Без очереди в рай

Глава 10

Вероятно, вечеринка удалась — до сих пор сестренке подобные фуршеты удавались все без исключения. Талант, достойный подражания, но сегодня для меня обременительный. Чересчур паршиво было на душе, приходилось порядком напрягаться, чтобы соответствовать тусовке. Временами я просто выпадала, вечер, как мозаика, рассыпался на бессвязные фрагменты, никак не складывающиеся в сколь-нибудь осмысленный рисунок. По натуре человек я в самом деле замкнутый, однако же обычно практически в любой компании чувствую себя если не комфортно, то уверенно. Но сегодня… но даже и сегодня — не могла же я себе позволить потерять лицо! Не дождетесь. Янка, держи физиономию!

С большинством из трех десятков человек гостей я была знакома так, вприглядку. В общем, тоже люди — бомонд районного масштаба, деловой и прочий полусвет, народ значительный и мне неинтересный. Слишком быстро уйти я не могла — в конце концов, положим, сестра бы поняла, но оно же всё равно обидно, правильно? В конце-то расконцов! Пришлось себя вести: общаться, улыбаться, смеяться, опять общаться, снова ни о чем, держаться, мило улыбаться, улыбаться вежливо, загадочно, умно, тонко, иронично, проницательно… Поведение почти что рефлекторное, избыточным мышлением не отягощенное, выводящее сознание за скобки. По-своему даже и занятно: этакое ощущение другой, чужой самой себе, да еще и в чуждом окружении. Заключительная серия шоу «За стеклом», где Янка тоже имя постороннее. Взгляд и нечто на себя со стороны…

Вот и будем посмотреть со стороны.

Ага, авось чего и выглядим…

На самом деле, высматривать особо было нечего. Вечер шел как шел, как ему и должно, как идут обычно такие вечера. Народ закусывал изящно и легко, пил качественно и разнообразно. Вдоволь наклубившись около стола, публика помалу сбивалась в переменчивые, словно комбинации шаров на бильярде, порой весьма причудливые группки. Спиртного было вдосталь. Бомонд гудел по нарастающей, разговоры становились громче, нравы проще, анекдоты скабрезней. Мужчины в конституционном большинстве вели себя конкретнее, дамы — сообразно положению, Яна (наряду с другими посторонняя, но где-то как-то это всё же я) — но и Янка на свой лад тоже не скучала. По-своему тоже жизнь…

На спиртное она не налегала, но и не манкировала им, трезво полагая, что всухомятку Лерочкин фуршет ей набьет оскомину. В компании Яна не нуждалась, но и без нее не оставалась, желающих с ней чокнуться хватало. Разговоры в основном случались светские, сиречь пустопорожние, сознание почти не задевавшие. За редким и тоже, в общем-то, пустяшным исключением — таким, как, например, эпизод с Басмаевым.

Походя ответив на очередной не первой свежести изящный комплимент, Яна задержалась у стойки со спиртным, выглядывая этикетку пришедшегося ей по вкусу бренди. Початой бутылки не нашлось, она не слишком ловко принялась откупоривать полную.

— Позвольте мне. — Оказавшийся рядом с ней Басмаев взял у нее сосуд, знаком подозвав одного из уже привычной Яне пары бодигардов: — Стас, распорядись. И для меня, — и покуда тот сноровисто управлялся с пробкой и наполнял посуду, продолжал: — Не могу не похвалить ваш вкус, марку вы выбрали достойную. Из доступных в наше время коньяков «Хеннесси» пожалуй что и лучший. Хотя… — Басмаев высмотрел на стойке невзрачную бутылку, нашел чистый бокал и налил на донышко. — Попробуйте. Кстати, а вы знаете, почему при дегустации иногда используется черный хлеб?

Знатоком Дайана не была, но основы некогда усвоила.

— Догадываюсь. Хлеб, — Яна чуть заметно улыбнулась, — черный, равно как и любой, хотя бы даже пресная лепешка, лаваш, к примеру, будучи отличным адсорбентом, убирает послевкусие предыдущего напитка. — Она вдохнула коньячный аромат. — Я не дегустатор, но попробую. Без хлеба, если вы не возражаете… — Яна не спеша втянула жидкость в рот, вдумчиво покатала коньяк по языку, лишь затем глотнула. — М-м… — она дождалась послевкусия, — этот тоже по-своему неплох, — согласилась Яна. — Терпче «Хеннесси»… букет, пожалуй, ярче, но хуже сбалансирован. Похож на дагестанский лучших лет…

— Однако! Он и есть, специального разлива. Я немного связан с этим бизнесом… А вы и в самом деле разбираетесь, — с неподдельным уважением произнес Басмаев. — Откуда, если не секрет?

— Отец когда-то просветил, — усмехнулась Яна. — Посчитал, что девочке-подростку следует заранее привить культуру пития. Что-то вроде вакцинации против подворотен.

— Уважаю, — оценил Басмаев. — Однако же прошу, — передал он Яне один из наполненных охранником бокалов. — За вас, если позволите. — Он отсалютовал.

— Благодарю вас. — Яна пригубила. — Я даже и не знала до сих пор, что у вас есть интересы и в коньячной сфере, — поддержала она светский разговор.

— А также в винной и ликеро-водочной. — Басмаев усмехнулся. — Вы на самом деле обо мне многого не знаете — равно как я о вас. Но ведь это поправимо, правильно? — улыбнулся он. — А не упростить ли нам немного этикет, как вы полагаете?

Яна мягко покачала головой:

— Не до брудершафта.

— Что ж… — на вид Басмаев не обиделся, — мне, признаться, импонирует ваша независимость. — Но разговор сменил: — Некстати, но спрошу: я слышал, что у вас на службе неприятности?

Яна снова качнула головой:

— Ничего такого… — Она подобрала слова: — Ничего такого, что стоило бы удовольствия от рюмки коньяку, — Яна приподняла бокал: — Букет теряется.

— Недурно сказано. — Басмаев жест вернул. — Надеюсь, вас не стоит упрекать в излишнем легкомыслии?

С ответом она не задержалась:

— Неужели вы из тех отчаянных мужчин, кто всерьез считает, что у женщин могут быть иные мысли, кроме облегченных, в стиле лайт?

Бодигард неподалеку хмыкнул.

— А вы ехидина. — Басмаев не поморщился. — Впрочем, вам идет. Право, нам бы с вами стоило сойтись несколько поближе. К тому же повод есть… ну да повод-то всегда, положим, есть, было бы желание, не правда ли? — усмехнулся он. — Я, собственно, к чему, — продолжил он серьезнее. — Как я уже сказал, деловые интересы у меня весьма разнообразные. От сестры вы, вероятно, знаете, что я вложил значительные деньги в частную наркологическую клинику, назовем это пока хотя бы так. На самом деле, это коммерческий медицинский центр системного лечения: от начальной дезинтоксикации и глубокой очистки организма до полной соматической и психологической реабилитации наших пациентов. Вопрос простой: как вы отнесетесь к перспективе работать в таком учреждении?

Дефицит энтузиазма был не на лице, но налицо.

— В качестве кого? — без живого интереса уточнила Яна. — Я же не нарколог, как вы знаете, я линейный доктор «неотложной помощи», не более того, — заметила она.

— Но ведь и не менее, — Басмаев роскошно улыбнулся. — Для толковых молодых врачей лучше «неотложной» школы не придумаешь. Вы так не считаете? — Вопрос был риторическим. — А специализация — это не проблема, — продолжал Басмаев, — оплатим курсы, подучитесь, получите сертификат, лицензию… что там еще? Не принципиально, все проблемы разрешимы, повторюсь, было бы желание. Платим мы разумно: двести долларов — базовый оклад, плюс весьма большие премиальные. Впрочем, эти, как и прочие, подробности лучше обсуждать уже в деловом режиме. Не возражаете?

— Но…

Несколько смешавшись, Яна спряталась за рюмку с коньяком.

— Вот и замечательно. Я оставлю вам рабочий телефон. — Он вытащил бумажник. — Черт, ни одной визитки при себе… Ладно, не беда, сочтем, что этикет мы всё же упростили. Стас, дай-ка мне твою. Стило у меня есть…

Паркеровским золотым пером на обороте Стасовой визитки Басмаев вывел телефон.

— Прошу. Прямой служебный номер, в обход секретаря. С разговором, кстати, лучше не затягивать. Давайте-ка сейчас же и условимся. — Он прикинул: — Суббота с воскресеньем выпадают, понедельник день тяжелый[5], вторник… да, вторник это оптимальный вариант. Позвоните в середине дня, тогда всё и обсудим. Общий язык, уверен, мы найдем — у нас гораздо больше точек соприкосновения, чем вы подозреваете. Поверьте на слово, — странновато усмехнулся он. — Что ж, очень хорошо, — заключил Басмаев, — во вторник жду. А пока подумайте. — И мягко подчеркнул: — Хорошо подумайте.

— Хорошо, — пообещала Яна, — я подумаю.

«И отвечу нет», — добавила она, впрочем, про себя.

Менять пусть не престижную, зато живую и в целом необременительную суточную службу на денежную, но каждодневно душную и однообразную работу она не собиралась. Даже и теперь, на фоне неприятностей, вернее говоря — тем более теперь. Обиженно уйти не позволял характер, к тому же предложение Басмаева не стоило тех сложностей, которыми могло быть чревато. Да и прозвучало оно как-то слишком неспроста, даром что такие предложения вообще просто так не делаются. Но что бы под ним не подразумевалось, какой бы подоплека ни была, Яну это не интересовало. Дело было даже не в личности Басмаева, если беспристрастно разобрать, всякая зависимость ей всегда претила. Иногда, возможно, слишком, но…

Кстати, что до личности, то сестренку Яна в чем-то понимала. Мужчина во всех смыслах состоятельный, решительно умен, умеет быть довольно привлекательным… с подтекстом человек, чем-то — уверенностью, хваткой, волей, например, — похож на Кейна-старшего… впрочем, во фрейдистский компонент Яна предпочла не углубляться. В конце концов, ничего нет неожиданного в том, что мужчина любит тело, а женщина взамен предпочитает дело. Правила игры есть правила игры, расслабься и получишь удовольствие, — или вовремя умей ответить «нет». Желательно с улыбкой, можно даже многообещающей.

Так Яна и решила.

Вечеринка развивалась по законам жанра. Мужчины распускали галстуки, дамы — языки, павлины — оперение. Гости кучковались, пили о своем, говорили в основном о чем-то для Дайаны постороннем. Кое-кто из деловых людей ушел, кто-то, видимо, недавно подошел; в гостях она запуталась, словно заблудилась. Элегантно пропустив мимо ушей авансы очередного «кавалера», апоплексического склада депутата местного самоуправления (от коммунистов, кажется), Яна решила поддержать себя очередным бокалом всё того же «Хеннесси».

В голове шумело. Выпитого было довольно для того, чтобы чувствовать себя сравнительно приемлемо. То есть много, в иных условиях для Яны чересчур, однако всё же явно недостаточно, чтобы с перепою видеть то, чего не существует. Например, розовых слонов или сиреневых мышей — или Эдичку Хазарова, приватно беседующего в другом конце гостиной не с кем-то, а с самим Басмаевым. Увидеть его в этом обществе она никак не ожидала, но поскольку Эдик там действительно стоял, оставалось допустить, что ей элементарно померещилось. Но поскольку ей не померещилось, и Хазаров там и в самом деле о чем-то толковал, и при этом именно с Басмаевым…

Яна с сомнением понюхала коньяк. Он был хорош, но всё же не настолько.

Из ступора ее вывела сестренка:

— Не скучаешь, старшая? Улыбочку… — с камерой в руке подошла к ней младшая, — мерси. Как жизнь?

— Жизнь? — Яна снова покосилась на коньяк, затем опять на Эдичку. — Жизнь как жизнь, жаловаться некому, — рассеянно ответила она.

— А есть на что?

— На что всегда отыщется, было бы кому… — На всякий случай Яна решила не усугублять и коньяк отставила. — Слушай, мать, развей мои сомненья: тот, в углу стоит, с Русланом, это кто?

— Ты чего, мать, наркотой обхавалась? — подивилась Лера. — Ты же с ним работаешь! Эдичка Хазаров! Ну ты даешь, — покачала головой сестренка.

— Даю, но избранным… — Сомнения ее не оставляли: — А он-то здесь зачем?

— Да напросился как-то. Встретила его на днях у поликлиники, короче, то да се, ну я и пригласила. Типа просто так, для разнообразия — вдруг тебя с моими бухуями на мрачняки пробьет!

— С буху… как, пардоньте?

— С бухуями, с бухуями, мать: от «бухать» и…

— Ясненько, — усмехнулась Яна, — вторую производную можно опустить.

— Правильно, пусть сами догадаются, — ухмыльнулась Лерочка. — Так что там с Эдичкой — что-нибудь не так? У тебя же с ним как будто что-то было… или нет? — прищурилась она.

— Или да, тебе-то что за разница, — огрызнулась Яна. — Во-первых, не было, во-вторых, давно, так что всё неправда. А в-третьих, младшая…

Сестренка отмахнулась:

— А в-пятых — ну тебя! Не будь занудой, старшая… — И, широко мазнув по окружающим объективом камеры, спросила живенько: — А в общем как тебе, тусовка, в смысле?

Янка невзначай зевнула:

— В общем, э-э… в общем тоже жизнь.

Сестренка недослышала:

— Ась? — Лера тоже, в свою очередь, на что-то отвлеклась, на чье-то платье, кажется: — Н-да… пардон. Так как тебе тусовка?

Яна улыбнулась:

— Типа как.

Сестренка хмыкнула:

— А типа как бишь это то есть как?

— А где-то как-то так, что-то типа вроде, — объяснила Яна.

Сестренка оценила:

— Хорошо поговорили, содержательно, — со смешком пробормотала Лерочка, — конкретно типа, слышь! Ты неисправима… Ой, — невесть по какой ассоциации припомнила она, — я же нашей старушенции так и не звонила. Вот закрутилась, а! Пойду-ка отзвоню, не то опять забуду. — Она сорвалась с места. — Не скучай!

— Ни в коем случае.

Сестренка упорхнула.

Яна мельком оглядела зал. Ничего вокруг не изменилось: те же лица в похожих комбинациях, те же жесты, те же интонации, разговоры тоже еще те. К Хазарову с Басмаевым присоединилась пара бодигардов, судя по всему беседа там подошла к концу. Заметив краем глаза ищущий взгляд Эдички, обращенный к ней, Яна отвернулась. Не то чтобы она испытывала неприязнь к нему, имела что-то против, отнюдь… наоборот, хотя бы только из чувства справедливости Эдика бы следовало поблагодарить за его поддержку на собрании. Следовало, да, однако до сих пор всякое напоминание об утреннем судилище было для нее чересчур мучительно. После всего сказанного там никого из сослуживцев видеть не хотелось, даже и его, отчасти даже — тем более его. И то: утешений бывшего любовника ей только не хватало!

Захотелось как-то потеряться, хотя бы ненадолго улизнуть, втихаря перевести дыхание. Яна очень кстати вспомнила, что с самого начала вечера больше не курила. Отчасти это внушало оптимизм: проблемы есть проблемы, проблемы есть всегда, так что слишком распускать себя всё-таки не следует. Конечно, иногда, в особенности к месту и ко времени…

Курили у Лерочки практически везде, кондиционирование работало отлично, но Яна предпочла одиноко посмолить на лестнице. В продолжение вечера дверь не запиралась. Взяв в прихожей пачку сигарет из сумочки, заодно переложив туда визитку из кармашка пиджака, она тихонько вышла, закурила, поднялась на лестничный пролет. На площадке между этажами, обычном месте курильщиков-мужчин, которых праведные жены шугают из квартиры, отыскалась даже банка для хабариков.

Всё было ей знакомо: тусклый свет, грязные потеки на сероватой побелке потолка, депрессивные обшарпанные стены, тинэйджерские граффити на них, пыль в палец толщиной на оконных стеклах, стойкий припах гнилого табака, мусоропровода и бомжатины. Для врача родимой «неотложной помощи» привычный антураж, не раз, не два, не сто раз прежде виденный, разительный контраст с сестренкиным жильем — разительный, хотя и рядовой, чтобы не сказать, что повсеместный. В конце концов, и это тоже жизнь.

Граффити ее местами позабавили. Мочеполовая похабень на великом матюгучем русском впечатляла в основном количеством ошибок в начертании. Тем паче не явился откровением недоделанный английский матерок, а в том, что децлное поколение next сплошь и рядом плющит и колбасит, она и без того не сомневалась. Да, еще и штырит, разумеется, но зато наряду с кислотным откровением «Кожура больше, чем банан» (кто бы спорил, а Яна согласилась) красовалось ей под настроение: «Жизнь — болезнь, передающаяся половым путем». И неизбежно приводящая к летальному исходу, могла бы дописать Яна от себя, но, само собой, не дописала. Тоже, в общем, скучно, господа…

Вдоволь наскучаться Яне не пришлось — курильщиков на лестнице прибавилось. Удивительно, отчасти и смешно, но одним из них оказался Эдичка. Из квартиры вместе с ним вышли и басмаевские мо́лодцы. Что до бодигардов, то ху из ху из них она вроде как усвоила: тот что выше и светлее — Стас, коренастей и темнее — Гарик. Касательно же Эдички… признаться, Яне немного странновато было видеть (слышать, точнее говоря) Эдика в компании этих «типа как бандитов». Тем не менее факт оставался фактом; впрочем — ну и что? Бывают странные сближения.

(Еще один пустяшный эпизод, достойный малой толики внимания.)

В отличие от Яны Хазаров и басмаевцы не поднялись, а спустились на пролет, таким образом ее все трое не заметили. Самой ей объявляться было лень, не заметили — не очень-то хотелось. Подслушивать она не собиралась, разговор ее не интересовал, хотя реплики она невольно слышала. Темный Гарик оказался еще и молчаливее, с Эдичкой трепался больше Стас.

Говорили о чем-то о своем, для нее опять же постороннем.

В суть Яна не вникала.

— …и вообще, — продолжал Стас с середины фразы, — с чего ты взял, что он здесь при делах?

— Не держи меня за идиота, — угрюмо бросил Эдичка.

Гарик что-то проворчал, а Стасик:

— Да кто же тебя держит? — Показалось, он внизу пожимал плечами. — В чем проблема. — Он прихмыкнул: — Спрыгнул и беги, пока, блин, не догонят. — Стас сплюнул и растер. — Вот так-то, Эдичка.

Подал голос Гарик:

— Совет бесплатно хочешь? Для друзей, по жизни, так сказать, конкретно типа, да?

— Короче, — трепыхнулся Эдик.

— Не гони, — опять вмешался Стас. — Если кто и держит тут кого, так это ты себя за шибко умного… Ты знаешь, от какого слова «мудила» происходит? В натуре от «мудрить». Будь проще, Эдичка, чудаки на букву «м», особенно с большим воображением, на этом свете долго не живут. Усекаешь? — Подвисла пауза. — Вижу, что усек, ты пацан понятливый, — он вроде как осклабился. — Так, а теперь врубись.

Он понизил голос, смысла стало совсем не разобрать. Стас что-то настойчиво втолковывал, Эдик односложно отвечал, Гарик ограничился парой междометий. Яна чувствовала себя не самым лучшим образом: происходящее ниже этажом определенно не предназначалось для чужих ушей, но теперь обозначать свое присутствие было поздновато. Раньше надо было типа кашлянуть…

Немного погодя реплики опять зазвучали достаточно отчетливо. Стасик явно подводил итог:

— …короче, разведем вас по понятиям. За всё платить придется, только так… — Он добавил с деланым сочувствием: — Что, с деньгами плохо?

— С ними хорошо, — мрачновато отозвался Эдичка.

— Это правильно, без них гораздо хуже, — опять прихмыкнул Стас. — Увы, пролетаешь мимо кассы, Эдичка. И рад бы подсобить, да не могу — сам недавно на жилье потратился. Ты как бы извини.

— Я как бы перебьюсь, — огрызнулся Эдичка.

— И это правильно. А то одна фигня: берешь чужие, отдаешь свои… чужие берешь временно, заметь, а свои, блин, навсегда отдавать приходится. Усек прикол? Не знаю, как тебя, меня так жаба душит. — И после паузы: — Так мы договорились?

Эдичка ответил глухо:

— Да.

— Вот и ладно. Перетерли, всё, базара не было, — закончил было Стас, — пошли отсюда. — Но вмешался Гарик:

— Погоди. Еще один совет. Пока бесплатно. — «Пока» он выделил. — Ты вроде возле Янки ошиваешься? По жизни я тебя, конечно, понимаю: без базара, лялька первый сорт, типа как конкретная. Но тут такое дело, ты врубись, у папы на нее свой расклад имеется. У папы, понял? Надо объяснять? Короче, тебе там места нет, рыжая тебе не светит, Эдичка. Усек? Что скажешь?

Эдик промолчал.

— Мы друг друга поняли?

Молчание звучало как согласие. Признаться, «ляльку» это даже как-то покоробило, даже и неловко как-то стало за него… да и за себя не слишком ловко.

Н-да…

— Добазарились. Пошли, гумозно здесь.

Яну они, к счастью, не заметили.

В дверях они столкнулись с вездесущей (с одним «с», очевидно) хозяйкой вечера. Та была в своем репертуаре:

— Улыбнулись, мальчики!.. Сойдет. — Впрочем, уточнила: — Для фильма ужасов. — Судя по всему, Лерочка опять развлекалась с камерой. — Кстати, о кино — вы Янку там не видели?

— Нет, откуда, с чего ей там скучать. А что? Проблемы?

— Не могу найти, рассосалась как-то.

— Чего-нибудь стряслось?

— Мелочи. Дома у нее соседке приплохело. Вроде бы…

Дверь прикрыли, продолжения разговора Яна не услышала.

Через несколько минут она была на улице.

«Она», понятно, это то бишь я, э… да. Точка. Изячно изложила… ну да с пьяных глаз в конце концов сойдет. Плевать. Главное, понятно, что Яна — это я, а другие остальные посторонние на сегодня мне осточертели.

Эпизод на лестнице меня без малого вывел из себя: как же, блин, расклад на меня имеется! У папы типа, блин… Щаз-з, бишь чичас: да прыгал бы тот папа на мусорном бачке — до тех пор, пока крышка не провалится! Не знаю, а теперь из принципа не желаю знать, при чем там снулый Эдичка, но лично у меня послевкусие от разговора осталось словно от помойки — и от Эдичкиного умолчания тоже. Отчасти даже по-своему смешно: очарована я им давно как не была — а ведь вдребезг разочаровалась! Логика опять же та еще; расщеперьтесь, бабоньки…

Начхать. Больше меня это не касается. Переждав минуту, я вернулась в дом и наскоро переговорила с Лерой. Елизавете Федоровне она таки дозвонилась, поблагодарила, короче, то да се, но в итоге по голосу старушки почуяла неладное. Большего, чем типа «нездоровится, как-то мне не очень хорошо» от Нарчаковой сестренка не добилась, но на всякий случай решила меня предупредить. И правильно, потому что «чувствую себя не очень хорошо» на языке моей соседки означало скорее «очень плохо». Признаться, вовремя — слава богу, конечно, не скажу, но… м-м, сказать, оно, конечно, не скажу, но поводом конечно же воспользуюсь.

Короче, пора мне было сваливать.

С сестренкой распрощались без обид, всё сложилось к лучшему.

На улице по-прежнему было неуютно, ветрено и уже темно. Слегонца разъяснилось, сквозь прорехи в облаках, словно вата из худого одеяла, вылезала полная луна. Лерочкина девятиэтажка, одна из типовых, зачастую меченных одним и тем же номером (дом такой-то, корпуса один-два-три, иногда четыре, случается и пять, вышла Янка погулять), стояла в самой глубине огромного квартала, между Бухарестской и Софийской. Пейзаж, днем местами даже симпатичный, сейчас был мрачноват: безлюдье, неблизко расположенные здания, приемлемые разве что для внедорожников проезды, продуваемые скверики, заброшенные детские площадки. Редкие, как в позабытом Богом пригороде, фонари светили немногим ярче ведьминых огней на каком-нибудь заслуженном болоте, каковым, если верить здешним старожилам, и являлось Купчино лет тридцать так назад. Всё-таки прогресс, чтобы не сказать, что прогресс — но всё-таки…

Машину с одинаковым успехом можно было отловить как на Бухаре, так и на Софии. До Бухарестской было пожалуй что поближе, зато курс на Софийскую приходился по ветру. Последнее выглядело предпочтительнее: не галсами же прикажете идти! Пустыри там, правда, стремноватые — ну да лично мне не привыкать, не в первый раз живу на этом свете.

Угу.

Недурственно бы, впрочем, не в последний. Догадались? Правильно, поспешила я насчет «всё сложилось к лучшему». То ли закон подлости, то ли принцип Мерфи: если неприятность должна произойти, никуда ты от нее не денешься. Будто в самом деле сглазил меня кто.

— Эй!..

До пустырей я так и не дошла. Буквально в двадцати шагах от Лериной парадной, крайней в доме, в темном сквозняке между корпусами меня и прихватили.

Раскадровка:

— Эй, ну-ка стой!

Стою. Гоп-стоп, звиздец пришел из-за угла, гоп-стоп… Где гопа, там и стоп, чтобы не ругнуться словом «задница». Гопа: трое, двуногие тире членистоногие. Впотьмах не слишком различишь, но — молодые, не тинэйджеры, но и не мужики — отморозки призывного возраста. Без выхлопа, но явно не в себе, судя по всему — крепко закумарились… безбашенные мальчики, иногда такие вещи просекаешь сразу, однозначно… жопец в натуре, блин.

— Замри!

А потом не «отомри» — умри. Как же: торжество, мол, разума в том и состоит, чтобы уживаться с человеками, оного лишенными. Не я — Вольтер, но тоже мимо темы: тут не уживаться надобно, а тупо выживать. Словесами с такими не поладишь: с некоторыми ладить по определению нельзя — можно только радикально сладить. Именно.

— Не рыпайся, пацан!

Спасибочки. На «пацана», положим, я бы могла и возразить. Нет, я понимаю: на улице темно, стрижка у меня мальчишески короткая, одежка, допускаю, унисекс — но, пардон, не до такой же степени! И добро бы, кстати, в первый раз — имидж, что ли, пора подкорректировать? Спасибо, не сейчас; ну сами посудите…

Да, еще «не рыпайся». А куда я денусь, если упыри довольно грамотно взяли меня в центр треугольника, причем один из них выщелкнул лезвие пружинного ножа, и притом отнюдь не для плезиру. Есть видимая (даже в темноте — шестым, седьмым, десятым чувством) разница между человеком, который грозится убивать, и который хочет, намерен убивать. Этот не грозился, этот был взведен, заряжен смертью по уши. Тут уж, право, рыпайся не рыпайся…

Но что еще мне делать, господа? Дать себя раздеть, а потом зарезать? Не по мне, я как раз порыпаюсь. В иных случаях карате в женском варианте сродни баллончику со слезоточивым газом: прыснул и беги, есть шанс, что не догонят. В иных, но не в моем, и не потому, что как боец я стою чуть поболее, отнюдь не потому, что под ножом не сразу разбежишься и на каблуках не факт что убежишь, а… кстати, почему?

А карта так легла. Опять же — если зверь отведал человечины…

(Впрочем, если зверь отведал человечины, еще не означает, что она пришлась ему по вкусу. И вообще чем больше я узнаю людей, тем с большим уважением отношусь к собакам… э-э… сама-то поняла?)

Не суть. Короче говоря — обознались, мальчики. С кем другим бы номер и прошел, но тут вы мимо кассы. Я вам не другая, я, пардоньте, это то есть я, лично мне добавить больше нечего.

Точка.

Итого:

— Эй, ну-ка стой, замри, не рыпайся, пацан! — А дальше как положено: — Сумку, деньги, телефон — всё, короче, быстро! — И лезвием вперед, пока для страху: — Ну!!

А почему бы нет? Я женщина нежадная:

— Держи.

Ну просит человек, невежливо отказывать. Лови, раз напросился: я не слишком резко, не желая спровоцировать удар, бросила сумец заряженному, готовому слететь с предохранителя отморозку с лезвием. Неудобно бросила, поверху и вбок, вынуждая его хапнуть сумку обеими руками, на миг забыв про нож и сдав полшага в сторону. Переключка моментальная; трюк, в общем-то, затасканный, простой, но порой на него и профи попадаются. Правильно, дают — бери, бьют… ну, теперь, когда противник, смазав равновесие, оказался в положении «ноги шире плеч», можно и ударить.

На раз-два-три. На всё про всех три секунды — много.

Время фрагментировалось.

Раскадровка:

раз: левая нога опорная, правой — без затей, на силу, как в футболе пыром по мячу — упырю с ножом по гениталиям. Замечу — отнюдь не по злобе, лишь по медицинским показаниям. Правильно, опять-таки жизнь хоть и всеёбщая болезнь, но таким вот разносить ее не следует. Контрацепция случилась радикальная — я не питерский футбольный клуб «Зенит», с линии ворот в створ всяко не промажу. Чпок! первый номер в ауте, и два: одновреме́нно (одновре́менно? синхронно, по-русски говоря) с возвратным движением ноги — усиленный всем корпусом и второй рукой правый локтевой удар назад, по-нашенски — уширо-эмпи-учи. Зряче проведенный в солнечное сплетение подонка за спиной запрещенный (только на татами, разумеется) боевой прием дух из него не вышиб, но дыхание на время перешиб. Номер два в офсайде — минус два, а ведь первый, растерявши нож и сумочку, даже еще скрючиться-то толком не успел, а три: оставшийся, крупнее остальных, только-только начал как-то дергаться. Бестолково как-то — понимаю, с этакой раздачи не вдруг сообразишь, как целее будешь. Быть или бить? Заваливать меня — или от меня, как от греха, подальше сваливать? Шекспировский вопрос, я бы и сама, наверно, призадумалась. Пришлось помочь. Ногой. Ага, по думалке, в целя́х оптимизации процесса. Карта так легла: левая по-прежнему опорная, тело, закрученное предыдущим локтевым назад, работает одновременно пружиной и маховиком, усиливая до предела мощный, наружным круговым движением удар ногой — маваши-гери правой, но хоп! доводка малость смазалась. По глазам ударил свет автомобильных фар. Касательно доводки — не беда: подонок на ногах хоть устоял, но близок был к нокдауну. Хуже было то, что неслышная за ветром, вынырнувшая словно ниоткуда машина целенаправленно неслась на нашу так сказать компанию — и ведь в самом деле адресно неслась!

Растеряться я не растерялась, теряться было некогда, но адреналин прошиб насквозь, как пот. Если кто-то полагает, что весьма (весьма!) некрупной женщине, пусть и очень крепкой каратеке, так просто справиться с всё-таки тремя пусть не шкафообразными, но всё-таки громилами, в головах которых опричь агрессии гуляет опупин, сам пускай попробует. А ежели еще в рискованную, да, но уже просчитанную, а потому имеющую шанс на благополучную развязку, ситуацию вмешивается этакий слепящий форс-мажор, то…

Сами понимаете. Что да почему да блин какого черта — вопросы не ко времени. Счет шел не секундами — исчезающе малыми долями.

Между мной и мчащейся машиной находился недобитый тип, двое остальных крючились позади меня по разным сторонам разбитого проезда. В самый распоследний миг притормозив, легковой автомобиль, «жигуль» восьмой модели, даже и не сильным, показалось даже — рассчитанным толчком отправил недобитка в мою сторону. Не принять подачу было бы, наверное, невежливо. Спасибо. И совсем немного айкидо: захват руки противника, упор, плечо ему в подмышечную впадину и — продолжая его же траекторию, «оседлав» его инерцию — бросок. П-пошел!

Тяжелый всё же, гад, аж суставы крякнули. Но хорошо пошел. Почти по анекдоту про вызов травматолога: «Помогите, доктор, девушка меня сегодня бросила». — «Юноша, идите к психиатру!» — «Доктор, я же десять метров пролетел…» Вранье, естественно: метра три, не более того, но зато как грохнулся! Грамотно попал, конкретно, как в кино — аккурат на своего подельника, номера второго, скажем так, в дополнение к тому локтевому правой. Вот и ладненько, и править не пришлось: без помощи врачей после таких трюков поднимаются только каскадеры на съемочной площадке.

Так, что с машиной? Покамест ничего. Автомобиль стоял, водитель вылезал, больше никого в салоне не было. Странненько… однако — пусть его, позволим объясниться, затем — по обстоятельствам. Номер раз…

Ах ты, мать, опустим «перемать». Дерьмец под первым номером, сваленный ударом между ног, исхитрился-таки враскорячку встать и даже подобрать тесак и сумочку. Похоже, половые органы служили извращенцу разве что «дорожкой» для иглы, благо вены на концах и в самом деле знатные. Я, кстати, не шучу — некогда сама лечила наркоману фуевую (во всяком смысле слова) гангрену Фурнье, привнесенную таким занятным способом… Ладно, всё бывает; но зачем же на меня нож опять нацеливать?!

Что ж, если по-хорошему не понял человек, можно по-плохому. Ага, вот убью скотину, будет хуже некуда. И будь что будет.

(Типа «гуманистов» прошу не беспокоиться. Прошу пана — пусть вас для начала разденут и зарежут, тогда, возможно, и поговорим. Может быть, тогда иные господа правозащитники наконец сумеют уяснить, что права имеются не только у бандитов и чиновников, но также у их жертв, пускай не состоявшихся. Именно вот так.)

Оскоромиться мне, впрочем, не пришлось. Водила оказался быстрее, чем казался: скользнул из-за руля, очутился за спиной моего противника и — уложил его. Ага, даже слов худых не говоря, на раз, как выяснилось — шокером. Хорошая игрушка: вжик — и все дела. А я корячилась!

Впрочем же, недолго я корячилась. Если опустить рассуждения на тему, вдоль темы, а паче — мимо темы (это я от нервов), а проще — раз-два-три с учетом форс-мажора добавить до пяти, то примерно время боя и получится. А всего с момента выхода из Леркиной парадной — минуты полторы. Всего. Всего-то ничего, а та еще киношка, Голливуд завидует.

Поверженные на асфальт тела в свете фар смотрелись выразительно. Водила тоже оценил:

— Однако… — протянул он мне подобранную сумочку, — лихо вы управились!

— Благодарю вас. — Повесила я сумку на плечо. — Могло быть хуже. — Я не преувеличила: психани я малость чуть поболее, полутрупами бы всё не обошлось — замочила бы. — Спасибо, что вмешались.

А кстати, на фига?

Он улыбнулся:

— Было бы за что. Дело, конечно, не мое, но не люблю я, знаете ли, когда втроем на одного. А на одну тем более: неэтично как-то. К тому же мы с вами вроде как знакомы. Ну, скажем так, почти… — Я присмотрелась, что-то померещилось. — Не признали? Я вас вез с утра.

Ах, да, киношный мафиози. Мир тесен, чтобы не сказать, что тесноват. И что? Хотелось бы, признаться, уточнить:

— И как же вы…

Водила перебил:

— Минуточку. — И с полуоборота кулаком, как молотом, он вернул в исходную позицию затеявшего было подниматься отморозка номер раз. Мало было шокера поганцу — живуч, гаденыш, как тот таракан, который, ежели ему отрезать голову, живет аж девять дней, но в итоге всё же умирает. Ага, от голода. — Извините, — он потер ушибленную кисть. — Кстати — Алексей, — представился водитель.

— Яна, — скрывать сей факт особенного смысла я не видела. — И как же вы здесь оказались, э-э… кстати Алексей? — уточнила я.

— А живу я здесь, — водила усмехнулся. — Да нет же, в самом деле: вечерком вот подхалтурить выехал, ну и… — Он пожал плечами: — Как было не помочь.

Экий доброхот. По мне так в наше время без нужды кому-то помогать — себе дороже выйдет. Попался же… чудак.

— Послушайте, Дайана, — продолжал этот не слишком мне понятный гражданин, — как вы, не знаю, но вот я почему-то не горю желанием встретиться с милицией. Повторяю, дело не мое, но если вас не вдохновляет перспектива ночевать в ближайшем «обезьяннике», отсюда лучше сваливать. А этих, — кивнул он на тела, — нехай теперь ментовка подбирает, — добавив мрачновато: — Авось не окочурятся.

Н-да. А если окочурятся — мент не дворник, всяко приберет. Верно: мусор к мусору, туда им и дорога.

— Итак? — поторопил водитель. — Признаться, беседовать с такими же уродами, но притом в погонах, мне как-то недосуг.

Мне тоже не до них. Я мельком огляделась. Зашторенные окна окружающих девятиэтажек светились равнодушно, как всегда, — незрячие огни большого города. Не похоже, чтобы наше представление кто-нибудь смотрел, а если и смотрел, то вряд ли что увидел, но если и увидел, то «ноль-два», скорей всего, накручивать не стал. Подумаешь, еще один расхожий эпизод, не более того…

И тем не менее:

— Пожалуй, — согласилась я. — Подбросите?

— С удовольствием, — водила оживился, — позвольте угадать: к Пяти Углам? — Я кивнула. — Поехали!

Почему бы нет?

И мы поехали. Вопрос об оказании (равно — неоказании, есть такая идиотская статья в Уголовном кодексе) медицинской помощи тройке «пострадавших» как-то не стоял. Собственно, я помощь оказала. Не им, так обществу. «Спасибо» можно опустить.

В машине на меня нашло, а точнее говоря — дошло, чтобы не сказать, что накатило. Реакция на ситуацию: короткий колотун, озноб по всему телу, затем — зыбкая пелена перед глазами и зыбкое, зыбучее, затягивающее, как песок, оцепенение. Ладони враз взмокрели, от волны адреналина не осталось и следа, от спиртного в организме, впрочем, тоже. В голове — пустота полнейшая, лишь ватный звон в ушах, я не оговорилась — именно что ватный. И кромешная такая пустота…

Вероятно, на секунду-две я отключилась — во всяком случае, вопросительную реплику «кстати Алексея» я не уловила. Концовку только:

— …а вы?.. — Водила покосился на меня: — Кстати, вы в порядке?

— А? Простите, отвлеклась… — Я как могла встряхнулась. Итак: — Что — я? — переспросила я.

— Вы-то как здесь оказались, Яна? Если это, конечно, не секрет.

Не секрет:

— На вечеринке у сестры была. Собралась домой, пошла — ну и нарвалась.

Примерно так.

— Что за люди? Раньше не встречали?

Я молча мотнула головой.

— Понятно. Нарко́ты, может быть… Чего они хотели?

Чего-чего:

— Деньги, вещи, что ж еще… Меня не жаждали, — криво усмехнулась я, — не понравилась, наверное.

— Ну, тут они тем более не правы, — в тон отозвался он. — Что же, справедливо, вкус надо воспитывать. Будем считать, что уважение к прекрасному вы им вколотили. Что-то типа карате?

Я кивнула:

— Типа да.

— Убедительно. Не сочтите за м-м… за просто комплимент, но расскажи мне кто — я бы не поверил. Круто! Есть женщины в русских селеньях, — продемонстрировал «кстати Алексей» знакомство со школьной хрестоматией. — Очень круто. Хотя… — он слегка пожал плечами, — вы не обижайтесь, но всё-таки, по-моему, не женское это дело — кулаками кирпичи крушить. Опять же — риск…

Угу. Не обижусь. Наше дело — ножки врозь. И риск опять-таки: вдруг у кого-нибудь из этих в кавычках потерпевших папочка бандитский депутат или мама в прокурорских числится? Вот то-то и оно-то! Дорогуша, не блажи, лучше сразу ублажи, иначе пуще выебут. Ах, вам не нравится? Мне тоже э-э… не по мне.

— С другой-то стороны, вы правы, разумеется. Будь ты женщина, будь просто человек, — продолжал задумчиво водитель, — будь ты кто, короче, всё равно по нашим временам без хорошего булыжника за пазухой никак не обойдешься. Без какой-нибудь дубинки, скажем так: у вас вот карате, у меня, допустим, шокер, у кого-то пистолет… Ведь так?

И не иначе. Особенно где «женщина и просто человек». Угу. Проехали.

— Это всё от климата. Серьезно, что люди, что погода — вместе с ума сходят, — объяснил водитель. — Сказано же, да: что в природе, то, мол, и в народе. У нас как перестройка началась — природа как свихнулась: землетрясения, лавины, наводнения, леса горят… год от года хуже. Вот люди и дуркуют, молодняк особенно, у каждого второго мозги набекрень. Тут не так давно компания тинэйджеров, в стае-то они страшнее любых взрослых, беременную девку прихватила. На пустыре в кусты заволокли, снасильничали, а потом решили посмотреть, как детей рожают. А чтоб девчонка быстрее родила — на животе ей прыгали. Ну и что? Гады женщину до смерти затоптали, с ребенком вместе, а суд им за такие «шалости» условный срок влепил. Вот что за люди, а?!

Люди? Просто люди. Так сказать, без лиц. Тоже люди… (Н-да. А сама-то ты, опять же поняла, что такое выдала? Вот именно — молчи, сойдешь за умную. Угу.)

Признаться, «кстати Алексей» меня слегка достал.

Он, впрочем, спохватился:

— Ладно, что-то мы о мрачном и о мрачном, — усмехнулся он. — Давайте-ка о чем-нибудь другом. Вот, к примеру, сколько в Петербурге поворотов, знаете?

Угу:

— Два всего, равно как и везде: направо и налево. Между прочим, с перекрестка нам лучше бы направо.

— А не прямо? Выедем на Витебский, дальше Загородный, а там к Пяти Углам. Нет?

— Лучше через Лиговку — вечером заторов меньше, легче проскочить. А застрянем — при известной наглости там можно и дворами. Быстрее просто.

— Быстрее так быстрее, — извозчик не перечил, — наглости-то нам не занимать, — он достаточно рискованно вывернул баранку и под протестующее вяканье клаксонов перестроился в крайний правый ряд. — Заодно проверим. Кстати, о дворах: сколько их у нас в Питере всего, сосчитать не пробовали?

На фига мне?

— Просветите.

— Ну, три как минимум. — Он улыбнулся: — Гостиный двор, Апраксин и Монетный.

— В таком случае как минимум четыре: еще Печатный двор.

— А и верно… — Он глянул на меня: — Я так понял, вы опять торопитесь? Проблемы?

На мои проблемы сегодня явный спрос.

— Ничего такого… криминального, — отозвалась я, — но лучше поспешить.

— Поспешить так поспешить. — Он сговорчиво прибавил газа. — Это хорошо, что ничего такого криминального… А город вы, похоже, знаете на ять, — соскочил он с темы.

Догадливый.

— Работа. — Я скупо пояснила: — Кручусь на «скорой помощи».

Не слишком точно, но за так сойдет.

— Понятно… — протянул водила. — А я, признаться, город подзабыл. — И сообщил, хоть я и не просила: — Я сам-то питерский, родился в Ленинграде, отучился здесь. Ну а после — двадцать лет в погонах: служи куда пошлют!

Я не спорила:

— Послать у нас умеют.

Он с живостью кивнул:

— Вот именно. Хорошо подмечено, не каждый шпак поймет. Впрочем, вы же доктор, стало быть — человек продвинутый. Сами понимаете, какая это жизнь: то по чужим углам, то по горячим точкам, пиф-паф и прочее… А странно всё же, да: в отставку вышел, цел, с жильем устроился — а как-то всё не так. Напряжно на гражданке, не привык пока, — добавил он задумчиво. — Да, всякое бывало…

Он обозначил паузу.

Ясненько. Туману подпустил. Типа как романтики: не иначе, клеиться собрался. Знакомо. А почему бы нет? благо повод как-никак имеется. А потому и нет, что повод-то, допустим, и имеется, но — не по мне мужик. Вроде человек как человек, помог, опять-таки, хоть я и не просила, чудак на букву… а даже и без буквы: от служивого еще не то можно ожидать. Не скажу, что он мне чем-то не понравился или там пиф-паф и прочее в портянках меня коробит, нет, а просто — не мое. Бывает, ничего тут не поделаешь. Увы.

Проехали, э… да. К тому же и приехали. Почти: мы благополучно вывернули с Лиговки и уже катили по Разъезжей — прямиком к Пяти Углам. И что? будем-таки клинья подбивать — или по-хорошему расстанемся?

Оказалось, будем. По-хорошему:

— Извините, Яна, как вы отнесетесь к перспективе поужинать со мной? Нет-нет, не сочтите за назойливость: я понимаю, вы сегодня заняты, но, скажем, завтра, а? Я знаю отличный ресторанчик: замечательная кухня, уютно, приятно побеседовать. Я так полагаю, нам найдется о чем поговорить.

— Например?

— О том, о сем, о жизни, о вообще… Признаться, крепко вы меня заинтриговали. Чего греха таить, хотелось бы поближе познакомиться. Кстати, можем заодно и ваши проблемы обсудить: хоть и ничего такого криминального, как вы говорите, но вдруг смогу помочь? Некоторый навык, знаете ли, есть, поверьте на слово.

Ужо. Но проверять не стану. Вместо (равно: в качестве) ответа я положила на «торпеду» сторублевую купюру. На самом деле, могла бы обойтись полтинником, но доброхотов нужно поощрять. Хотя бы так, потому что никакие другие премиальные «кстати Алексею» не светили. Мне тоже в чем-то жаль.

— Спасибо. Остановите здесь.

Водитель покосился на купюру:

— В общем-то не так чтоб обязательно… — Но деньги взял. — Так по части завтрашнего ужина? — переспросил он, остановив машину у поребрика.

Никак. Ни завтра, никогда.

— Не в этой жизни.

Не в следующей тоже. Но нельзя же человека совсем лишать надежды, правильно?

И то.

Дверцу за собой я закрыла вежливо.

Тоже, в общем-то, всего лишь эпизод. Разве нет?

Замечу в скобках: интересно, с чего мне померещилось, будто «кстати Алексей» похож на мафиози? На отставника он, правда, тоже не похож. Скорее — на бойкого когда-то, а теперь отяжелевшего, выходящего в тираж газетира среднего пошиба, чтобы не сказать — серийного пошива. Ассоциация с корреспондентом по меньшей мере странная, но знай бы я тогда, что этот мой «киношный мафиози», который не похож на мафиози, хотя для простоты пусть будет мафиози, — итак, если бы я знала, что этот вроде бы случайный человек не далее как сегодня днем побывал в милиции, где, в самом деле назвавшись журналистом, настойчиво пытался раздобыть информацию о деле «маньяка-старухоубийцы» и о небезызвестной вам гражданке Кейн, то…

Впрочем же — и что? Ну, вполне возможно, в этом случае я бы всё же потрудилась обратить внимание на пару пустяков, для вас, я полагаю, очевидных. Разумеется: во-первых, я представилась как Яна, а «кстати Алексей», который, не исключено, совсем не Алексей, назвал меня Дайаной. Во-вторых, конечно, доктор — человек продвинутый, но я не говорила, что кручусь на «скорой помощи» именно врачом, а по внешности меня за доктора не примешь — свежа не по годам. Ага, к тому же иногда и мозги цыплячьи, однако даже ими было бы грешно не сообразить, что как-то это всё отнюдь не просто кстати…

Догадлива ты, м-мать!