Без прямых улик

6.45

— Умываться, одеваться, петушок пропел давно… — с привычными словами Клава открыла дверь в комнату сына и поняла, что будить его не придется.

Максим, даже не обратив внимания на мать, продолжал завороженно сидеть за экраном монитора, а пальцы бегали по клавиатуре. В комнате от сигаретного дыма было как в утреннем тумане.

— Ну я же просила не курить в квартире! — Она решительным шагом направилась к окну. Ругать сына за курение, как таковое, она уже не могла — вышел из детского возраста.

Вовремя не доглядела, теперь чего уж. Но отвоевать у мужчин хоть жилые помещения нужно во что бы то ни стало. Хотят курить — пусть занимаются этим в туалете, как чем-то не очень приличным. — Ты слышишь? Я с кем тут разговариваю?!

— А? Что? — очнулся Максим и, заметив мать, суетливо защелкал мышкой. Но Клавдия все же успела выхватить взглядом с монитора несколько слов: «Мои разгоряченные губы обволакивают твой…» Что обволакивают чьи-то разгоряченные губы, Клавдия прочесть не успела, но, глядя на покрасневшее лицо сына и на его бегающие глазки, догадаться было нетрудно.

— Я тут это… Конспект… Засиделся немножко… — промямлил он невнятно, стараясь не смотреть матери в глаза.

— Ох уж этот мне Интернет… — покачала головой мать, сделав вид, что ничего не сообразила. — Иди хоть умойся, я уж и не знаю, как ты сегодня на лекциях высидишь целый день. Завтрак через десять минут.

Ленка зато спала так, что пришлось даже стащить с нее одеяло, чтоб только она подала хоть какие-то признаки жизни.

— Опять вчера читала допоздна? — Клавдия покачала головой и подняла с пола книжку. «Фонтаны любви» какой-то Марианны Рональдес. — Это вот эта бурда так тебя увлекла?

— Ма-ама… — Лена выхватила у нее из рук книгу и сунула ее под подушку. — А что, нельзя?

Что было ответить? Клавдии на какое-то мгновение стало немного не по себе. Не по себе от того, что сын ее всю ночь напролет занимался за компьютером какими-то непристойностями, дочь читает всякую чушь, содержание которой наверняка тоже далеко не целомудренно, а она, мать, даже не может им этого запретить, потому что — свобода, господа, демократия-с!

— Поторопись к завтраку, — коротко сказала она, тяжко вздохнув.

— Может тогда выйдешь? — фыркнула в ответ Ленка. — Мне одеться надо.

— Так одевайся, — пожала плечами мать. — Ты что, меня стесняешься?

— Кане-ешна! — ответила Ленка, посмотрев на Клавдию так, будто она ей не мать, а какая-то посторонняя женщина. Даже не женщина, а скорее мужчина.

Ну вот, дождалась. Уже родная дочь начинает ее стесняться. Ничего не оставалось, как выйти и поспешить на кухню готовить завтрак.