Блейк
Хана стоит рядом с кроватью и смотрит на чемодан.
— Странно думать о возвращении туда. В последний раз, когда мы были в Нью-Йорке вместе, Дебби умерла.
У меня сводит живот, и я ненавижу то, что мы до сих пор не знаем, что на самом деле случилось с нашей подругой. Я никогда не куплюсь на официальную версию, что она спрыгнула с балкона после ночной пирушки и таблеток. Дебби бы так не поступила.
Но в отсутствие других доказательств я ничего не могу сделать, чтобы очистить ее имя. Это чертовски расстраивает. Мы всегда заботились друг о друге — Дебби и я, и Хана, насколько это было в ее силах.
— Тебе не нужно брать с собой ничего, кроме туалетных принадлежностей. Может, даже и этого не надо. Мы заберем все, что захотим, из квартиры и на время привезем сюда.
Ее голубые глаза встречаются с моими, и Хана торжественно кивает.
— Нью-Йорк больше не кажется домом, правда?
— Нет.
«Давно уже нет», — думаю я про себя.
— Хана?
Она смотрит на меня, аккуратно укладывая вещи в сумку. Увидев мое серьезное выражение лица, Хана останавливается.
— Что случилось?
— Мне просто интересно, когда ты встречалась с Трипом, в те вечера, когда меня там не было, кто был с тобой? Наташа, Дебби, кто-то еще из парней?
— Я не помню.
Гнев закипает у меня в горле от ее ответного выпада, но сарказм замирает на моих губах, когда я вижу ее лицо.
Она хмурится и смотрит на расшитый блестками топ, который держит в руках, как будто искренне пытается что-то вспомнить.
— Все в порядке, — мягко говорю я, подхожу и беру ее за руку. — Попробуй расслабиться. Посмотрим, может так ты что-то вспомнишь.
Хана несколько раз моргает, прежде чем закрыть глаза.
— Иногда с нами был Грег, и еще один парень, Иван… — Хана сжимает губы, и качает головой, снова открывая глаза. — Иван — это все, что я могу вспомнить.
— Все в порядке! а самом деле, это хорошо, — сажусь на кровать и улыбаюсь ей. — Мы назовем его Иван Икс.
На ее лице появляется легкая улыбка.
— Наверное, ему бы это понравилось. Он всегда старался быть большой шишкой, как Грег. Но он им не был.
Последнюю фразу Хана произносит тихо, и у меня сжимается сердце. Мы с ней никогда раньше не заходили так далеко, но я стараюсь сдерживать свое волнение. Не хочу давить на нее и заставлять снова замыкаться в себе.
— Ты помнишь, что делал Иван? Я имею в виду, кем работает.
Хана морщит маленький носик, и смотрит на окно.
— Он говорил, что изучает кино? Или снимал фильм. Я не помню, — она быстро качает головой. — Это было что-то про кино. Мы с Дебби разделили чуточку мескалина, так что все как в тумане. (прим. Мескалин — галлюциногенное вещество, которое содержится в некоторых видах кактусов.)
Медленно вдыхая, я сдерживаюсь.
— Ничего страшного. Ты можешь вспомнить что-нибудь из того, что он сказал?
— Не совсем, — опускает глаза Хана. — Я никогда не была достаточно умна, чтобы следить за их разговорами. Они всегда говорили о вещах, которых я не понимала.
Нахмурившись, пытаюсь представить, что это может быть, были ли какие-то деловые сделки, о которых слышала Хана, которые я могла бы собрать воедино.
— Ты не помнишь ни одного слова, которое они говорили? Может быть, я смогу это понять.
Хана начинает говорить «нет», но затем быстро втягивает воздух.
— Я помню одну вещь! Он был гермофобом… кажется. (прим. Мизофобия, или гермофобия — это навязчивый страх загрязнения или заражения. Человек с таким расстройством панически боится попадания на кожу микробов — и, конечно, последующего инфицирования.)
Опускаю подбородок, и не знаю, насколько это полезно — и реально ли это вообще, учитывая, что Хана была под грибами.
— Почему ты так думаешь?
— Он всегда говорил о том, что все должно быть чистым или убирать за собой, — Хана морщит лоб и постукивает себя по лбу. — Может, он сказал, что это нужно почистить.
Мне требуется вся моя сила, чтобы сохранить нейтральное выражение лица.
— Это хорошо, Хана, — сжимаю ее руки. — Последний вопрос. Он трудный. Хорошо?
Хана смотрит на меня в ожидании, и я осторожно продолжаю.
— Они когда-нибудь упоминали Виктора? Вы с Дебби когда-нибудь видели Виктора или слышали о том, что он был с ним?
Лицо Ханы бледнеет, и она отводит в сторону круглые глаза. Вынимая свою руку из моей, она подносит большой палец ко рту, но останавливается.
Слегка опустив его, она переводит взгляд со своего большого пальца на меня и слегка улыбается.
— Я вспомнила.
У меня перехватывает дыхание.
— Что ты вспомнила?
— Не грызть большой палец.
— Хана! — выдыхаю с шипением. — О Викторе — что ты о нем помнишь?
— Ничего, — Хана стискивает передние зубы, и на ее лице появляется гримаса гнева. — Я не хочу вспоминать о нем до конца своих дней.
— Хорошо, — медленно выдыхаю, встаю и обнимаю ее. — Ты не обязана. Ты очень хорошо справилась. Я займусь этим дальше.
Наша Нью-Йоркская квартира такая же, какой я ее оставила после торжества, — чистая, отделанная блестящим деревом, немного знакомая и совершенно неуютная.
Я рада, что Хатч и Шрам с нами, даже если ребята заняты поисками Трипа и нашего нового таинственного человека, Ивана Икс.
Я рассказала Хатчу обо всем, что поведала мне сестра во время короткого перелета из Чарльстона, и он передал информацию Дирку, который ведет поиск по этому новому имени из своего дома в Гамильтауне.
— Ты собираешься повидаться с Трипом или встретиться с ним где-нибудь? — наблюдаю, как Хатч использует приложение для отслеживания на своем телефоне, чтобы найти нашего друга. — Он живет несколькими этажами ниже, так что, скорее всего, он сейчас там.
— Ага, просто проверяю, работает ли эта штука. — Даже в простых джинсах и черной футболке, поверх которой надета черная куртка, Хатч выглядит как модель.
Он такой высокий и широкоплечий, и мускулы на его квадратной челюсти двигаются, когда он думает. Несмотря на то, что время выбрано неудачно, я не могу удержаться от желания провести по ней языком. Он такой желанный.
— Пока он не знает о нашем присутствии, я буду следить за тем, куда он пойдет, и надеяться, что это приведет к чему-то компрометирующему.
— У вас есть что-то конкретное на примете?
Хатч немного колеблется, прежде чем ответить на мой вопрос.
— В Бруклине есть банкомат, который обрабатывает криптовалюту. Дирк отследил несколько транзакций по счетам, которые мы отслеживаем, до этого банкомата. Я надеюсь, что он — тот, кто их совершает, или один из них.
— Все это так запутано. Что ты будешь делать, когда найдешь людей, стоящих за всем этим?
— Не то, что хочет от меня твой дядя, — ворчит Хатч. — Мы получим ордера на их арест и будем надеяться, что нам удастся завести дело.
У меня в животе появляется неприятное ощущение, и мне почти не хочется спрашивать.
— Есть ли шанс вернуть наши деньги? Или деньги, которые я отправила шантажисту?
Пристальный взгляд зеленых глаз прикован к моим глазам.
— Безусловно. Если нам удастся доказать, что они их взяли, мы вернем их из всех активов, которые у них есть. Я сказал, что верну ваши деньги, и я это сделаю.
Улыбаясь, я подхожу к нему, кладу ладонь ему на плечо и целую в щеку.
— Я не волнуюсь, пока ты здесь.
Хатч проводит большим пальцем по моему подбородку, заглядывая глубоко в глаза.
— Ты подумала о том, что я сказал прошлой ночью?
У меня сжимается грудь, и я киваю. Стоя здесь, совершенно трезвая, при свете дня, я вспоминаю, как Хатч сказал, что влюбляется в другого члена семьи моего дяди.
— Я думала об этом практически без остановки.
— Что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты это запомнила. Хорошо?
В моей груди зарождается страх, но я киваю, когда он продолжает.
— Я буду защищать тебя. Хана — часть этой сделки. Я никому не позволю причинить вам вред.
Я обвиваю руками шею Хатча, и от его слов страх в моих жилах сменяется спокойным удовлетворением. Когда он поворачивает мое лицо и накрывает мои губы своими, мое удовлетворение превращается в вожделение.
Возможно, Хатч влюбляется в меня, но я знаю, что влюбляюсь в него.