он не ожидал — острого, как край его меча, и с каждым дыханием желание затачивало его все сильнее. Утолить эту жажду было достаточно легко: швырнуть девушку на кровать и просто взять ее, но Иво хотел большего, чем просто удовлетворение плотской потребности. Воспоминания о женщинах прошлых лет, таких как Ингигерд, которые спали с ним не за деньги или по обязанности, а ради наслаждения, заводили даже больше, чем пари с Брандом.

— Давай ложиться, Алейда, — шепнул он. Девушка кивнула, тогда он поднял ее на руки и пронес несколько шагов до кровати. Становясь на колени над ней, Иво любовался женщиной, которая скоро будет полностью принадлежать ему, ее губами и грудью, пылающими и набухшими от прикосновений его рта, и ее светлой кожей, чей румянец показывал, что женщина готова его принять. Он потянулся к завязкам брэ, но передумал. Если бы он разделся теперь, то сразу бы соединился с ней, несмотря на ее девственность.

— Я не сделаю тебе больно, — поклялся мужчина и девушке и самому себе, выпрямляясь и освобождая ее бедра от порванной ткани.


Её ноги немного раздвинулись, пока он высвобождал белье так, что увидел затемнённые ворота в её женственность. Их окружали рыжеватые кудряшки, того же насыщенного медного цвета, что и её волосы, молящие о его прикосновении, и только сила воли удерживала его от того, чтобы напасть на неё, как захватчик, каким он когда — то был. Как орёл, которым он был сейчас.

Чтобы заставить себя действовать неторопливо, он начал с её губ и целовал Алейду сверху вниз, отчего она ещё раз резко выдохнула, когда воин снова коснулся губами её груди. Она потянулась к нему, и он позволил ей притянуть себя вниз, по пути передвинувшись так, чтобы лечь рядом с ней, а не на неё, так чтобы сохранить рассудок и свободный доступ к её телу. Его руки ласкали её кожу, пока он снова посасывал её, отчего она впивалась пальцами в его спину и волосы. Мужчина передвинулся и поцелуями достиг её живота.

— Милорд, — задыхаясь, выговорила она, потянув его за волосы и стараясь вернуть его назад к своей груди.

— Иво, — выдохнул он в мягкий холмик её живота. Он погрузил язык в её пупок в форме миндаля, и почувствовал, как она вздрогнула. — Назови меня по имени.

Он повернул голову, чтобы наблюдать за её лицом, пока скользил рукой вниз, и наполнил её всей этой медью. Она застыла. Её глаза сильно расширились, а рот открылся в форме круглого «О». Она сжала ноги вместе.

Как будто это могло его остановить.

Улыбнувшись её невинности, он согнул пальцы и нашел ту нежную почку, которая, как он знал, являлась источником наслаждения у женщин, завладел ею, и начал играть с ней, как прежде с её грудями. Он набухла под его прикосновением, а затем её ноги задрожали, постепенно расходясь. Её запах поднялся по спирали и овладел им. Мускусный. Женственный.

Со стоном капитуляции, он силой раздвинул её ноги, и накрыл своим ртом. Она выгнулась и выкрикнула в шоке, отталкивая его голову. — Что вы делаете?

Усмехнувшись, он поймал её за бедра, держа их расставленными, когда она попыталась убежать. — Это — самая сладкая часть любовной игры, Алейда. Сладостная часть погони за удовольствием. Позволь мне показать тебе, — своим дыханием он согрел место, которое целовал. — Отдайся этому. Ты увидишь.

Он снова опустил свой рот на неё. Сначала она застыла, но вскоре расслабилась и медленно открылась ему, а он поудобнее устроился, наслаждаясь тем, что помогал ей в погоне за удовольствием. Она начала возбуждаться, дёргаться и изгибаться под движениями его языка и нежным исследованием его пальцев. Иво снова посмотрел ей в лицо, чтобы понять удовольствие или нежелание заставило её задвигаться. Она плотно закрыла глаза, как частенько делали женщины в страсти, и закусила губу. Это определённо было удовольствие, и если у него и были какие — то сомнения, они сгорели, когда она внезапно поднялась чтобы принять его пальцы в себя. Её влага потекла на его ладонь, тёплая, как летний мед.

Ради богов, при её мнимом нежелании, она была настолько влажна и горяча, как никакая другая познанная им женщина. И да, она была девственницей. С улыбкой, он закружил языком в её складках, чтобы попробовать её ещё глубже.

И вот тогда он услышал это, отдалённый вскрик, который исчез так же быстро, как и появился. Он застыл, не уверенный в том, было ли это на самом деле, и исходил ли он от неё. Вкусив, он провёл языком по той же точке. Снова раздался этот звук, неясно и тихо, но он был настоящим. С растущим возбуждением, он провёл губами по этому месту и втянул его в рот.

А потом произошло что — то изумительное.

Она застонала.

Звук исходил из горла, исторгаясь с её губ, чуть ли не резкий от потребности, и желание сделать её по — настоящему своей билось в его венах, как сама жизнь, разрушая то немногое, что оставалось от его терпения. Он желал тот жар, который содержался в ней Он нуждался в нём. Внезапно стало невозможно ждать. Дышать. Думать.

Одним движением, Иво снял свои брэ и оказался на ней, прижимая её вниз, устраиваясь на ней, почти скользнув в неё.

Она застыла, потом начала извиваться, пытаясь уйти от него.

— Не двигайся, Алейда. Я не могу… — он скользнул немного глубже. Иво понимал, что причинил ей боль, но когда она так двигалась, он не мог взять себя в руки. Он попытался отпрянуть.

— Нет, — её ногти впились в его плечи, и она снова дёрнулась.

— Чччч, сладкий листочек, — успокаивал он её. Воин старался двигаться медленно, сделать всё так, как планировал, но она была настолько тёплой, настолько живой, настолько молодой и сладкой. Она двигалась под ним, как пламя, хватаясь и извиваясь, втягивая его глубже даже когда пыталась сбросить его. Он развёл и прижал к кровати её руки, целуя её, готовый снова потребовать, чтобы она лежала неподвижно, чтобы он смог сделать всё, как надо, но девушка снова выгнулась и слишком быстро, в мгновение ока, он погрузился в неё. Она выкрикнула, но всё не могла перестать двигаться, и желание охватило его — воин ничего не мог поделать.

Он внезапно и сильно кончил, входя в неё, беря её, овладевая ею.

Его. Его женой.

Столько, сколько боги позволят ему владеть ею.

Его.


КОЛЕНИ СВЯТОГО ПИТЕРА, что только что произошло?

Алейда смотрела на занавески, слезинки увлажнили уголки её глаз. Ради всех высокопарных слов, она была не в состоянии остановить эти две слезинки.

Так же, как она не могла заставить себя не двигаться, показывая ему, что она всё — таки была шлюхой, ничем. Она не нашла того, что он отправил её искать. Это было здесь, почти, а потом ушло, когда он кончил в неё, растворилось в растягивающей полноте, затем последовал её разочарованный крик.

И теперь ей нужно было лежать под ним, когда его страсть отступила, а его дыхание замедлилось. Он вскоре скатится с неё и заснет, если то немногое, что она слышала про подобное, было истинным, и она сможет отойти от него и найти какой — то способ вернуться обратно. Она закрыла глаза и ждала.

Он пошевелился на ней, и она почувствовала стремительный поток тепла там, где их тела были соединены. — Алейда?

Не желая, она снова открыла глаза, на сей раз увидела, как он смотрел на неё. Тёмное мерцание лампы заставило его лицо танцевать в тенях. Он коснулся пальцем уголка глаза и поднял его так, что капля заблестела. — Слёзы?

— У вас есть мои извинения, монсиньор.

— Мы вернулись уже обратно? — спросил он со вздохом. — Это мне следует извиниться. Я сказал, что я не причиню тебе боли, а причинил.

Она ничего не ответила.

— Прошло много времени с тех пор, как у меня была женщина. Всё шло слишком быстро. И ты, мой сладкий листик, — он поцеловал кончик её носа, потом рот. — Ты мне не облегчила дело.

Она нахмурилась. — Что вы имеете в виду?

— Иногда мужчине нужно, чтобы женщина лежала неподвижно, пока он… соберётся. А ты этого не сделала.

— Я не могла, — призналась она, внезапно желая, чтобы он понял.

— Потому что я причинил тебе боль, — сказал он.

— Нет, милорд.

Он поднялся на локтях и посмотрел на неё. — Но ты вскрикнула.

— Не от боли.

Он подумал об этом. — Тогда почему?

— Это было… я была… Разве нет слов, чтобы такое назвать?

Улыбка появилась на его лице. — Много, и я научу тебя всем. Но пока используй те, что знаешь.

Потребность объяснить внезапно отошла. Она хотела забраться под одеяла и забыть всю эту тему, но он нависал тут, над ней, в ней, ожидая.

— Это было хорошо по ощущениям, — наконец сумела сказать она, и как только начала, поняла, что сможет закончить.

— Но затем вы, — она поискала слово, — забрались на меня, и хорошее чувство ушло, и вот почему я вскрикнула, но не потому, что вы причинили мне боль, и мне казалось, что я могу вернуться к этому, но…

— Я кончил слишком быстро.

— Кончил? Этим словом называют то, как вы пролили свое семя?

Он улыбнулся ей. — Да. И этого ты также искала.

— Женщины проливают семя? — она подняла бровь при этом.

— Нет, но они кончают, когда их мужчина всё делает правильно. Ты увидишь, обещаю, в следующий раз я сделаю всё, как надо.

— А я постараюсь не двигаться, — пообещала она, испытав лёгкое разочарование.

Усмехнувшись, он покачал головой. — Этого я также не хочу.

— Но вы сказали, что то, что я двигалась, слишком ускорило всё.

— Только в то мгновение. Если бы ты дала мне немного успокоиться, ты могла бы двигаться столько, сколько хотела. Вообще — то твои движения также приносят удовольствия мне.

— Разве? — на неё нахлынуло сильное чувство облегчения, за которым последовало любопытство, которое заставило её снова заговорить. — А сейчас вы спокойны?

Он странно хмыкнул, а на неё нахлынула волна. — Не так уж спокоен, как думал, что буду, — загадочно ответил он. Снова пошевелившись, он решительнее устроился между её ногами, потом нежно поцеловал её, почти целомудренно, по её мнению, за исключением того, что их тела соединены вместе.

Встретившись с ней взглядом, он начал медленно качаться из стороны в сторону. Сначала она была неуверенна в том, что делает, но спустя некоторое время, она начала возвращаться туда, где была раньше. Она чувствовала себя также полнее, — он снова затвердел, так и не покинув её. Она не знала, что такое возможно, но ощущение было замечательным. Его поцелуи углубились, перешли с её рта к горлу, к уху и обратно. Она начала двигаться. Ей нужно было двигаться.

— Расскажи мне, чего ты хочешь, — приказал он хриплым голосом. — Скажи мне, Алейда. Словами.

— Я хочу… — она выдохнула, когда он прижался к ней. — Я хочу кончить.

Со стоном, он обхватил её руками и упал, быстро перекатился так, что она оказалась сверху, всё ещё соединённая с ним.

— Двигайся, — поощрял он. — Найди то, что доставляет тебе удовольствие.

Он показал ей как, широкими ладонями обхватив её попку, чтобы направить её над собой, потом немного передвинув её, чтобы ощущение стало ещё лучше. Понимая теперь, она задвигалась сама, пробуя по — разному, различными ритмами, медленно учась как использовать его тело, чтобы найти удовольствие в своем. Его руки бродили по её коже, помогая ей, касаясь её, поддерживая тот медленный огонь, который поднялся в ней. Она закрыла глаза и переместила бедра, в поисках идеального движения. Весь её мир уменьшился до кровати, потом к ним обоим, потом вниз в то горящее место, где её тело соединилось с ним. Она трепетала на грани того, чего она хотела, тлея, всё еще не зная, что это такое.

— Ты тут, сладкий листик. Кончи. — Его большие пальцы коснулись её сосков, и настоящий живой жар взорвался в ней. Она сплелась с ним, дёргаясь и выгибаясь, как пламя, которое охватило её. — Кончи для меня, — снова приказал он, глядя, как она горит под его проницательным взглядом. Последний огонь наслаждения заставил её вскрикнуть, и она пала ему на грудь, всхлипывающая и безвольная, дрожащая, а он шептал ей кончить, кончить, отдаться этому, назвать его.

Он прижал её ближе, и стал двигаться, сначала нежно, позволяя ей кончить. Потом сильнее, настойчивее в поисках собственного удовольствия. Медленно, её мир стал больше, чтобы включить его. Она нашла один с ним ритм, когда ответила на его настойчивость теми словами, которые он использовал с ней, он внезапно поднялся, резко притянул её вниз, и с криком излился в неё.

Позже, когда всё было давно закончено, она лежала рядом с ним, прячась, закрыв веки. Она не могла понять, где родился распутный жар, пришел ли он от пряностей Беаты или был в ней всё время, ожидая, пока он найдет его. Она только знала, что он взял её, поглотил её, и оставил такой хрупкой, как листик, сожжённый дотла. Если он дотронется до неё, она была уверена в том, что распадётся на тысячу кусочков.

— Алейда? — прошептал он ей в волосы.

— Что, милорд?

— А, — он толкнул её на спину, и перекатился на неё, так что они оказались нос к носу.

— Посмотри на меня.

С горящим лицом, она открыла глаза.

— Иво. Скажи это.

Она вцепилась в тот маленький кусочек себя, который сберегла от него. — Это.

Он прищурил глаза. — Ты упряма.

— Я часто это слышала, милорд.

Он долго смотрел на неё, потом медленно, нарочно скользнул по её телу, так что его рот оказался над её грудью. — Мы этим займёмся.

Она всё — таки не рассыпалась. До тех пор, пока он не захочет этого.

Загрузка...