Бесстрашный

Глава 15

Блейк

— Заморозьте их, «Snow Cones»! Заморозьте их! — рядом со мной хлопает в ладоши Кармен в ярко-красной майке «Stinky's Snow Cones» взрослого размера.

Признаюсь, я безумно завидую ее фанатской экипировке «Snow Cones.

Мы сидим на трибунах в компании красных болельщиков «Snow Cones» и королевско-синих фанатов «Hot Shot», и Хатч только что был объявлен специальным приглашенным питчером на первую игру сезона.

— Нам нужен питчер, а не тот у кого зудит! — кричит Кармен, закрывая ладонями рот, а Хана фыркает от смеха с другой стороны от меня.

Сестра прижимается ко мне и шепчет.

— Я не знаю, кто это, но отныне она приглашена на каждую вечеринку.

Хатч бросает на нас раздраженный взгляд, который кажется слишком сексуальным для детской игры в софтбол, и я слышу, как несколько женщин вокруг меня вздыхают от восторга… или вожделения. Он восхитителен в темных джинсах, обтягивающих его задницу, и почетной майке «Snow Cones».

Пеппер машет нам со своего места рядом с горкой питчера так яростно, что я боюсь, как бы ее маленькая ручка не отлетела.

— Вперед, Пеп! — кричит Хана так громко, что меня это удивляет.

Я никогда не слышала, чтобы моя сестра говорила, не надувая губки, как Мэрилин Монро, но в Гамильтауне, кажется, она стала другим человеком. Это заставляет меня задуматься о возвращении в город — по многим причинам, помимо простого решения проблем.

Я замечаю, как ее темный сторожевой пес в конце трибуны поглядывает на нас каждые несколько минут. С тех пор как мы приехали, Шрам стал ее самозваным опекуном, но моя сестра не находит это странным и даже не замечает.

Она подносит фотоаппарат к глазам и делает снимки Пеппер, Хатча, игроков на поле.

— Я собираюсь спуститься. Тренер Перкинс разрешил мне постоять в сторонке, если я дам им копии снимков.

— Сделай это девочка.

Я наблюдаю, как она спускается с трибун и направляется к сетчатому ограждению. Тренер «Hot Shot» жестом приглашает ее выйти на поле, и, конечно же, Шрам подходит и опирается предплечьями на ограждение, чтобы наблюдать.

— Я никогда не видела, чтобы этот мужчина проявлял интерес к кому-то в этом городе, — Кармен наклоняется к моему уху, заставляя меня подпрыгнуть. — Он очень измученная душа, но никто, никто, никогда не сближался с ним. Кроме Хатча, конечно.

Прикусив губу, я изучаю высокого мужчину с татуировками, покрывающими его шрамы.

— Он опасен?

— Думаю, да, — Кармен приподнимает брови. — Только посмотри на все эти чернила. Он как Билл, мать его, Скарсгард.

— Кто это?

— Он другой Скарсгард, младший брат Александра из «Настоящей крови» и «Большой маленькой лжи»?

Я киваю, и она продолжает.

— Можно подумать, он был бы сногсшибательно великолепен с таким горячим братом, как вампир Эрик, и иногда так оно и есть, но в основном он чертовски жуткий.

— Не думаю, что я знаю, как он выглядит.

— Жуткий клоун в новой версии романа Стивена Кинга «Оно».

— О, Боже! — я отшатываюсь, когда меня осеняет осознание. — Я видела его однажды и надеюсь, что больше никогда не увижу. Это брат Александра Скарсгарда?

— Это просто доказывает, что с братьями и сестрами никогда не знаешь что ожидать. С этим что-то пошло не так.

Я ерзаю на своем месте, внезапно почувствовав себя неуютно.

— Да.

Прочищаю горло, когда вижу, как Хатч поднимается на трибуны и направляется в нашу сторону. Как и было предсказано, мы наблюдали, как он очень медленно, исподтишка подавал маленькому «Hot Shot», который пробил по правому краю поля, повергнув маленьких игроков в хаос.

Гордость растет в моей груди, когда я наблюдаю, как Хатч пожимает руки и разговаривает почти со всеми, прежде чем сесть рядом со мной и переплести наши пальцы. Мне нравится, что он держит меня за руку, как будто мы подростки.

— Очень ценю поддержку, Кармен, — он наклоняется вперед и бросает на нее взгляд.

— Отличная подача, предатель. У них был бы хоум-ран, если бы не твоя племянница, — Кармен хлопает в ответ, и я зажимаю нос, чтобы не рассмеяться.

Зеленые глаза смотрят на меня, и мой живот восхитительно сжимается.

— На чьей ты стороне?

— На стороне Пеппер! — быстро отвечаю я, и его хмурый взгляд превращается в ухмылку.

Все здесь такое чужое и такое веселое. Мы смотрим, как Пеппер работает, останавливая каждый короткий удар, и выводит из игры трех девочек за один прием, завершая раунд.

— Она действительно хороша, — констатирую я, пока Хатч покупает три хот-дога для Кармен, себя и меня. — Я не видела такой прыти за пределами стадиона «Янки».

Хатч бросает на меня взгляд, откусывая половину хот-дога.

— Ты видела хоть одну игру за пределами стадиона «Янки»?

Откусив более разумный кусок от своего хот-дога, я не могу спорить.

— Ты меня поймал, но она действительно хороша. Она унаследовала это от тебя?

— В свое время я немного поиграл в бейсбол.

— В свое время! — я смеюсь, задевая его плечом своим. — Тебе даже нет тридцати.

Хатч наклоняется и запечатлевает теплый поцелуй на моих губах, обжигающий мой живот, пах, вплоть до пальцев ног. Он задерживает поцелуй на мгновение, без языка, но теребя мою нижнюю губу своей. Это самый лучший поцелуй в моей жизни.

Откинувшись назад, он встречается со мной взглядом.

— Прости, я не смог устоять. Ты была слишком милой сегодня весь день.

— Не извиняйся. — Мой голос тихий. — Мне это действительно понравилось. Я бы хотела большего.

— У меня есть планы на большее.

Я уже готова вспыхнуть, когда Кармен издает стон рядом со мной.

— Боже мой! Вы двое такие чертовски милые, что я не могу съесть свой хот-дог. Вкус такой, будто в нем сахар.

Выпрямившись на своем сиденье, я борюсь со смехом, отстраняясь от него.

— Мы должны посмотреть игру.

Хатч возбужденно выгибает бровь, и я прочищаю горло, поворачиваясь лицом к полю и хлопая в ладоши.

— Вперед, Пеппер! Надери им задницы!

Это не самое лучшая кричалка в софтболе, но за это я получаю восторженный взмах руки от самого трудолюбивого шорт-стопа (прим. игрок между второй и третьей базами) в Малой лиге. Хана стоит рядом и фотографирует.

«Snow Cones» выигрывают у «Hot Shot» со счетом 7:2, и Хатч угощает команду кексами в городской пекарне «У Ширли». Это в десяти минутах ходьбы от поля, и девочки подпрыгивают и визжат, радуясь своей победе всю дорогу.

— Они сегодня не уснут, — замечаю я, беря Хатча за руку. — Такие игры надо проводить по пятницам.

— Не смогут. Школьный футбол. — Он наклоняется ближе к моему уху. — Это была больше моя игра, чем бейсбол.

Скривив губы, я представляю его в белых футбольных штанах.

— Я бы хотела на это посмотреть.

— Придется найти тебе форму болельщицы.

— У нас в Бишопе не было чирлидерш.

— И все же я хотел бы увидеть тебя в одной из этих маленьких юбочек.

Голод в его тоне помогает мне не обращать внимания на то, что именно из-за него меня отправили в монастырскую школу. Он отправляет мое сознание в кроличью нору коротких юбок, футбольных штанов и жаркого перепихона за трибунами.

После того как у двенадцать счастливых маленьких девочек праздник был окончен, Пеппер лежит в своей постели в доме Хатча, а он везет меня обратно в мое семейное поместье. «Pony» группы Genuine тихо играет по радио в его большом черном грузовике, и я облизываю нижнюю губу, переплетая свои пальцы с его пальцами на консоли.

Без предупреждения Хатч сворачивает с шоссе на узкую дорогу, ведущую в сосновый лес.

— Куда мы едем? — я смотрю на его профиль, освещенный светом приборной панели.

— В ту часть города, о которой ты узнаешь, только если выросла бы здесь.

Хатч останавливает грузовик на холме, с которого открывается вид на небольшую долину. Там полузакрытая местность, и других машин поблизости нет.

— Мы выходим? — я наблюдаю, как он ставит грузовик на стоянку и глушит двигатель.

— Снимай эту одежду, — озорная улыбка появляется на его щеках, и он поднимает подлокотник, грубо притягивая меня к себе.

Я выдыхаю смешок, который переходит во вздох, когда Хатч зарывается лицом в мои волосы. Электрический разряд пробегает по моим плечам, покалывая все внутри от прикосновения его губ к моей коже, и я выглядываю в окно, чтобы убедиться, что мы одни.

— Что это за место? — задыхаюсь я, когда он задирает мой свитер, находит бюстгальтер и задирает его повыше, так что мои груди вываливаются в его ждущие руки.

— «Место для поцелуев». — Его горячий язык обводит мой твердый сосок, и я издаю звук удовольствия. — Раньше, когда я был ребенком, это было более популярно. Не знаю, что случилось. Дети стали меньше ездить. Или родители стали более снисходительными.

Каждое предложение он завершает поцелуем моей чувствительной кожи, а его руки опускаются к моей талии, дергая за пуговицу на джинсах. Это горячо и агрессивно, и я пододвигаюсь, чтобы высвободиться из тесной ткани.

— Сегодняшний вечер был бы подходящим для этой юбки чирлидерши, — бормочу я, с трудом стаскивая штаны с лодыжек.

— Дразнилка, — ухмыляется Хатч, стаскивая рубашку через голову.

Опустившись на колени в одних только черных трусиках-стрингах, я провожу рукой по внушительной выпуклости на его джинсах.

— Твоя очередь.

Презерватив зажат у него в зубах, а джинсы в рекордно короткие сроки сползают с бедер, позволяя его эрекции подняться, покачиваясь на животе. Наклонившись вперед, я не могу удержаться и провожу языком по всей длине его ствола, обводя его вокруг грибовидного кончика, прежде чем втянуть его в рот.

— Блядь, да, — шипит Хатч, запуская пальцы в мои волосы.

Соленый предэякулят касается моего языка, и мои внутренности сжимаются, становясь влажнее с каждым глотком. Он слишком большой, чтобы полностью поместиться у меня во рту, поэтому я сжимаю его член, двигаюсь, облизывая его, и беру его как можно глубже в горло. Его бедра приподнимаются, мягко толкаясь, а моя голова покачивается вверх-вниз на его коленях.

— Хорошая девочка, — хрипло шепчет Хатч, при этом крепко сжимает мои волосы. — Ты так хорошо у меня сосешь.

От его грязных слов моя киска сжимается, и когда он наклоняется вперед, вонзая в меня свои толстые пальцы, я со стоном отстраняюсь от него. Это словно подливает масла в огонь. Хатч обхватывает мое лицо обеими руками, притягивая мои губы к своим в страстном поцелуе.

Его язык захватывает мой, требовательно и властно, и я хватаю его за шею в ответ, едва замечая, когда он пересаживает меня к себе на колени. Я жадно целую его, потираясь своими покалывающими сосками о жесткие волосы на его груди.

— Сейчас я буду трахать тебя, котенок. — Его глубокий голос звучит у меня над ухом, и восхитительная боль пронзает мои ноги, когда он срывает с меня трусики.

— О, Боже, да, — успеваю ответить я, прежде чем он входит в меня по самые яйца с низким, животным стоном.

Я сверху, в моей голове звучат отголоски той песни, и я качаю бедрами, оседлав его член, пока он обхватывает мою задницу. Он грубо двигает меня, массируя мой клитор о свой таз, отчего перед моими закрытыми глазами вспыхивают звезды.

Я выгибаю спину, и скольжу руками вверх по телу, поднимая груди пока прыгаю на нем.

— Мне нравятся твои сиськи. — Его голодный тон возбуждает меня. — Ты такая сексуальная.

Я чувствую себя сексуальной. Я чувствую себя сильной, и по мере того, как оргазм все жарче расцветает в моем животе, я двигаюсь быстрее, преследуя удовольствие, переполняющее мои чувства. Пот струйками стекает по моим волосам, между грудей, и я запрокидываю голову, когда волна начинает захлестывать меня.

Большие руки сжимают мою задницу, притягивая меня ближе, и когда его рот с силой сжимает мой сосок, я кричу, жестко кончая на его член.

— Это моя девочка, — он делает толчок вверх, дразня мои спазмы, растягивая их снова и снова, прежде чем остановиться, глубоко застонав, когда кончает.

— Блейк… — Это тот же стон, что он издал в душе, и дрожь пробегает по моим пальцам.

Падая вперед, я снова хватаю его за щеки, крепко целуя его, проводя своими губами по его губам и переплетая наши языки.

Он такой хороший.

Он словно мой.

И когда он так выкрикивает мое имя, я верю, что это может сработать.

Когда мы едем обратно в поместье, наши пальцы переплетены, и я ощущаю приятное послевкусие.

— Мне понравилось «Место для поцелуев». Возможно, это мое самое любимое место в Гамильтауне.

Хатч усмехается, а я смотрю на темные деревья, проплывающие за окном. Мои мысли возвращаются к моей сестре, которая была так искренне счастлива сегодня вечером. Она скакала вокруг, позируя юным игрокам в их софтбольной экипировке рядом с супердевичьими башнями из кексов и огромных маргариток.

Маленькие грязные игроки с косичками и широкими улыбками — у некоторых отсутствовали зубы — создавали милое сочетание, и хотя она фотографирует совсем недавно, у моей сестры есть художественный глаз. Мне не терпится увидеть, что Хана запечатлела.

— Прошло много времени, с тех пор как я видела Хану такой увлеченной чем-то, — я поднимаю взгляд и замечаю, как двигается мускул на челюсти Хатча. Его брови опущены, и он выглядит рассерженным. — Что?

Он бросает на меня короткий взгляд.

— Ничего.

Темно, но я могу сказать, что это не пустяк. Шипучее сияние в моей груди остывает.

— Скажи это.

Поерзав на сиденье, он отпускает мою руку, кладя свою на руль.

— Мне не очень нравится, когда Пеппер и Хана сближаются.

Защитный гнев сжимает мое горло, и я откидываюсь назад, скрещивая руки.

— Что плохого в том, что Хана и Пеппер дружат? Я видела только хорошее в том, что они проводят время вместе.

— Пока что.

— И что это значит?

Хатч громко выдыхает, глядя в окно.

— Да ладно, Блейк. Не заставляй меня говорить то, что ты не хочешь слышать.

— Думаю, тебе лучше это сделать, поскольку я не умею читать мысли.

— Хана — распущенная личность. Пеппер — маленькая девочка. — Он поджимает верхнюю губу, и даже если он выглядит восхитительно, гнев, сжимающий мою грудь, убивает это.

— Ты хочешь сказать, что она оказывает плохое влияние? Я не согласна. Хана знает, что Пеппер всего одиннадцать. Она не стала бы делать ничего безответственного рядом с ней.

— Прошлой ночью это ее не остановило.

Это как плеск ледяной воды мне в лицо.

— Что случилось прошлой ночью?

Хатч снова сжимает челюсть, и бросает на меня испепеляющий взгляд.

— Мы получили анонимную наводку в офисе, и когда мы пошли проверить, она была там с Трипом, под кайфом.

— И ты только сейчас мне об этом рассказываешь? — В моей груди бушуют отчаяние и безысходность.

Не знаю, что меня больше беспокоит — то, что Хатч не сказал мне, или то, что мне стыдно, что я доверяла Хане, защищала ее, а она вернулась к своим старым саморазрушительным привычкам.

Нет, я не позволю ему пытаться отстоять свою моральную позицию.

— Если у Ханы проблемы, ты виноват в них не меньше, чем кто-либо другой.

Хатч сжимает кулак на руле, и издает рычание.

— С чего ты взяла?

— Я была единственным человеком, защищающая ее от Виктора, и когда ты отправил меня в Бишоп, это был конец. У нее никого не было.

— Я думал, ты сказала, что он уже… — Его голос понижается. — Насиловал ее, пока вы не уехали.

— До меня доходили слухи, но у меня не было никаких доказательств. Как только ты убрал меня из поля зрения, у него развязались руки.

Подбородок Хатча опускается, и он выглядит раскаявшимся.

— Мне жаль, что с ней такое случилось. Если бы я мог вернуться и помочь ей, я бы это сделал. — Так же быстро он поднимает подбородок и смотрит на меня зелеными глазами. — Это не меняет того, где мы сейчас находимся. Она плохо влияет на мою племянницу, и я не допущу, чтобы она плохо себя вела в моем городе.

— Значит, теперь это твой город? — Я не могу понять, шокирована я или разозлена. — Я думала, ты презираешь все формы притворства, владения городом.

— Это не притворство. Это правда.

Мы подъезжаем к дому дяди Хью, и я хватаюсь за ручку, прежде чем грузовик полностью останавливается.

— Можешь не беспокоиться о том, что моя сестра вмешивается в дела твоей семьи или порочит твое доброе имя в твоем городе. Спокойной ночи, мистер Уинстон.

Выскочив из грузовика, я захлопываю дверь кабины и несусь к входной двери.

Я мимолетно слышу звук его голоса, но мне это не интересно. Я оказываюсь в доме, запираю дверь и свое сердце, прежде чем он выезжает с подъездной дорожки.