Глава 14

Несколько часов спустя я сидела в том же самом кабачке за тем же самым столиком, но теперь с Тесаловым.

Позвонить ему я так и не сподобилась — Юрий объявился сам:

— Не возражаешь? — без стука заглянул он в мой апартамент. — Не ждала?

Я улыбнулась:

— Как ты меня нашел?

Тесалов ухмыльнулся:

— Ну, доктор, я же мент!

А то я сомневалась:

— Да, каждому свое.

— Ехидина. А я-то расстарался. — Положил он передо мной на стол три ярко-алых розы: — Держи, это тебе.

— Чертовски мило, — улыбнулась я, — я вами тронута. Спасибо, капитан.

— Ты когда заканчиваешь?

Я взглянула на часы: половина пятого.

— Да, собственно, уже… Есть предложения?

— Мне к восьми на службу, к сожалению, я сегодня в ночь дежурю. В запасе три часа. Предлагаю подростковый секс в автомобиле, а после перекусим. Мне тут симпатичный ресторанчик порекомендовали… Как тебе?

По крайней мере прямо.

— Принимается. — По-моему, мент с цветами это всё же нечто, чтобы не сказать, что кое-что: уместно поощрить. — А ресторанчик не на Бухарестской, часом?

— Хм. Как ты догадалась?

Так, слово за слово…

Поехали мы на моей «десяточке» — Тесалов снова оказался без колес. Ну, эротико-акробатические упражнения в салоне припаркованной в укромном уголке машины я с вашего соизволения описывать не стану. Впрочем, воздержусь я и без позволения — рискну предположить, что так или иначе все это проходили, возможно, не по разу. Почему бы нет? Разве только тесновато несколько.

Проехали однако.

«Ресторанчик» в самом деле оказался той же симпатичной забегаловкой, где мы днем обедали с сестрой. В зале ненавязчиво играла музыка, рассеянный неяркий свет создавал уют. На столе в стеклянной вазе, быстренько организованной предупредительным халдеем Шуриком, красовались розы. Наверное, со стороны мы напоминали парочку влюбленных.

Разговор не слишком клеился.

— Что-нибудь не так? — поинтересовался Юрий, вкусно поедая приготовленный на углях шашлык из баранины. — Ты как будто чем-то озабочена?

— Количеством еды, — честно говоря, и я не отставала. — Теперь денек-другой придется попоститься — так и раздобреть недолго.

— Нашла печаль!

Н-да, если бы одну.

Вообще-то, если с кем и следовало бы мне поговорить о моих м-м… сомнениях, то по идее именно с Тесаловым. Он, во-первых, мент… но, во-вторых, он именно что мент, а доверять милиции — ну, быть может, кто-нибудь и счастлив доверять милиции, но вот лично мне достаточно козлов. Юра, правда, человек как будто свой, с поправкой на мундир… хотя опять-таки постель — не повод для доверия. Ладно, как-нибудь определюсь по ходу дела, контекст подскажет.

А пока зайдем издалека:

— Никогда не видела тебя в милицейской форме.

— Я тебя в халате, между прочим, тоже. А форму как-нибудь надену — специально для тебя.

— Заметано. Ты, кстати, обещался рассказать, как движется расследование. Помнишь, эпизод с покойницей, которую как будто бы нар́ты обнесли — на Славе, кажется.

Тесалов был на удивление сговорчив:

— Расскажу. История действительно занятная — к вопросу, так сказать, о роли случая… Напомнить вводную?

— Поправь, если не так. Имеет место быть: покойница в квартире…

— Труп в адресе, — поправил капитан.

— Монопенисуально. Итак, второй этаж, кухонное окно над козырьком парадной. Одинокая старушка умерла без видимых причин, эксперты криминала не увидели. Приблизительно два дня спустя с момента смерти квартиру основательно обчистили. Судя по всему, залезли наобум, публика достаточно безмозглая, возможно — наркоманы. Предположительно проникли через форточку, покинули квартиру через дверь, за собой закрыть не удосужились. В хронологическом порядке это как бы первый эпизод из вашей как бы серии… Ничего не упустила?

— Исчерпывающе, схватываешь влет. А дальше чуть ментовского везения. — Тесалов усмехнулся: — Нам тоже, знаешь ли, перепадает иногда. Так вот, на той неделе, в пятницу, патруль трех битых отморозков задержал. В общем-то, случайно получилось, милицию на уличную драку вызвали. Какой-то законопослушный гражданин в окошко углядел — убивают-де друг друга до смерти. Что называется, дежурный вариант: две шайки что-нибудь не поделили, как уж водится. Из-за чего конкретно приключился мордобой науке неизвестно, да и, честно говоря, не слишком интересно. Задержанные лажу гонят кто во что горазд. В общем, получается, что они такие белые, все из себя пушистые тихо мирно шли, на ночь глядя воздухом дышали. Агнцы Божьи априори, так сказать, что с латыни переводится «в натуре»…

— Не смеши, Тесалов, подавлюсь же!

— А ты бы их послушала. Короче говоря, на этих милых молодых людей двое злобных дядечек набросились. Измордовали, понимаешь, их ни за что ни про что и на машине скрылись.

— А где это случилось? — перебила я.

— Кусок от Бухарестской до Софийской представляешь? Вечерами тот еще микрорайон.

Ничего вам это не напоминает? Именно, мне тоже почему-то представляется, что одним из этих «злобных дядечек» была небезызвестная вам Яна, то есть лично я. Припоминаете? Когда я с Леркиного новоселья вымелась и на трех придурков нарвалась. Вовремя тогда мне «кстати Алексей» с машиной подвернулся — с патрулем мы, получается, немного разминулись. Конечно, это если я не ошибаюсь… но сдается мне, что я не ошибаюсь, селезенкой чувствую. Н-да, мир местами преизрядно тесен, чтобы не сказать, что тесноват. Бывают, право, в жизни совпадения!

Свои соображения я на всякий случай не озвучила.

— Извини, что перебила. Ну и дальше что?

— А задержали клоунов. В наряде мужики простые оказались: то ли ты избил, то ли тебе по чавке настучали, всё равно ты в чем-то виноват, раз ментовку вызвали. Обшмонали для начала их, извини за прозу жизни, у одного придурка героин нашли, ну и… — Капитан пожал плечами. — Короче, всех троих забрали в отделение. Дело в общем-то житейское, к подобной публике всегда вопросы есть. Эти ребятишки за иглой никакой реальности не видят…

Скепсис я скрывать не стала:

— А без иглы?

— К чему ты?

К очевидному:

— Ну, в ломке наркоман за дозу подмахнет вам что ни попадя, — пожала я плечами.

Юрий отмахнулся:

— Детективные страшилки, извини, начиталась хереси. Ну ты сама по жизни рассуди: да любой же, даже самый бестолковый адвокат дело, на одном, на голом, так сказать, признании построенное, до суда развалит! Такие показания — лишь отправная точка: конкретика нужна, улики, доказательства, подробности… — Тесалов ухмыльнулся: — Между прочим, по иронии судьбы не кто-нибудь, а именно Козлов из них почти всё вытащил. Он у нас хоть и законченный Козлов, но товарищ въедливый…

— Попался бы он мне!

— Злопамятная ты.

— Скажи еще, что злая и ни фига не женственная, блин!

— По-твоему, я Козлов?

— Вроде бы пока не очень… — Пикировка, впрочем, мне поднадоела. — Ну так как насчет подробностей, товарищ капитан?

Капитан развел руками:

— Как известно — в интересах следствия. Так сказать, при всем моем к тебе…

— А без подробностей?

Похоже, Юрий понял, что так просто я не отцеплюсь.

— А всё примерно так, как и предполагалось. Не поверишь, но покойницу они только под конец заметили — мелочи какие! Думали, в квартире никого. Окошко-то они приглядели с вечера, понаблюдали, для страховки позвонили в дверь. Там тишь да гладь, естественно. Один из этой гоп-компашки в нежном криминальном возрасте, еще по малолетке, «форточником» был. Погоняло у щусенка характерное — Акробатом кличут. Он и вспомнил розовое детство — влез, подельников впустил, дальше по-гагарински — поехали… Всё это, разумеется, с их слов, остальное, извини, те самые детали. Краденое, как ты понимаешь, куда-то надо сбыть, а это — снова люди, а люди — это снова показания. Доказательная база называется; так что в сумме даже это кое-что, не говоря уже об отпечатках пальцев… Ты удовлетворена?

Я неопределенно повела плечами: понимай как нравится.

— Старушку, стало быть, они не убивали?

— Старушку — нет. А вот врач с соседней «неотложки» на их совести — из-за наркоты забили. До смерти. Не слышала еще об этом инциденте?

Я отрицательно качнула головой.

— Если не секрет, когда и где?

— На той неделе, в ночь со вторника на среду, ты как раз работала. Улицу Воронежскую знаешь? Ну, параллельно Лиговке к Обводному идет?

А то бы я не знала:

— Естественно. Я сама туда не раз каталась — это ж год назад еще был наш район. Потом этот кусок соседям передали — административно-территориальная реформа типа.

— Хорошо вам. А за нами до сих пор те трущобы числятся… Так вот, история банальная. Представляешь же, как это делается, да? Отморозки выбирают парадняк поглуше, лучше — проходной. Из автомата звонят по «03», говорят, что плохо с сердцем, называют адрес. Фамилию дают, понятно, липовую… ну, не мне тебе рассказывать. Короче, приезжает «неотложная», врача на темной лестнице встречают и тупо изымают наркоту. Бывает, без членовредительства обходится, а бывает…

Я кивнула:

— Да. Не повезло коллеге[12].

Тесалов согласился:

— Да, не повезло… А кому-то, кстати говоря, напротив — повезло. И не кому-то, говоря сугубо между нами, а именно тебе.

— Пардон?

— А ты припомни ложный вызов на Пражскую, 11. Да-да, не удивляйся: они сначала там гоп-стоп хотели провернуть. Мир, как видишь, в самом деле тесен. Кстати, юмор ситуации, между прочим, в том, что тогда фамилия и адрес мнимого больного были настоящие.

Я обозначила непонимание.

— Их кореш там живет, — пояснил Тесалов. — Говорят, должок с него хотели получить, но дома не застали. Правда, есть такое подозрение, что на самом деле этот корешок дурью приторговывает. С ним еще придется разбираться, пока что просто руки не дошли. Ну, короче, обломилось типа им — в смысле, ничего не обломилось: ни денег нет, ни дозы, а уколоться и забыться невтерпеж. Вот и организовали вызов, так сказать, в надежде наркотой разжиться. С дури дали адрес и фамилию этого приятеля. За должок так отомстить хотели — ментовка, дескать, на него подумает. Потом остатками мозгов один сообразил, что при таком раскладе их, скорее всего, вычислят, ну и поменяли место действия. Судя по всему, ты с ними на минуты разминулись… Такой вот совпадец.

Угу.

Кромешный, право слово. От меня как от судьбы — так просто не уйдешь: как те отморозки от меня не бегали, всё равно в итоге нарвались. Что-то в этом в самом деле есть от закономерности, не находите, а? Кстати, если капитан меня стремился удивить (а иначе бы зачем же он рассказывал), то преуспел не слишком. Я как-то начала помалу привыкать к дурному изобилию случайностей, которые последнюю неделю цеплялись за меня с параноидным буквально постоянством. Дайана Германовна Кейн как центр мироздания; ощущение песчинки, по чьему-то недосмотру угодившей в солевой раствор, где вот-вот должна пойти кристаллизация…

Н-да.

— Бывает, — неопределенно заключила я, — занятненько. Иронию шутить, положим, неуместно, хотя…

— Хотя ирония — она ирония и есть: последнее прибежище достойного, — заметил капитан.

— Хм… а недурно! — улыбнулась я. — Ты это сам придумал? Или твой очередной приятель подсказал?

— Ну, мы тоже не ботфортом консоме хлебаем… Кстати говоря, закажем что-нибудь?

— Мне сок какой-нибудь и кофе, — отозвалась я. — Сок лучше апельсиновый, а кофе чуть попозже, если ты не против.

— Принимается.

Пока Тесалов, подозвав официанта, озвучивал заказ, я кое-что припомнила:

— Послушай… — Я дождалась, пока Шурик унесет тарелки со стола, за разговором незаметно опустевшие. — Помнишь, ты тогда, на побережье, говорил, что во всей этой, прости, белиберде имели место быть три случая с запутками. Ты пока мне рассказал о двух. — Я выжидательно взглянула на него: — Интересуюсь как безвинно потерпевшая.

— Охота же тебе фигню запоминать. Сдается, кое-кто из нас несколько поторопился с выбором профессии — тебе бы в стоматологи идти!

— Однако ты к чему?

— А к тому, что въедливая ты, как та бормашина, понимаешь. Ладно бы там был какой-то криминал…

— «Бормашину» я тебе припомню, дорогой. А что до криминала — всё равно, запутки-то, по крайней мере, были, сам проговорился. Короче, Юра, не крути!

— Ну, ежели короче, то пожалуйста. История на первый взгляд довольно-таки скользкая, приходится признать. В чем-то ситуация напоминает эпизод с покойницей на Славе: одинокая пенсионерка в адресе, незапертая дверь, вроде бы сплошные совпадения. Труп старушки, правда, свежий, часиков так шесть, а в квартире судя по всему ничего не тронуто. Экспертиза в этот раз проводилась тщательно, указания на насильственную смерть отсутствуют как класс. В момент смерти женщина лежала на диване, рядом находился телефон… Есть идеи, доктор?

— Пока нет. Впрочем, ты мне тоже очень нравишься.

— Взаимно. Кстати, ты к чему?

— Просто практикуюсь в лобном юморе.

— А я думал — в английском… Ну так вот, покойница, что крайне характерно, сердечницей была, историю болезни мы проверили. Короче, на секунду допусти, что приплохело бабушке. Старушка первым делом набирает номер «неотложки», верно же? Дозвониться до вас сразу можно не всегда, а можно — битый час не дозвониться. А между прочим, именно в тот день, в подходящее к моменту смерти время у вас проблемы были с телефонной связью, это установлено. Что-то с кабелем такое приключилось…

— Было дело, я припоминаю. Я-то не работала тогда, а вся смена огребла выговорешники. За врачебную халатность, не за что-нибудь, заметь!

Тесалов понимающе кивнул:

— Начальству надлежит быть с тараканами. Кстати, я сегодня с твоим шефом переговорил, с завом вашей «неотложной помощью». Он эту больную помнит хорошо. Говорит, что сам когда-то ей советовал, вызвав доктора на сильный приступ, дверь открывать заранее. Ну, больная, мол, действительно тяжелая, в ожидании врача сознание может потерять — как тогда попасть в квартиру, правильно? В нашем случае, рискну предположить, бабушка дверь загодя открыла, а дозвониться так и не смогла — просто сердце раньше отказало. Согласен, основания для этих рассуждений преимущественно косвенные, но… Ты сама как доктор мне скажи — реальный вариант?

Я чуть поразмыслила:

— Пожалуй…

А знаете, что самое смешное? Даже без «пожалуй» — в самом деле: да, лекарская практика порой подкидывает нам и более замысловатые сюжеты. Да, действительно, могло быть и такое; правда, чаще и трагичнее обратный вариант… впрочем, иногда — трагикомичнее.

Сколько нужно специальных служб, дабы посадить старушку на горшок, как вы полагаете? Никак не меньше трех, уверяю вас по собственному опыту. Серьезно, как-то раз пошла старушка в туалет, заслуженная бабушка такая, возрастом и весом близко к ста. Хорошо хоть трубку телефона захватила на предмет с подружкой поболтать, потому как, извините, мимо цели села. Сама попробовала встать — никак не получается, вес не позволяет. Бабка позвонила внучке: выручай. Та приехала, но в дом попасть не может — бабушка от всяческого окаянства на засов задвинулась. Внучка вызывает МЧС. Час спустя спасатели приехали, но дверь ломать не стали — не имеют права, внучка-то в квартире не прописана. Стало быть — милиция нужна. Через несколько часов милиция доехала, дверь наконец взломали.

А бабушка — она же как лежала рядом с унитазом, так тихо и приспнула. Почему-то просто разбудить ее никто не догадался — думали, сознание утратила. Для такого дела, ясный день, «неотложка» надобна. Ну, приехала в конце концов скромненькая докторица (то есть лично я), малость обалдела от такого, извините вам за выражение, конвульсиума, бабку растолкала. «В чем проблема, бабушка?» — интересуюсь. «Дык типа эта, дохтур, как его, того… да, в туалет мне надобно!» Вопрос, конечно, актуальный, но не мне же эту сотню килограммов поднимать прикажете! Пришлось опять-таки спасателей напрячь, а тем еще ментов на помощь кооптировать. Водрузили мужики совместно бабку на толчок и восвояси отбыли. А мне пришлось еще немного задержаться — заодно и внучку в чувство привести: та, в надежде, что старушка наконец-то окочурится и ей жилье оставит, переволновалась несколько.

Примерно так. Короче говоря, э-э… да, короче говоря, сочтем, что пошутила. Извините, если не ко времени.

Вот и Юрий тоже дал понять, что считает эту тему полностью исчерпанной:

— Я надеюсь, что теперь-то мы со всем разобрались? — Тесалов недовольно посмотрел на собственные пальцы. — Я тебя оставлю ненадолго — руки сполосну, изгваздался слегка.

— Конечно.

В смысле — очень вовремя, я сама была не прочь на несколько минут остаться в одиночестве. Мне требовалось тихо покурить и сосредоточиться. Шутки шутками, но следовало наконец определиться, стоит ли мне доводить до сведения мента мои соображения. Дурой не хотелось выглядеть, во-первых, и оказаться правой, во-вторых… что, впрочем, лирика. Положим, я решила: если с кем-то я на эту тему буду говорить, то, наверно, всё-таки с Тесаловым. То есть мне с ним всё-таки есть смысл поговорить, однако же насколько откровенно… а видно будет. Правильно?

Но подстраховаться тоже не грешно…


К моменту возвращения Тесалова на столе лежала вытащенная из сумки тоненькая папка с распечатками — всё существенное, что я извлекла из базы данных главного компьютера. О существовании дискеты с той же (в чем-то даже более подробной) информацией капитану было знать, по-моему, ни к чему.

Верхний лист из этой папки я передала Тесалову:

— Посмотри-ка. Ничего не упустила?

Капитан недоуменно поднял брови, взял листок и пробежал его глазами. После просмотрел бумагу основательно, перевел взгляд на меня и очень сухо поинтересовался:

— Как это понимать?

По тону судя я попала в яблочко.

— Ну, Юра, ты же мент, — пожала я плечами. — Забыл, как ты меня допрашивал? Где я была тогда-то и тогда-то. Не так уж трудно, зная о чем речь, выбрать подходящие по срокам констатации. У нас же смерти обязательно фиксируются, как ты понимаешь, а меня как раз в архив, в статистику сослали. Вот я и покопалась ради интереса. Элементарно, Холмс!

Действительно, чему тут поражаться. На листе всего-то были распечатаны паспортные данные людей, чьи смерти породили, как сон разума, версию с маньяком. Я коротко напомню, хорошо? Первым имел место эпизод на проспекте Славы, отморозки обнесли покойницу, аминь. Второй случай капитан только что озвучивал — незапертая дверь, старушка типа вызывала «неотложную». Третий случай — эпизод с соседкой-ключницей, четвертый — убиенные старушки в количестве двух штук, сплошная, право слово, достоевщина. Еще один сюжет — несчастный старичок, за ненадобностью просто разложившийся. Наконец, шестой, последний в списке эпизод — умершая от диабета бабка Соловец; после этого меня и прихватили… Итак, теперь я знала кто есть кто из семерых покойников, знала где конкретно и когда эти люди умерли. То, что способ отыскать такую информацию мне подсказала моя семидесятипятилетняя соседка, я афишировать не стала.

Тесалов меня, впрочем, тоже удивил.

— Я сказал бы — грамотно сработано, — отметил капитан; было видно, что он несколько расслабился. — Я сначала об утечке информации подумал. Серьезно говорю — исчерпывающий результат, всё вычислила грамотно… Может, взять и наплевать тебе на всё — и к нам работать, в органы?

— Спасибо, лучше вы к нам. Обращайтесь — вылечим.

— Да, каждому свое…

— Ну и кто из нас ехидец после этого?

— Сдаюсь! — Тесалов поднял руки. — А ведь и в самом деле — въедливая ты. У тебя определенно есть способности к аналитической работе. Похоже, это у тебя семейное…

— О чем ты?

И вот тут-то меня Юрий удивил:

— О родственнице о твоей — ну, о Нарчаковой.

— О Елизавете Федоровне? В смысле — о моей соседке?

— О соседке? — Юрий чуть пожал плечами: — Ладно, непринципиально… Тетка-то на самом деле уникальная, реликт, можно сказать. Еще из тех, из бериевских кадров, теперь таких не делают. Она ж еще в войну карьеру начинала — разведчик-диверсант НКВД, несколько забросов в глубокий тыл противника. Была даже представлена к званию Героя, правда, что по молодости лет ей тогда лишь орденок повесили. Да и после тоже — оченно серьезная дамочка была. До хрущевской оттепели в органах госбезопасности работала… А ты разве не знала?

— Знала… кое-что. — Я пристально взглянула на него: — Интересно, а откуда у тебя такая информация?

— Хм, — капитан не то чтобы смутился, но почти, — да как тебе сказать… Подловила ты меня однако, — как будто виновато улыбнулся он. — Каюсь, я тут малость злоупотребил служебным положением. Уж очень, Яна, ты меня тогда заинтересовала, понимаешь ли. Вот я и постарался разузнать немножко о тебе — ну и о круге твоего общения. А что до информации о твоей м-м… соседке — есть приятель у меня один, он, так скажем, по архивам числится. Этот материал по Нарчаковой он и раскопал — почти случайно.

— Вот как… интересно…

Что ж еще тут скажешь?

Разве только это:

Капитан, а ты вообще-то мент?

Да, именно вот так. Не знаю, как у всех, но лично у меня порой случается: разрозненные факты, даже фактики, скорее нестыковки, мелочи какие-то, за ненадобностью вроде бы бесследно выпавшие за пределы памяти черт ведает куда, в безмысленные дебри подсознания, там со временем как сами по себе стыкуются друг с другом и, составив некую критическую массу, вдруг вспыхивают в голове отчетливым решением, настолько очевиднейшим, что просто непонятно, как же можно было раньше это не сообразить! Уместно говорить об озарении; однако было, промелькнуло у меня в мозгах и кое-что еще помимо очевидного еще одна — не до конца, увы, сформировавшаяся — мысль, совсем немного не поспевшая за первой, а потому как будто ею ослепленная, отброшенная ей назад, обратно за границу сознавания… а впрочем, хорошо уже, что до меня хоть кое-что доперло.

Так что:

— Юрочка, а ты вообще-то кто? Кто ты есть такой на самом деле?

Капитан почувствовал себя, похоже, неуютно.

— Ну, Дайана! Любишь же ты общие вопросы задавать. То кем я буду, то вот — кто по-жизни есть. Во-первых, человек вестимо…

Я почти что попросила:

— Послушай, человек по-жизни, не крути. Ты кто на самом деле, а? И не говори мне, что ты мент!

Не знаю, для кого из нас в эти несколько струной натянутых секунд определялось большее.

— Вообще-то не совсем, — решился капитан. — Другая государева контора, чуть посерьезнее.

— Контора — с большой буквы? — уточнила я.

Капитан кивнул.

— Понятненько…

Как я предполагала. Госбезопасность, значит. ВЧК — ГПУ — НКВД — МГБ — КГБ — ФСК — ФСБ. Всё перечислила? Контора, словом. Как ее не гнобь — всё равно она с заглавной буквы.

— Всё понятно, — повторила я. — То есть ничего, конечно, не понятно…

— Для начала объясни мне, как ты догадалась, — требовательно перебил Тесалов. — Как и когда?

— Да, в общем, только что. А могла еще на побережье разобраться, — горьковато усмехнулась я. — Слишком уж ты вовремя там объявился, Юрочка. И дальше слишком много было этих самых «слишком». Для районного мента ты слишком классно двигался, я же в этом как-никак соображаю, знаешь ли. И говоришь ты слишком как культурный человек, а не как какое-то вервие простое. И…

Тесалов собирался было перебить.

— Не стоит, Юра, — отмахнулась я. — Я знаю, что ты скажешь. Я же и не спорю: и столкнуться мы могли действительно случайно, и единоборствами владеть менту аж сам устав велел, и даже интеллект в конце-то расконцов погонам не помеха. С кем типа не бывает, ничего, даже это худо-бедно лечится. Я согласна, по отдельности всё можно объяснить — но вместе, извини, круглый треугольник получается. Помнишь, как ты между прочим обронил, что твой отец погиб в Афганистане, а служить ты по его стопам пошел? Тесалов, это ж не Чечня! Даже мне известно, что за речкой в ту кампанию менты не воевали — а вот комитетчики работали. Не станешь возражать?

На этот раз Тесалов не спешил.

— И это прауильно, — не удержалась я. — Ну-с, ладно. Хорошо, пускай и эту оговорку тоже можно как-то по-другому объяснить, допустим. Но когда ты Нарчакову помянул — вот тут, не обессудь, ты прокололся. Нарчакова же — она в органах госбезопасности работала. А это значит, что ее досье можно было отыскать в архивах исключительно Конторы, никак не МВД. И доступ к этим материалам ты, будучи ментом, не смог бы получить ни через каких своих приятелей. Достаточно с тебя?

— Вполне. — Тесалов помолчал. — Лихо же тебя я недооценил, ох, до чего же лихо! Не знал бы, что ты врач — за коллегу б принял. — Капитан едва ли не поморщился: — Раскрыла ты меня, как… слов не подберу, как не знаю кто-кого-чего, как…

— Как консервную жестянку без ножа, — любезно вывела его я из филологического ступора. — А, кстати говоря, хотелось бы мне знать, что может делать офицер госбезопасности в милиции? Не просветишь, а?

Капитан вздохнул:

— Ты серьезно ждешь, что я отвечу?

Я покачала головой:

— Пожалуй, нет, не жду. Тогда другой вопрос: почему ты всё-таки м-м… раскрылся, скажем так?

— Ну, знаешь! На тебя не угодишь!

— И всё-таки? — не уступила я. — Ты же мог мне врать до посинения…

— Не мог, а должен был, — отметил капитан.

— Тем более. Так почему же, а? На этот-то вопрос ты, наверно, в состоянии ответить?

— Попробую. — Тесалов бережно взял кисти моих рук и заглянул в глаза. — Предположим, мне чертовски не хотелось раз и навсегда потерять твое доверие, а так бы и произошло. Это тянет на причину? — Я неуверенно кивнула. — Хорошо, тогда это во-первых, — продолжил капитан, — но доверие, замечу, штука обоюдная, не правда ли? Отсюда во-вторых: возникло у меня такое подозрение, что тебе есть что мне рассказать. Что-то, судя по всему, достаточно серьезное. И почему-то я уверен, что с ментом об этом ты бы говорить не стала, разве нет?

Ну и кто из нас кого переиграл, хотелось бы мне знать?

— Я не ошибся?

— Нет. То есть — да. Я не уверена…

— А можно как-нибудь попроще?

Я кивнула:

— Да. В смысле — нет… — Не мать, так перемать. — Сейчас… — Я высвободила руки, закурила. — Короче, так: нет — в смысле не ошибся, да — есть что рассказать, а не уверена… а знаешь, честно говоря, ни в чем я не уверена, Тесалов. И вот что, пусть нам кофе принесут.

— Разумно.

Шурик был привычно расторопен, но и этих нескольких минут мне, в общем-то, хватило, чтобы наново переосмыслить весь расклад, пожалуй что принципиально изменившийся. В общем-то — в том смысле, что почти.

Капитан задумчиво покуривал, меня не торопил.

Я раздавила сигарету:

— Хорошо, попробую. Постарайся только не перебивать, у меня и так в мозгах порядочная каша. Мне сперва придется малость позанудствовать. Давай опять вернемся к этим эпизодам, — я кивнула на листок. — Для ясности двух явно убиенных бабушек вынесем пока за скобки…

— В жизни вообще многое выносится за скобки, — заметил капитан.

— Угу, иной раз сама жизнь, — в долгу я не осталась. — Не сбивай меня, Тесалов. — Я собралась с мыслями: — Так вот, с запутками вокруг этих смертей всё как бы разъяснилось, верно? Там, где соседка-ключница — там ейный муж-алкаш покойницу обнес, на Славе — наркоманы хладный труп обчистили. Во всех прочих случаях вообще без кражи обошлось. Таким образом, все эти смерти были признаны естественными, так?

— С судмедэкспертизой не поспоришь, знаешь ли.

— Поспоришь, капитан. Только несколько попозже, если ты не возражаешь. Вернемся к этим якобы естественным смертям. Во всех случаях есть общий знаменатель: все умершие были одинокими людьми, я сегодня по компьютеру проверила. По нашим данным не было у этих пациентов родственников, никаких, сообщать о смерти человека просто некому. Но, что характерно, справка-то о смерти в каждом случае была затребована чуть ли не в тот же самый день! Чтобы получить такую справку, в регистратуре нужно просто паспорт предъявить. Паспортные данные, естественно, фиксируются. Посмотри, вот эти «получатели», — я протянула капитану следующий лист. — Все без исключения фамилии, заметь, характерны, говоря политкорректно, для выходцев с Кавказа. Меня бы, кстати, один этот факт уже насторожил. Правда, получали эти справки люди разные, каждый, скажем так, на «своего» покойника, покойницу сиречь. Вот если бы один затребовал на всех…

— Ну, тогда бы и сюжета не было… Допустим. Как я понимаю, на основании этой вашей справки далее выписывается свидетельство о смерти, которое необходимо, в частности, для оформления наследства, в том числе жилплощади. Ты ведь к этому вела?

— Примерно. Может быть, не так чтоб сразу же вот так, но где-то как-то около.

— Замысловато. Ладно, давай так: постарайся четко обозначить свою версию. Очень коротко, пока сухой остаток.

— Если коротко… Тогда примерно так: все или большинство этих якобы естественных смертей носят насильственный характер. Умертвия осуществлялись медикаментозно. Мотив — обезличивание жилой площади с целью, надо полагать, ее продажи. Исполнитель — врач, возможно — не один; очень может быть, что дело на поток поставлено… — Я несколько запнулась, как споткнулась: — Н-да, диковато, честно говоря, звучит. Этакий лечебно-похоронный кооператив «Без очереди в рай». Теперь, похоже, у меня круглый треугольник получается…

— Пока что треугольный круг скорее. Продолжай.

Я, признаться, ожидала больше скепсиса.

— Дальше будет еще хуже, — предупредила я. — Я сегодня подняла статистику смертей по нашим пациентам, причем по людям именно таким, то есть пожилым и одиноким. Короче, за последние три с половиной месяца у нас двадцать восемь подходящих трупов. Это не считая вышеперечисленных. Не надейся, капитан, я не сошла с ума. Я вполне серьезно полагаю, что не все, но многие, возможно, большинство этих «естественных» смертей — результат врачебного умертвия.

— А откуда вдруг взялись именно три с половиной месяца?

Этого вопроса я ждала:

— Оттуда же, из базы данных нашего компьютера. Взгляни на эту распечатку, — протянула я ему еще один листок, — цифирь потом изучишь, графики нагляднее. В позапрошлом, прошлом и первом полугодии нынешнего года количество подобных одиноких, пожилых смертей достаточно стабильно, в среднем… ну, чуть больше одной смерти в месяц. Конечно, колебания случаются: к примеру, здесь видны последствия дефолта, явный всплеск, — это колебания сезонные. Отклонения везде на самом деле скромные, не более того, в пределах статистической погрешности. А вот этот взлет, с июля начиная, никакими флуктуациями ты не объяснишь, это не природа поработала. Скачок же в восемь раз!

— То есть это твой гипотетический э-э… кооператив, по-твоему, потрудился?

— А по-твоему, есть другое объяснение? Валяй, спиши тогда на високосный год, а заодно пришли мне психиатров. Глядишь, и полегчает.

— Мне? Вряд ли, как тебе — не знаю. Не лезь в бутылку, Яна… Не гони, мне для начала нужно это всё переварить.

— А с чего ты взял, что это — всё? Оптимист ты, капитан, однако!

— Вот как? Ладно, продолжай.

— А куда ж теперь я денусь, спрашивается, — проворчала я. — Знаешь…

Тут я несколько заменжевалась. Право, неуютно как-то признаваться, что в одном из этих злонамеренных лекарственных умертвий я вполне всерьез подозреваю самое себя. Ась? кто там? я? а если я не я, а скверный анекдот, то у кого ж тогда шизофрения? Н-да, не к месту я ввернула психиатров…

Ну да с этим пока можно погодить.

— А знаешь. — Как и капитан, я закурила. — У меня и у самой всё это в голове еще не уложилось. Дикость ведь первостатейная! А главное, абсурд-то главный в том, что всё оно — ну вот же, на поверхности казалось бы… и что? А ровно никому не интересно. Скажешь, нет? Позволь задать вопрос: если бы в тех ваших эпизодах с мертвым старичьем не было запуток — кража, например, незапертая дверь — кто-нибудь в милиции о чем-нибудь задумался бы?

Капитан не колебался даже:

— Нет. Кому какое дело, где у Нельсона Мандела? Нету указаний на насильственный характер смерти — всё, протокол в сортир, пустить по назначению. При всем моем, отсутствующем, впрочем, уважении к милиции имею честь признать: энтузиазм в их доблестных рядах не поощряется. Система-с, доктор Кейн.

— А то я сомневаюсь. Знаю же, как это происходит: двинул кони престарелый человек, соседи через день-другой запашок почуют, дергают милицию. Те квартиру вскроют, если явно криминала нет — вызывают нас на констатацию. При таком раскладе в морге вскрытие проводится формально, если и проводится вообще. Аналогично и в обратной ситуации, когда подобный беспризорный пациент чехлится при враче. Тогда уже сам доктор вызывает труповозку и милицию, причем совсем необязательно наряд — часто просто присылают участкового. С экспертизой снова всё в порядке, никаких вопросов, всё тип-топ. Район у нас большой, покойнички отнюдь не криминальные, связывать такие смерти воедино — а с чего? Кто их считал-то, сирых и убогих! Так что даже и плевать, в конце концов, что типа лично я тихой сапой старушонку укокошила…

Вот и догодилась, называется.

— Я надеюсь, это у тебя фигура речи? — уточнил Тесалов.

— В смысле старушонки? Если бы, — я криво усмехнулась: — Ладно, не спеши звенеть наручниками, капитан. Может, всё еще и рассосется.

Юрий к висельному юмору был не расположен.

— Объяснись.

— Придется. Поглянь на этот лист, — передала я Юрию новую бумагу. — Это вот та самая статистика по двадцати восьми сомнительным смертям. Двадцать восемь, так сказать, позиций, перспективных с точки зрения «черного» риэлтерства. Все без исключения люди пожилые и, что в рамках моей версии важнее, одинокие. Я ради простоты табличкой всё оформила. Слева умершие: даты, адреса, фамилии, официальные причины смерти — словом, разберешься. Справа — паспортные данные людей, получивших справки на «своих» покойников. Из общего числа этих смертей в присутствии врачей случилось шесть: два «чехла» в присутствии у Рудаса, по одному у докторов Брыкина, Забелина, Хазарова — и, как ты понимаешь, у меня. Замечу в скобках: по результатам вскрытий и проверок никому из нас претензий профессионального характера в итоге не предъявлено.

— Ну и при чем здесь…

— Наберись терпения, — попросила я. — Сам по себе «чехол» в присутствии ровно ни о чем не говорит, в том числе и в нашем случае, даже и с оглядкой на контекст, — я кивнула на листок в руках Тесалова. — Навряд ли всё так просто, капитан, при всей наглядности — возможны варианты. К примеру, у Хазарова с Забелиным умершие — они закономерные, естественные, что ли. У Забелина покойник — старичок с тремя инфарктами в анамнезе, по меркам нашенской бесплатной медицины — сущий долгожитель, год назад еще был должен умереть. У Хазарова — неоперабельная раковая бабушка с сердечной патологией в придачу, при любом раскладе счет там шел на дни. Я пока понятно излагаю?

— Для тупых, сиречь мне в самый раз. Так, а что такое доктор Брыкин?

— О! Коллега Брыкин — он не просто что, он у нас в натуре даже нечто, чтобы не сказать, что кое-что. Лечить он не умеет по определению, попадется, не дай бог, что-нибудь серьезное — хвать хроника в больницу — и тикать. Сдал, задницу прикрыл — и всё, не подкопаешься, так что, кстати говоря, поди его уволь: по суду же восстановится! Система-с, капитан… К чему я? Да, теперь-то медицина у нас как бы страховая, за немотивированные госпитализации рублем бьют, понимаешь ли. Вот коллега Брыкин и рискует иногда лечить. Между прочим, если бы мне вдруг приспичило кого-то уморить, какого-нибудь пациента, я бы к нему аккурат коллегу Брыкина направила — с наказом обязательно на месте помощь оказать. С девяноста девятью процентной вероятностью больной будет излечен раз и навсегда — от жизни, разумеется. А намек это тебе или навет — определяйся сам.

— Подожди-ка… впрочем, продолжай.

— Так вот, теперь о Рудасе… Послушай, капитан, а бутылку минералки я не заслужила? В горле пересохло.

— Давай тогда и кофе повторим. Мне допинг был бы кстати.

— Аналогично.

Капитан распорядился.

На время ожидания заказа сам собой случился небольшой тайм-аут. Капитан задумчиво просматривал бумаги, рассеянно оставив в пепельнице только что прикуренную сигарету. Я про себя прикидывала, что еще и как мне следует сказать, а о чем, напротив, говорить не стоит. Кстати, как это ни странно, я помалу начинала сомневаться в состоятельности своих умозаключений. То, что в голове, внутри самой себя прежде представлялось цельным и осмысленным, отчего-то, будучи озвученным, лично мне казалось слабоватым. Казалось — или всё-таки оказывалось? Ладно, поглядим.

Кофе по-восточному с глотком шипящей минералки из запотевшего стакана пришелся очень кстати.

— Продолжим? — предложил Тесалов. — Ты что-то начала о Рудасе.

— Я помню.

Рудас, да. Дражайший Карабас, милейший наш Альберт Михайлович Рудас, наш образцовый босс, врач Божьей милостию, человек, достойный всяческого уважения, профессионал такого класса, каким мне вряд ли стать, подвижник, страстотерпец и бессребреник — да, это всё о нем…

— Он тебе довольно симпатичен, так? — заметил капитан. — Помочь немного? Ясно же, что если ты права, подчеркиваю — если ты права, то без ведома заведующего в рамках «неотложки» такая… скажем, избирательная, да, зачистка пациентов очень маловероятна. В целом верно? — Я кивнула. — Ладно, предположим, — с неопределенной интонацией заключил Тесалов. — Дальше твоя очередь: аргументы, факты, что-нибудь.

Похоже, дело я проигрывала.

— Я попробую. На много не рассчитывай, — предупредила я. — К тому же первый аргумент ты только что привел: без Рудаса такое невозможно. И посмотри еще раз на статистику: с Рудаса же всё и началось. Те самые три с половиной месяца, их отправная точка, так сказать, — это два его «чехла» в присутствии…

— Что-то вроде пробы сил, по-твоему?

— Скорее поиск алгоритма. Не перебивай. Так вот, об этих двух смертях. Не в том нюанс, что у него их две, то есть больше, чем у остальных, а в том, что эти смерти не были, так скажем, обязательными, понимаешь? Не какая-то запущенная онкология, не три инфаркта кряду, как у Забелина; нет, рядовой расклад. Судя по историям болезни, это были две довольно непростые в смысле патологий, да, однако же вполне сохранные сердечницы. Точь-в-точь как у меня…

— Объясни мне наконец-то — ты-то здесь при чем?!

— При рудасовском чемодане. Это в самом деле надо объяснять. Та моя больная… нет, не так… — Тесалов терпеливо ждал. — Черт, тут придется много объяснять!..

— Я весь внимание, — заверил капитан.

— Отрадно, если так. Нюансы в следующем. У нас на «неотлоге» принято работать со стандартными укладками — личных, персональных чемоданов у нас нет. То есть доктор свои сутки отработал, чемодан коллеге передал, тот его шприцами и лекарствами пополнил, смену отработал, дальше передал. Я ради простоты чуть огрубляю, но именно за-ради простоты, не изменяя суть. Единственное исключение — личный чемодан заведующего, вещь принципиально неприкосновенная, без вариантов так сказать, аминь. Учредил себе наш шеф такую привилегию. Пока понятно?

— Вроде бы — пока. И чего же в нем особенного, в этом чемодане?

— Дефицитов чуть побольше, выбор препаратов чуть пошире, но по большому счету — так, особенно особенного ничего. Дело-то не в этом.

— В чем же?

— В странностях. Опять тот самый случай, когда всяких разных «слишком» — с явным лишком, многовато, перебор. У меня тот день вообще ни к черту не заладился, первая же смена после отпуска. Утром на работу вышла, то да сё, с народом потрепалась, а про чемодан не то чтобы забыла — вроде бы не к спеху просто. Дальше ясно — вызов поступил. И сразу странность первая: по жизни этот вызовешник был из тех, на которые мы поспешаем медленно. То есть я спокойно бы могла и чемодан казенный получить, и не спеша лекарствами пополниться. Но! Рудас чуть ли не пинком меня отправил эту бабушку лечить, во-первых, и с его священным личным чемоданом, во-вторых. Это странность, как ты понимаешь, номер два, причем беспрецедентная. А в-третьих, Рудас однозначно указал, что мне должно с этой пациенткой делать — финоптин на физрастворе в вену уколоть. Нет, это-то как раз не странно, я бы и сама ее лечила именно вот так, там вариантов не было. Третья странность именно что в том, что пациентка тем не менее преставилась!

— Разжуй для ясности.

— А нечего жевать. Человечий организм — система иррациональная. Старушка в самом деле умереть могла на ровном месте, так сказать, от жизни, невесть отчего, на практике такое происходит чаще, чем ты думаешь. Могла от жизни.

— А могла?..

— От моего «лечения». Если физраствор, к примеру, не был физраствором, если ампула была намеренно заполнена чем-либо другим, если Рудас собирался этим сам старушку приморить, а я — так, типа подвернулась. Типа как экспромт.

— Ну, знаешь… Слишком зыбко. Для начала: на кой ляд ему такие «ампульные» сложности, в особенности если Рудас, как ты полагаешь, собирался умерщвлять больную сам. Да еще такой экспромт с тобой за гранью риска…

Я живо возразила:

— Не скажи. Для начала: риска никакого, а вот результат считай что гарантирован. Босс мог быть практически уверен, что на вызове я сделаю всё абсолютно так, как он мне указал. Это было как-никак распоряжение, фактически приказ, и распоряжение в том конкретном случае было адекватное. Это что касается экспромта…

— Ладно, логику я понял. Допустим, соглашусь. А подмена препарата в ампуле? Как и чем, но первое — зачем?

— Возможны варианты. Предположим, Рудас изначально собирался приморить старушку сам. Во-первых, многие из нашей постоянной клиентуры узнаю́т свои, привычные им, ампулы «в лицо». Во-вторых, заведующий мог бы прихватить на этот вызов фельдшера. Это, кстати, вероятнее всего — у Рудаса и так с «чехлами» перебор, а тут свидетель есть на случай осложнений. У нас же доктор при таком раскладе сам не колет — он диагноз ставит и распоряжается. Ни во что не посвященный фельдшер поступил бы в точности как я: взял бы из коробки с соответствующим ярлыком первую попавшуюся ампулу, конкретно — верхнюю, взглянул на маркировку, всё тип-топ — поехали, короче, дело сделано. Теперь о том, как подменить и чем. Физраствор…

— А почему ты на него грешишь, на физраствор конкретно, а не на то, другое, как его…

— Финоптин. У финоптина ампула довольно характерная, на вид фигуристая, с ней химичить сложно. Физраствор же поступает к нам в стандартных десятикубовых ампулах. Представляешь? Берешь такую ампулу, отпиливаешь самый кончик, шприцем с тонкой иглой вытягиваешь содержимое, заполняешь чем-либо другим и без проблем запаиваешь. Если руки не совсем корявые, то никаких проблем, операция особых навыков не требует.

— Чем-либо заполняешь — это чем?

— Ты серьезно ждешь, что я отвечу? — Юрий в самом деле ждал. — Ну, знаешь ли… — пожала я плечами. — Возможны варианты, капитан. Если говорить о данном случае… Теоретически нам нужен препарат, который в сочетании с финоптином должен привести к летальному исходу. Первым из общедоступной фармацевтики в голову приходит новокаинамид. Но можно сделать ставку на простую передозировку, и тогда… ну, папаверин тогда, к примеру: десять кубиков по жиле вряд ли человек переживет. Не знаю, правда, что из этих средств быстрее разлагается — это я уже на экспертизу намекаю. Жаль, справочника нет: думаю, что я смогла бы подобрать еще с десяток «нужных» препаратов. Достаточно тебе?

— Вполне, мисс Криминальный Ум.

— Спасибо.

— Не за что. — Капитан подумал чуть. — И всё же слишком зыбко…

— Да, — согласилась я, — однако, как ни морщись, небессмысленно — по крайней мере, с точки зрения врача. А с точки зрения мента, которым ты хоть и условно, но являешься, взгляни на этот факт, — ткнула я в последний из листов, переданных мной Тесалову. — Посмотри вот здесь и здесь. Видишь? И три с половиной месяца назад, после первого «чехла» в присутствии у Рудаса, и сравнительно недавно, в моем случае с несчастной бабкой Жмарой, соответствующие справки о смертях поучил один и тот же человек — некто Караваев Станислав Викентьевич. Уже есть повод призадуматься, заметь.

— Заметил.

— Лучше поздно, чем несвоевременно. Желаете иронии судьбы? По случайности я с ним знакома — шапочно. Тебя очень удивит, что бывшее жилье безвинно мною убиенной бабки Жмары теперь принадлежит ему? Опять-таки — по случаю узнала… Достаточно с тебя? А если нет, то поимей в виду, что этот некто Караваев — бодигард Басмаева, один из приближенных. Это раз. Об этом деятеле ты наслышан, я уверена.

— Имеет быть такой авторитет, — кивнул Тесалов.

— Именно. А господин Басмаев, между прочим, ко всему еще муж нашей главврачихи. Это два. И третье: по достоверным слухам оный бизнесмен курирует какую-то риэлтерскую фирмочку, как раз имеющую дело с обезличкой. Это всё.

(И то, скажу, чего же боле?)

Я, право слово, выложилась.

— Вот как… интересно.

Да, надеюсь, так. Возможно даже — именно вот так…

А знаете, что самое смешное? Кажется, Тесалов мне поверил — начал верить, судя по всему.


Впрочем же — не знаю, не уверена.

Во всяком случае, когда я назвала фамилию Басмаева, капитан как будто встрепенулся, словно бы почуяв дичь — не в смысле ерунду, а скорее в смысле кушать подано.

— Вот как… интересно, — произнес Тесалов, что-то явно про себя прикидывая. — Хм. Ты знаешь… впрочем, ладно, это подождет, — оборвал он сам себя. — Я могу забрать твои бумаги?

— На здоровье. Прихвати тогда еще и это, — протянула я ему последний из моих листов. — Последки по компьютеру надыбала. Здесь еще полсотни наших пациентов — не пугайся так! — пока вполне живых. Тоже, как ты понимаешь, люди пожилые, тоже все по нашим данным одинокие — тот же самый контингент, короче. Если я ошиблась — что ж, волноваться нечего. Ну а если почему-то в данной группе вдруг приключится мор… — Я нарочито безразлично повела плечами: — Поживем увидим, словом.

— Добренькая ты.

Я возражать не стала… да и то: а что тут возразишь?

Тесалов отложил бумаги, повторил:

— Интересно. В чем-то даже очень даже интересно, особенно в конце. Откуда ты узнала о квартире охранника Басмаева и о риэлтерской шарашке самого Басмаева?

Вопрос был неудобный.

— Как тебе сказать… — Ссылаться на сестренку я не собиралась. — Я же как-никак среди людей живу. Здесь что-нибудь услышишь, что-то там узнаешь… Всё по случаю, короче говоря, — объяснила я не слишком вразумительно. — За достоверность тем не менее ручаюсь.

Странно, но Тесалов не настаивал.

— Предположим. — Юрий глянул на часы: — Время пока терпит — относительно. Проверим-ка твою гипотезу на прочность. Для начала: с нашей химией я, в общем-то, знаком, а в гражданской фармацевтике почти не разбираюсь. Об одном конкретном случае ты мне м-м… нафантазировала, хорошо. А вообще — насколько сложно умертвить больного медикаментозно, да еще и так, чтобы потом никто не докопался?

— Для врача, который знает пациента? Не вопрос. — Я усмехнулась, кое-что припомнив: — Достоверный эпизод из жизни — для наглядности. Я тут давеча клиента чудом из задыха вывела. Обследовался, понимаешь, человек в приличной вроде клинике, диагноз там ему поставили, лечение при выписке назначили. У мужика серьезная гипертония и хронический бронхит с мощным обструктивным компонентом — почти что астма, проще говоря. А добрый доктор на подъем давления ему анаприлин в таблетках прописал. Ну, пациент его и принял, разумеется. А у этого анаприлина, видишь ли, есть одна побочная особенность: он лихо вызывает бронхоспазм, то есть приступ той же самой астмы. То есть от давления таблетку принял человек — и пошел чехлиться от удушья. Улавливаешь юмор ситуации? И ведь это только добросовестное заблуждение, врачебная ошибка, в крайнем случае халатность, словом — ерунда. Подумаешь, коллега свой диплом на барахолке прикупил, с кем не случатся! А теперь представь, что можно сотворить с больным сознательно, с вполне конкретной целью. Ты хочешь, чтобы я нафантазировала м-м… предметно?

— Да, и желательно — доступно.

— Попытаемся. Исходим из того, что мы имеем дело не с умеренно здоровыми людьми, а с теми, у кого в анамнезе два-три хронических заболевания. Возьмем такой пример…

А дальше — извините.

Допускаю, тема в чем-то даже увлекательна, пускай и не для всех, и всё же эту часть беседы я, пожалуй, вынесу за скобки. Согласитесь, не вполне этично тиражировать рецепты практически недоказуемых умертвий с использованием, в общем-то, вполне доступных средств. Я не то чтобы о людях плохо думаю, но… в жизни без того довольно пакостей, не стоит умножать, не так ли? Между прочим, я должна признать: задачка оказалась далеко не тривиальной, тем более без справочной литературы. Давненько же я так не напрягала память, со времен экзамена по фармакологии в Медуниверситете, да еще столь специфически — навыворот. А самое смешное, что иные варианты мне, грешно сказать, изяществом своим пожалуй что понравились; сдается, у меня и в самом деле криминальный ум. При случае попользоваться, что ли? Шучу.

Проехали.

— Я тебя не слишком загрузила? — заключила я.

— Терпимо. По крайней мере, что-то я усвоил… вроде бы, — ответил капитан. — Я так понял, умерщвлять больного непосредственно, в присутствии врача совсем необязательно? То есть можно организовать отсроченную смерть — на день, неделю, месяц, — по желанию?

— Ну, не так чтоб в точности вот так, но… да.

— Иначе говоря, искать прямую связь между посещением врача и смертью пациента не приходится?

— Между официальным посещением врача. Но ты имей в виду, что доктор может навестить клиента и приватно. Тот же самый Рудас, например, частенько практикует частным образом. Пациенты платят, разумеется, но это же не повод, чтобы при нужде их не морить! Кстати, вот тебе и объяснение тех двух старушек в адресе. Одна из них в квартире проживала, а другая в гости к ней пришла, так? Ну и представь себе, что некий доктор Смерть, о визите загодя условившись, пришел с намерением хозяйку приморить. А гостья так или иначе планы спутала — что-то заподозрила, внезапно появилась, что-нибудь еще; не знаю, словом. Вот и пришлось тому в Раскольниковы перепрофилироваться, нервы, надо думать, подвели. Другое дело, что на Рудаса такое как-то не похоже, не в его характере, лощеный он у нас. Ну да всякий человек — скотина с прибабахами… Что скажете, товарищ капитан?

— Что пока вопросов больше, чем ответов. Как, по-твоему, можно реализовать квартиры убиенных пациентов?

— Ты спрашиваешь у меня?!

— А почему бы нет? У тебя пока добротно получается, иногда так даже чересчур.

— Мне сухари сушить?

— Лучше запасись напильником… Так что ты думаешь?

— Послушай, ты всерьез? Юрочка, откуда же я знаю!

— И тем не менее.

Сдается мне, Тесалов отчего-то полагал, что я знаю больше, чем рассказываю. Не слишком-то мне это нравилось, положим… ну да ладно, кто бы возражал — заблуждаться никому не возбраняется. Я вот тоже мало сомневалась, что сейчас мой визави со мной играет втемную — что-то всё-таки ему известно; знать бы — что…

Пока пришлось смириться.

— Всё равно — не знаю, никогда не сталкивалась с этими вещами, — повторила я. — Но не думаю, что это слишком сложно. Большинство людей свое жилье приватизировали, так? Если кто-то не сподобился, квартира числится муниципальной. Значит, вероятны махинации с пропиской. Тогда здесь обязательно милиция замешана, концы искать имеет смысл в паспортном столе. Ну а ежели жилье оформлено как собственность, то всё еще и проще. Как я понимаю, нужно-то всего — паспортные данные больного и нечистый на руку нотариус. То и другое — никаких проблем. Без ведома больного оформляешь завещание, допустим, акт дарения, доверенность какую-нибудь. В наше время, если поискать, для жулья лазейка всяко сыщется… Что скажешь?

Тесалов мельком снова глянул на часы:

— Что время помаленьку поджимает. — Он в задумчивости закурил очередную сигарету. — А если говорить по существу — пока не знаю. Слишком много «слишком», как ты выражаешься. Допуски, натяжки, черт-те что — но ведь, что паскудно, убедительно. Что ж я могу сказать — придется проверять… черт, как не вовремя! Короче, так. Всё это я забрал, — аккуратно сложенные вчетверо бумаги легли в карман тесаловского пиджака, — надо всё обдумать и проверить. Мне нужно пару дней… Да, вот что: кто-нибудь еще об этих документах знает?

Уже и «документы», надо ж!

— Нет.

— Хоть это утешает. Я к тому, что если ты права, то стоит этим документам опрометчиво дать официальный ход, не зная кто еще замешан… как ты думаешь, ты долго проживешь?

— Не думаю. — Причем в обоих смыслах. — Ты допускаешь, что настолько всё серьезно?

— Допускаю. — Юрий не шутил. — А еще я допускаю, что кому-то хочется тебя подставить. Блин, чувствовал же я, что нестыковки в твоем деле могли возникнуть не за просто так!

— Изволь-ка объясниться, — потребовала я.

Капитан темнить не собирался:

— Опять тот пресловутый ложный вызов. Если помнишь, в том подъезде и примерно в то же время умерла гражданка Соловец. Так вот, ты мне тогда сказала, что отсутствовала около пятнадцати минут. Только ты не суетись, твоим словам я доверяю полностью…

— И в чем же дело?

— В расхождениях по времени. Во-первых, ваша старшая сестра, Цуцко, которая тогда диспетчером работала. Цуцко уперто уверяет, что ты отсутствовала около полутора часов. Я списал это на контры между вами, вся «неотложка» в курсе. Баба она в самом деле пакостная…

— Стерва та еще. Но я же…

— Яна, я не сомневаюсь. Скверно то, что есть еще и показания ларечника с приятелем. Я о круглосуточном ларьке на Пражской говорю, ты на вызов мимо проезжала. Ларечник и его приятель говорят, что твоя машина им запомнилась. По их словам выходит, что прошло никак не меньше часа между тем, как ты проехала туда, а затем обратно. Якобы назад ты возвращалась не раньше двух часов. То же время называет и Цуцко.

— Иначе говоря, на основании этих показаний меня бы можно было привязать к убийству Соловец?

— Если бы та смерть квалифицировалась как убийство — несомненно.

Мелочь, но приятно…

— Юра, стоп! Ларек же не работал! Не было там ни внутри, ни рядом никого, я абсолютно точно помню. И вернулась я на базу без двадцати час, одновременно с Калугиным, с водителем моим. И он и я — мы оба на часы смотрели. Более того, Калугин же в ларек за пивом заезжал — и никто в ту ночь там не работал. Он может подтвердить… — И тут я осеклась: — Ох, еханый бабай! Лешка же лежит в реанимации! Автец, подробностей не знаю. Говорят, что дело вроде темное… — Я лихорадочно соображала: — Слушай, капитан, это же бредятина какая-то. Для совпадения это слишком…

— Я не удивлюсь, — мрачновато обронил Тесалов. — А я-то в простоте душевной полагал — это я гадючник ворошу по долгу службы. Во что же ты такое влипла… ладно, риторический вопрос. Всё-таки давай не торопиться с выводами. Сможешь мне помочь? Нужно завтра же скопировать всю базу данных вашего компьютера. Сумеешь это сделать незаметно?

— Не вопрос.

— Отлично. Только, ради бога, больше — ничего, не вздумай что-то предпринять самостоятельно. Я надеюсь на твое благоразумие. Будь более чем осторожна, обещаешь?

Почему бы нет.

— Конечно, капитан.

Я даже и сама почти поверила.

Теперь уже и я взглянула на часы:

— Я так понимаю, темпус фугит?[13]

Было около восьми.

— Да, засиделись мы.

Тесалов подозвал официанта, намереваясь расплатиться. Не скажу, по делу или нет, но удивили меня оба:

Шурик:

— За счет заведения, товарищ капитан.

Юрий:

— Мы знакомы?

Шурик:

— Положение обязывает — с правоохранительными органами следует дружить. У нас так принято.

И Юрий:

— Сам сказал, настаивать не буду. Сочтемся как-нибудь.

Такой вот диалог. Мне почему-то не хотелось делать выводы…

Так, ладно, дальше что? Еще одна глава, не вспомню сразу же, которая по счету. Ах, да…

Загрузка...