Без прямых улик

10.20

Дверь открыли сразу. Света посмотрела на Клавдию и молча отступила, давая ей пройти.

— Петр, подожди меня внизу, — сказала Дежкина Давыдову, который собрался войти вместе с ней.

— Да я тут, в коридорчике…

— Я сказала — внизу! — Клава закрыла дверь прямо перед его носом.

— Проходите. — Света тихо пропустила ее в комнату.

— Здравствуйте, — поздоровалась Дежкина с маленького роста полным лысоватым мужчиной. — Вы, наверно, Антон Ильич?

— Федоричев Антон Ильич, — ответил тот, пристально глядя на Клавдию маленькими глазами.

Клава села на стул. Супруги расположились напротив нее рядышком друг с дружкой. Некоторое время так и сидели, молча изучая друг друга.

Вглядываясь в непроницаемые лица этих серых обывателей, Клава пыталась понять, права она или нет. Хоть бы крупица на ту или иную чашу, чтобы нарушить зыбкое равновесие.

— Вы, собственно, по какому вопросу? — спросил Федоричев каким-то неприятным скрипучим голосом.

И эта сухая канцелярская фраза как лезвием полоснула по мозгу. Ну конечно, как она могла сомневаться. А теперь он сидит и спрашивает, по какому она вопросу.

— Вчера вечером произвели вскрытие, — сказала она спокойно, внимательно наблюдая за реакцией этих двух людей.

— Мы знаем, — так же спокойно ответил Федоричев, как будто речь шла не о женщине, которая его вырастила, а о совершенно постороннем предмете.

— А я знаю, что вы знаете. — Клава улыбнулась одними губами.

Это было как поединок, как дуэль. У кого больше выдержки, тот и победил. Обычно Клавдия заранее знала, что сможет победить, была уверена, что у нее нервы окажутся крепче, потому что она права. Но, вглядываясь в эти непроницаемые, каменные лица, она вдруг почувствовала, что сейчас такой твердой уверенности в ней нет. У этих людей нервы, как канаты. Если у них вообще есть нервы.

— И что показало вскрытие? — спокойно спросил Федоричев, вдруг одним махом перехватив инициативу.

— Смерть от переохлаждения, — ответила Дежкина.

— Тело уже можно забрать? — Теперь уже он задавал вопросы, а она должна была отвечать. Это никуда не годилось.

— Можно. Но я пришла не за этим.

— А за чем? — Федоричев слегка приподнял бровь, как будто был немного удивлен. Нет, он действительно хорошо держится.

Клавдия вдруг отвернулась от него и повернулась к Светлане. Интересно, а у нее какие нервы?

— Я пришла посоветовать вам самим прийти. И нам будет легче, и вам, конечно.

Светлана как-то побледнела в одно мгновение, заморгала глазами и быстро залепетала:

— Нет, Клавдия Васильевна, вы все неправильно поняли, мы эту задвижку давно хотели снять, еще на прошлой неделе, а что касается телефона, то…

— Успокойся, милая. — Федоричев положил руку ей на плечо, оборвав на полуслове. — Гражданина следователя это не интересует. Или гражданку? Как вас называть? Может, товарищ следователь?

— Госпожа. — Клава еле сдерживала злую иронию. — Госпожа следователь. У нас ведь теперь все господа.

Все, первая брешь пробита. Теперь нужно долбить в нее, пока не завалили.

— Вы забыли про таблетки, — сказала она Светлане.

— В каком смысле? — осторожно спросил Федоричев.

— Не нужно было говорить, что она лекарства принимала. Кровь у нее чистая была. Таблеток она уже с полгода не принимала. С мая месяца, если быть точным.

— Может, и не принимала. — Антон Ильич нервно дернул плечами. — Может, она нам просто врала, откуда нам знать? Мы же не можем за всем уследить.

— Да-да. «Разве я сторож брату моему?…»

— Какому брату? — настороженно спросил Федоричев. — Нет у меня братьев, я один ребенок в семье.

— Это так, цитата.

— Ой, вы знаете, у нас совсем мало времени. Нам еще нужно за гробом заехать, из морга ее забрать, на кладбище… Так что вы, пожалуйста, если можно, говорите, что вам нужно, а то вы нас задерживаете.

— Ничего, долго не задержу. — Клавдия с удовлетворением отметила, что Антон Ильич вытирает платочком вспотевшую лысину.

— Я, честно говоря, вообще не понимаю, о чем вы говорите, — опять вмешалась Светлана. — Если у вас какие-то вопросы к мужу, то…

— Нет, вы все понимаете, — перебила ее Дежкина. — Или вы просто так Давыдова в постель уложили? Это ведь вы его натолкнули на мысль предложить вам помощь. Лучше алиби не придумаешь.

— Ни на какую мысль я его не наталкивала! — возмутилась Светлана.

Но и только. Ни крика, ни нервов. Вот, наконец, прокололись.

— Значит, Антон Ильич, это для вас не новость? Да уж какая новость? Сами, поди, жену и уговорили?

— Как вы смеете?! — запоздало встрепенулся Федоричев.

— Ну, если бы не знали, сейчас не сидели бы так спокойно, а бросился бы выяснять отношения.

— Ну и что?! — Голос у Федоричева начал дрожать. — То, что моя жена трахалась на стороне, еще ничего не доказывает.

— А я вообще ни с кем не трахалась! — спохватилась его жена. — Почему это вы решили, что я…

— Поздно, — перебила ее Клавдия. — Раньше эта реплика была бы к месту, а теперь вы переигрываете.

— Ну я же тебя просил — помолчи… — Федоричев схватил жену за руку и так сильно сжал, что Светлана вскрикнула от боли.

— Пусти меня, у меня на кухне дел полно. — Она неуклюже перебралась через ноги мужа и ушла на кухню.

Клава с Антоном остались вдвоем. Сидели и сверлили друг друга взглядом. Клава очень хотела, чтобы это было похоже на удава с кроликом, но Федоричев был отнюдь не кролик.

Это был скорее хорек, забившийся в угол. Хоть и боится сам, но голыми руками его не возьмешь — палец может оттяпать.

— Скажите, только честно, — просто попросила она. — Мне хочется понять. Это все из-за квартиры? Или она просто так вас допекла? Что может заставить человека пойти на такое?

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — тихо ответил он, опустив глаза.

— Все вы прекрасно понимаете, Федоричев. — Клава вдруг почувствовала, что ей с каждой секундой все больше и больше хочется просто раздавить это существо, раздавить, как таракана.

— Нет, не понимаю. — Он опять посмотрел на нее. И опять его взгляд был бессмысленным и непроницаемым, как вначале.

И только тут Клавдия поняла, что проиграла. Проиграла давно, проиграла уже тогда, когда пришла сюда брать их на испуг, взывать к их совести. Если бы не пришла, они до конца жизни тряслись бы от страха при каждом звонке в дверь, ждали бы ее прихода изо дня в день. А теперь она пришла и показала, что нет у нее никаких доказательств. И значит, нечего им больше бояться. Что толку с того, что она знает, если доказать ничего не может. Ну и пусть себе знает. Главное, что другие никогда не узнают. И все останется шито-крыто. И значит, правильно они все рассчитали.

Федоричев встал и вышел на кухню. Клавдия осталась в комнате одна. Сидела на стуле и слушала, как супруги о чем-то шепчутся между собой. И смотрела на дверь в старухину комнату. Место, где была задвижка, уже было предусмотрительно закрашено красочкой. Как будто ничего и не было…

— …Ну и что? Она все равно ничего не докажет! — донесся до нее шепот Антона Ильича. — Ну и пусть себе знает…

Клава вынула из сумочки фотографию Дарьи Александровны, положила ее на столик, встала и тихонечко вышла из комнаты.

— Ну чего? — спросил Давыдов, заглядывая ей в глаза, когда она села на заднее сиденье его машины. — Все разрешилось?

— Нет. — Клава покачала головой. — Ничего не разрешилось.

Петя дальше спрашивать не стал. Страшно было интересоваться дальше.

В прокуратуру? — спросил он, повернув ключ зажигания.

— А знаешь что, Петь, отвези меня домой, если не трудно, — сказала вдруг Клава.

— Как это? — он удивленно посмотрел на нее. — Еще ведь только начало дня.

— Ну и что? — Она пожала плечами. — Не хочется мне сегодня работать. Нет настроения.

— Ну, как скажете. — Он покачал головой и начал выруливать со двора. — А когда диагностику будем делать?

— Не будем.

— Почему? — обернулся Петр.

— Знаешь, Петя, — сказала Дежкина давно придуманную фразу, — я с пособниками убийц дела не имею.